В суете прошлых дней

– Конфеты – детям. А ты варенье ешь.

Я усмехнулась, спорить не стала. Взяла ложку, стала есть варенье. Затем поинтересовалась:

– Сереги нет?

– Нет, на работе ещё.

Дети окончательно расшумелись за стенкой, и Даша вышла на минуту, чтобы отпрысков приструнить. Я отлично слышала её гневный голос в соседней комнате. Потом она вернулась, сверкнула на меня глазами. Сверкнула не просто так, а с умыслом, я отлично это знала. Присмотрелась ко мне с вызовом, а я, чтобы не давать ей повода подумать, что я молча стерплю её нравоучения, тоже к сестре присмотрелась. Хотя, и без того отлично знала, что за месяц, что мы не виделись, ничего в ней не изменилось. За годы брака и сидения дома, Дашка позволила себе располнеть, не следить за внешним видом, целыми днями ходить в халате. В общем, в свои тридцать с маленьким хвостиком, она выглядела на свой возраст, а если будет и дальше так к себе относиться, то скоро начнёт внешне его перегонять. До этого момента осталось совсем немного времени, но, кажется, Дашу это совсем не беспокоит. Её абсолютно устраивает её внешность, её жизнь, в уверенности в себе моей сестре никогда нельзя было отказать.

– Ну, что, как дела? – поинтересовалась она у меня.

Я пожала плечами.

– Смотря, о чем ты спрашиваешь.

– О тебе.

– У меня все хорошо. – Я покрутила в руках чайную ложку. И зачем-то решила признаться: – Снова отказ пришёл.

Дашка на меня уставилась, с непониманием. Потом руками развела.

– Ты чего-то другого ждала?

У меня вырвался вздох, я от сестры отвернулась. Знала, что не стоило с ней обсуждать эту тему. Понимания я всё равно с её стороны не найду. Но я всё равно разозлилась.

– Может, и ждала, – ответила я. – Почему я не могу ждать? Должна же быть на свете справедливость.

– Справедливость? – Сестра открыто усмехнулась. – Может быть, и должна, где-то. У нас я её не встречала.

– И что ты предлагаешь? Отступить?

– А с кем ты бороться собралась? Я давно тебе это говорю, Юля. Не поборешь ты их. Что, на забор трехметровый пойдёшь кидаться?

– Надо будет – пойду, – пробубнила я.

Дашка лишь вздохнула.

– Толка то?

Я на сестру взглянула, обличающе.

– Ты только мне это говоришь. А сама им улыбаешься. Что Василичу, что Тамаре. Той же Ольге.

Мне, на самом деле, было обидно. И я, признаться, старалась никогда эту тему не затрагивать, но в этот раз само с языка сорвалось. И Дашке мои обвинения тоже пришлись не по душе, но она не оскорбилась, а возмутилась. Даже руку в бок вызывающе уперла, на меня взглянула.

– А что ты от меня хочешь? Чтобы я с ними грызлась? В конце концов, ты сама во всем виновата!

Я усмехнулась.

– Ах, я виновата!..

– Конечно, ты! Кто тебе мешал мужика в своей постели удержать? Молодой да красивой? Ночная кукушка всегда дневную перекукует, уж мне поверь, я знаю! А ты в позу встала. О правах своих вспомнила? Вот и получила, по полной!

Я обиженно молчала. Конечно, доля правды в словах сестры была. Наверное, я всё это могла. Засунуть поглубже чувство собственного достоинства, подстелиться, подластиться к бывшему мужу, к его родителям, может быть, таких последствий и не случилось бы. Но я не смогла. То ли из-за своей врождённой гордости, то ли по молодости да по глупости. Кто сейчас разберет? Но всё же я не считала себя единственно виноватой. И что отлично поняла за прошедшие годы, так это то, что я не должна была терпеть пренебрежительное отношение к себе только потому, что меня все вокруг считали Васе не ровней. Его родители, друзья и родственники, все их знакомые, да и просто жители города, считали, что меня подобрали, отмыли, одарили своей милостью. И моё дело всю жизнь благодарить и кланяться. И никаких слов или претензий в моей душе по отношению к членам семьи Мезинцевых, которые меня, простушку, попросту приютили, рождаться не должно. Потому что это черная неблагодарность. И даже моя семья, моя родная сестра, даже спустя годы, не стесняется озвучивать мне эту истину. Ведь для местных жителей это, на самом деле, истина. Я дочь Ленки Махорки, и этим всё сказано.

– А тебе не противно? – поинтересовалась я у сестры.

Дашка глянула в недоумении.

– За что?

Я из-за стола поднялась, поравнялась с сестрой. Посмотрела той в глаза.

– Даш, это же не на мне клеймо. На всей нашей семье клеймо. И ты такая же, как я. Тебя также воспринимают. А ты им улыбаешься, ты с ними здороваешься. Только потому, что они твоему мужу зарплату платят, в соответствии с прожиточным минимумом.

Мои слова Дашку задели, я видела это по её взгляду. Он вначале стал растерянным, затем в нём вспыхнула обида и протест. Она даже отступила от меня. А затем возмущенно фыркнула.

– Много ты понимаешь! У меня дети, у меня обязательства! Это ты у нас, – сестра небрежно махнула рукой, – птица вольная. Сбежала в город, и нет тебя. Ты, что ли, о ком-то подумала? О том, что люди про тебя говорят!..

– Мне всё равно, что говорят.

– Вот и не учи меня тогда, если тебе всё равно! И я тебе ещё раз скажу, что ты сама виновата! Ты Ваську упустила! Сама дел наворотила, а теперь письма по инстанциям пишешь, жалуешься! Какой толк от твоих жалоб?

– Никакого, – пробормотала я, и направилась к выходу.

– Вот именно, что никакого! – выкрикнула сестра мне вслед. – Свою жизнь не устроила, а ещё других судишь! Пожила бы для начала в браке пятнадцать лет, как я, а потом бы уже советы давала! Советчица!

Я вышла из дома сестры, захлопнула за собой дверь. Дошла до машины, даже не обернулась, чтобы посмотреть, вышла она меня проводить или нет. Хотя, если бы вышла, я бы ещё много интересного про себя в спину услышала. Я села в машину, хлопнула дверью, и сидела с минуту, пытаясь собрать воедино растрепанные чувства. А в голове крутилась только одна мысль: лучше бы не приезжала. Ведь сколько раз зарекалась!

ГЛАВА 3

Когда я вернулась в квартиру матери, той дома ещё не было. И Макса тоже не было. Я включила свет в темной тесной прихожей, постояла, не зная, что делать. На улице уже темнело, пойти в маленьком городке было откровенно некуда, а друзей у меня здесь, по сути, не осталось. Те, кто ещё общался со мной, при каждой встрече присматривались ко мне с таким пристрастием, что мне хотелось поплевать через левое плечо, чтобы не сглазили. А что-то объяснять, а тем более оправдываться, я ни перед кем не желала. Жизнь в этом городе давно осталась для меня в прошлом, осталось единственное, что приводило меня обратно. Иначе я, скорее всего, не появлялась бы здесь месяцами, а, возможно, и вообще бы не вернулась.

Я прошла в комнату, выглянула в приоткрытое окно. Теплый воздух пах цветущей сиренью, неподалеку слышались развеселые голоса и смех молодежи, и я знала, что Максим там же. Любимое времяпрепровождение моего брата – отдыхать в компании друзей с пивом и девушками, а затем отсыпаться до обеда.

С наступлением темноты людей во дворе стало значительно меньше, детей загнали по домам, бабушки-старушки со скамеек у подъездов тоже разошлись. Несмотря на то, что наш район считался достаточно новым, образ жизни жителей мало отличался от того, к которому они привыкли в расселенных фабричных бараках. Конечно, потихоньку контингент менялся, в городе было больше молодёжи, но особой разницы я не замечала. Всё тот же провинциальный стиль жизни, те же суждения, те же достаточно строгие моральные ценности и стремление обсудить и осудить тех, кто живет не по установленным издавна правилам. Надо сказать, что наша семья никогда в признанные рамки не вписывалась. Мама никогда не старалась соответствовать чужим взглядам на мораль, а я одно время старалась, очень старалась, готова была наизнанку вывернуться, лишь бы знакомые и соседи взглянули на меня по-другому, но ничего из этого не вышло. Может быть, я не справилась, а может быть мне изначально не дали шанса.

Странно, но Дашке, в каком-то смысле, удалось. Она осталась в этом городе, и заполучила звание правильной, замужней женщины. Иногда я думаю об этом, и, если честно, недоумеваю. Неужели для этого, на самом деле, нужно было только держаться за мужа, любого, каким бы он ни был? Лишь бы сохранить брак, лишь бы в тебя не ткнули пальцем и не сказали, что ты повторяешь судьбу матери?

Кстати, о матери. Пока я торчала в окошке, дышала запахом сирени, краем глаза заметила, что на тротуаре появилась парочка. В темноте на расстоянии я их рассмотреть не могла, но когда они приблизились к нашему подъезду, мне, если честно, захотелось выругаться в полный голос. В женщине я узнала маму, а вот мужчину видела впервые. Довольно высокий, грузный, в странном, нелепом пиджаке, будто с чужого плеча. Пиджак был заметно ему тесен. Парочка дошла до нашего подъезда, остановилась под светом фонаря, и я увидела, что они держатся за руки. Мне даже не нужно было смотреть матери в лицо, чтобы знать – она светится от счастья. И выглядит в этот момент совсем, как девчонка, а не пятидесятилетняя женщина. На свой возраст мама, вообще, не выглядела, ей легко можно было дать на десять лет меньше, а уж любовь маму всегда преображала. Я наблюдала, как она как бы ненароком придвигается к мужчине, как кокетливо крутит головой, откидывает волосы назад, слышала её негромкий, волнующий смех, и ждала, что в следующий момент свершится сладкий прощальный поцелуй, и мама, по всем законам жанра, вскинет ножку от восторга и удовольствия.

В принципе, всё прошло по тому сценарию, что я в своей голове и нарисовала. Единственное, что обошлось без киношного поднятия ноги, но зато после поцелуя, влюблённые ещё долго держались за руки, не в силах расстаться. А я мысленно плюнула с досады, и решила, что пора от окна убираться. Прошла на кухню, включила свет и поставила чайник на газ.

Наверное, вспыхнувший свет в кухонном окне, привлек мамино внимание, потому что она появилась дома буквально через пять минут. Увидела меня, сидящей на кухне у окна, ещё из прихожей, и, единственная, за весь день, мне искренне улыбнулась.

– Юля, ты приехала! Я так рада!

Я заставила себя улыбнуться. А сама за матерью наблюдала. Она что-то мурлыкала себе под нос, вместо того, чтобы разуться, первым делом подошла к зеркалу, взглянула на себя, поправила прическу.

– У тебя красивое платье, – похвалила я её.

– Правда? – Мама ко мне обернулась, кокетливо склонила голову на бок. – Новое. Правда, мне идет?

– Идет, – вздохнула я.

– Ты давно приехала?

– Днем. Я уже у Дашки была.

– И как она?

– Мама, это ты с ней в одном городе живешь. Звонила бы хоть иногда.

– Зачем? У твоей сестры семья, дети, заботы. Мне ли не знать, что это такое?

Я глаза закатила, отвечать не стала. Мама наливала себе чай, а я за ней наблюдала. Потом взяла и спросила:

– У тебя было свидание? Я думала, ты на работе.

Мама глянула на меня якобы удивленно.

– Конечно, я была на работе. А Станислав Николаевич, это наш новый техник, он просто был так любезен, что согласился проводить меня домой. Поздно уже, темно.

– Беспокойный какой, за ручку провожал.

Мне достался полный укора взгляд.

– Юля, нельзя думать о людях только плохо. Станислав Николаевич очень порядочный человек.

Я с пониманием покивала. Поинтересовалась:

– Женатый?

Вопрос маму смутил мало. Она равнодушно пожала плечами.

– Здесь он живет один, приехал месяц назад.

– Понятно, – проговорила я. – То есть, там у него семья, а здесь надо к кому-то пристроиться.

– Юля!

– Мам, ты же взрослая женщина. Тебе самой не надоело подбирать всякий хлам? Неужели у нас нормальные мужики закончились?

– Не знаю, ответь мне на этот вопрос, – в пику мне проговорила мама.

Что ответить я не знала, поэтому из-за стола поднялась, убрала чашку в раковину, а маме сказала:

– Ты хоть домой его не приводи жить. Незачем Максу всё это видеть в очередной раз.

– Я сама разберусь. Ты приехала и уехала. Тебе ведь совершенно не интересно, как мы живем. Признайся. Ты приезжаешь по своим делам, я тебе ни слова не говорю. Но тебе не кажется, дорогая моя дочь, что я всё-таки тебя старше, и лучше знаю, как строить жизнь?

Я обернулась на мать из коридора, посмотрела на неё и качнула головой:

– Нет, не кажется. Лет с семи не кажется. Я пошла спать, до завтра.

На душе скребли кошки. Я разобрала диван, выключила свет и легла. Вот только сон никак не шел. Я прислушивалась к звукам из открытого окна, крутилась с боку на бок, и думала, думала. Думала о том, что будет завтра, думала о том, что было десять лет назад, и даже тогда, когда мне было всего семь.

Наверное, до того возраста, когда я пошла в первый класс, я совершенно не понимала, что моя семья – странная. То есть, не такая, как все. Не такая, как принято. Да, отца у нас не было, я его даже не помню. Он ушёл от матери, когда мне едва исполнился год. Дашка, которая старше меня почти на четыре года, клялась, что папу помнит. Что он катал её на качелях или каруселях, а ещё водил гулять за ручку. Не знаю, насколько можно доверять столь детским воспоминаниям сестры. Мама клялась, что с Дашкой у нас один отец на двоих, у нас даже отчества с ней одинаковые – Александровна, а вот фамилия мамина – Табаковы мы. Достаточно повзрослев, я задумалась о том, что быть Александровной, совсем не значит, иметь отца Александра в активе. Что может быть проще дать ребенку отчество одного из самого популярного имени? Это как в фильме «Москва слезам не верит»: «Александровна она…». И вот эта мысль засела у меня в голове ещё в ранней юности, и я перестала верить в мамины рассказы об отце.

Завидовала старшей сестре, которую эта тема совсем не интересовала. Дашке, вообще, было всё равно, что про нас говорят и как на нас смотрят, якобы искоса. Бывает такое, что в семьях, где родителям откровенно не до детей, старшие дети, особенно девочки, становятся для младших опорой, поддержкой, стараются заменить родительницу. Но не в нашем случае. Мы с Дашкой росли, как трава, и каждая сама о себе заботилась. Сестра не кормила меня обедами, не водила в школу за руку и не проверяла мои уроки. В детстве разница в четыре года между детьми, довольно существенна, между мной и сестрой по интересам зияла пропасть. И когда я играла в куклы в маминой спальне, жуя бутерброд с вареньем, Дашка с подружками уже грезила о мальчиках на скамейке под кустом сирени. Сестре было не до меня, а мама не настаивала на том, чтобы за мной кто-то присматривал. Зачем? Считалось, что она замечательная мать, и всё прекрасно успевает. По крайней мере, она сама так считала, и считает спустя годы. Вот мы и выросли с Дашкой вроде бы в одинаковых условиях, под одной крышей, питались и одевались, как могли, но при этом мы так и не стали не то что близкими родными людьми, а даже подругами. Никогда не секретничали и не доверяли друг другу свои тайны и печали. А если доверяли, то ничего хорошего из этого не выходило. Встречались дома, спали на соседних кроватях, с возрастом принялись драться за модную одежду, которая иногда нам перепадала. Единственное, что нас с сестрой всегда объединяло, так это презрение и раздражение по отношению ко всем маминым кавалерам и нежданным влюблённостям. Мы могли ругаться между собой, но сменяющих друг друга «отчимов» ненавидели совместно с огромным воодушевлением.

Дашка была почти взрослая, когда родился Максим. Я помню, как сестра ругалась и топала на мать ногами, пытаясь донести до той, насколько глупо и неправильно рожать какому-то временному мужику. Тем более, в её возрасте. Но мама, с замутненным влюбленностью, взглядом, никого не слушала и ни к каким доводам не прислушивалась. Твердила о том, что наша жизнь отныне станет другой, что её нынешний муж – это её судьба, они никогда не расстанутся, и она должна, обязана родить любимому мужчине наследника. Даже у меня, в двенадцать лет, возник в сознании логичный вопрос: наследника чего? Помню я отца Максима. Вахтовик, неделю здесь, три недели где-то ещё. Огромный, грубоватый мужик с пудовыми кулаками, который отчитывал нас с Дашкой за плохие оценки, требовал послушания и сажал под домашний арест. Хорошо, хоть дома бывал не так часто, уезжал работать. Правда, от его командировок денег в семье не прибавлялось. Складывалось ощущение, что новый муж, как зарабатывает где-то на стороне, так и тратит заработанное на стороне, а к маме на диван приезжает дух переводить, ожидая, что его будут любить, баловать и кормить от пуза. Впрочем, так всё и было. Потом ещё Максим родился.

О Максиме мама заботилась. Не знаю, возможно, нам с Дашкой тоже перепала в своё время толика её материнской любви, и когда мы были младенцами, с нами тоже тютюшкались и заботились. О маленьком Максимке мама заботилась, первый год его жизни. Ровно до того момента, когда его отец не уехал на очередную вахту и как-то позабыл вернуться к жене и сыну. Если, вообще, считал их своей семьёй. Уехал и пропал. Тогда маму настигла очередная депрессия, пришла полоса отчаяния, и она без всяких моральных мытарств, скинула годовалого ребенка на меня. Просто не подошла к Максиму утром, лежала и страдала, и ей было совершенно всё равно, что ребенок надрывается в плаче от голода. Дашка к тому времени уже редко появлялась дома, ещё в семнадцать она поторопилась переехать из отчего дома под крышу будущего мужа, и вся забота о маленьком ребенке легла на мои плечи.

– У нас замечательная семья, правда? – умилялась мама, наконец, справившись с очередным разочарованием. Она снова была весела, красива, обаятельна, ничего удивительного, что вскоре рядом с ней появился другой мужчина. А мама хвасталась нами перед ним, пригласив первый раз в гости. – У меня, Юрочка, ещё одна дочка есть. Но та совсем уже взрослая, любовь у нее. Замуж собирается. – Мама залилась счастливым смехом. – Ты представляешь меня в роли свекрови? Юля, что ты стоишь? Возьми Максима, сходи с ним погуляй. На улице замечательная погода, мы с таким удовольствием прошлись по парку, да, Юра?

Я вздыхала, оглядывала красноречивым взглядом мать и её новую любовь, брала двухлетнего брата за руку и уходила на улицу.

Дашка, на самом деле, собралась замуж. Ей ещё восемнадцати не исполнилось, а сестра уже с головой ушла в семейный быт.

– Ты же ещё диплом в школе не получила, – помнится, говорила я ей. Мы сидели с Дашкой на лавке во дворе, Максим копался в песочнице, я наблюдала за ним и с тоской думала о том, что мне брата потом отмывать. А тут сестра появилась, присела рядом со мной, и сообщила сногсшибательную новость. Я, если честно, удивилась, что она решила мне рассказать. Дашка уже с полгода, как с нами не жила, появлялась крайне редко, и видела я её в основном только в школе. Да и там мы не слишком тесно общались. Сестра заканчивала одиннадцатый класс, а все старшеклассники были заняты тем, что строили планы на своё будущее. У Дашки план оказался таким.

– Что мне этот диплом? – хмыкнула сестра. – Куда он мне?

Я задумалась. Мне было тринадцать, и мне казалось, что все вокруг меня глупы до безобразия. А вот я, а вот я готова всех научить, всем рассказать, и, вообще, я к своим годам в жизни столько всего прошла!.. И уж точно понимаю, в отличие от сестры, что не хочу жить так, как живет наша мать. Бесконечно чего-то ждать и соглашаться на всё, что ни предложат.

– Ты же хотела в Нижний уехать, – напомнила я. – Ты же мне говорила, Даш.

Сестра на меня посмотрела, насмешливо.

– Юлька, не будь глупой. Куда я поеду, к кому? А здесь всё привычно. Главное, устроиться, как надо.

– А ты устроилась?

Дашка важно кивнула.

– Да. Сережка у меня хороший, домашний. Сейчас учиться пойдет на сварщика. Сварщики-то всегда нужны. И жильё у него есть, пусть родительское, но целый дом с огородом. Всё у нас будет хорошо, – уверенно закончила она.

Я сидела рядом с ней и мотала ногой. Дашка заметила, что я нервничаю, и толкнула меня локтем в бок.

– Чего ты?

– Мамка нового хахаля привела. Они уже даже заявление подали.

Дашка в первый момент нахмурилась, а потом, видимо, решила, что её это больше не касается, и усмехнулась.

– Вот видишь, две свадьбы будет.

Радости мне её слова не добавили.

Дашка вышла замуж тем же летом, ещё будучи несовершеннолетней. Конечно, соседи от души посудачили, и повод был. Оказалось, что сестра беременная. Я сама слышала, как кумушки на лавке её обсуждали.

– А чего ещё ждать? С такой-то матерью? Яблоко от яблони недалеко падает.

– Скоро ещё одна подрастет, новая карусель начнется, – поддакнул кто-то со злой насмешкой, а я с грохотом закрыла окно. Понимать, что никто вокруг в тебя не верит и ничего хорошего от тебя не ждёт, довольно тяжело. Поневоле, со временем, начинаешь соответствовать ожиданиям окружающих, потому что шанса на другую жизнь тебе никто не дает, а если ты пытаешься, то натыкаешься лишь на непонимание и неуважение. И в свои тринадцать-четырнадцать-пятнадцать лет я горячо клялась самой себе, что никогда не буду такой, как мама. Никогда не буду давать людям поводов для сплетен. Я вырасту и стану совсем другой.

– Меня будут ставить в пример! – как-то выкрикнула я матери в сердцах, а отчим, не помню уже, который из них, от души расхохотался над моим возмущением и надеждами.

А потом… потом я познакомилась с Васькой. Точнее, я и до этого была с ним знакома, а вот он со мной нет. Они с Дашкой учились в одном классе, и я прекрасно знала, кто он, как его зовут, чей он сын, и что такие, как я, ему совсем не пара. Но мы столкнулись с ним на дискотеке, Вася недавно вернулся из армии, имел право куролесить и хулиганить, наверное, родители выдали ему такое разрешение, временно, а мне на тот момент едва исполнилось семнадцать, и многого для того, чтобы влюбиться, в первый раз и по-настоящему, было не нужно. Я увидела Ваську – такого задорного, такого бравого, так сказать, первого парня на нашей «деревне», и потеряла голову. Подружки надо мной хихикали, а я глаз с предмета своей страсти не сводила.

Особо встречаться, нам с Васей было негде. У каждого свои друзья, своя компания, увидеть я его могла только на дискотеке, которую закатывали в местном доме культуры каждую пятницу и субботу. Вот туда я и зачастила. Чем привлечь внимание молодого парня, у которого и без того в избытке женского общества, я не знала, наряжаться мне особо тоже было не во что, и всё, что я могла, это крутиться поблизости, и за Васей наблюдать.

Правильно говорят, что в молодости никаких поводов для любви нам не нужно. Мы не смотрим на качества человека, на его характер, не обращаем внимания на поступки. Всё происходит по щелчку пальцев. Сейчас, годы спустя, глядя на бывшего мужа, я порой искренне удивляюсь тому, что я в нём когда-то нашла. Я даже не скажу, что он сильно изменился за прошедшие десять лет. Возмужал только, в принципе, это должно было сделать его ещё более привлекательным, но для меня вся его привлекательность, вся моя любовь к нему давно сошла на нет. Я смотрела на него и думала: зачем? Но в то время Вася казался пределом моих девичьих мечтаний. Он был единственным сыном достаточно обеспеченных родителей, по меркам нашего города, конечно, его любили и баловали, на совершеннолетие подарили машину. «Десятку». Но это представлялось настоящим шиком. Васька с этим самым шиком подвозил самых красивых девчонок города, крутил романы и куражился с друзьями. В городе его и его семью знали буквально все. А мне помогло в него влюбиться. Мне самой моя влюблённость казалась бесперспективной. Я страдала, вздыхала, рыдала в подушку из-за своей несправедливой, как мне казалось, доли, и злилась на мать, которая в очередной раз выставляла себя напоказ с очередной неудачной любовью и разводом. Я стыдилась её, я стыдилась себя, ненавидела свою жизнь, и безумно хотела перемен. Каких именно – до конца не понимала. Хотелось проснуться утром, и осознать, что моя жизнь совсем другая, не такая, какой была вчера. Что у меня нормальная семья. Хотя бы, нормальная мама, которой есть до меня дело, которой важно, что о нас думают люди, у которой есть хоть какие-то нравственные критерии. Но ничего не менялось, и я здорово переживала по этому поводу.

А потом… не знаю, что потом случилось, но Вася сам обратил на меня внимание. Всё изменилось в один вечер, он просто подошёл ко мне и пригласил на медленный танец. Медленные композиции в нашем клубе звучали редко, и поэтому были неким особым показателем, дабы продемонстрировать человеку свой интерес. И поэтому, когда Васька вывел меня на танцпол, и его рука оказалась на моей талии, я была практически в предобморочном состоянии. Пола под собой точно не чувствовала, будто парила над ним.

– Ты ведь Юля? – спросил он, приглядываясь ко мне с самоуверенной усмешкой.

Я кивнула, не в силах произнести ни слова. А про себя здорово перепугалась, что он сейчас возьмет да продолжит:

– Дочка Ленки Махорки?

Я от многих слышала это продолжение, ненавидела его, боялась его, но Васька промолчал. Просто разглядывал меня. Правда, потом спросил: