Московские заметки

Анна Романова

Московские заметки

Об авторе-провинциале

Я помешана на жизни и часто кажется, что слишком.

С детства воспринимала все происходящее как яркие сценарии интересного кино, с непоколебимой уверенностью, что плохого нет, и все можно изменить, даже неизменное. Поэтому я с готовностью сшибала коленки и разбивала лоб, неслась под гору кубарем, падала плашмя. Даже это я могла изменить, но не хотела. Ведь пришлось бы бежать медленнее, а как тогда все успеть? Так я летела тогда, так лечу и сейчас, только не кубарем. Нужно спешить увидеть, запомнить, записать. Везде свой сюжет, свои актеры. В моей тетради собран целый репертуар.

Я провинциалка, но в моем тревелбуке есть Россия, Мексика, Гватемала, Гондурас, Перу, Иордания, Вьетнам, Камбоджа и еще много других мест. Были времена, когда в один месяц я поднималась в небо и спускалась двенадцать раз. Мои наблюдения всегда случайны. Подчас ситуация настолько мимолетна, что герои давно уже трясутся в метро или в маршрутке по пути домой, а я сижу и записываю действия и диалоги.

Я врач, но не лечу больных, я – «земский патологоанатом». Даже в выбранной мною профессии я наблюдатель: собираю по крупицам признаки и проявления, соединяя все в протокол. Да и болезнь для меня живая, я часто к ней обращаюсь на «ты».

Обнаруженные в микроскопе раковые клетки обзываю группой сволочных спортсменов. Меланома – «Гадина», лимфома – «Ведьма».

Я не сожалею об ошибках или упущенных возможностях, так как считаю: если упущены, значит не мои, пусть летят.

У меня свои желания, и я уверена, что все сбудется, уже сбылось. Я могу писать книги: сейчас пишу аж целых две. Я рисую картины и даже хочу их представить на персональной выставке. Учу испанский, чтобы собирать новые и новые таинственные истории Латинской Америки. В моих планах забраться вверх по джунглям в древний город Мирадор, сделать открытие и снова рассказать о нем.

Сейчас перед вами одна из моих книг, это сборник рассказов о Москве. Он небольшой и, возможно, вы успеете его прочесть до перехода на другую линию самого красивого в мире метрополитена. Все рассказы я скрупулёзно собрала здесь, с желанием оставить себе на память, но получилась целая книга.

Я вся Ваша

Конец апреля, я в Москве. Немного замёрзла, голова гудит, как колокол, после трёхчасового перелета, аэроэкспресса и поездки с двумя пересадками в метро. Захожу в аптеку.

Сейчас кровь из носу нужно купить зубную пасту, крем для рук и слабительное (простите за излишнюю откровенность) для посещения доктора. Не может он со мной просто так пообщаться, поговорить по душам, без слабительного.

Вхожу в аптечный зал. В просторном павильоне с бесконечными стеллажами, которые пестрят всеми видами лечебной продукции сейчас ни души, и на кассе никого. Оборачиваюсь с опаской, смотрю по сторонам и снова никого.  Может, здесь побывал грабитель, пристрелил аптекаря и смылся с пачкой психотропного препарата? Тьфу-ты, что это я начала думать о плохом. Пусть живут и аптекарь, и грабитель.

Как в том фильме ужасов: приоткрыта дверь в подсобку. В полумраке, за столом, перед светящимся монитором в белом халате сидит длинная, худая фигура, судя по очертаниям – женская. Ее внимание полностью поглощено компьютером.

И тут как из преисподней тонкий писклявый голосок обращается ко мне: «Девушка, так вы проходите, проходите, а я с вами буду скоро. Я не могу оторваться, тут такое в бухгалтерии творится! И если я оторвусь, то программа меня просто выпнет». Я понимаю, что обращаются ко мне и детский голосок исходит именно от фигуры в белом халате.

– Хорошо, – нерешительно ответила я, – я тут посмотрю, что у вас есть.

– Смотрите, выбирайте все, что душа пожелает, а после и я помогу. Кстати! А чего хочет девушка? – снова пропищал голос из подсобки.

– Мне неудобно оглашать весь список вслух, – неуверенно отвечаю я.

– А это почему? Вы хотите чего-то оригинального, с большими ощущениями? У нас это представлено в предостаточном ассортименте на втором стеллаже, слева, вон там, за презервативами, – следуя кодексу аптечного маркетинга, продолжает пищать детский голосок, так и не покидая кладовки.

Тут я иссякла в оригинальности, так как с меня хватило и «слабительного», и решила просто покидать в корзину все по списку.

Наконец провизор вышла из своего полумрака, раскинула руки в стороны, притопнула правой ножкой и громко скандировала тем же нереальным голоском: «Девушка, все! Я ваша на веки!»

Такого поворота я не ожидала совсем, и заподозрила, что в Москве именно так может сниматься передача «Вас снимает скрытая камера».

Но из-за стеллажа с оригинальными средствами никто не выпрыгнул, и хлопушка не выбросила блестящие конфетти.

– Ну что вы, так сразу и навеки, – собралась с мыслями я. – Дайте мне слабительное, зубную пасту и шампунь. Желательно маленькие упаковки, так как я у вас в городе ненадолго.

Провизор прищурила глазки, хмыкнула и сразу поставила мне диагноз: «Все понятно, перелеты, волнения, мало воды пили, вот и пришли ко мне».

Тут у меня вспыхнул праведный гнев на назначение врача, и я выпалила: «Не принимает меня ваше московское светило без этого средства».

Видели бы вы, как преобразилась она в лице! Она была со мной солидарна во всем, и, дай ей волю, разогнала бы всех светил с их слабительными.

– Да, они такие. Бог весть что о себе воображают! Но мы им не дадимся, мы им не сдадимся! – почти как марсельезу пропела сочувствующая мне провизор.

Я протянула рецепт, ее брови приняли форму домика. Стало понятно, что именно того препарата, который был указан в рецепте, в аптеке нет.

Когда она увидела мое расстроенное лицо и попытки открыть поисковик в телефоне, чтобы найти лекарство в близлежащей территории мегаполиса (эдак в двух станциях метро с пятью остановками на автобусе), то поспешила схватить трубку своего телефона.

– Стоять! Никуда вы не поедете. Мы все придумаем! – по-боевому сообщила мне служительница таблеток и микстур. – Мы сейчас с вами позвоним «наверх» и пусть этот «верх», если не жрет в данный момент свой обед, найдет слабительное на складе и привезет сюда. Справедливость – штука неудобная. Правда, они, когда видят, что звонок от меня, почему-то, гады, трубку не берут.

– Неудивительно, ведь Вы наверно, их каждый день к справедливости призываете, – поддержала боевой дух моей спасительницы.

По законам жанра трубку на том конце провода так и не сняли. Провизор чертыхнулась, одернула халат, как мундир, и пообещала в трубку, что она все равно до них доберется.

То, что было в наличии она аккуратно стала укладывать в шуршащий полиэтиленовый пакет со словами: «Девушка, вы когда пакет брать будете, то шуршите потише. Я на звук шуршания начинаю чихать, и так почти каждый раз бывает. У меня аллергия на шуршание пакетов. Даже мой кот ими больше не шуршит».

Я с превеликой осторожностью взяла из ее рук свои покупки, и, не подумав, попрощалась фразой: «До встречи!»

Снова ее бровки-домики взметнулись вверх, и она мне четко пояснила, что работает по железному графику «два через два», и если мой самолет не улетит или доктор меня задержит и назначит новое слабительное, то она тут, на своем боевом посту. Она моя навеки!

Кафедра

День обещал быть хлопотным. Москва – огромный город. Посетить в один день два места – это и есть подвиг.

Так вот и я захотела успеть все, для чего установила все виды геолокаций и карт на телефон и поспешила в сторону метро.

Первая задача: сертификат нежно-зелёного цвета, который гласил, что я повысила свою квалификацию, прошла курс лекций и теперь знаю все проявления новой коронавирусной инфекции.

По почте сертификаты не высылают, только если с нарочным. Раз я в Москве, то решила все сделать сама.

На Беговой, в десяти минутах ходьбы от станции, в красивом здании с высокими окнами, с подъездом торжественного вида и прохладным холлом расположились кафедры медицинской академии, из которых две особенно близки и любимы моему сердцу, мои alma mater.

⠀      Я обладаю удивительным качеством плутать в тех местах, где до этого была не один раз.

⠀      И в этот раз я заблудилась, как героиня одного из моих рассказов. Ее в итоге покусали  гигантские пираньи, и она сошла с ума.

Себе такой участи я не  желала, поэтому  цеплялась за рукава всех, кого встречала: строителей, сотрудников кафедр.

⠀      Добрый мир помог мне, и я с облегчением выдохнула, когда остановилась перед обитыми красным дерматином высокими дверями с золотой табличкой «Кафедра судебной медицины».

Я спасена. Меня  никто не сожрет, ещё и при сертификате буду.

Радость была недолгой: потянула на себя дверь, но ничего не произошло. Звонка на двери не было, на мой стук никто не ответил.

Пришла мысль, что сегодня выходной – и тогда какого лешего я сюда добиралась?

⠀А вот такого! Я начала злиться.

⠀Летела, ехала. Нашла наконец-то эту кафедру, а она закрыта. Мне нужен мой сертификат, и никуда я отсюда не уйду! Сяду и буду ждать, хоть до утра.

⠀      Тут пришла спасительная  мысль: а не позвонить ли мне на саму кафедру? Что-то же делать я должна.

Без промедления в интернете я разыскала номер телефона.

Через три гудка трубку сняли, на моей душе потеплело. Прилив надежды, что сейчас все решится.

– Алло, кафедра вас слушает, – женский голос с грузинским акцентом сразу привёл меня в чувство.

– Я хотела бы забрать свой сертификат, – спотыкаясь я ответила, напрочь позабыв про «здравствуйте».

– Так приходите и забирайте, не вижу никаких препятствий вашим желаниям, – продолжил женский голос, но уже более строго.

Как первоклассница, я сжалась от страха и протараторила.

– Так как же я к вам попаду, если вас там нет, и дверь закрыта. Я стучу, стучу…

– Дорогая, так перед вами все двери будут закрыты, если так нерешительно ручку дергать. Да и стук слабоват у ваших желаний. Сильнее давите на эту ручку, и стучите понастойчивее.  Хотя нет, стойте на месте. Сейчас я вам ее открою.  Толку-то, если такая нерешительная, – отчитал меня женский голос, причём акцент почти не был заметен.

Пришла мысль – вот и нарвалась на очередные нравоучения и приготовилась к следующей словесной тираде.

⠀      Массивная металлическая дверь с лязгом распахнулась. В дверном проеме стояла стройная высокая  особа, с аккуратно подстриженной копной вьющихся волос, с пронзительными тёмными глазами и орлиным профилем. Ее халат был безупречно отутюжен и похрустывал при движении.

⠀      Стало понятно, что она принадлежит к старой гвардии кафедралов, что не признают цветастых принтов и расхлябанности.

⠀      Я не смогла определить даже на глаз ее  возраст, вероятно, за пятьдесят и выше. Но разброс оставался большим, и интрига нарастала.

– Как ваша фамилия?» —спросила она меня официально.

– Романова, я…  – но не успела закончить себя представлять, как она протянула ко мне радушно руки, почти обнимая увлекла за собой прохладную глубину кафедры.

Тут же показалось, что мы знакомы тысячу лет и два месяца.

– Доктор, что же вы так долго к нам ехали, откуда? – спешила  она расспросить. –Вот он лежит ваш сертификат, ждёт! Новенький, подписан всеми, только осталось вручить!

Сказать, что я растерялась – ничего не сказать. Мегаполис, Москва, уйма учебных заведений и тут оказывается, меня  не только знают, но и ждут!

– Так, а Вы знаете, когда этот заведующий  из Пскова приедет? – с улыбкой  спрашивает меня она. – Вы ему скажите, чтобы поспешал, я тут его сидеть и ждать не буду. У меня других дел полно!

⠀Я не знаю того патолога, который  в Пскове живет, ни где он работает, но кивнула головой, что обязательно все передам  в Псков и напомню о его документе. Кому я звонить буду, представления не имею. Но расстраивать ее мне совсем не захотелось.

В ее уютном кабинете на столе и на полках с книгами стоят фотографии. На них моя собеседница и незнакомые мне люди. Но судя по осанке и стати – профессора, ученые.

⠀      Она зацепила взглядом, ей польстил мой интерес к фотографиям и тут же поспешила сообщить: «Вы знаете – я подруга Автандилова? В следующем году мы празднуем его столетие. Вы приглашены?»

⠀      Тут я опешила. Неужели она видела самого Автандилова, который  написал столько учебников и руководств по нашей дисциплине? Его книгами завален мой рабочий стол. И сколько ей самой лет, если ему уже почти сто? И есть ли шанс, что меня пригласят на его юбилей?

Собеседница прищурила глаза и хитро улыбнулась:

– Что, дорогая, вы возраст мой высчитываете?

– Так вам пятьдесят! – чтобы как-то выкрутиться из ситуации поспешила я ответить.

Тут она засмеялась, слегка покачиваясь из стороны в сторону:

– Да, дорогая, Вы угадали, именно столько мне было до 1917 года. Не стану говорить сколько мне, не поверите. Смотри ещё, какая я худая.

Она протянула мне руку с тонким запястьем. Его без труда можно обхватить двумя пальцами.

– Вот похудела  один раз – и баста. Расстраивалась, молчала. Все у меня искали и ничего не нашли. Ведь мы же врачи сами умные. Сами у себя все ищем, находим и даже в микроскоп эту дрянь опухолевую рассматриваем, которая завелась.

С этим доводом я была согласна полностью, так как сама грешу методом «спаси себя сам, поставь диагноз».

После мы говорили легко и непринуждённо о наших диагнозах, диссертациях и книгах, как давние коллеги.

– Дорогая, вы уже не девочка. Почему тянете с докторской. Ай, ай! Три года поработайте с усердием – и на защиту. Время теряете! – увещевала моя новая знакомая.

И я погрузилась в атмосферу кафедральной жизни, позабыв о родном маленьком отделении патанатомии где-то на краю света. Там я простой врач, без высокого полёта. А тут сам Автандилов писал книги, свидетели этому – она и эти стены.

На прощание меня одарили парой  методичек о предстательной железе, ДНК идентификации и родительским напутствием: «с Богом». Дальше по делам я не поехала.

По дороге купила сливочный пломбир, нашла уютную лавочку под кустом сирени и уселась мечтать о великом: науке, кафедре и открытиях.

Пломбир исчез, я проверила на месте ли сертификат и набрала рабочий номер телефона родной патанатомии, чтобы спросить: как они там, без меня?

Там труп

«Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Сокольники»» – приятный женский голос сообщает мне, что нужно поторопиться выйти на моей станции. Извиняюсь за свою нерасторопность, протискиваюсь к выходу через пассажиров, а те недовольно смотрят на меня с немым вопросом: «Ты че, мух ловила, командировочная?»

Радуясь своему освобождению, я вышла из вагона электропоезда на станции Красносельская.

Спешу.

Боковой взгляд цепляет фигурку плачущей девушки, она сидит на скамейке, смотрит в одну точку. По лицу текут подкрашенные тушью слезы.

Моя совесть не даёт пройти мимо.

А если у девушки все в порядке со здоровьем, и сейчас она переживает глубокую душевную драму? Вот бросил ее любимый человек и развернёт меня с моим участливым видом на все четыре стороны: поспешайте дамочка, не оглядывайтесь.

 Нерешительно обращаюсь: «Девушка, вам плохо?»

Она медленно переводит взгляд, но не на меня,  куда-то в строну.  Снова потекли слёзы.

– Там труп лежит, –  огорошила меня девушка.

В голове пронеслось: случилась трагедия, или «трагедия-трагедия». По шкале несчастий трагедия – смерть от сердечного приступа на перроне, а «трагедия-трагедия» – когда тебя переезжает поезд.

Признаюсь, что ни к одному развитию событий я сегодня не была готова. С утра были шикарные планы: художественный магазин, кофе с огромным штруделем.  Далее  ждали выставка русских импрессионистов и салон пряжи. Вот как я хотела провести этот прекрасный день. А там труп!

– Девушка, а где он лежит? – аккуратно спрашиваю и при этом оглядываюсь вокруг.

– В вагоне он. На полу лежит, руки в стороны, – снова принимается всхлипывать девушка. – Его уже накрыли, значит труп точно мёртвый.

Меня всегда пугала внезапность. Я не люблю ночные звонки, которые предвещают плохое. Что тут говорить про смерть, которая выщелкнула человека вот так, мимоходом.

Девушка продолжает ловить ртом воздух, глаза сверлят одну точку. Мимо идут и идут люди, и мне бы тоже пойти.

Но я не уйду. Моя натура состоит из неудержимого желания хоть немного побыть в драме и проявить участие.

– Девушка, наберите воздуха побольше и потихоньку его выдохните, – придумала тут же я. Ни в одном из руководств по первой помощи этого не прописано.

Она послушно повторила. Глубоко вдохнула, и со свистом медленно стала выпускать воздух. При этом ее щеки надулись как два теннисных шарика. От этих действий видимо ей стало легче, и она смогла говорить.

– Я здесь живу уже шесть месяцев, почти привыкла к Москве. Сильная стала, но к трупам еще не привыкла. Я их боюсь! – посмотрела уже на меня и задала неожиданный вопрос. – А вы боитесь трупов?

– Очень боюсь! – чистосердечно призналась я.

– Вы, наверное, врач? – уже с интересом продолжила девушка. Плакать она перестала.

Вот это поворот, что делать? Придумать, что я терапевт? И с приличным лекарским видом смыться? Но я не Остап Ибрагимович Бендер, и, когда вру, на лице зажигается ярко-красный прожектор.

– Я патологоанатом! – выпалила я чистосердечно. Ждала нового потока слез, «аханья» и «фуканья».

Но этого не случилось. Она громко высморкала маленький носик в бумажный платок, достала зеркальце и принялась со спокойным видом вытирать потеки туши и при этом заинтересованно поглядывать на меня, как на новый экземпляр в зоопарке.

– Патологоанатом, который боится трупов… Интересненько как, Люсе расскажу! И выглядите, я бы сказала, так прилично, с прической даже. Никогда бы не подумала, что в вашей профессии есть такие. А как вы еду готовите? Сами? Вас не тошнит? А дети у вас есть? – у приободрившейся девушки оказалось очень много вопросов.  Видимо, трупов она перестала бояться.

После таких вопросов всегда чувствую себя неловко. Как будто занимаюсь чем-то стыдным, например, ворую абрикосы на рынке, причем с рождения. Начинаю свое долгое объяснение, что делает врач-патологоанатом и что я очень полезный человечеству субъект. Мне даже грамоты на работе дают, только вы не знаете.

– Да, я живая! Так же, как и вы, боюсь трупов, страшилок на ночь, сглаза, тараканов и крыс. Я люблю жизнь. Знаете, я рисую акварелью. Обожаю путешествия. Я видела много стран, летала на самолётике над линиями Наска и чуть не померла от страха. Собираю старые керосиновые лампы. А ещё люблю сына и ванильное мороженое со свежей малиной!

Очень хотелось рассказать человеку, что трупы в моей интереснейшей жизни вообще не главное!

Но девушки рядом не оказалось, она уже резво перепрыгивала ступеньки поднимающегося эскалатора, повернулась и с улыбкой помахала мне на прощание. В это утро Москва сделала ее еще сильнее.

Я продолжила свой путь. Миссия по спасению была выполнена и случилась еще одна интересная встреча. Сегодня Москва сделала сильнее и меня, показала, как с легкостью можно забывать страхи.

Дачница

В Москве разрешено многое и многим. Я не про депутатов, толстосумов или медийных личностей, а про нас, обычных людей. Неординарных в своей ординарности. Только здесь встречаю чудаковатых прохожих. На минуту представляю, что бы было, если бы такой человек жил в Надыме: эффект разорвавшейся бомбы, подрыв всех социальных и партийных устоев! Его протащили бы по всем соцсетям, ославили на работе и вызвали в профсоюз или к участковому для беседы. С бунтарем провели бы все видимые и невидимые профилактические работы и вернули в лоно ординарности. Вот разрешено в Надыме до белочки пить – Север как-никак, стресс, а другим быть – нельзя.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.