Диалоги о главном

Кроме того, очевидна потребность в новом качестве образования, об этом говорит президент, нужен переход на цифровую школу. Необходимы новые технологии, иная профориентация в начальной школе и для дошкольников. Все это очевидно, объемы финансирования и разница между тем, что есть, и тем, что нужно, тоже понятна. Где искать новые источники? Логичный ответ – бизнес должен взять это на себя, и тогда будет осуществлен крупнейший инфраструктурный проект на много лет. Необходима связь между инфраструктурными проектами, которыми занимается государство, и инвестициями бизнеса. В системе образования эти вещи смыкаются.

Правда, здесь есть один нюанс. Образование – зона ответственности муниципалитетов, и потребности школ сильно раздроблены по территории регионов. Единое образовательное пространство равных возможностей для всех школьников страны сложно реализовать, потому что невозможно договориться со всеми муниципалитетами. Когда мы говорим о создании модели государственно-частного партнерства в образовании, мы имеем в виду, что нужно взаимоувязать как минимум две вещи – дефицит финансирования и потребность в школьных местах.

Кстати, есть содержательный доклад Центра стратегических разработок, НИУ «Высшая школа экономики» «12 решений для нового образования», где четко говорится об эффективности сотрудничества регионов и частного бизнеса, в частности, насколько эффективным с точки зрения госзатрат – значительного их сокращения – может быть участие бизнеса в решении существующих проблем на принципах ГЧП.

В силу того что заинтересованность различных сторон и потребность в решении комплекса этих вопросов велика, я думаю, что в течение года мы найдем вариант решения и с субъектами, и с федеральным центром, и в разработке соответствующих нормативных документов.

– Несмотря на очевидно высокую занятость по основному месту работы, вы возглавляете управляющий совет московской школы № 1409, входящей в межрайонный совет директоров № 33. По словам директора школы Ирины Викторовны Ильичевой, вы очень активны на этом посту, всячески поддерживаете школу, реализовываете различные совместные проекты. Как вы считаете, нужны ли подобные управляющие советы в других регионах?

– Вы знаете, для меня эта работа как отдушина, я получаю колоссальное удовольствие, заходя в школу, погружаясь в жизнь конкретной московской школы с ее проблемами и радостями. Все глобальные вещи, которые мы декларируем и делаем как группа компаний на уровне страны, мы внедряем в конкретных школах. И такой школой является школа № 1409. У школы много ярких результатов – она входит в Топ-200 лучших школ страны, ее ученики неоднократные победители международных олимпиад, практически все выпускники поступают в вузы. О победах этой школы можно говорить много, но все они результат каждодневного, грамотного, терпеливого труда педагогов, которые ведут детей, начиная с трех лет. Конечно, закономерно воспитать победителей престижной олимпиады по английскому языку, если вы с трех лет начинаете с ними заниматься по программе международного бакалавриата IB. Хорошо, что закон позволяет такой выбор и родители выбрали именно это направление. Я вдохновлен результатами кадетских классов – грамотных, воспитанных, умных, образованных молодых людей, я даже уже не назову их просто школьниками. Это вопрос не только обучения, получения знаний, но именно воспитания. Управляющий совет формирует стратегию такого образования и воспитания, и важно, что в это вовлечены родители, они хорошо понимают, что происходит в современном образовании, и помогают своим детям. Их вовлечение приводит к таким замечательным результатам. Зачастую родители навязывают своим детям то, что самим не удалось реализовать, не задумываясь, насколько это интересно им и насколько окружающие условия изменились, тем самым мешая раскрытию и развитию своего ребенка. Здесь же они понимают, что мир изменился, технологии тоже, надо расширять возможности для ребенка, дать раскрыться всем его качествам. Мне кажется, это основное – сделать так, чтобы педагоги и родители создавали условия развития детей совместно. Безусловно, управляющие советы необходимо создавать и активно развивать во всех регионах страны.

– Как, на ваш взгляд, изменилась московская школа за последнее время? Кто они – директора и учителя сегодняшних московских школ, какими вы видите их завтра?

– Школа – традиционный и особый архаичный институт. Изменения происходят медленно. Но я хочу выделить достижения московских школ. Тут дело даже не в финансировании – это ошибочная привычка говорить, что в Москве финансирование больше, чем в регионах. Поверьте мне, я живу реальными цифрами. Расходы на содержание одного ребенка в Москве и регионах практически равные. Но в столице сумели выстроить очень умную систему управления. Она сильно меняет учителей и директоров, а нынешние московские директора стали современными руководителями – они, среди прочего, в совершенстве освоили цифровые технологии. Система оценки эффективности московских школ насчитывает 119 показателей, а семь лет назад их было три.

Кроме того, несомненно, значительное влияние на качественные перемены в столичном образовании оказывают постоянное внимание и поддержка Правительства Москвы – организационная, финансовая. Это позволяет не только рождать новые идеи и проекты, но и успешно их претворять. И тому примеров немало.

Если вы готовите победителей с дошкольного возраста, объединяете детские сады и школы в образовательный центр, занимаетесь по единым программам, вы и достигаете таких высоких результатов. Если говорить о специализациях в старшей школе, то здесь очевидны невероятно высокие результаты работы инженерных и медицинских классов. Мы видим, что ребята, которые оканчивают медицинский класс в московской школе, поступают в медицинский институт и на первом курсе по уровню подготовки порой выше, чем некоторые региональные студенты более старших курсов. Вот что дает ранняя профориентация – они уже точно знают, чего хотят.

По многим специальностям удалось достичь стопроцентного поступления. Идет колоссальная работа, изменение самой системы. Но эти результаты достигнуты не за счет финансирования школ – норматив на ребенка, как я уже сказал, не изменился, но у системы образования появились внутри другие, дополнительные возможности, которые позволили создать предпрофессиональную старшую школу высшего класса. Группа компаний «Просвещение» активно в этом участвует, и мы всячески способствуем распространению московского опыта в регионах. Многие главы регионов, их замы по социальной политике, министры уже посетили московских коллег: некоторые заключили прямые соглашения с мэром Москвы, с Департаментом образования города. Москва передает свой передовой опыт. Признаюсь, пока сложно во всех региональных школах внедрить такую систему управления, но главы регионов над этим задумались – эффект колоссальный и финансово обоснованный.

– У вас активно работает Академия «Просвещение». В чем вы видите перспективы этого направления вашего бизнеса?

– Технологии и сервисы в современном мире будут развиваться. Но скорость их развития и внедрения в школы зависит от того, насколько учителя будут готовы их воспринимать, насколько они открыты новым идеям и возможностям. Когда вы задумываете обеспечить образовательные учреждения новыми технологиями, вы должны подготовить учителей соответствующей квалификации с учетом их уровня, условий работы. Поэтому в академии есть определенное количество обучающих модулей, которое растет в зависимости от запросов. Сначала нужно подготовить людей, а потом внедрять новые продукты. Можно действовать по-другому, но тогда темп развития основных инвестиций будет медленнее. Если, например, в современный медицинский класс вы приведете обычных учителей химии, биологии, то ученики не будут их в должной степени воспринимать. А если вы подготовите настоящих профессионалов в соответствии с требованиями современности, тогда будет колоссальная востребованность медицинского направления среди школьников. Это справедливо для всех специальностей. Детям нужны ориентиры, и указать им верные ориентиры должны учителя.

– Вы как-то сказали, что до 2025 года у вас определена стратегия, вы движетесь в ее реализации активными темпами. Как вы себе представляете «Просвещение» через семь лет?

– Это должна быть гигантская система, которая любую потребность любого участника образовательного процесса сможет обеспечить. Поэтому в этом плане у нас активно развиваются различные направления как образовательного интегратора. Есть высокая востребованность в информационном, цифровом контенте, в оборудовании, в развитии инфраструктуры современного образования. Мы прогнозировали, но реальность оказалась намного оптимистичнее, насколько востребована современная система профессиональной подготовки учителей. Вы не представляете, какова потребность в получении новых знаний даже у «консервативных» учителей, они хотят освоить современные технологии, современные методики. Нас это вдохновляет и способствует новым достижениям.

Руслан Салимгареев: я не понимаю, как результаты экзаменов связаны с дальнейшей жизнью

17 июля 2018 года

Московский подросток – выпускник 179-й школы Руслан САЛИМГАРЕЕВ – без преувеличения стал настоящей звездой очередного сезона ЕГЭ. Он сдавал экзамены по биологии, химии, профильной математике и русскому языку… И набрал 400 баллов. С таким впечатляющим результатом Руслана поздравили, кажется, все – от мэра Москвы Сергея Собянина и главы Рособрнадзора Сергея Кравцова до писателя Дмитрия Быкова и поп-певицы Ольги Бузовой. Сам школьник заметно устал от внимания публики и в одном из многочисленных интервью даже выразил надежду, что «эта волна хайпа скоро уляжется». «Учительской газете» удалось связаться с Русланом и его мамой – кандидатом биологических наук, старшим научным сотрудником факультета почвоведения МГУ Ольгой Алексеевной Салимгареевой. В телефонном разговоре она рассказала о том, что гордится сыном и верит в его дальнейшие успехи, особенно подчеркнула, что в основе всякого достижения – «правильная атмосфера в семье».

«Очень важно, чтобы родители и другие члены семьи могли поддержать ребенка в нужный момент, – говорит Ольга Алексеевна. – Даже если просто плохая погода, плохое настроение, нужно найти добрые слова, как-то поднять настроение ему. В смысле практической помощи, решения каких-то задач или выполнения заданий мы давно ему не помогали. Разве что в начальной школе, и то в первом классе он делал все сам, но говорил: «Мама, а посиди рядом со мной». То есть ребенок сидит за столом, делает самостоятельно уроки, мама находится рядом, читает книгу, и он уже чувствует себя увереннее, ему проще выполнить задание». Вскоре Ольга Алексеевна передала трубку Руслану. Спросив разрешения обращаться к нему на «ты», начинаю разговор.

– На своей странице В Контакте ты несколько дней назад опубликовал статус: «Это пройдет. Будет смысл». А есть ли смысл сейчас?

– Сейчас? С каких сложных вопросов мы начали…

– Я имею в виду во всем том, что сейчас происходит вокруг тебя.

– Да, безусловно. Это скорее про локальные жизненные цели. Вот, например, через неделю у меня вступительное испытание в МГУ, сейчас есть некоторый смысл в том, чтобы готовиться к нему. Это наполняет жизнь и смыслом, и назначением, и не дает времени размышлять, сомневаться в том, что я, может быть, делаю что-то не так. Все так, пока есть куда стремиться.

– Насколько известно из сообщений прессы, ты подавал документы еще и в МФТИ. Так ли это?

– Да, я отнес туда копии документов, завтра собеседование, но пока все-таки склоняюсь к МГУ, потому что мне больше хотелось бы посещать курсы, связанные с биологией, нежели с физикой.

– Ясно. А связывались ли с тобой ректоры вузов, чтобы предложить какое-то сотрудничество, льготное поступление?

– Да, мне звонил проректор МФТИ Артем Анатольевич Воронов, уточнял, достаточно ли у меня информации, не хочу ли я что-то дополнительно узнать о вузе. Я признался, что больше склоняюсь к изучению биологии, на что он ответил, что тогда действительно лучше поступать в МГУ.

– Здорово, что он проявил такую заинтересованность. В интервью «Медузе»[2] ты сказал, что жить сейчас страшно. Не мог бы ты пояснить, что имел в виду? Мне лично и, уверен, читателям интересно узнать, почему сегодня у подростка может складываться такое впечатление от жизни.

– А можно мы сейчас не будем на эту тему?

– Давай я все-таки попробую дожать этот вопрос, если ты, конечно, наотрез не откажешься на него отвечать. В том интервью «Медузе» ты, в частности, обратил внимание на клип Take Me To Church («Приведи меня в церковь») ирландского музыканта и исполнителя Hozier, в котором содержатся гомофобные сцены с отсылкой, как тебе показалось, к России. Это единственная причина, которая тебя страшит, или есть еще что-то важное?

– Одна из… Просто иногда бывают такие новости… Сложно об этом говорить, особенно когда ты несовершеннолетний. Есть законы о защите детей от нежелательной информации. Ощущаешь себя так, как будто тебя пытаются оградить не только от чего-то опасного, но и важного для тебя. И на самом деле непонятно почему.

– Ты имеешь в виду, например, блокировку Telegram или любой информации в Сети?

– История с Telegram тоже, конечно, неприятная, но еще ничего. Это, безусловно, неправильно, но как-то можно переварить.

– Давай, прежде чем мы перейдем к более позитивной повестке, все-таки попробуем понять: такие явления, на твой взгляд, имеют место только в нашей стране или повсеместно в мире?

– Конечно, не только в России есть проблемы, но в каких-то странах на Западе их уже пытаются решить. И решают, мне кажется, по-разному. Везде возникают новые политические вопросы, но все это хотя бы обсуждается. А у нас в России не очень понятно, можно ли обсуждать эти вопросы или это запрещено?

– Поводом к нашему общению и к десяткам других интервью стали твои рекордные показатели на ЕГЭ. Что это для тебя – в большей степени случайность или та высокая планка, которую ты хочешь выставлять для себя на протяжении всей жизни? Если второе, что дальше – красный диплом вуза, высокооплачиваемая работа, какие-то профессиональные достижения? Иначе говоря, планируешь ли ты быть всегда номером один, в том числе и по формальным признакам, или для тебя весь этот антураж не имеет такого значения, как, скажем, самоощущение?

– Я в первую очередь стараюсь равняться на себя именно по внутренним ощущениям. И вообще, если честно признаться, я не понимаю, как результаты экзаменов связаны с дальнейшей жизнью, потому что они, как мне кажется, скорее связаны лишь со школьным курсом. Я думаю, это все-таки формальная оценка, такое единичное событие, которое никак не отразится на будущем. Просто я хорошо подготовился, у меня и раньше получалось неплохо выступать на олимпиадах.

– Несмотря на то что ЕГЭ стал частью жизни российских образовательных учреждений, постоянно совершенствуется, все же находятся люди, которые говорят, что до его введения все было гораздо лучше. А что об этом экзамене в целом думаешь ты, как человек, буквально только что прошедший через его сито?

– Мне кажется, что ЕГЭ работает очень хорошо, потому что это своего рода централизованные испытания. Моя мама в свое время поступила в МГУ, потому что там экзамены были раньше, чем в остальных вузах. Теперь же ЕГЭ позволяет поступать куда хочешь и подавать документы сразу в несколько мест. А так бы мама не стала и пытаться, потому что поступить в МГУ было трудно. А так у нее был второй шанс, если бы она не справилась со всеми экзаменами, которые в те времена проводил факультет. Она могла бы попробовать поступить в другие вузы. С ЕГЭ все по-другому: ты сначала знаешь результат, а потом подаешь документы во все вузы, на которые рассчитываешь.

– С другой стороны, усилилась конкуренция, особенно для жителей столицы. Если раньше просто не все доезжали из провинции до вступительных испытаний в Москву или другие крупные города, то теперь выпускникам из других городов достаточно просто направить результаты ЕГЭ и на равных конкурировать с теми, кто здесь проходит эти испытания. Расскажи, пожалуйста, чем еще кроме учебы ты увлекаешься, как проводишь свободное время?

– Смотрю фильмы. Но не могу сказать, что в этом есть хоть какая-то система. Выбор происходит случайно, например фильм «Хористы». Мы хотели посмотреть его на уроке английского, но не стали. Потом я посмотрел его самостоятельно, на языке оригинала – французском – с английскими субтитрами. Или вот несколько месяцев назад я с интересом посмотрел «Бойцовский клуб». Не знаю, подходит ли он мне по возрастным ограничениям или нет, но я сделал это, и он мне понравился. Финал там такой… Когда плывут титры, испытываешь какие-то невероятные эмоции.

– А кроме фильмов? У тебя есть друзья, компания?

– Вы имеете в виду, как я общаюсь со сверстниками?

– Да. Есть ли у тебя какой-то постоянный круг общения или поводом к товариществу становилась исключительно школа?

– Мы переписывались с одноклассниками, с друзьями по школе, вместе ходили в парки или, например, на каток. Мы общались и в школе, и вне школы будем стараться не теряться.

– Ты с семьей, насколько я знаю, живешь в Химках. Говорят, что ты сомневался в целесообразности перехода в 179-ю школу из-за того, какой длинный путь тебе пришлось бы преодолевать. Как долго ты добирался до школы?

– Около часа в одну сторону. Это еще ничего, потому что в Москве, например, из какого-нибудь района Митино ехать дольше. Арбатско-Покровская линия метро очень длинная. Да и путь легко переносить в метро. Например, можно заниматься чем-то. Там недавно Интернет появился, а когда я поступил, его еще не было. Можно было, например, уроки делать.

– Современный учитель – это, на твой взгляд, кто?

– Я должен как-то одним словом сказать?

– Не обязательно. Разверну вопрос: раньше учитель был проводником в мир знаний, теперь эта монополия на передачу какой-либо информации практически отсутствует. Кто для тебя как представителя нового поколения идеальный учитель?

– Наверное, в первую очередь вдохновитель, если можно так сказать, который должен сподвигнуть ученика не только к усвоению школьной программы, но и к самостоятельному поиску новой информации, более углубленному изучению понравившихся тем.

– А у тебя в школе был такой Учитель с большой буквы или нет, своего рода старший товарищ, который направлял твое развитие?

– Был, но я бы не хотел подробнее это обсуждать, все-таки это личное. Учитель может не только помочь ученику развиваться в науке или заинтересовать какими-то предметами из школьной программы, но и помочь найти свое место в жизни, быть проводником для формирующейся личности в более широком смысле.

– Ты наверняка знаешь известного журналиста Юрия Дудя[3]. Он, переиначив знаменитый вопрос Познера, спрашивает у гостей своей программы: «Оказавшись перед Путиным, что вы ему скажете?» У тебя, насколько можно судить по нашему разговору, есть определенный взгляд на жизнь, на то, что происходит в стране. Оказавшись перед Путиным, что ты ему скажешь?

– Я бы ему сказал: давайте послушаем биологов, популяризаторов науки, посмотрим на нашу политику и поймем, где наши законы расходятся с научной картиной мира, ну и наконец-то исправим это.

Дмитрий Глуховский: я не солдат с промытыми мозгами

24 июля 2018 года

Дмитрий Глуховский – величина в современной литературе нестандартная. Он, вместе со своей фантастической литературной вселенной, всегда был где-то рядом: на витринах едва ли не каждого книжного магазина и газетного киоска, в сюжетах телепрограмм, титрах компьютерных игр, афишах и так далее. Успех его казался многим явлением проходящим, но время шло своим чередом, издавались новые книги, а отзывы даже самой притязательной публики становились все более лояльными. На сколько языков переведены его тексты и какой их суммарный тираж, кажется, уже не помнит он сам…

На встречу на веранде одного из кафе на Новом Арбате Глуховский немного опаздывает. Материализовавшись рядом с новеньким Porsche 911, он выглядит скорее как предприниматель, ненадолго отошедший от дел, нежели чем как писатель, сидящий за столом месяцами напролет. Легкая щетина, мешковатые темные брюки, наподобие ушедших в прошлое реперских труб, массивная кожаная сумка.

Дмитрий, откликнувшись на мое приветствие, все еще держа телефон у уха и, наконец, расположившись за столиком, сбрасывает вызов.

– Дмитрий, не знаю, как вы относитесь к своему успеху, но вы однозначно, без каких-либо оговорок, успешный писатель, каких сегодня мало. Как проходят ваши дни? Вот сейчас, например, откуда вы приехали, что делали с утра, куда планируете направиться вечером?

– Ну как вам сказать? Я приехал из дома. Сейчас лето. «Учительской газете», наверное, не все можно рассказывать?

– Как раз наоборот…

– Правда? Зачем растлевать неокрепшие филологические души? Ну ладно… В Москве лето, а это такое время, когда грань между днем и ночью немножко стирается, и ночь может продолжаться часов до 5-7 утра, а день начинаться вообще в любое время. Тем более что во время проходившего чемпионата мира по футболу атмосфера в городе особенная – хмельная, так что немного хмеля не помешает.

Летом, мне кажется, грех чуть-чуть не погулять до утра в хорошей компании. Гости приходят, или ты куда-то идешь. Вообще Москва располагает к такой social life.

– Вы живете где-то за городом?

– Нет, здесь неподалеку – на Кутузовском. Я там и работаю, и гостей принимаю, и живу, собственно, тоже там. Оттуда же приехал и сюда.

– Это что-то вроде квартиры-офиса?

– Нет-нет, не офис, скорее рабочая студия.

– Над чем сейчас работаете и работаете ли вообще?

– Работаю, но, знаете, в связи с достаточно удачным театральным опытом, который состоялся буквально только что – в мае, меня начинают активнее вовлекать в театр. Речь об адаптации моего романа «Текст», который Максим Диденко поставил на сцене Театра имени Ермоловой. И теперь я придумываю разные постановки, пытаюсь работать с режиссерами, общаюсь со зрителями.

Здорово, что Театр Ермоловой пустил к себе такой странный хулиганский спектакль, как «Текст», но, учитывая, что его играют всего дважды в месяц, это не совсем тот охват, который мне хотелось бы получить. Мне хочется больше обращаться к зрительской аудитории, потому что два раза в месяц – это как-то мало.

– Ну смотря как на это посмотреть…

– Я понимаю, что большинство репертуарных театров работают со спектаклями именно так, но ведь существуют еще и экспериментальные формы, иммерсивные шоу, которые создают больший информационный шум. Мне хочется общаться с более широкой аудиторией. Я считаю, что, если уж ты занимаешься этим, нужно, чтобы люди видели результат.

– Считаете ли вы себя плодовитым автором?

– Меня, к сожалению, посещает не так много идей. Над каждой из них я обычно провожу по нескольку лет. Не штампую, не произвожу конвейерным методом. Каждый проект вынашивается, формируется, а потом и сама работа – это в лучшем случае месяцы, а бывает, и годы. Так что для меня очень важно, чтобы была какая-то отдача, чтобы взаимодействие с читателями и зрителями происходило на максимально широком уровне. Я считаю, что вещи должны отличаться друг от друга, формулировать какой-то жизненный опыт, сумму переживаний. Если эта вещь, скажем прямо, выношенная и выстраданная, не находит свою аудиторию, то тогда этот адский труд ограничивается чем-то камерным. В таких случаях неизбежно должен возникнуть вопрос: зачем все это?

– Вашу позицию по этому вопросу нельзя назвать типичной для современного российского литературного процесса. Для большинства авторов, скажем так, интеллектуальной прозы признаком наивысшего успеха считается тираж в две-три тысячи экземпляров в «Редакции Елены Шубиной» издательства «ACT». Такой выход к публике – признак удачи и профессиональной состоятельности…

– Елена Шубина, кстати, приглашала меня к сотрудничеству, и я надеюсь, что в будущем у меня получится с ней поработать.

– Это уже после выхода романа «Текст» и восторженных отзывов критики на него или до?