Моя индейская Ж

Вечером Галя разливала по пиалкам ароматный турецкий чай. Своими пышными формами и красными круглыми щеками она всегда напоминала мне купчиху с картины Кустодиева – щедрую и слегка наивную. Как и положено, в купеческой квартире были иконы. Христос и Богородица смотрели из-под потолка, стоя на шкафу в толстых позолоченных окладах. Потому от квартиры веяло старой Москвой. В двух комнатах повсюду лежали коробки, тряпки, сундуки, папки, посуда, игрушки, которые создавали чувство постоянного переезда. Но эта вечная неустроенность вполне подходила моей творческой натуре.

Сидя на купеческой кухне, я вспоминал свой первый год в Литве. В ту пору я явился к Галине, чтобы хоть как-то прожить. Она взяла меня работать чистильщиком её сауны. Это меня и спасло. Сауна была вожделенным местом: я купался в огромном джакузи, а потом самоотверженно драил его, сжимая в руках тряпку. В комнате отдыха всегда лежала куча конфет и с десяток сортов чая. Почистив джакузи, я бесстыдно поедал сладости. Иногда от клиентов оставалось вино или торт, которые я поглощал с таким же усердием. Отложив тряпки и наполнив бокал, я валялся на кожаном диване и воображал себя крутым бизнесменом, заказавшим лучшую вильнюсскую сауну. За четыре часа пахоты Галина платила десять евро. Этого хватало на пару дней.

Видел я от неё и немало другого добра. Галя часто дарила мне вещи, оставшиеся непонятно от кого. Так у меня оказались фирменные замшевые кроссовки, добротные изящные полусапожки и куртка умопомрачительной звездной расцветки. Расхаживая по центру Вильнюса, я ловил на себе заинтересованные женские взгляды – эмигрант, работающий уборщиком за десять евро, но одетый как заправский мажор.

Этим вечером я восседал на кухонной табуретке, вновь надеясь на галину доброту, как и на её болтливость. "Ты со своей новой уже спал?" – спросила Галя невзначай, и её лицо стало игривым и немного похотливым. Я молча кивнул. Галине ответ понравился.

– Послушай, – доверительно сказал я. – А мужья помогают ей деньгами? Ну, и бывший из Южно-Сахалинска, и нынешний из Болгарии.

– Бывший что-то присылает, но не особо. А от болгарского никакого толку.

– Где же она берёт деньги?

Галина слегка вздрогнула, впрочем, моментально это скрыв. Она подлила мне чая:

– Булочку возьми.

– Скажи, – не унимался я, – чем она занимается в Литве?

Галина молчала, мешая в пиалке сахар и будто не слыша вопроса. "Как она зарабатывает?" – вновь переспросил я и увидел на её лице необъяснимое, но уже знакомое выражение. Её подбородок слегка уехал вниз, язык лёг на нижнюю губу, а глаза будто затянулись серой пеленой, скрыв зрачки и превратив Галю в безмозглое животное. В точности как в бассейне, когда она снимала меня на телефон. От её неожиданного превращения, от этого молчания я чувствовал себя неуютно.

– Нууу...... Она даёт уроки фортепиано, – протянула Галина, не выходя из транса.

– Но ведь на это невозможно прожить. – Я пытался сохранить прежний доверительный тон.

– Ну почему же, – сказала она уклончиво, а затем поднялась из-за стола и ушла в комнату.

Дальнейшие разговоры не клеились. Галя рассказывала про местную русскую Фейснет-группу, где состоят замечательные люди. Но вместо разговоров мне уже хотелось домой. Очутившись у себя, я плюхнулся на диван. В голове зрел вывод, ясный как божий день: если мужья индейской женщине не помогали, то у Неё был в Вильнюсе богатый любовник. Вот кто возил Её на лучшие курорты и покупал шикарные вещи. Вот кто содержал машину и трёхкомнатную квартиру. Вот к кому любимая ездила по ночам и ради кого хотела разводиться. Галина о любовнике знала, но сегодня не стала выдавать подругу. Это было единственное объяснение всему.