Только с тобой

– И потом, зачем ехать на пляж, чтобы промыть мозги, как вы говорите, когда спокойно можно сделать это в школе?

– Сопляк! Я перед тобой отчитываться не обязан. А если бы твоя Звонарёва не шлялась по кустам, ничего бы не случилось.

– Вы сейчас о ком говорите? – Илья чувствовал, что снова закипает.

– Ты чего дурачком прикидываешься, Шереметов? Твоя рыжая ещё та штучка! Все хвостом передо мной крутила. И так сядет, и эдак. То титьки на стол вывалит, то юбку задерёт. Все бабы шлюхи.

Учитель встал, подошёл к зеркалу, полюбовался своим отражением, потом повернулся к Илье. И столько самодовольства светилось на ухоженном лице, что Илья сорвался. Долго сдерживаемые эмоции потоком выплеснулись, как вода из опрокинутого ведра.

– Ах, ты сволочь!

Он бросился на историка и протаранил его головой. Взмахнув руками, учитель врезался в зеркало шкафа, которое тоненько задребезжало и разошлось от места удара нитями трещин. Опомниться учитель не успел: Илья, ничего не замечая вокруг, как заведённый, бил его кулаками, куда придётся.

– Натка, вызывай полицию!

Услышал он сдавленный крик историка, но не остановился. В душе росло что-то жуткое, звериное и не контролируемое сознанием. Хотелось зарычать, вцепиться в глотку врагу и разорвать его зубами.

Игорь Владимирович не сопротивлялся. Под градом ударов он сполз на пол, и осколки разбитого зеркала посыпались ему на голову. Один чиркнул по щеке Ильи. Он слышал, как где-то рядом кричала женщина. Кто-то тянул его за рубашку, за пояс брюк. Он отмахивался и снова бросался в атаку. Даже когда приехала полиция и наконец оторвала его от историка, он яростно боролся, норовя достать ногами врага.

Закончилось все так же быстро, как и началось. Пелена с глаз слетела, адреналин, бушевавший в крови минуту назад, снизился, и Илья мог адекватно оценить ситуацию. Он сидел на полу, пристегнутый наручниками к батарее парового отопления. Комната была заполнена людьми. Кроме полицейских, здесь же суетились врачи. Илья увидел, что возле кровати, осыпанный осколками зеркала, лежит без движения в луже крови Игорь Владимирович. Рядом – его жена. Сердце всколыхнулось и забилось часто-часто.

– Я ее не трогал, – прошептал он. – Что случилось?

На его голос повернулся один из полицейских, и юноша узнал того лысого мужчину, с которым разговаривал в скверике перед больницей.

– Очухался? Надо было тебя ещё у больницы в кутузку забрать. Ишь, разбушевался! Согласен, ты женщину не трогал, только она, как преданная жена, бросилась спасать мужа, вот и получила кулаком в живот. Начались схватки. Не дай бог с ребёнком что случится! Натворил ты дел, парень!

– Я даже не знал, что он женат. Видел его несколько раз с разными женщинами под ручку, вот и решил, что он дома один, – оправдывался Илья. – Простите меня, простите!

Его губы задрожали, уголки рта скорбно поехали вниз. Илья с трудом сдерживался, чтобы не разреветься, как мальчишка. Осознание содеянного ужасом наполнило грудь, он с трудом втягивал воздух и никак не мог надышаться.

– Одним прощением не открестишься, пацан, – покачал головой полицейский.

– А с учителем что? Я его не убил случайно? – Илья похолодел. Только что он понял, что его безумная вендетта могла закончиться ещё более плачевно.

– А ты его как бил?

– Просто. Кулаками.

– Тогда жив будет твой учитель. Кулаками убить нельзя, если, конечно, ты не занимаешься восточными единоборствами. За что ты его так, расскажешь?

Илья кивнул. Теперь в душе образовалась звенящая пустота. Он с тревогой наблюдал, как положили на носилки жену историка. Как же так получилось, что за один день от него пострадали две молодые женщины?

– Простите меня! – прошептал он, когда носилки пронесли мимо него. – Простите.

Когда он повернулся, Игорь Владимирович уже сидел возле кровати. Выглядел он, как помятая груша: под глазом расплывался синяк, шею и тело покрывали мелкие порезы, из которых сочилась кровь. Врачи обрабатывали ему раны, но в целом обошлось без сильных повреждений.

Историк с ненавистью посмотрел на Илью.

– Все, Шереметов, ты попал. Я тебе этот разбой не спущу с рук.

– Что, петухи, не хотите рассказать, что здесь произошло? Кто начнёт? – приготовился записывать показания по горячим следам лысый полицейский.

– Я вернулся после выпускного бала, – заторопился Игорь Владимирович, – слышали, что случилось у озера? – полицейский кивнул и с интересом уставился на историка. – Пропала девушка. Мы ее разыскивали, потом приехала полиция. Допросы, осмотры места происшествия, доставка детей домой заняла не менее двух часов.

– Он врет! – выкрикнул Илья. – Он не искал Олю! Он мне сказал сначала, что вообще на пляже не был, потом, когда я его припер к стенке, что приехал на пять минут. Врет он все!

– Так, погоди, – остановил его детектив. – Давай по порядку. Скажи, зачем учителю врать?

– Это он Олю изнасиловал, вот и выкручивается.

– Ты совсем сбрендил, Шереметов! – завопил историк. – Думай, что несёшь. Нападавших двое было. Хочешь сказать, что в напарники я взял физрука, так?

Вид у историка был такой ошарашенный, что лысый полицейский с укором посмотрел на Илью и покачал головой.

– У тебя доказательства есть?

– Нет. Но я точно знаю, что этот гад или сам все сделал, или нанял кого-то.

– Парень, ты такими обвинениями не бросайся, не надо. Оболгать человека легко, а как потом ему отмыться? – упрекнул лысый полицейский. – Поехали в участок, там и поговорим. Господин учитель, вы заявление о нападении писать будете?

– Обязательно! И все побои тщательно зафиксируйте и сфотографируйте, – обратился он к приехавшему криминалисту и медикам. – За каждую царапину с него спрошу.

Он, постанывая и опираясь на руку врача, встал и пошёл к шкафу. Медленно, как будто преодолевая сильнейшую боль, достал одежду. Слабым голосом попросил ему помочь и выглядел несчастной жертвой, подвергшейся несправедливому обвинению.

Илья наблюдал за этой прекрасной актерской игрой с ужасом. Он только что понял: таких людей, как Игорь Владимирович, простыми кулаками не остановишь. Этот хлыщ ни разу не спросил у врачей, как чувствует его жена и ребёнок, он не поехал с ними в больницу, но собирался в полицейский участок, чтобы написать заявление. Причём делал это с видом страдальца-правдоискателя.

Полицейский с неприязнью покосился на учителя, потом сочувственно посмотрел на Илью.

– Родителей вызывать будем или сами справимся? – спросил он у юноши.

Илья на секунду задумался, а потом согласно кивнул. Кажется, историк собрался вцепиться в него мертвой хваткой. Пора пускать в ход тяжелую артиллерию.

Глава 7

Оля проснулась вечером. Она лежала на больничной кровати. Рядом стоял штатив капельницы, но иглы в руке не было. Комнату окутывала темнота, лишь стекло поблескивало. За ним Оля разглядела желтый полумесяц. «Часов десять, наверное», – отрешенно подумала она и прислушалась к себе.

Тело немного болело, но в целом она чувствовала себя неплохо. Оля села на кровати, встала, наощупь нашла дверь в туалет, снова легла. Воспоминания нахлынули сразу, как враги из засады, будто только и ждали, когда она проснётся. Перед глазами над головой качалась ветка ели, которая сыпала на лицо иголками от каждого дуновения ветерка, отчего Оля вынуждена была накрывать глаза.

      А потом она вспомнила синие джинсы и злобную ухмылку. Вкус вонючей тряпки до сих пор чувствовался во рту.

Оля подхватилась и бросилась к унитазу. Рвотные позывы выворачивали пустой желудок наизнанку. Наконец стало легче. Она умылась, а потом сбросила одежду и стала осматривать себя. Ноги походили на розовые сардельки. Красные выпуклые пятна слились в одно и покрывали все тело до пояса. Оля вспомнила, как боролась с тысячами муравьев, и вздрогнула.

Она несмело опустила глаза: русый треугольник выглядел как обычно. На коже не было следов крови. Оля осторожно прикоснулась к интимному месту: немного саднит и все. До смерти хотелось принять душ, но в туалете его не было.

Оля посмотрела в зеркало. Обычное лицо, только немного бледное и осунувшееся. Даже не скажешь, что она пережила рано утром потрясение. Оля оделась, вернулась в палату, легла набок и тихо заплакала. Она не знала, как дальше жить, как смотреть в глаза маме и бабуле, любимому, одноклассникам. Ясно представила, что Жанка начнёт расспрашивать про ощущения от первого раза, и со своим циничным подходом к жизни заявит: «Подумаешь, все девушки бабами становятся. Одни раньше, другие позже. И что? Жива осталась – радуйся. А неприятности скоро забудутся».

– Ну, что ты бродишь, горемычная? А теперь ещё и нюни распустила, – услышала она голос с соседней койки.

Девушка резко повернулась: она не ожидала, что в комнате ещё кто-то есть. Глаза уже немного привыкли к темноте, и Оля увидела старую женщину. Та опёрлась на локоть и, прищурив глаза, разглядывала ее.

– Ой, простите, – подавилась рыданиями она. Голос дрожал, сипел и казался совершенно чужим. – Я долго спала?

– А то. Почитай, целый день с утра раннего. К тебе столько людей приходило, а ты все сопишь в две дырочки.

– А кто был? – спросила и замерла в ожидании. Сердце затрепетало от волнения. На секунду Оля даже забылась.

– Мама была. Милиция, тьфу, полиция приходила. Учительница, вся такая из себя модная. Подружка чернявенькая. Всех и не упомнишь.

Сердце остановилось. Разочарование пронзило душу. «А Илья? Где он? Что с ним?» – а противный внутренний голос нашептывает: «Получается, не нужна ты теперь ему. Порченая».

– А молодой человек? – тихо спросила она и затаилась, страшась услышать ответ.

– Парень? Точно не видела, – старуха села, включила ночник, потом надела очки, лежавшие на тумбочке, и подняла голову. – Эй, ты погоди реветь! Залетела, что ли? А энтот козел бросил? Т-ю-ю-ю, блаженная! Нашла по ком слезы лить! Если бросил в трудной ситуации, ты так и знай, не любит.

Слова соседки разбередили открытую рану: Оля уткнулась в подушку. Она задыхалась от горя и слез. Дверь распахнулась, и в палату вошла медсестра.

– Звонарёва, проснулась? Иди в процедурку на уколы, – приказала она и исчезла.

Оля встала, вышла в коридор и столкнулась с мамой, которая рассеянно брела, не разбирая дороги. Она бросилась к родному человеку на шею, и слезы потекли с новой силой.

– Мамочка, любимая! Как тебя пропустили? Поздно уже.

– Да так… Ты поплачь, поплачь, доченька, – гладила ее по голове Галина Семёновна, а сама тоже всхлипывала.

Они сели на диванчик, стоявший тут же в коридоре.

– А где бабуля?

– Ты только не расстраивайся сильно, – предупредила мать, – бабушка здесь же, в больнице. В отделении кардиологии. Я и брожу от ее палаты к твоей.

– Что случилось? – всполошилась девушка. Озарение накрыло волной, – это она из-за меня?

– Я не знаю, что сказать, – призналась мама, – как-то все вместе сложилось… Ладно. Справимся. Иди на процедуры.

– Мама, ты Илью не видела? – несмело спросила Оля и с надеждой посмотрела на мать.

Галина Семёновна молчала, глядя вдоль коридора, потом открыла сумочку, покопалась, застегнула замочек. Оля напряжённо ждала ответ. У неё даже ладони вспотели от волнения. Ей совершенно не нравилось то, что она сейчас видела. Ее смелая и активная мама вдруг стала нерешительной. Она сгорбилась и резко постарела. Будто судьба сделала такой поворот, что у мамы разом закончились все силы, чтобы идти новой дорогой.

– Доченька, – наконец выдавила из себя Галина Семёновна, – мне тяжело об этом говорить, но ты узнала того, кто на тебя напал?

– Нет, – Оля сделала паузу. Она мяла больничный халат с дыркой на подоле и не решалась продолжать. О таком говорить трудно даже с самым близким человеком. – Они натянули мне на голову чёрный пластиковый мешок, а когда сняли, я видела только спецназовские маски. У одного глаза были синие, у другого – карие. Вот и все, – Оля всхлипнула.

Галина Семёновна испуганно схватила ее за руку и сжала.

– Прости меня, прости! О, боже! Как тяжело! – лицо мамы сморщилось, уголки дрожащих губ скорбно поехали вниз.

– Мамочка! Где Илья? Я сердцем чувствую: что-то случилось.

– Он привёз тебя в больницу и нас дождался, – выдавила из себя Галина Семёновна. – А потом бабуле стало плохо. Я не знаю, куда он потом исчез, – добавила она и отвела глаза в сторону.

Оля вздохнула облегченно: «Слава богу! Зря я так плохо думала на Илью». Она встала, поцеловала маму в щеку и пошла в процедурный кабинет. Случившееся утром уже казалось ночным кошмаром. Пока ждала назначенную инъекцию, Оля смотрела в окно. Вечерние огни провинциального города весело перемигивались и звали на улицу. Девушка чувствовала, что, если Илья поддержит, она сможет забыть о случившемся и начать жить заново.

Когда вернулась обратно, мама по-прежнему сидела на диване, отрешенно глядя в стену. Оля подошла и осторожно обняла ее, а потом по детской привычке положила голову ей на плечо. Они молчали. Каждая думала о своём.

– Оля, – очнулась мама, – ты сказала, что у одного нападавшего были синие глаза, – она помолчала, – а ты не думала, что это мог быть Илья?

Оля недоуменно посмотрела на маму.

Такой вариант исхода событий ей и в голову не приходил. Зачем Илье насилие? Между ними были очень нежные и доверительные отношения. Если бы дело дошло до интима, Оля и так бы не сопротивлялась, настолько она доверяла любимому. Они понимали друг друга с полуслова. По негласной договоренности они решили с близостью не торопиться. Сначала надо поступить в вуз, устроиться на новом месте, а там… видно будет.

– Мама, не выдумывай! – резко оборвала она слова Глины Семёновны, но, увидев, как задрожали у матери губы, обняла крепко за плечи. – Неужели ты думаешь, что я не узнала бы Илью? Он высокий и худенький, а напавший на меня был… – Оля на секунду задумалась, – другой.

И правда, какой он был? Точно не коротышка. Трудно определить рост врага, когда ты его разглядываешь снизу вверх, лёжа на земле. Его голова то закрывала поднявшее над горизонтом утреннее солнце, и тогда она видела синие глаза, то отворачивалась, а Оля на секунду слепла от бьющих прямо в лицо ярких лучей. Старые джинсы, спортивная куртка, застегнутая молнией до горла, чёрная шапочка. По таким приметам узнать человека невозможно.

Второго нападавшего Оля даже не видела. Она помнила тяжесть мужского тела, придавившего ей грудь, запах пота, смешанный со знакомым парфюмом, карие глаза, и все.

Оля всхлипнула: воспоминания, накатившие волной, опять растревожили душу. Она будто заново переживала насилие. Перед глазами стояла чёрная маска мужчины. Пока он двигался, его синие глаза стремились поймать ее взгляд. Оля все время отворачивала лицо, а он хватал ее за подбородок и щеки и заставлял смотреть на него. Девушка коснулась нижней челюсти и вскрикнула.

– Не трогай, Олечка, – перехватила ее пальцы мама, – там у тебя синяки. Вот сволочи! – ее лицо сморщилось и сразу стало старым.

– Мама, не плачь. Я хочу поговорить с полицией. Соседка по палате сказала, что опера уже приходили. У тебя их номер телефона есть?

Оля специально говорила быстро, не позволяя маме опомниться. Она понимала, что должна сама справиться с этой проблемой. Одна мысль не давала ей покоя: это нападение не походило на случайность. Кто-то ее позвал к дальней беседке, используя Илью. Она теперь пыталась вспомнить, мужской или женский был голос, но не могла. Насильники приготовили пакет и скотч.

Вывод напрашивался простой: эта атака – спланированная акция, направленная именно на неё. А значит… Оля зажмурила глаза. Дальше даже думать не хотелось. Очень неприятные мысли крутились в голове. И этот парфюм что-то напоминал.

Галина Семёновна порылась в сумке и достала листок с номером. Оля взяла из рук мамы телефон и отошла к окну.

Первый звонок в полицию. Она сообщила, что проснулась. Оперативник обещал приехать через полчаса, несмотря на позднее время.

Теперь надо выяснить, где Илья. Ей совсем не нравилось, что он весь день не показывался. Беспокойство, поднимавшееся с низу живота, уже достигло груди и мешало дышать. Она кожей чувствовала: что-то случилось. Раз за разом она нажимала кнопку вызова, но Илья не отвечал. Номера телефона родителей у неё не было.

Жанна! Как же там? Оля несколько раз пробежалась пальцами по клавиатуре, но так и не вспомнила номер подруги. Черт! Из-за современных средств связи люди перестали запоминать номера телефонов. Без адресной книги Оля чувствовала себя парализованной. Она досадливо поморщилась и вернулась к маме.

– Мамочка, ты забирала мои вещи? Там телефон был?

– В вещах нет. Его мне передала Ирина Леонидовна. Твой сотовый нашли в кармане пиджака Ильи. Олечка, может, это он?

– Мамуля, тему закрыли, Ладно? Пиджак Илья набросил мне на плечи, чтобы комары не съели, вот и все. Никаких тайн. Дай мне мой мобильник.

– Я его дома оставила, прости, доченька. После этих событий совсем голова не работает.

– Дай тогда свой телефон, а сама иди отдыхать, – Оле нужно было выпроводить маму, чтобы спокойно сделать все нужные звонки. А ещё она очень стеснялась говорить о своих неприятных делах при строгой маме. Наверняка полицейскому захочется узнать подробности. – Видишь, со мной все в порядке. Вешаться или таблетками травиться из-за этих уродов точно не собираюсь!

Оля решительно поджала губы: слезы закончились. Прощать этих сволочей она не намерена. Когда приедет полиция, напишет заявление и расскажет все детали, которые запомнила. Она так и не решила, надо ли поделиться своими подозрениями или нет

Мама тяжело встала и побрела по коридору. Оля проводила ее до лестницы и вернулась в палату. Соседка уже спала.

Глава 8

Полицейский приехал почти сразу. Он представился Петром Валентиновичем, выпроводил дежурного врача из ординаторской и сразу начал допрос. Оля без утайки рассказала обо всех деталях нападения. Объяснила, почему пошла на окраину пляжа и что случилось. Оперативник что-то чёркал в блокноте, слушая, смотрел не на собеседника, а рисовал на полях загогулинки. В целом картина вырисовывалась не очень красивая. Когда Оля подписывала свои показания, она пробежала глазами текст и еще раз удивилась, что на бумаге ее история, изложенная канцелярским языком, выглядит как-то очень обыденно.

– Давай ещё раз коротко пройдёмся по преступлению, – предложил оперативник. Оля согласно кивнула. – Итак, тебя кто-то позвал, но ты человека не видела, только слышала голос. Догадок нет, кто это мог быть?

– Нет. Да кто угодно, кроме Ильи. Я смотрела огненное шоу. А Илья стоял прямо напротив меня.

– Потом тебе надели мешок на голову, связали руки и потащили в кусты, и ты потеряла сознание.

– Не совсем. Руки сначала болтались свободно. Я теряла сознание три раза: первый в мешке от нехватки кислорода, второй после насилия, а третий в озере.

– Н-да! – задумался полицейский. – Мешок в кармане мог оказаться случайно, но не скотч. Выглядит, будто насильники запланировали нападение именно на тебя. По степени жестокости насилие над тобой очень похоже на месть. Никого не подозреваешь? Может, перешла кому-нибудь дорогу?

– Я? Ну, что вы! У меня со многими дружеские отношения. Хотя… Есть один козел, который мне отравил последний год учебы в школе. Простите за не литературные слова, но он именно такой.

– Так, так! Это уже интересно, – подбодрил ее оперативник.

– Просто это такой человек, на которого никто не подумает, – опустила глаза Оля. – Зовут его Игорь Владимирович. Он преподаёт в нашей школе историю.

– О, как! Погоди, я позвоню, – Петр Валентинович достал телефон, с кем-то переговорил и отключился. – Тут такое дело… Твой парень утром напал на учителя, расквасил ему лицо,

– Как напал! – охнула Оля, а сердечко зашлось от счастья: нежданно-негаданно, получила известия от Ильи.

– Вот так и напал. Хуже то, что он толкнул жену…

– Историк женат? – удивилась Оля. – Ни за что бы за такого придурка замуж не вышла!

– Да, и жена на сносях была. А тут схватки начались. В общем, Илья в кутузке пока застрял.

– О боже! Что же теперь с ним будет? – Оля вскочила и забегала по ординаторской, заламывая руки, словно барышня девятнадцатого века. Потом резко остановилась. – Илья ни в чем не виноват. Он за меня заступился.

– Горячий у тебя друг, – покачал головой следователь. – Молодой еще, не думает о последствиях.

– Каких последствиях? – испугалась Оля и сделала круглые глаза. – Илья посадят? Нет! Нельзя! У него же мечта.

– Какая мечта?

– Он хочет стать хирургом.

– Трудно что-то сейчас сказать. Потерпевший настаивает на серьезных повреждениях, хотя внешне, кроме пары синяков и царапин ничего не видно. Ладно, не переживай сильно. У твоего паренька отец – большой начальник в органах. В обиду сына не даст. А историк ваш, – следователь покачал головой, – сволота еще та! Рассказывай, почему его подозреваешь?

Оля поведала Петру Валентиновичу о преследовании учителя и о том, как с появлением в школе Ильи изменилась ее жизнь. Она немного помолчала, не решаясь рассказать о своих подозрениях, а потом все же высказала предположение, что аромат мужского парфюма, который она чувствовала во время насилия, напоминал ей духи историка. Оперативник девушку не перебивал, только задавал иногда вопросы.

Спать Оля легла уже поздно, но довольная своей отчаянной смелостью. Немного терзала тревога за Илью, но девушка знала, что его отец умеет проявить настойчивость и характер в трудной ситуации. Просто так, за красивые глаза большие звезды на погоны не вешают.

На утро ее привезли в полицейский участок, где из множества ароматов она должна была узнать тот, который ее преследовал. Но, увы, среди представленных для экспертизы флаконов того запаха не оказалось.

Через пару дней провели опознание, но и оно ни к чему не привело. Оля внимательно вглядывалась в синие глаза мужчин, блестевшие в прорезях черных масок. Наконец в одном взгляде уловила что-то знакомое, какую-то искорку ненависти и презрения. С облегчением указала на этого человека, надеясь, что за маской прячется историк. Но, к великому ее удивлению, это был не он. Лысый оперативник, занимавшийся ее делом, сказал ей позже, что Игорь Владимирович стоял в той комнате, но Оля его не опознала.

Из больницы ее выписали через неделю. Физически она чувствовала себя хорошо, но моральное состояние находилось в упадке. На второй план отошли экзамены, выпускной, поступление в вуз. Это все стало далеким и неважным. Тяжело болела бабушка, врачи волновались за ее жизнь. Мама взяла на работе отпуск и целыми днями пропадала в больнице. Она стала угрюмой и неразговорчивой, и Оля невольно чувствовала вину за случившееся.

Но еще большую тревогу вызывал Илья. Первым делом, выписавшись из больницы, Оля побежала к нему домой, но на долгий звонок никто не ответил. Никого не было в квартире ни на следующий день, ни через неделю. Номер телефона оказался заблокированным, группы в социальных сетях исчезли. Не удалось Оле узнать что-то о пропавшей внезапно семье и у приятелей Ильи.

– Да, леший знает, куда Илюха пропал, – пожимали плечами одноклассники. – Может, поступать уехал. Он перед нами не отчитывается.

Позвонила Оля и Жанне, но той тоже не было в городе.

– Жанночка уже в Москве, – ответил отец. – Я ее на подготовительные курсы записал. Ты сейчас не мешай ей, пусть учится.

– Хорошо, – тихо ответила Оля и закрыла дверь.

Так оборвалась последняя ниточка.

Девушка недоумевала, расстраивалась и не спала ночами, мучительно думала, что случилось с ее другом. Ей казалось, что она вдруг очутилась в вакууме, куда не доносились звуки большого мира, где она осталась наедине со своим горем, и никто не придет на помощь.

От этой мысли хотелось плакать, и Оля натягивала на голову одеяло и тихонько выла, боясь разбудить соседей и смертельно уставшую маму. А еще в груди рождалась тревога. зернышко сомнений, зароненных в душу мамой, начало прорастать и развиваться.

«Нет, Илья не такой! – убеждала себя она. – Не такой! – повторяла как мантру, в которую. Хотелось верить.

Однажды она возвращалась из больницы. По привычке поднялась на этаж, где жил Илья, и позвонила. Дверь внезапно распахнулась: на пороге стоял неизвестный мужчина.

– Тебе кого? – грубо поинтересовался он.

– Илья Шереметов дома? – растерялась от напора Оля.

– Не знаю таких. Мы только сегодня переехали, – рявкнул мужчина и захлопнул дверь.

Оля медленно спускалась по ступеням. Домой идти не хотелось, там теперь не пахло живым духом. Не исходили ароматом пироги в духовке, не варился на плите борщ, и чайник не звал к столу призывным свистом. И вообще, никто не встречал Олю радостными возгласами.

– Вот шалава! – услышала она за спиной и оглянулась.

Сзади стояла бабка Аня, первая сплетница их двора. Оля не поняла, к кому относились эти слова, но на всякий случай спросила: