Упрямая. (Не)пара для волка

Кира РАЙТ

Упрямая. (Не)пара для волка

ПРОЛОГ

Я оттягиваю его голову чуть назад за волосы и смотрю замутненным взором, а из губ сам по себе вырывается громкий стон.

– Нет, не так, лисичка. Кричи же…

Он делает резкое движение, заставляя выгнуться в спине и громко вскрикнуть.

– Смотри только на меня, слышишь? И кричи, зови на помощь, громко, – продолжает прикусывать мою кожу, и я кричу, стараясь не показать истинных чувств.

– Пожалуйста, – эта мольба обращена вовсе не к людям, а точнее – нелюдям, за дверью.

– Потерпи немного, и проси остановиться, – и он старается быть более осторожным.

– Нет, – хрип, – не надо, – стон, – пожалуйста, не мучай меня, – громкий вскрик, – не останавливайся… – уже совсем тихо.

Он сжимает сильнее, и я начинаю царапаться и кусаться, извиваюсь, кричу в голос уже не по указке.

– Так нужно, слышишь? Прости, – шепчет он мне, а потом громко, совсем по-звериному рычит.

Затем зубами рвет своё запястье. И меня колотит, когда он размазывает свою кровь по моему лицу, плечам, телу, но совсем не от страха или отвращения. Я хочу ещё больше… Его…

– Покажи им, что боишься меня, не приближайся, – строго посмотрев в последний раз, он кидается к решетке.

А я, свернувшись в клубочек и спрятав лицо в ладони, забиваюсь в угол.

Всю свою жизнь я была разменной монетой в руках отца. И вот к чему это привело.

Лишь однажды в моей жизни появилось солнце – когда в неё вошел Он. Но так же, как и солнце, Он скоро покинул меня, оставив наедине с детской влюбленностью и бессмысленными мечтами о невозможном, как тогда казалось, будущем.

Мой отец сделал одну очень жуткую вещь, решил поиграть в Бога, как сказал тот неприятный мужчина, имени которого узнать не удалось из-за кляпа в моём рту. Но расплачиваться за поступки родителя почему-то буду я.

Когда меня тащили в клетку к жуткому монстру, и представить не могла, что именно там ждёт. Но не молитву шептала перед ожидаемой смертью, а по детской наивной привычке – Его имя.

И нет, мой герой не появился внезапно и не спас меня от ужасной участи. Хотя я не отказалась бы и от такого сценария. Только видимо этот сказочный сюжет в моей жизни произойти не мог.

Зато произошёл другой…

Как сказали те нелюди, до конца своих дней, которые с большой долей вероятности могут наступить уже сегодня, я останусь тут. Ведь эти твари на генетическом уровне ненавидят людей и уничтожили их уже немало. А теперь должны уничтожить и меня.

Долго и мучительно.

И моих пленителей не интересует, что я не была в курсе действий отца и боюсь всего происходящего до жути, а ещё совсем не планирую умирать в столь юном возрасте. Они жаждут отмщения. За мой счёт. Только мы ещё посмотрим, кто кого.

Вообще меня зовут Элина, и пока у меня есть такая возможность, хочу рассказать свою историю.

Приветствую Вас на страницах новой истории, буду благодарна за поддержку в виде звёздочек, подписок и комментариев♡

Глава 1 Для Него

Тринадцать лет назад

Элина

Мне было пять лет, когда впервые влюбилась. Это была зима, пушистые снежинки падали с неба, щекоча мне нос. Я фыркала, а они оседали на моих ресницах. Ощущение волшебства и чуда завораживало, тревожило, не позволяя сидеть на месте.

Я играла во дворе с гувернантками, когда увидела Его. Моё чудо, ставшее позже наваждением. Он был не таким, как все люди, которых я встречала до этого (надменные, сердитые, даже агрессивные), чем, наверное, и привлёк моё внимание. Его просто окружала какая-то невероятная тёплая аура, хотя тогда этого слова я не знала, только чувствовала вот так.

Он был красивым, даже очень. Невероятные серые живые, будто смеющиеся искорками глаза, легкая плавная походка и уверенность в каждом жесте, несмотря на молодой возраст. И снежинки, много пушистых снежинок вокруг него.

Словно в нимб складывались, кружась над его головой…

Он приехал с целой группой незнакомых мне людей по работе к моему отцу. Многие дяденьки, которых родитель называл загадочным словом «партнёры», приезжали к нему домой. Некоторые привозили мне игрушки или сладости, желая ему понравится. Но ни разу никто из этой вереницы разных мужчин не вызвал во мне и капли интереса или желания пообщаться. Лишь страх и отвращение от их наигранной заботы.

И вот я вижу Его. Что я испытала тогда? Наверное, непреодолимую тягу быть рядом. Желание, чтобы этот парень поднял меня руки и кружил как пушинку, а я бы счастливо смеялась. Держал за руку и смотрел своими серыми глазами с искорками-смешинками. Большего мне для счастья было и не нужно.

Я даже забыла свое занятие и, бросив развивающие игрушки (иных у меня не было) на землю, усыпанную снегом, как завороженная пошла по мощёной дорожке. К Нему.

Одна из гувернанток ухватила меня за руку и осторожно отвела за угол, призывая не мешать отцу работать, ведь иначе он рассердится. Сердить отца я не хотела. Поэтому послушно шла, куда вели. Но успела краем глаза заметить, как Он вдруг резко обернулся в нашу сторону и повёл носом по воздуху, будто принюхиваясь. Его глаза, мне показалось, на миг полыхнули. Но, конечно, позже я решу, что это мне привиделось.

Что только не выдумают дети.

Взрослый мужчина рядом с Ним, немного на него похожий, дёрнул его за руку, как мальчишку, как отец иногда одергивал меня в общественных местах. А я удивилась. Ведь Он – сам уже почти взрослый и сильный. Самый сильный – так мне казалось. Разве может тот дядька его так дёргать?

Это чувство несправедливости загорелось во мне настолько, что самой хотелось поскорее вырасти и стать большой, чтобы… Не знаю, что. Быть рядом, рассказать ему, какой Он сильный. И чтобы никто больше не смел его трогать.

А ещё он показался очень-очень добрым. Как какой-то герой из волшебной сказки. И конечно мне хотелось тоже побывать в этой сказке, а не тут, где меня только и преследуют неудачи.

Что-то невероятное с того момента в моей душе не позволяло сидеть на месте. Я вела себя особенно дурно, не находя сил быть послушной. Убегала, ругалась с прислугой, даже обзывалась, чего раньше никогда не случалось. И, разумеется, гувернантки всё рассказали отцу.

Он довольно часто меня наказывал, оставляя без сладкого или вводя новые занятия в программу обучения. Да. В пять лет. Он считал, что я должна быть умнее, чем есть, лучше во всем. А сейчас недостаточно хороша. И это я помнила. Что нужно оправдать его ожидания. Иначе отец рассердится и…

Я боялась его гнева как огня. Когда он повышал на меня голос, я замирала на месте, не могла ни вздохнуть, ни выдохнуть. Иногда начинала заикаться.

Но именно в тот день отец меня впервые ударил. Отвесил тяжелую пощечину, от которой я упала прямо на пол. Я смотрела зареванными глазами снизу вверх на большого взрослого и совсем, казалось, чужого мне мужчину и боялась, что сейчас он продолжит меня бить.

А потом ещё как-то накажет. И так хотелось, чтобы рядом был тот, что защитит…

И всё из-за чего? Я лишь сказала, что мне понравились те люди, что приходили сегодня. Не осмелилась признаться, что конкретный человек. Даже в том возрасте мне было ясно, что он не одобрит. Но не думала, что в первый раз в своей жизни получу затрещину.

Взгляд отца, конечно, сразу же будто протрезвел. Он кинулся поднимать меня с пола, начал гладить и даже поцеловал в щеку, чего раньше с ним не случалось. Плохо помню, что именно он говорил, но это было что-то мягкое и приятное.

Потом он наорал на гувернанток, чтобы следили за мной лучше, и приказал уложить спать. А на утро сделал подарок – серебряную серёжку. Сказал, что остальное подарит на день рождения, если я стану себя хорошо вести. А пока разрешает мне проколоть ушко и носить её, если хочу. Но если надену украшение – уже нельзя снимать, чтобы ушки не загноились и не заросли.

Это потом я поняла, что это был не просто подарок, а откуп за его грубость, и способ манипулировать мной, ведь потерять первый подарок отца я боялась и старалась быть послушной. А он совершенно точно мог и отобрать.

Следом появились и другие украшения, много других. Очень. За каждую его жесткую по отношению ко мне выходку. Но та простенькая серебряная сережка стала неким символом. Она появилась на следующий день после того, как я встретила Его. И поэтому даже если бы меня заставляли, я бы ни за что не сняла.

Помню, как была счастлива, как бегала по комнате. И представляла, что я уже большая. А с украшениями от отца буду ещё и красивая. И обязательно, когда Он придет следующий раз, заметит это.

С тех пор Он стал моим воображаемым другом, невидимым спутником. Всё, что я делала, расценивала через его призму. А Ему бы понравилось? А что Он бы сказал? Рассказывала Ему вечерами о том, что делала днем, делилась, жаловалась, просила совета.

Я стала очень послушной и прилежной на занятиях. Гувернантки и отец нарадоваться не могли. А я старалась быть ещё лучше. Только теперь…

Для Него.

Глава 2 Юная леди

Два года я прожила в мечтах и воображаемом мире, где тот парень – мой друг и он рядом. И мои мечты были такими реалистичными, что иногда сама верила в то, что всё происходит на самом деле.

Только вот больше те люди, а вместе с ними и Он, не приходили, или просто я не видела. Однажды мне послышались голоса в кабинете отца и на мгновение показалось, что это Его голос. Но ведь раньше я его не слышала, поэтому не могла быть уверена.

Хотя мне и казалось, что Его голос должен быть именно таким – бархатный, уверенный, с легкими рычащими нотками. Потом этот голос будет мне сниться. И вот мой безмолвный выдуманный друг начинает со мной мысленно разговаривать. Тем самым невероятным голосом.

Поддерживать, когда плачу, хвалить, когда что-то хорошо получается. И просто звучать в моей голове, успокаивая, если мне грустно.

Следующий раз мне удалось Его увидеть в семь лет. На свой день рождения не смела и мечтать о таком подарке. Его, как и другие праздники, мы отмечали не каждый раз из-за занятости родителя. Но если отцу что-то было нужно от партнеров, то он всегда находил это хорошим предлогом.

На праздник были приглашены почти все знакомые отца. И вместе с ними приехал Он.

Он сразу выделялся из общей толпы своим ростом, густой шевелюрой волос, серыми светящимися глазами… Но дело было не во внешности.

Когда ещё, будучи в холле, я услышала звук подъехавшей машины – уже знала, что в ней Он.

Пусть это можно воспринять за детские выдумки, но я чувствовала, как Он проходит через пункт охраны. Идет уверенными шагами по дорожке. На Его ногах кроссовки, а не туфли, как у остальных. Поэтому он идет неслышно, не цокая каблуками по плитке.

Я застыла перед дверью, оцепенев, ожидая, что дверь сейчас откроется и появится Он. И Он появился. Вошёл, пропуская вперёд более старшего мужчину. А затем встретился своим с моим восхищенным взглядом, который я не прятала. Тогда ещё не поняла, что следует.

И он тоже замер в дверях на мгновение. Мне казалось, что всё вокруг замедлилось, смолкла музыка и голоса. И только его серые глаза смотрят прямо на меня, а на губах рождается добрая светлая улыбка.

Волшебство того момента я запомнила и пронесла с собой через всю свою жизнь. Каждый раз, когда потом забивалась в угол и ревела одна, вспоминала его теплый взгляд и невероятную улыбку.

Отец появился слишком быстро, загородив собой Его, протянув руку для рукопожатия его более взрослому спутнику. Гувернантка хотела отвести меня в сторону, к детям. Всех гостей мы встретили. Но я заупрямилась и, выдернув ладошку из её захвата, направилась прямо к отцу.

На ходу собиралась с мыслями, сжимая кулачки. Вот ещё шажок и окажусь совсем рядом. Подошла в плотную, подняла уже не такой решительный взгляд на недовольного отца, и протянула руку, как он это делал несколькими секундами ранее, Ему.

Мои щеки горели как красный светофор, но голос прозвучал вполне достойно.

– Добрый вечер. Меня зовут Элина, и это мой День Рождения.

Его улыбка стала совсем лучезарной. Он присел, чтобы быть на уровне моих глаз, взял своей огромной теплой ладонью мою и тоже вежливо ответил тем самым, уже знакомым голосом:

– Мои поздравления, Элина. Ваш праздник удался на славу.

– Благодарю, – я поковыряла паркет носочком туфельки, – а как Вас зовут?

Щеки опять предательски вспыхнули, а ладошки вспотели. Хорошо, что к этому моменту он уже отпустил мою руку.

– Какая смышленая смелая малышка, – восхищенно сказал Его спутник.

А мне это было неважно, как и то, что рядом стоит разъяренный отец. Главное – вот эти серые глубокие глаза на меня смотрят. Он улыбается только мне. И сейчас я узнаю Его имя. А так ли уж важно то, что будет потом?

– Эмин, юная леди, – Он склонил голову в полупоклоне.

– Очень приятно с Вами познакомиться, господин Эмин, – я уже серьезно кивнула.

– Прощу прощения за дочь, – раздалось рокочущее сверху, и я, не глядя, почувствовала волну ярости отца.

Он грубо схватил меня за руку, ту самую, что совсем недавно так осторожно держал Он (нет, не просто Он – теперь Эмин) и уволок в сторону к гувернанткам.

– Тебя совсем не учили правилам хорошего тона?! Разве можно вмешиваться в разговор взрослых? Не смей приставать к моим гостям!

– Прости, отец…

Я ещё не придумала, как мне можно оправдаться, но уверена, что смогла бы что-то сообразить, если бы отец не сжал мою ладошку так, что едва не вскрикнула и не зашипел:

– Сейчассс ты идешь ко всссем оссстальным детям, режешь торт и ведешь сссебя как сссчастливый и оооочень воссспитнный ребенок. А позже мы с тобой поговорим? Ясно?!

Мои глаза вновь наполнились слезами. От обиды и боли. А отец, отпустив руку, добавил:

– Улыбайссся. Живо! Не позорь меня!

– П-прости, отец, – заученно повторила я.

Опустив голову и натянув на себя самую вежливую из арсенала улыбок, через всю залу, наполненную незнакомыми мне людьми, я шла в часть, отведенную детям. И тут произошло то, ради чего я была готова пережить эту сцену с отцом заново.

И не раз.

Глава 3 Теперь я – Эли

Слёзы ещё застилали глаза, когда я наткнулась на кого-то в толпе. Подняв украдкой глаза, наткнулась на два серых омута, в которых тут же утонула в головой.

– Тебя кто-то обидел, Эли?

В его голосе была неподдельная тревога и сочувствие. А ещё он снова присел. Прямо посреди толпы. Просто чтобы быть ближе ко мне.

Даже отец никогда так не делал, всегда разговаривал со мной свысока. И охрана. И остальная прислуга в нашем доме. А он уже второй раз опускается, чтобы можно было смотреть в глаза прямо, а не снизу вверх.

– Ну ч-что Вы, г-господин Эмин, п-просто с-споткнулась.

Врать я умела отлично. Сколько себя помню – всегда врала. Так было проще выжить в этом доме. Вот и сейчас при невозможности рассказать правду, солгала так легко и непринужденно, будто и действительно не было неприятной сцены с отцом. Только заикание выдавало.

А ещё я просто разомлела от того, как он обратился ко мне на «ты» без шуток про юную леди и как сократил моё имя. Полное мне всегда не нравилось. Оно было некрасивым и носить его должна взрослая женщина с красной помадой и тяжелыми духами в кожаной юбке – такая приходила иногда к отцу. А вот Эли… Это звучало мило.

И ещё…. Так было созвучно с Его собственным именем, что впервые я порадовалась звучанию своего.

– Сильно ударилась?

Он участливо и цепко осмотрел меня с головы до ног. Слёзы от невероятного счастья уже высохли, поэтому солгать ему снова опять не составило никакого труда.

– Благодарю, господин Эмин, уже всё в порядке.

– Можно и просто Эмин, я не такой уж старый, – он светло улыбнулся, а в его глазах мне снова чудились золотые всполохи. И он ни капельки, конечно, не выглядел старым.

– Правда можно?!

Я была счастлива. Мы стоим вот так рядом, что кажется, мне ничего больше в мире не может навредить. И нечего бояться больше никогда. И я могу разговаривать с ним настоящим. И называть его просто по имени…

Невероятно! Настоящий подарок на день рождения!

– Элина, о чем мы с тобой только что говорили?!

Отец был в ярости, и я тут же вытянулась по струнке. Чувство спокойствия и защищенности прошло, как и не было. Напротив, я боялась уже, как бы он не навредил моему божеству.

– Прости, отец, – пискнула я и мышкой юркнула за широкую спину Эмина. А оттуда, тяжело вздохнув, – к остальным детям, праздновать свой праздник, нужный только моему отцу, а не мне.

К сожалению, столкнуться ещё раз с Эмином не вышло. А после того, как гости разъехались, отец вызвал меня к себе в кабинет.

Как же он орал в тот вечер!

Что я неблагодарная, невоспитанная, вся в мать. Хотя мать я и не знала вовсе – она умерла при родах, как мне сказали. И мне казалось, что отец любил её. Раньше. Теперь я не знала.

А в довершение лекции о том, что я должна держаться подальше от этих людей, отец наказал меня самым изощренным способом – он просто выбросил из окна второго этажа моего хомяка, которого за пару дней до этого подарил к празднику.

Просто вытряхнул его из клетки и снизу послышался тихий «шмяк» об асфальт. Он сказал, что я не заслужила порядок, раз не умею нести ответственность за себя. А у меня впервые тогда случилась истерика.

Я кричала, рвалась то к окну, то к двери – на первый этаж. Умоляла спасти его, отвезти к врачу, сделать хоть что-то. Сегодня вечером я назвала безымянного хомяка Эмином, хотя и не призналась бы в этом никому под страхом пытки.

Пытаясь меня успокоить, отец сначала бил по щекам, а потом за шкирку отволок в ванную и включил ледяную воду. Рыдания прекратились моментально, сменившись судорожными всхлипами и уже таким привычным заиканием.

– Глупая девчонка! Это ты меня довела…

Отец бормотал что-то себе под нос, а я лишь всхлипывала и пыталась отползти от душевой лейки подальше. Зубы стучали, руками я обхватила себя. Мокрая холодная одежда липла неприятно к телу. Но отец занимал собой весь проход из душевой, а пройти мимо него мне было страшно.

Я любила его. Наверное. Но сейчас боялась больше всего на свете.

В тот день я четко поняла, что никакой принц из сказки не придет спасать мою задницу ни из душевой с ледяной водой, ни откуда-либо ещё. И даже порой самые близкие люди могут причинять такую боль, которую не сможет причинить даже самый злой враг.

И пока я не могу защитить себя сама, брать ответственность за другое живое существо просто небезопасно.

Вот так в день своего семилетия я резко повзрослела.

Глава 4 Это был мой рай

Несмотря на этот инцидент, следующие почти шесть лет стали для меня практически сказкой. В том плане, что Эмин теперь приезжал к нам гораздо чаще.

Уж не знаю, что именно изменилось у отца в бизнесе, но эти партнеры стали очень частыми в его доме. Чему я была несказанно рада. И пусть мне не было дозволено общаться с Эмином больше, но я могла видеть его, наблюдать издалека, иногда здороваться при якобы случайно встрече.

И я действительно чувствовала его приближение каждый раз. С закрытыми глазами могла сказать, в какой из многочисленных комнат он сейчас находится. Сидит или стоит у окна, хмурится и его лоб пересекает вертикальная морщинка, что чаще, или улыбается так, что уголках губ собираются небольшие лучики, а глаза светятся, что гораздо реже.

Понимаю, они с отцом и другими мужчинами решают там серьезные вопросы. Но как мне не нравилось, что это заставляет его хмуриться! И, наверное, я бы предпочла не видеть его таким.

Только это моё неожиданное умение предугадывать его появление и место нахождения было очень полезным. Ведь оно позволяло мне «совершенно случайно» оказываться у него на пути в своих самых лучших нарядах, с идеальной прической и всегда безукоризненно вежливой.

Как-то раз нам даже удалось завести разговор о погоде, пока его спутник не попросил их извинить и утащил его в кабинет, что-то сердито выговаривая. Не так, как мне отец, но все же очень похоже.

И снова мною овладело странное желание спрятаться за его спину ото всех этих злых людей, закрыть глаза, просто ощущая, что Он рядом и больше ни о чем не думать. А ещё напомнить ему, что никому не позволено так с Ним говорить. Даже если этот мужчина его отец.

Мой рай продолжался не так долго, как хотелось бы.

Училась я на «отлично», изучала два иностранных языка, а ещё были гимнастика, танцы, игра на фортепиано. Я идеально выглядела и вела себя, стараясь не досаждать отцу. И почти каждую неделю могла видеть Его.

Человека, который завладел моими мыслями. По которому я ужасно скучала, если не видела долго. С которым я так долго и много разговаривала. В мыслях. И перебрасывалась всего парой слов в жизни.

В своей голове я делилась с ним самыми тяжелыми секретами. Рассказала даже про несчастного хомяка Эмина. И про то, что украдкой от отца и прислуги, я сама похоронила его за гаражом. А сверху воткнула неприметный цветной куст, чтобы не забыть.

Я жаловалась ему на отца, если тот бывал слишком строг, на учителей и гувернанток, которые о каждом моем промахе докладывали тут же. И относились ко мне как приложению, а не самостоятельному человеку.

Но тем не менее я была счастлива, ведь пусть издали, но я могла Его видеть, чувствовать. А ещё спустя время научилась различать его запах – сложный, будто древесная кора с корицей и нотками лайма – одновременно и приятно, и терпко.

Это был мой любимый запах теперь.

Я даже парфюм подобрала похожий для себя чуть позже, когда потеряла Его из виду.

А случилось это уже после моего тринадцатилетия, на которое приехал лишь тот взрослый мужчина.

Он был явно зол и рассержен, кричал на отца и даже попытался ударить. Но когда охрана оттаскивала его прочь, то уже просто просил вернуть сына, умолял, обещал взамен что угодно. У меня сердце сжималось от всей этой картины.

– Хорошо, я верну тебе твое отродье, пока не издох. И чтобы ноги вашей на моей земле больше не было, – отрезал отец, а меня будто под дых ударили.

Что если он говорит об Эмине? Что если отец сделал ему что-то?

Последние несколько дней я не находила себе места, вздрагивала, просыпалась по ночам в слезах. Но связывала это с тем, что Он не приходит больше, и я скучаю. Ведь так жизненно необходимо было видеть его хоть издали. И я думала, что в том кроется причина.

Только что, если отец как-то навредил Ему? Ведь я и сама думала, что Эмин – сын этого мужчины. Они немного похожи. Но хоть мой отец и был иногда очень жестким, не мог же он поступить жестоко по отношению к человеку, которого я люблю всей душой?

Или мог?

Я перевела взгляд со злого отца на того человека. Последний был избит, он сидел прямо на ледяном асфальте, даже не пытаясь встать. И встретившись со мной взглядом, мужчина прохрипел отцу:

– Придет время, и ты испытаешь то же, что и я сейчас. Ты будешь валяться у меня в ногах, только я тоже не пощажу.

Отец подал неуловимый знак охраннику и тот, подхватив мужчину, поволок его к гаражу. А сам заорал на меня, что появляюсь всегда не вовремя и второй раз в жизни дал затрещину.

Но на утро меня ожидаемо ждал ещё один подарок. А потом ещё. И ещё. Пока он не посчитал, что его совесть чиста, а моя любовь куплена.

Все эти вещи, ровно как и дом, как и прислуга – всё это было его. Не моё. Я с рождения была здесь чужой, нежданной, нежеланной. И всегда чувствовала это.

Никто не баловал меня, не веселил, не шутил со мной, не играл. Учили, кормили, одевали, отвозили, обеспечивали потребности, дарили подарки. И всё. Никакой теплоты или заботы.

Я скучала по маме, просила показать её фотографии, когда была совсем маленькой. Женщины, что могла бы мне её заменить, рядом не было. Да только фотографию мне показали единожды – красивая женщина с серо-голубыми глазами и печальной улыбкой.

Ту нянечку, что показала фото, я больше не видела. Наверное, её просто уволили.

Отец сказал, что меня не должно волновать прошлое. А мать – это оно и есть. И больше никто никогда о ней со мной не заговаривал. Боялись. И я боялась.

Тянулась к отцу, ища в нем родную душу, и не находила. Хоть и прощала редкое рукоприкладство и обиды. Не за подарки, вовсе нет. Но он, наверняка, думал иначе. Я всё равно его любила тогда больше всего на свете. Пусть и понимала, что именно он виновен в том, что я взрослела так рано и быстро.

И только с появлением Эмина моя жизнь наполнилась смыслом и настоящей радостью.

Те мгновения, что он пожимал смело протянутую мной руку, что улыбался мне тепло и открыто, что смотрел прямо в глаза и смешинки так и плясали в серых озерах – я коллекционировала их. Запоминала каждый, откладывала в отдельную шкатулку воспоминаний и смаковала наедине с собой.