bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 6

Через пару недель от корнуолльского акцента не осталось и следа – вместо этого ее речь приобрела манерную медлительность: именно так говорили профессора на лекциях и семинарах. Ужин она стала называть обедом, а привычный обед превратился в ланч. Не считая коротких визитов в Пензанс (акцент возвращался в районе Плимута), она никогда не выходила из роли и горя не знала. Но ей так и не удалось снискать одобрения матери: “Ты ведь теперь считаешь нас людьми второго сорта, да? Ну-ну, поживем – увидим! Чем выше взлетаешь, тем больнее падать, не забывай об этом”.

Рут нашла работу на Би-би-си, потом вышла замуж, сменив фамилию с Яго на Фернивал. Адам оказался умным, смешным и заботливым. Все его родственники имели отличное образование и были уверены в себе. Аристократической твердостью характера они напоминали ей героев “Возвращения в Брайдсхед”. Рут восхищалась ими, но никого из них не понимала. Разве можно поговорить с кем-то по душам, если так тщательно скрываешь свое истинное я? В конце концов ей удалось подстроиться – и это главное.

И вот, десятки лет спустя, она играет еще одну роль: пережившую менопаузу, замужнюю и все еще работающую Рут, хозяйку опустевшего гнезда. Внуков, похоже, не предвидится, а ведь они могли бы немного изменить сложившийся расклад. Ради чего теперь жить? Кем быть? Что делать? Вариантов немного, ведь она привязана к Адаму. Их судьбы оказались скреплены общей историей и семьей, словно стальной паутиной, а дом превратился для них в кирпичный корсет: сколько всего хранится в тайне под его шиферной крышей! Они не смогли бы устроить себе передышку от семейной жизни – даже если бы захотели.

Она была уверена, что Адам никогда об этом не задумывался: он всегда был одинаков, никогда в себе не сомневался и не видел необходимости меняться. Она чувствовала его ритмы: он работает внизу, подшивая документы и продумывая структуру и порядок своих аргументов. Примерно каждый час она слышала его шаги в коридоре, бурный ропот чайника и звонкий скрежет фарфоровой кружки по гранитной столешнице. Она представляла, как он засучивает рукава джемпера, зевает и потягивается, перед тем как взять ручку и накинуться на свежую стопку бумаг, как пишет едкие заметки на полях, чтобы отметить слабые места в показаниях свидетелей или сомнительные пункты в законе. Для своих лет он в отличной форме – не растолстел, как несколько его коллег, – по-прежнему привлекателен, женщины не прочь с ним пофлиртовать. Ей вспомнились голоса из кинозала и закрутились в голове, как заевшая пластинка: “Когда-то была само очарование… когда-то была… когда-то была…”

Она зашла в ванную и посмотрела в косметическое зеркало, стоявшее рядом с бритвенными принадлежностями: оттуда на нее глазело гигантское лицо, в десять раз больше нормального размера. На смену ранним неприятностям менопаузы пришла фаза “бородатой женщины”: со вчерашнего утра на лбу, над верхней губой и на подбородке появились новые волоски. Она принялась выщипывать их пинцетом – пагубное и к тому же совершенно бесполезное действие, как выметать песок с пляжа. Ее подруги ходят в дорогие салоны, где нитью выщипывают брови в стиле Фриды Кало и удаляют усы. Однажды Рут последовала их примеру, но процедура оказалась настолько болезненной, что она решила бороться с проблемой своими силами. Однако шансов на победу в этом бою у нее не было. Она пользовалась дорогими кремами, ходила к косметологу, но все-таки кожа была уже не та.

Иногда, стоя в одиночестве, рассматривая лицо и стремясь его улучшить – или скорее притвориться сорокалетней женщиной, – она мучилась приступами жуткой паники. Она готовит свой внешний вид для какой-то цели, но какой? И где же настоящая Рут? Кто на самом деле все пристальнее следит за ней и изощренно над ней издевается? Она чувствовала, что давным-давно утратила часть себя и изображение в зеркале представляет собой что-то вроде набора разрозненных частей: разрыв между внутренним миром и внешностью увеличивается с каждым днем. Натягивая кожу, чтобы вырвать гадкие, толстые волоски, она слышала пессимистично-злорадный голос матери: “А чего ты хотела, девочка моя? Быть женщиной не сахар, вот увидишь!” Рут перевернула зеркало. Гораздо лучше: в размытом отдалении она снова казалась себе молодой, а значит, цель достигнута, ведь так?

Рут вернулась в кровать и выключила свет. Как только она уснула, голоса в голове злобно зашептали:

В твои-то годы!

Не сахар, вот увидишь!

Как тебе не стыдно?!

Когда-то была само очарование…

Убирайся отсюда!

Годы никого не щадят… никого не щадят… никого…

4

Погожий денек в Брокли, небо чистое, и комната полна света. Лорен пятый день не выходит из дома, до сих пор не была на улице. Здесь – подальше от колясок, детей и младенцев, беспечно качающихся на пышных грудях матерей, – гораздо безопаснее. В начале беременности ее собственная грудь налилась, готовясь выполнять свою главную функцию, соски стали чувствительны к температуре и прикосновениям, однако теперь они сморщились и загрубели. Матка все еще немного кровоточила, будто плача о потерянном ребенке. Днем, пока Дэн был на работе, она спала или бродила по дому в сером велюровом халате, натянув капюшон, и разглядывала тщательно обставленное семейное гнездышко: безупречно чистые бледные стены, деревянные полы без единого пятнышка, книги, горшки и чудесные скульптуры, аккуратно выставленные на полках. Безопасно, но чересчур стерильно.

* * *

Они въехали в этот дом сразу после медового месяца. С каким воодушевлением они забирали ключи у агента по недвижимости! Пока не привезли мебель, они лежали в спальне на голом полу и представляли себе следующий этап совместной жизни: как занимаются любовью на широченной кровати, которую они договорились купить, обустраивают детскую в мансарде, как в рождественское утро их будят двое деток с праздничными чулками в руках. Как жестоко судьба наказала их за беспечную уверенность. Трижды у Лорен забирали яйцеклетки и оплодотворяли их спермой Дэна: в измотанную матку подсадили девять эмбрионов. Они привыкли к отсутствию спонтанности и затухающей страсти – секс превратился в механический процесс для достижения цели, который максимально эффективно запланировать на определенное время. Дэн научился делать Лорен инъекции с гормонами и справляться с потоком эмоций, вызванным лечением.

Несмотря на то что она проходила через это множество раз, потеря стала для нее шоком. Она стояла у окна в гостиной и смотрела на машины и людей, осознавая, что ее трагедия ничуть не затронула мир вокруг.

“Постарайтесь не замыкаться в себе”, – говорила она вслух, имитируя спокойный, умиротворяющий голос специалиста по когнитивно-поведенческой терапии, и закручивала красный резиновый браслет, обвивавший правое запястье, пока ощущение стянутой, онемевшей кожи не затмевало боль. Ей посоветовали носить браслет не снимая и затягивать его, когда в голову лезут дурные мысли, – так мозг постепенно научится избегать пагубного воздействия. Лорен сказали, что, если сдавить артерии, выделится адреналин, и это действие показалось ей щадящей заменой порезам на запястье – нет ни вреда, ни чувства вины.

Они лелеяли каждый эмбрион и оплакивали их гибель. Эти переживания сплотили их и отлучили от остального мира, потому что больше никто не понимал их скорбь. Порой, когда Дэн был на работе, Лорен доставала из глубин прикроватного столика конверт с распечатками. Тринадцать маленьких черно-серых снимков – уголки нескольких из них уже начали немного загибаться. Это все, что осталось от семерых детей, которые обосновались в ее чреве, а затем ушли. Она раскладывала их на одеяле и подолгу рассматривала, предаваясь нежным воспоминаниям.

Лорен с Дэном совершенно не вписывались, отставали, выбивались из общей картины. У немногих ее подруг были дети, но почти все его друзья уже имели по одному или даже по два ребенка. Люди начинали было спрашивать – и неоконченный вопрос неловко повисал в воздухе. Более чуткие знакомые старались при них не распространяться об успехах своих чад, не назначать встречи в кафе, куда часто заглядывают счастливые мамочки, и не рассылать приглашений на обеды, где существует вероятность опасной встречи с молодыми семьями. Хуже всего было на Рождество.

Обыкновенная удача других становилась невыносима. Когда очередная пара друзей объявляла о беременности, Лорен испытывала почти физическую боль и впоследствии старалась их избегать, потому что не могла скрывать душившие ее мерзкие чувства. Ее мучила зависть, когда она слышала истории о женщинах за сорок, которым с легкостью удалось родить, или о тех, кто производил на свет по три-четыре ребенка, когда у нее не получалось выносить даже одного. Из-за этой ужасной несправедливости она чувствовала себя ущемленной, и в ее душе копилась злоба. В их круг общения входило все больше бездетных друзей: так было легче.

Телефон завибрировал. Лорен сунула руку в карман и нащупала его среди скомканных влажных салфеток.

Все время думаю о тебе

Может встретимся?

Выпьем чаю или прогуляемся?

Представляю, как тебе нелегко.

Люблю, целую

Лорен положила телефон на подоконник. Всю свою жизнь она относилась к матери с опаской. Однажды, в первый год средней школы, мама разрешила ей в конце четверти ложиться спать позже и приходить к ней на съемки. После одного из таких походов Лорен услышала, как ее коллега говорила с восторгом: “Как же тебе это удается, Рут? Успеваешь работать, уделять время мужу, заботиться о детях, еще и умудряешься заставить всех плясать под твою дудку. Вот что значит профессиональный управленец!” “Так вот как это называется, когда мама всерьез берется за тебя”, – подумала Лорен. Ей не хотелось, чтобы ею управляли: ее высокая, красивая и наглая мамаша обожала залезать в душу и везде совать свой нос. Если пригласить ее домой сегодня, она со своим сочувствием разбередит старые раны, вновь открывшиеся после выкидыша, и сделает только хуже. В этот раз все было просто ужасно: она позволила себе поговорить с ребенком – о том, какой замечательной будет их жизнь и что все их мечты наконец исполнятся. Она играла с судьбой, и та поразила обоих. Лорен ответила:

Спасибо, мам. Не переживай,

все хорошо, приезжать не нужно.

Еще увидимся, целую.

Сквозь стекло она видела раскидистые кроны деревьев: ярко-желтые листья вперемешку с темно-коричневыми. На ветках грелись в лучах осеннего солнца розово-серые, по-летнему пухлые голуби. Кто-то мог бы назвать этот день чудесным, но только не Лорен.

Она положила руки на талию и попыталась их соединить: плоть довольно легко поддалась. Восемь дней назад ей казалось, что живот стал более упругим и сильнее выдавался. Она подолгу стояла боком у зеркала в ванной и представляла, как он понемногу растет.

“Бесплодная. Бездетная. Бесполезная”. Она натянула резиновый браслет – так всадник натягивает поводья, пытаясь сдержать огромную обезумевшую лошадь.

“Если станет совсем невыносимо, постарайтесь отвлечься от этих чувств. Займите себя делом, какой-нибудь физической активностью”, – советовал психотерапевт. Лорен открыла оконную задвижку, подняла нижнюю створку, и она со стуком врезалась в раму. В комнату ворвались запахи и звуки с улицы: пары бензина и сладковато-терпкий аромат гниющих листьев, гул машин, визг полицейской сирены и детский смех, доносящийся со школьной площадки на соседней улице. Лорен отпрянула от окна, и в ту же секунду с дерева беззаботно слетел голубь и приземлился прямо на узкий подоконник. Черные глазки осмотрели ее и забегали по комнате в поисках добычи.

Она на цыпочках подошла к журнальному столику, взяла из открытой пачки печенье и покрошила его на подоконник. Птица на мгновение отшатнулась, намереваясь взлететь, но затем передумала и опустила голову, изучая еду. Голубь искоса посмотрел на Лорен и принялся клевать крошки.

Зазвонил телефон, и птица тут же упорхнула. Лорен закрыла окно и посмотрела на экран: Алекс сидела за кухонным столом у себя дома в Сан-Франциско и поедала мюсли.

– Привет! У меня есть двадцать минут, потом убегаю на работу. Я тут недавно кое-что узнала и хочу тебе рассказать. – Алекс на секунду замолчала. – Ты такая бледная, как себя чувствуешь?

Лорен вздохнула:

– Не очень. Мне снилось, что я все еще беременна, а потом проснулась и вспомнила, что никакого ребенка нет. Как будто снова его потеряла. После этого было несколько сильных панических атак. Кажется, я не выживу, если не смогу иметь детей.

– Сможешь! – Алекс подняла руки над головой, будто ангел, прибывший с вестью. – У меня для тебя отличные новости из Калифорнии, мировой столицы суррогатного материнства. Вчера я взяла выходной и обзвонила все клиники из списка, который ты мне отправила.

– Спасибо, – равнодушно ответила Лорен.

– А еще я заехала в те шесть, что были ко мне ближе всего, и кое-что взяла, – сказала Алекс, размахивая веером из брошюр. – В отличие от сайтов, тут подробно расписаны все цены. И везде есть суррогатное материнство. Когда сможешь встретить курьера?

– Не стоит, лучше отправь по почте.

Алекс нахмурилась.

– Но ведь еще позавчера ты говорила, что это очень срочно, потому что тебе нужно как можно скорее найти клинику.

– Знаю, но вчера мы разговаривали с Дэном, и вдруг он говорит: “Может, не будем заводить детей? Что в этом такого ужасного?” Представляешь?! – Лорен посмотрела на сестру с тревогой.

– Это всего лишь мнение, – мягко ответила Алекс. – Большинство моих друзей уверены, что лучший способ помочь планете – это не заводить детей. А те, кто все-таки хочет ими обзавестись, готовятся к усыновлению. Они считают, что это наивысшее проявление культуры разумного потребления, – сказала она, но затем спохватилась и добавила: – Но у тебя же есть свои эмбрионы, так что было бы логично их использовать. Не волнуйся по поводу Дэна: он еще не оправился. Он обожает тебя и сделает все, как ты захочешь.

– Не уверена, – ответила Лорен, разрывая салфетку на длинные тонкие полоски. – Когда я забеременела в прошлый раз, мы с Дэном договорились, что, если не получится, напрямую обратимся к суррогатной матери в Штатах. В клинике сказали, что это лучший вариант. Но теперь он не в восторге от этой идеи.

– Почему?

– Переживает по поводу денег и не хочет затягивать пояса еще на пять лет – ему кажется, что мы не потянем такой большой кредит. Плюс ко всему, он начитался негативных отзывов о коммерческом суррогатном материнстве в интернете и отказывается эксплуатировать бедную, несчастную американку, которая может не до конца понимать, на что подписывается. Я тоже не горю желанием снимать утробу неизвестной женщины в аренду – очень спорная услуга, но разве у нас есть другой выход?

Алекс открыла блокнот с заметками.

– Он прав, это недешево – минимум сто пятьдесят тысяч долларов, плюс придется оплатить госпошлину за перевозку ребенка в Англию.

Лорен опешила.

– И речи быть не может, у нас нет таких денег.

– Погоди, – сказала Алекс и отхлебнула кофе, – есть еще один вариант.

Она наклонила голову и посмотрела на Лорен с хитрой улыбкой.

– И какой же?

– Я могу выносить вашего ребенка. Я в деньгах не нуждаюсь, у меня высокооплачиваемая работа и медицинская страховка, вы с Дэном сможете пожить у меня в гостевой комнате. Мне не нужно платить, так что забудьте про ваши дурацкие моральные терзания. – Она замолчала и вгляделась в экран. – Ты что, плачешь?

Лорен скомкала обрывки салфетки и вытерла слезы.

– Прости, я просто… Я слышала, что сестры так делают, читала всякие истории в интернете, но мне даже не приходило в голову обратиться к тебе. Ты всегда говорила, что не хочешь рожать.

– Мне никогда не хотелось стать мамочкой, но я с радостью выношу ребенка для тебя. – Алекс улыбнулась. – Но только при условии, что ты точно заберешь его себе!

– А если что-то пойдет не так?

– А что может пойти не так? Я здорова, в отличной форме, а вот здесь… – она похлопала себя по животу, – у меня простаивает репродуктивная машина. Ну что, попробуем?

Лорен шмыгнула носом.

– Прости, я все никак не могу поверить… Ты серьезно?

– Абсолютно.

– Я буду счастлива, если ты подаришь нам ребенка, – сказала Лорен, сверкая улыбкой. – Я поговорю с Дэном, а тебе нужно будет обратиться к специалистам, чтобы узнать обо всех рисках и полностью понимать, на что ты соглашаешься. Договорились?

– Конечно! – Алекс посмотрела на часы. – Только не сегодня и не завтра: у меня выездная конференция. И ровно через четыре минуты я должна сесть на велик, чтобы успеть провести презентацию для совета директоров. Потом поболтаем, хорошо?

– Я так тебя люблю и мечтаю тебя обнять!

– Я тоже, сестренка!

* * *

Лорен сделала себе чашечку кофе и наслаждалась непривычными ощущениями: кофеин был под запретом все годы, пока она старалась забеременеть, и эта чашка стала маленькой компенсацией за все ее неудачи. Она представляла себе, что скажет Дэн, когда узнает о предложении Алекс. Вдруг он предпочтет официальный вариант и предложит заключить договор, чтобы не полагаться на щедрость ее семьи? Она подошла к черно-белой фотографии, сделанной через несколько месяцев после их встречи: они стоят лицом друг к другу, руки лежат на плечах, он улыбается, глядя на нее сверху вниз, а она смотрит на него и смеется. Такие беззаботные и уверенные, такие счастливые, что нашли друг друга. Кажется, будто это было в другой жизни.

В то время она жила в коммуне художников в Уонстеде и, помимо работы в студии, перебивалась низкооплачиваемыми халтурками. Однако ей удалось набрать достаточно коллажей на персональную выставку в галерее лондонского Ист-Энда. Как-то раз в обеденное время, вскоре после открытия, туда зашли несколько сотрудников инженерной компании, что была неподалеку: один из них купил принт, а потом пригласил Лорен на свидание. Он был не в ее вкусе, да и выглядел значительно старше в этом своем костюме, при галстуке и с типичной прической парня из Сити. Но оказался довольно привлекательным и смешным. В винном баре он признался, что раньше никогда не ходил на выставки и купил картину ради того, чтобы поговорить с ее автором. Он закидывал ее вопросами, и вот Лорен уже рассказывала ему о себе: как она волновалась, что никогда не сможет зарабатывать картинами, как настоящий художник, и в конце концов будет вынуждена поступить в университет и найти “нормальную работу”, скучную до ужаса, просто чтобы хватало денег на еду. Такую жизнь ей пророчила мать, советуя превратить творчество в хобби и отодвинуть его на второй план.

– Это же глупо! Во всех отзывах в интернете пишут, что ты гений, к тому же половину картин уже раскупили. – Он говорил пылко, с искренней убежденностью. – Твоей маме не мешало бы купить очки. Или она у тебя художественный эксперт?

– Нет, она снимает сериалы для телевидения.

– Видимо, ей хочется, чтобы ты жила по ее сценарию. Интересно, из каких книг по воспитанию родители берут все эти трюки?

Лорен засмеялась, испытывая удивительную радость от бунтарства.

– Мама нас любит, но иногда перебарщивает. Она всегда уверена в своей правоте. Сестре с этим проще – у нее мозг размером с планету, и училась она лучше всех, что в школе, что в универе. А я постоянно ссорилась с мамой, пока она не разрешила мне поступить в художественный колледж. Мы с ней слишком разные: я глупенькая и влюбленная в искусство, а она пробивная и целеустремленная. – Лорен замолчала. – Очень грубо с моей стороны так о ней отзываться. Все стало не так плохо, когда я уехала из дома. Да и мама всегда выручает, если мне не хватает на аренду. А твоя мама какая?

Дэн ухмыльнулся:

– Судя по всему, полная противоположность твоей.

Он рассказал, что его мама – самая обыкновенная, никогда не вмешивалась в его жизнь, если видела, что он счастлив. Благодаря ей вся семья держалась вместе, и именно поэтому новость о ее раке груди стала для них большим ударом. Он младший из трех сыновей и, когда ей поставили диагноз, он еще был студентом. Отец не справлялся, поэтому Дэн взял академический отпуск на год, чтобы приглядывать за ними. Он потер лицо, будто пытаясь стереть воспоминания.

– Она прошла через операцию и химиотерапию, последний год в ремиссии, но опухоль оказалась очень агрессивной, так что вполне вероятно, что болезнь вернется, – сказал он, и его зрачки сузились. – Мы воспринимаем родителей как должное, а потом что-нибудь случается, и ты вдруг осознаешь, что они не вечны. Пришлось очень быстро повзрослеть.

– Какой кошмар, – сказала Лорен. Глаза пощипывало от накатывающих слез.

– Да уж.

Они смотрели друг на друга не отрываясь.

– Отец моего папы умер, когда ему было семь, и его мать сказала, что отныне он глава семьи.

– Ничего себе, как можно говорить такое маленькому ребенку?

– Мама говорит, что со смертью отца в нем тоже что-то умерло, и, мне кажется, на него это очень сильно повлияло. Он очень закрытый и сдержанный человек. Ему пришлось самому разбираться, как быть отцом, потому что не с кого было брать пример.

– Ужасно. Тогда мне вообще грех жаловаться – оба родителя живы, – сказал Дэн. – Прости, не знаю, как мы пришли к этому разговору. Давай сменим тему.

Обсуждение перетекло в более спокойное русло: выяснилось, что они оба любят техно, Гластонбери и бразильскую еду. Дэн признался, что обожает спорт и с детства болеет за футбольный клуб “Астон Вилла”. Он вырос в Мидлендсе, его отец работал на британскую железнодорожную компанию, а мать подрабатывала в школьной столовой. Он подшучивал над Лорен за то, что она из среднего класса, что родилась и всю жизнь прожила в мегаполисе на юге страны – по факту, в роскоши. В свою очередь Лорен заметила, что вообще-то жила так на птичьих правах. Дэн засмеялся: она даже не представляет, в каких условиях живет большая часть страны, и отныне его долг – раскрыть ей глаза. Теперь никаких винных баров: пиво и самая простая еда из дешевеньких пабов нравились ему гораздо больше.

Довольно быстро они стали парой. Родители Дэна отнеслись к Лорен даже слишком дружелюбно, но она почувствовала их удивление – даже намек на разочарование – и полюбила его за это еще сильнее. Он все время ее смешил, и, находясь с ним рядом, она могла по-настоящему расслабиться и быть самой собой. Он никогда не заставлял Лорен сомневаться в своей преданности и после свадьбы предложил ей поменьше преподавать и побольше заниматься творчеством. Пока шло лечение от бесплодия, в их паре царило полное взаимопонимание: они уверенно двигались вперед, поочередно поддерживая друг друга, и поэтому его недавняя перемена во взглядах вызывала такую тревогу.

* * *

Как только Дэн вернулся с работы, Лорен рассказала ему о предложении Алекс. Он ответил довольно осмотрительно: сказал, что есть плюсы и минусы, на обдумывание которых ему потребуется пара дней. Они часами топтались на одном месте, обсуждая деньги, планы и кандидатуру Алекс, но тут у Лорен закончилось терпение, и она обвинила мужа в том, что он хочет лишить ее последнего шанса на материнство. В конце концов Дэн сдался.

В тот же вечер перед сном Лорен написала Алекс:

Дэн в восторге, попросил

тебя поблагодарить. Нужно

еще обсудить пару моментов,

но мы точно хотим рискнуть!

Спасибо!!!! Моя самая лучшая,

любимая сестричка! Целую!!!!

Она погасила свет и увидела перед глазами картину, которую представляла себе последние шесть часов: они стоят в родильной палате американской клиники, и Алекс с последним усилием и победным криком производит на свет их малыша. Улыбаясь, она откидывается на подушки, а акушерка вручает Лорен малыша и помогает Дэну перерезать пуповину. Все трое не могут оторвать глаз от ребенка и плачут от счастья. Потом в палату заходят Рут и Адам, приветствуя первого внука. Впервые после выкидыша Лорен мгновенно погрузилась в глубокий сон.

5

На следующее утро Алекс позвонила Рут на работу и рассказала их план.

Рут была в шоке:

– Алекс, ты уверена?!

– А почему нет? Если они быстро выберут клинику и прилетят сюда вместе со своими эмбрионами, я смогу забеременеть еще до конца года.

– Замечательно, что ты хочешь помочь сестре, но беременность – очень ответственный шаг. Мне было хорошо – оба раза, – но без вашего отца я бы не справилась, а ты будешь совсем одна.

– Я думала об этом, – ответила Алекс. – Но мне так хочется помочь Лорен. Меня ужасно мучает совесть: пока она проходит через весь этот ад, я живу своей счастливой, беззаботной жизнью. Думаю, так мы восстановим справедливость. Да и все друзья будут в таком восторге, что ни на шаг от меня не отойдут: будут все время массировать спину, поить травяным чаем и трястись надо мной, будто я необычайно редкая зверюшка из заповедника.

– Ты уверена, что будешь в порядке?

– Лорен тоже об этом беспокоится. Я пока не ходила к врачу, но в интернете пишут, что процедура не такая уж и сложная. Столько женщин через это проходят!

На страницу:
3 из 6