Мир розовых пони

– Маша, это всё же не наш мир, – скажет он.

Я бы увеличила население Чиппинг Кэмбден до две тысячи одного. Да, как Альбина Васильевна без меня? А сортирный график? И всё-таки, красота и порядок в Чиппинг Кэмбден восхищают. Тихий, чопорный городок. Нотариус по имени Peter Baker оказался довольно строгим мужчиной, лишнего слова не вытянешь. Его собаки – Тилли и Роузи запрыгнули на кожаный диван присмотреться ко мне. Я подумала, они девочки, оказалось – мальчики. Всё так запутано! Переходим к наследству. От бабушки Марьи Андреевны мне достался крошечный домик 53 кв. метра. Мы его осмотрели, Питер дал ключи и сказал – я могу здесь пожить, за несколько дней он уладит формальности с продажей.

– Продажей?

– Ведь вы захотите продать дом, – чётко выговорил Бейкер.

У меня планов подобных нет. Надо позвонить Альбине и Аркадию. Они английскую глубинку знают (я-то в Лондоне в основном обитала).

– Соглашайся, – коротко.

Три дня в сонном царстве. Отсутствие людей усиливало эффект. Я побродила по местным лавочкам, обошла город вдоль и поперёк, и осталась довольна своей прабабушкой. Хороший вкус. Им англичанам вообще повезло. Мелкий дождь, естественный полив, кусты, деревья благоухают и человеческие лёгкие вместе с ними. А не остаться ли мне в Чиппинг Кэмбден на всю оставшуюся жизнь? Работу найду, могу вместо мисс Марпл сыщиком. У меня высшее филологическое, московское образование. Маша! Проснись, это Англия. Да, похоже, мне здесь делать всё-таки нечего. А вот Березовскому и Абрамовичу нравится… или нравилось? Климат и мне бы подошёл. Домик чудесный. Жизнь спокойная, размеренная. А, вон и Питер! Я помахала ему рукой. Куда бы я не направилась, столкнусь с Бейкером. Он смотрящий? Зашла в англиканскую церковь, тихо, сыро, скамеечки, посидела и вышла. За церковью погост, на плитах стёртые надписи и мох. За погостом – луг, вдалеке дуб, пойду, посмотрю. Наслаждение. Трава зелёная, птички поют, ни души. Рай. Англия. Слышу крики и улюлюканья, я отошла прилично. Обернулась, что вы думаете? У ограды, за погостом пятеро мальчишек сняли штаны, показывают попы. Мне? Побросали велосипеды около могил предков, смеются. Я быстро зашагала к домам. Им по траве на великах неудобно, детки натянули штаны и всей ватагой рванули в объезд. Хорошо, у медовых домиков (тихой прекрасной Англии) болтали три кумушки. Мальчишки оставили меня (чужестранку) в покое, и покатили дальше.

Москва! Я по тебе скучаю.

За вычетом налогов, переведя всё в рубли, я получила за дом пять миллионов восемьсот тысяч рублей. Это цифра, похоже, меня преследует. Да и голые пОпы подбодрили. Хорошо, что всё произошло так быстро. А-то бы жила, как мисс Марпл иллюзиями. Или она ими не жила? Питер Бейкер прислал письмо – будет рад видеть снова. Надо сильно подумать…

Глава 5. Баржи 

– А я бы остался.

– Саша, ты фантазёр.

– Это всё из-за пацанов? Брось! У нас, что ли ребята попы не показывают.

– Есть случай на памяти?

– Нет.

– Вот и пусть живут, дышат воздухом, сажают цветы, а я в Москве перебьюсь, – я покраснела, неужели обидно?

До сих пор?

– Маша, ты заколдованная, – рассмеялся водитель трамвая, – а куда деньги будешь тратить?

– Шкаф куплю и в Грецию поеду, – ответила эта Маша.

А другая? Той больше нет.

– Метро Университет.

Саша спросил:

– Маш, а зачем тебе работать?

– Вот именно, – в разговор вмешался аккуратненький старичок, – зачем? Я всю дорогу понять не могу, Маша, вы точно за своим наследством ездили? – дедушка махнул рукой и вышел из трамвая.

Дери закрылись, трамвай тронулся. И я о том же. Пожилые люди мудрые. За своим ли? Всё, что у нас есть, наше? Дальше мы с Сашей молчали, до самой Зацепской площади. По пути я вспомнила вчерашнее чаепитие. На счастье, нашлась Марья Антоновна.

– Машенька, вам необходимо поменять род деятельности, – сказала она.

Меняли и не раз.

– Вам ли интеллигентной девушке, с высшим филологическим образованием, работать кондуктором трамвая? Право смешно!

Чай пили турецкий, Марье Антоновне привёз знакомый старпом из рейса. Вот где она была: в Сочи, в отпуск летала. Старпом ходит на барже (со слов Марьи Антоновны) и, между прочим, зовёт её замуж. Он из Севастополя, готов переехать в холодную Москву. Что ж, квартира у нас огромная, можно и старпому поселиться.

– Так вот, Машенька, что я имею сказать. Вам, Машенька надо всё это бросить, всю эту чепуху, все эти трамваи не для вас, милая! – мы с Лидией Ивановной переглянулись, тонкий взгляд бывшей оперной певицы выражал иронию. – И я, как старшая по квартире предлагаю устроиться…

Тут я должна прерваться. Внимание!

– Поваром на баржу. Я уже почти договорилась с Вячеславом Игнатьевичем. Он всячески посодействует. Главное загранпаспорт и виза.

– И всего-то? – перебила Лидия Ивановна, – А раньше, если ты в не комсомоле, на пушечный выстрел не подпустят к загранплаванию.

Это она о своей невестке, жене старшего сына. Лидия Ивановна так не хотела, «чтобы столичный мальчик, сын интеллигентных родителей женился на морячке». А он взял и женился. И Лидия Ивановна огорчалась, а потом, когда развёлся в пятый раз, говорила: порядочнее и лучше Верочки (морячки) не было. По рассказам – капитан судна однажды вызвал Верочку и говорит, если кто будет приставать, скажи, его сразу волной смоет. И многих смыло. Ох, Верочка, где ты сейчас, любка?..

– …конечно, обязанностей у повара полно, придётся и посуду мыть, Маша, вы меня слушаете? – Марья Антоновна постучала ложечкой по чашке.

– Конечно.

– И что же услышали?

– Баржа.

– И всё?

– А зачем мне баржа, не пойму? В трамвае, например, посуду мыть не надо.

– Так вас трудности пугают? – удивилась Марья Антоновна.

– Морская качка, – вмешался Аркадий Петрович, – если честно, что-то не то вы предлагаете, дорогая Марья Антоновна!

– Как раз то самое! – обиделась «заведующая» нашей коммуналки, – На барже шесть холостяков от 19 до 48. Неужели вы, Аркадий Петрович, сразу не уловили? Нет, ну можно устроить Машеньку и дневальным, но там обязанностей, мама дорогая. Каюты механика убирать, ещё кого-то, в общем, младшего состава. Дневальный – должность побегушечная.

Мне ли привыкать, подумала я и отпила турецкого чая. К чаю – печенье. Купила в Англии целых пять коробок. Надо сказать, в разные свои периоды я печенью не изменяла. Вот бы рецепт узнать. Но у нас баржа на повестке дня. Продолжим!

– Маша, вы ведёте себя странно, – Марья Антоновна, – ездите в трамвае, а в банке у вас пять миллионов восемьсот тысяч рублей, и об этом никто не догадывается. Разве справедливо вводить пассажиров в заблуждение? По-моему, нет. И как вы одеты? – она покачала головой.

Я не знаю, что и кто обо мне думает. Я об этом точно не думаю. Отдумала. Но уж если разобраться, скажу. Может, я побегу сейчас сумку Луи Виттон покупать или сапоги Диор?

Нет, я давно одеваюсь, как мне удобно, а не как вам красиво!

– Так что насчёт баржи?

Альбина Васильевна пришла на помощь.

– Марья Антоновна, вы это в самом деле? Не шутите? Какие шесть холостяков? К тому же одному из них, с ваших слов, 19! Моряки разве свободные люди? Вечно в море.

– Так у них же будет семейный подряд, все в одном месте, разве не поняли? Машенька выйдет замуж, они с мужем на барже…

– Нет, нет и нет! – отрезала Альбина, – Никаких барж и Северных морей! Вот мы с Аркашей летели на Кубу через Северный Полюс…

– При чём здесь Куба и Северный Полюс? – перебила Марья Антоновна, – Ей тридцать пять, пора подумать о замужестве!

Наша коммунальная квартира – большая, дружная семья. В ЦАО не найдёте таких. Всё зависит от людей. А у нас живут люди. Меня устраивает 39 маршрут, и я люблю Москву. Я счастливая. Вечером позвонил отец Алексей – настоятель храма, куда я хожу не первый год. Привезли паникадило на 216 свечей и Большой Колокол, а у него мышь церковная повесилась (он всегда шутит). Не займу ли я ему до конца года два миллиона? Хорошо, что я книгу не понесла в типографию, как чувствовала. Я отца Алексея знаю. У него и алтарь просит ремонта, и во дворе «зверинец». Можете рассчитывать на Машу.

В сущности, что такое случайное наследство? Блеск звёзд, который видим мы, на родине звёзд он давно погас. Может всё-таки на баржу устроиться? Я встала и открыла окно. Звёзды. Так хорошо дышится. Москва привыкла к странному воздуху, и я вместе с ней. Нет, баржи, вы уж, как-нибудь без меня!

Глава 6. Чужие земли и собаки

Том Брайн (из Барселоны) вчера пригласил в гости. Смысл наших поездок на моря? Тупо вялиться на солнце? Приносить казне другого государства доход, а своей душе пустоту? Можете поспорить и закидать меня камнями – это пишет человек, который нигде не был! Ой, был. Лежали мы на шезлонгах, жизнь пролёживали. Вы заметили, пока вся моя история о настоящем. О прошлое напишу, если желающие найдутся. До бесполезности шезлонгов я шла долго, не сомневайтесь, летала на моря тоже.

– Отдохнёшь, – пишет Том, – позагораешь.

Всё. Достаточно. Если бы я была Франсуазой Саган, я бы полетела в Барселону к Тому Брайну. Никто и никогда не знал, когда она, Франсуаза, писала свои книги, всё свободное время Франсуаза проводила на модных французских курортах.

В двадцать три и я вела такую жизнь. И обожала её книги. Вот читаешь, всё захватывает: сюжет, герои, солнце, шезлонг, Лазурный Берег и Маша с книгой Ф. Саган. Такой робот Маша и её 23 года, Маша ест, Маша думает, Маша делает почти всё то же, что сейчас в соцсетях многие девушки. Маша – человек? Как лучше стол накрыть, какой формы чайную ложку в чашку опустить. Как подобрать к юбке шарфик, лучше от Burberry, а ещё лучше от Hermes. Я знаю много слов, обращайтесь! Том Брайн навёл на воспоминания… Надеюсь, я не дрогну и никуда не полечу. Маша перестала быть роботом, закончила носиться по городам и весям. Ещё воспоминание – Франция, кафешка на старой мельнице, я и жена Коли Перова. Это про него песню поют – В Милане есть я, пока в России есть нефть. Я Колиной жене – здесь так хорошо, по-семейному. Колина жена – и у нас по-семейному, мы семьи побросали и шастаем по Европам (о той Маше по большому секрету. А нынешняя – кондуктор трамвая).

Исключение – Греция, там живёт такой народ, что можно и правилам изменить.

Том Брайн пусть пишет, может ему скучно. Я бы его в Москву пригласила, пусть Красную Площадь обойдёт и своим в Испании расскажет. Посоветовалась с Альбиной и Аркадием. Альбине Петровне он не понравился, сказала: жук. Золотой, добавил Аркадий Петрович и посоветовал Эдгара По перечитать. Я перечитала. Наверное, супруги Хованские имели в виду дедуктивный метод По. Несколько рассказов я прямо проглотила. Вот чего мне всегда не хватало в оценке людей, так это дедуктивного метода.

Жену Коли Перова я уважала и любила. Пока не случилось. Страниц через 50 напишу, если интересно. Я вообще не считаю, что читать то, что я пишу интересно. Ладно, пусть это будет дневник о настоящем с забегами в прошлые годы.

Хочу рассказать, как очистилась моя правая венечная артерия. Вы знакомы со строением сердца? Сердце – это мышечно-фиброзный орган, находящийся в полости грудной клетки. Он постоянно сокращается. У здорового человека частота сокращений 55-85 ударов в минуту. У меня давно произошёл сбой. Мышечный орган стал плясать под чужую дудку. Я ненавидела собак. Даже слово такое страшно употреблять: ненавидела. В 23 я их обожала, это были воспитанные (карманные) пёсики, которых я возила по Европам. В России меня укусила большая собака, я сделала прививки, купила газовый баллончик, электрошокер и, продав очередную пару сапог, собиралась приобрести пневматический пистолет. Один мужик писал: развелось собак, стаями бродят между многоэтажками, я купил пельменей, сварил, напихал внутрь битого стекла. Всё, собак больше нет. Я бы так не смогла и под дулом пневматического оружия. Но собаки стали врагами – баллончик, электрошокер и ненависть за пазухой. Когда они лаяли в четыре утра, я сочиняла во сне законы «О сокращении численности собак в России». Конечно, в России, Китай бы заплакал, если бы им зачитали. Правая венечная артерия, таким образом, забивалась шлаками (продуктами ненависти) и забилась окончательно. Чуть-чуть просвет остался. Он всегда есть, иначе, как бы я жила, да ещё работала в издательстве? Там такие побегушки, что с полным закрытием правой венечной артерии, тебя спишут на берег.

Однажды бегу в Нарышкинском парке, впереди асфальт вздыбился, споткнулась, заглянула, ничего не видно. На противоположной стороне – пёсик. За пять лет первая дворняжка не оскалилась, а дружелюбно завиляла хвостом. Я даже оглянулась, проверить – мне? Да, это же мама, в расщелине – щенки, маленькие, упитанные существа. Венечная артерия – сосуд, несущий кровь, непосредственно впадает в сердце. Кровь – своеобразная ткань организма. Она жидкая, состоит из двух частей, плазмы и форменных элементов (эритроцитов, лейкоцитов и тромбоцитов). Это у нормальных людей. А у кого в составе ненависть, у того кровь густая и неповоротливая. Состав человека я имею в виду. Человек состоит из скелета, мышц, но не только, ненависть тоже состав. Я впервые за пять лет погладила щенков, всех троих, взяла на руки, а мама-пёсик облизала мне руки. У Маши внутри всё заскрипело, посыпалась штукатурка (как при покраске коридора). Правая венечная артерия сбрасывала шлаки. Этот процесс продолжался три дня. Я носила собакам еду. Когда приближалась, мама гавкала на детей, приказывая оставаться на местах. Она права. Я же не одна такая с забитой венечной артерией.

Послушайте, все сосуды образуют два замкнутых круга кровообращения: большой и малый. Ключевое слово: замкнутых! Представьте забитую ненавистью артерию и замкнутые круги? Это же смерть! Ещё при жизни мне удалось помочь ей очиститься.  Я перестала ненавидеть (собак). Пустое, скажет кто-то. Вы просто не знали силу ненависти. Ко мне вернулся мир. А сердце забилось по графику – 60 ударов в минуту.

Не знаю, что больше отказаться от 58 тысяч долларов или перестать кого-то ненавидеть…

Глава 7. Концерт

В понедельник у нас произошло. К Марье Антоновне на целую неделю прибыл старпом. Высокий, сухопарый, красивый. Он позвонил в дверь, я как раз по графику (в сортире), не обижайтесь за подробности. Они вам покажутся весёлыми, когда вы мой дневник дочитаете до конца. Если не уснете на восемнадцатой странице.

– Здравствуйте! – он посмотрел на резиновые перчатки. – А Маша где?

– Я Маша.

– А, понимаю, вы её домработница, – старпом приветливо улыбнулся.

Понятно. Такое уже бывало. Почему она стесняется нашей коммуналки? Центр, центральней не бывает, Альбина и Аркадий продали одну из комнат за большие деньги, Лидия Ивановна всегда подчеркивает: ЦАО – престиж, нашу бывшую оперную диву даже в Милан звали. Ладно, старпом ждёт с букетом, а я о мелочах. Я сняла перчатки – проходите, по коридору до конца, налево, первая дверь. Ну, дела, ответил старпом. Через миг – визг, смех, готова подписаться, Мария Антоновна бросилась ему на шею.

Вечером всей коммунальной квартирой: Альбина Васильевна, Аркадий Петрович, Лидия Ивановна, старпом, Мария и я отправились в Лужники, на концерт популярной певицы. Билеты купил старпом, у южан так принято, подчеркнул он. Ну, что ж, спасибо. Я надела праздничное платье. Вышли на станции Воробьёвы горы. Марья Антоновна желала показать старпому Лужнецкую набережную. Минут десять шагали вдоль реки, Лидия Ивановна вздохнула, как давно она здесь не была. А где же фонтан? Снесли, ответил Аркадий, цивилизация на месте не стоит, технический прогресс.

– До нас на Земле существовало много цивилизаций, – Лидия Ивановна нахмурилась, – у каждой свои технологии. Академики, Аркадий Петрович, пытаются объяснить людям: нам не нужен технический прогресс, верните чистый воздух и воду! Кому фонтан мешал? Мне лично свидания назначал главный режиссер, будущий муж, у фонтана.

– Прогресс всегда, – это старпом, – шагает в ногу с регрессом.

Ого! Теперь он её друг навеки.

– А ведь в Библии указано на ошибки и к чему они могут привести! – это Лидия Ивановна.

– Ну, Лидочка, дорогая, тебя понесло, – ей Альбина, – при чём здесь фонтан?

– Разрушать, не строить, – коротко ответила оперная певица.

Начались разговоры о «золотом миллиарде», парад планет упомянули, где вы видели цивилизацию, спросил Аркадий, её давно нет и так далее. Я и Марья Антоновна, молчали. Она держала за руку старпома, а я думала о своём последнем платье – моей личной, рухнувшей цивилизации. Слава Богу, что она рухнула!

– Она (цивилизация) деградирует под чутким руководством своей же элиты! – отрезал старпом.

Это про Америку? Или про Европу? Или вообще? Я поправила платье.

В доме, где я жила и откуда вернулась на Большую Дмитровку, было много комнат. Одна из них – шкаф. Такого же размера, как «апартаменты» на Дмитровке. На полках – сумочки, туфли, много-много сумочек, много-много туфель, на полу (не скучали, некогда им скучать) – чемоданы с именами знаменитых в нынешней цивилизации людей, на вешалках – платья, кофточки и юбочки, тоже с разными именами, не заставляйте перечислять. В отдельном помещении, со специально поддерживаемой температурой, не пылились шубки, длинные, короткие, норковые и не очень. Попасть в этот «VIP зал» простая норка не могла, только с биркой на ушке Chloe или Prada, или ещё каким замысловатым. Я покупала их из жадности, из спортивного интереса или назло Колиной жене, своей подруге Оле.

Пишу для того, чтобы было веселее читать про мои дежурства в сортире.

Жизнь – штука интересная, смирительная рубашка, уморительное приключение, но, если в жизни вовремя не открылись глаза – всё! Кошка родила котёнка, на десятый день у него открылись глазки. Котёнок увидит мир только через 10 дней. А я вообще могла его не увидеть. Только сумки, туфли и шубы. Но Господь меня пожалел и вышвырнул из шкафа, руками бывшего мужа. Бог всегда посылает нам врачей (читай – мужей)! Вслед за мной из шкафа летели все мои вещи (на первое время хватит, крикнул спаситель). Человек со скальпелем – бывший муж – прорезал мне глаза, я, увидев окружающий мир, ахнула: ТАК ВОТ ЗДЕСЬ КАК! Я ему благодарна. Почему? И вопросов таких не задавайте.

Маша разместила на одном известном сайте «продам-куплю»: туфли, сумки, шубы, платья. Торговля шла бойкая, я узнала много девушек, они приходили на Большую Дмитровку, меряли, переодевались, фыркали (вслух) – дорого, про себя – вот идиотка, продаёт за копейки. Я рассказывала им о себе, слушала комментарии – козёл, вот козёл! Я бывшего мужа таким не считаю. Ломка, конечно, была. Как без этого? Я человек, у меня эмоции. Первое время я ещё (по инерции) летала в Италию, лечиться вином. Прогуливалась в остатках былой роскоши по городу Портофино, пыталась найти «человека» среди морской публики, такого, «как за каменной стеной». Однажды, возвращаясь из Портофино, в Милане я села в поезд Ницца – Москва. В купе трое мужчин, два иностранца, один русский. В Польше попутчики сошли, остался один, весь путь мы проболтали. Священник из Ниццы. У вас такая работа? А я ни разу вас не видела. Как будто я бегала в церковь каждое воскресенье. Смешная Маша. Пока стучали колёса – моя голова!.. священник говорил о грехах. Голова скрипела, пыхтела, новая информация – на неё с мечами и пушками шёл прежний образ жизни. Я думала – грешников в аду поджаривают на сковородках. Несправедливо как-то, считала та Маша, попасть на сковородку! А попов Маша считала дедушками-сказочниками. Священник из поезда Ницца-Москва совсем другой – интеллигентный, начитанный, лет сорок не больше, в общем, на сказочника не похож…

Ладно, эта глава посвящена концерту. Знаете, как ни удивительно, я никогда их не любила. Устраивались вечеринки у нас дома, приглашались звёзды. У меня фобия – большие залы вызывают остановку дыхания. Может что-то подобное повторится? Надеюсь, нет. Всем концерт нравился. Певица хорошо сложена, текст песен короткий – чужая любовь краденая, я у тебя найденная, зачем ты меня нашёл? На подтанцовке парни и девушки в пиджаках и трусах. На девушках высокие сапоги. Ну, что я буду вам рассказывать? Всё, как всегда. Как объяснить подтанцовке и певице изъяны их «рая»? Может у них уши не прорезаны или они прибыли на Землю с Венеры. А ещё бывает сама Венера здесь. Я тоже жила в параллельной Вселенной, пока вслед не полетели шубы и туфли.

– Маша, здорово, правда? Вам нравится? – мне на ухо Аркадий Петрович. – Нет? Да, вы что! Ну, согласитесь, песня захватывает. Я бы в пляс пошел, был бы моложе.

– А текст?

– Зачем? Мелодия, антураж! – к мужу присоединилась Альбина Васильевна: – вы молодая женщина, Маша. Все в восторге от L, аплодируют, подпевают!

– Я пожалую, пойду.

– Я с вами, Машенька. Таких ужасов я давно не видела, как только не совокупляются на сцене. Ну, недолго осталось, лет пять и будут. Хорошо, я не доживу. Слава Богу! – Лидия Ивановна встала с места.

По-моему, фобия вернулась. Началось. Я закашлялась. Лидия Ивановна схватила меня за руку.

– Они так всегда, – Марья Антоновна, – все в восторге, красочно, масштабно, дорого! – с благодарностью в сторону старпома, – Или, по-вашему, все ненормальные? Нет, я вас спрашиваю, – уже к Альбине и Аркадию: – все 11000 зрителей в зале ненормальные?

Лидия Ивановна много гастролировала по стране. По другой. СССР её название. У нас с вами предрассудки – спросила она на свежем воздухе.

– Прошло?

– Дышится.

– А зачем пошла?

– Хотела проверить. Что-то ведь надо сделать на прощанье, – ответила я.

Последние слова, что летели с балкона в Сен-Жан-Кап-Ферра – теперь ты нищая! Я собирала вещи, засовывала в багажник (пришлось и машину продать, я же ещё не знала слова «работать»). Маша, то есть я, свирепо молчала, ноздри раздувались, как у быка, но вступать в споры с «близнецом» Коли Перова (не забыли – пока в России есть нефть, в Милане есть я) Маша не решалась. Мои «подружки» говорили – Вселенная вращается вокруг нас, таких красивых, блестящих, Вселенная посылает нам всё и в двойном размере. Стоит только подумать о чём-то! Некоторым и думать не надо было. Одна призналась – Маша, мне так скучно, я идиотка, я забыла жить. Понимаю. У Маши тоже зрение – ноль, уши забиты, сердца нет, в одном месте – пламенный мотор – как загорятся в попе гОвны, летишь то в Милан на показы-скупки, то ещё дальше.

Балкон в Сен-Жан-Кап-Ферра. В самый нужный момент до меня долетело. Моменты всегда посылаются свыше.

– Одеты в бренды снаружи, НИЩИЕ внутри!  – наша повариха.

Одеты в бренды снаружи, нищие внутри – масштабность слов я оценила.

Глава 8. Питер—Москва

После очищения правой венечной артерии я написала сказку про добрую собаку. Вместо баллончика и электрошокера в сумочке я ношу мясную косточку. Пёсик, я тебе благодарна. Не нужно искать счастливые земли и спокойные страны. Вторых на свете нет, а первые под боком. Но мы – я и такие роботы, как я – искали. Как маньяки, ныряли в Индийский океан (в районе Мальдив) за жемчугом. Хотели много-много. Мы нацепим его на шею и вот оно, вуа-ля – HAPPINESS! Жемчуга и так полно – дома, яхты, но нам мало. Правда, жемчужины были не мои, а мужа, он давал мне поносить. Всё просто. Колониальная эпоха. Я – индеец из Америки, муж – колонист из Англии. Он выменял на бусы мою любовь. Сама виновата. Побрякушки ослепили. Маша, Маша…

– Ты здесь? – он щёлкнул пальцами перед носом.

Сапсан мчит из Москвы в Питер. На самом деле я в поезде отсутствую, я думаю о платье! Купила чёрное от Red Valentino, а там ещё два – красное и голубое. Как бы так улизнуть с дурацкой выставки и по-быстрому сгонять в Милан? Я ж не одна, шансов мало. Кто-то на метле прилетит раньше и, тьфу-тьфу, заберёт мои платьица себе. И смешно, и грешно. Когда я слышала слово «миллион», автоматом добавляла – «евро». Миллион рублей? Что на него купишь? Две сумки? Слушайте, меня можно упрекнуть. Вы уже достаточно узнали. Легко отдать 58 тысяч долларов – всё с ней ясно. 580 тысяч рублей – вообще чепуха. Ничего не понятно и не ясно. Та Маша вам бы и копейки не дала. Из принципа. Эй, вы, нищеброды, не умеете жить, не лезьте. И так перенаселением страдаем, в России натурального молока нет, зато маслом сливочным супермаркеты забиты. Массмаркеты – магазины, где народ (главное достояние страны) и питается. Маша туда не ходит, Маша живёт в чашке Петри, в правильной питательной среде. Стерильность, международные стандарты, общеевропейские нормативы. Девушки моего тогдашнего круга – обитатели чашек Петри. Наши чашки оснащены специальными кольцами на крышках, это позволяет складывать их в стопки, по 10 штук нас девушек, то есть чашек Петри, заворачивали в платья и шубы и стерилизовали, помещая в шкафы, то есть автоклавы.

– Маша!

– …красное точно возьму, вот вроде бы там ещё и коричневое…

Он (позвольте его так называть) рассмеялся, всё понял. Он, Коля Перов и остальные – они все руководители лаборатории. Автоклавы и чашки Петри – их собственность. Иногда они ими обмениваются. Достают первую попавшуюся из автоклава и везут на остров Фиджи, или на Бали.