Самый тёмный лес

Карина Вальц

Самый тёмный лес

Глава 1. Аня

Аня продиралась через лесную чащу почти в кромешной темноте. Ночи уже стали темными, и, хоть рассвет совсем скоро, в лесу все равно быстро не светало, особенно в таком густом и влажном. Ноги Ани то и дело скользили по камням, несколько раз пришлось карабкаться вверх в обход очередной скалистой возвышенности. Координаты, которые скинул ей Павел, вели в труднодоступное для человека место. Даже самый отчаянный турист, любитель суровых ландшафтов и опасных маршрутов, не забрел бы в такую даль.

Когда Павел позвонил ей в полночь, Аня сразу поняла – случилось что-то плохое. Она не задавала вопросов, знала, что скоро все увидит своими глазами. Но голос Павла, такой непривычно сухой и ровный, говорил сам за себя.

– Ты должна приехать, – сказал он, едва девушка ответила на вызов. – Я скину точное место. Машину оставишь у дороги, дальше только пешком. Будь осторожна в лесу. И поторопись.

Вот и все, что он сказал.

И Аня торопилась, мчала по узкой дороге, каким-то чудом впихнутой в лесную чащу, не жалея новенький внедорожник. Он стонал и корчился в муках, подпрыгивая на многочисленных кочках, царапая блестящие бока о жесткие ветки. Как и советовал Павел, в конце концов Аня бросила машину на обочине и отправилась пешком. Никакой внедорожник не проехал бы дальше.

Голоса она услышала раньше, чем увидела знакомых людей. Или почти людей, но какая разница? Сами себя они упорно считали людьми, ведь человеческого в них больше, а это самое важное.

Ориентируясь на голоса, девушка ускорила шаг и вскоре выбралась на ровный освещенный участок. Кто-то расставил по сторонам мощные фонари, все они были направлены на пару крепких сосновых стволов, расположенных напротив друг друга. К деревьям было привязано что-то, со своего места Аня хорошо видела веревку и неясные тени, выглядывающие из-за дерева.

Ровность участка оказалась обманчивой, ноги девушки сразу утопли в болотистой почве, но Аню это не волновало, взгляд девушки был прикован к освещенным прожекторами деревьям. Сухой голос Павла, эти координаты и бьющие в лес фонари… Аня уже почти бежала, рискуя поскользнуться и оказаться в болоте по самые уши. Лишь бы не дети, только бы не они! Наконец, девушка присоединилась к остальным, обошла закрывающее обзор дерево.

И перед глазами предстала воистину жуткая картина.

Двое, привязанные к деревьям напротив друг друга. Не дети, взрослые. Веревка одинаково крепко опутывала их тела, вилась вверх и прижимала к сосновым стволам шеи. Несмотря на принадлежность к разным видам, убитые выглядели удивительно похожими на этой смертельной картине. Вытаращенные глаза, вываленные наружу языки и посиневшие лица, в свете фонарей эта синева выглядела особенно жутко. Как и раны на их шеях, в которых присутствовало намного больше цветов и оттенков. Словно творение сумасшедшего художника, помешанного на смерти и страданиях.

К Ане подошел Павел.

– Что скажешь? – спросил он все тем же равнодушным тоном. Но Аня знала парня достаточно хорошо, чтобы понять, сколь сложно ему дается это безразличие. Может, остальные и считали Павла каменной глыбой, но правда в том, что каменности в той же Ане было намного, намного больше.

Девушка подошла ближе к деревьям, вглядываясь в детали. Начала с человека – он, безусловно, был ей незнаком. На вид совершенно обычный мужчина, таких немало обитает в деревнях по соседству. Хорошо развитые руки, мозоли на ладонях, испещренное морщинами лицо – работяга. Возраст около пятидесяти лет, хотя сейчас можно дать и все семьдесят, одежда самая обычная, с намеком на изношенность. Конечно, вскоре они выяснят, кем был этот мужчина, но Аня почти не сомневалась – он жил неподалеку и долгие годы вел обычную деревенскую жизнь, все в нем кричало об этом.

А вот насчёт второй жертвы таких простых умозаключений уже не сделать. Аня, хоть и была полукровкой, всю жизнь провела с людьми. Лесных жителей она встречала, и нередко, но вряд ли по этим встречам можно сделать хоть какие-то выводы, слишком эти существа отличались от привычной картины мира. Говорили, двигались и даже думали по-своему. Больше всего информации Аня почерпнула из книг и всяческих дневников, которые они с Павлом и остальными когда-то изучали вместе. На ту информацию она и привыкла опираться.

На вид лесное создание походило на девушку, молодую и прекрасную. Черты лица, даже искаженные жуткой маской, все равно поражали идеальной отточенностью, наверняка при жизни существо слыло невероятно красивым, словно из сказки. Длинные ресницы, фарфоровая, почти прозрачная кожа, густые волосы с рыжиной уложены в замысловатую причёску, подчеркивающую внушительные хрустальные рога. Они выступали из лба создания и вились вверх причудливым образом. И блестели от влаги в свете фонаря. Платье убитой тоже выдавало в ней кого-то нездешнего, из неведомого для человека материала, оно словно продолжало жить, пока его хозяйка висела на дереве с выкатившимися глазами. Аня готова была поклясться, что видела, как прозрачно-зеленая ткань шевелится и издает звуки, хотя в лесу ветра точно быть не могло.

– Не знаю, что сказать, – призналась наконец Аня, попутно пытаясь вытащить из памяти изученные ранее факты. И один не давал ей покоя: – Я думала, что жителей леса так просто не убить. Веревкой, то есть.

– Так и есть, – подтвердил ее догадку Павел.

Аня вновь вернулась к деревьям и обошла их по кругу, следуя за веревкой. Она вилась вокруг тела мужчины, спускалась на землю и начинала свой путь наверх, уже к девушке. Конец веревки обнаружился возле ее головы, висел, никак не закрепленный. Узлов Аня тоже не нашла. Веревка тоже жила своей жизнью.

– Это чары.

Павел опять кивнул:

– Думаю, их намеренно привязали вот так. В конце концов они просто задушили друг друга. Направленность чар еще не установлена, но в самой этой позе, в способе убийства, очевидно послание.

Да, и это послание легко читалось. Кто бы это ни сделал… он играл существами из разных миров, играл на их взаимной ненависти друг к другу. Убитый человек, как решила Аня, жил в деревне, а значит, память предков для него не пустяк, обычно в глухих местах люди помнили и знали больше. Мужчина понял, что это за «девушка» с рогами, возможно, распознал ее даже сквозь чары, а та, без сомнений, узнала человека. Их привязали напротив друг друга, они отчаянно пытались выпутаться. И чем больше пытался один, тем сильнее веревка опутывала другого. Никто из них не сдался, оба погибли в жуткой агонии, проиграв смертельную схватку с хитрыми чарами. Весьма печальная смерть.

– Кто же мог такое сотворить?

– Один из них, – не задумываясь, ответил Павел. Лицо его при этом выглядело каменным и бледным, он смотрел на убитых и за время разговора с Аней ни разу не оторвал от них взгляда.

– Убит не только человек, – мягко возразила девушка, но тут же пожалела об этом: у Павла за плечами годы охоты на лесных тварей, в этом он один из лучших. Конечно, он быстро сделал выводы на основании былого опыта. А вот о правильности этих выводов спорить заранее не стоит, лучше посмотреть, как все обернется. Аня вообще предпочитала не болтать лишнего и даже среди своих слыла молчуньей. Незнакомцы порой и вовсе видели ее немой.

Когда-то Аня тоже хотела охотиться, но Нестор ее определил в сферу поисков. Обычно она разыскивала украденных детей, возвращала подкидышей, если получалось. Или принимала участие в человеческих расследованиях, когда возникало хоть малейшее подозрение о причастности кого-то нездешнего. И чаще всего подозрения и оставались таковыми, хотя всякое бывало. Но даже если догадки о вмешательстве лесных созданий подтверждались, охоту на себя неизменно брал Павел или его соратники. Аня занималась детьми и взаимодействием с людьми.

До этого раза. Зачем ее вызвали?

Девушка огляделась: у каждого из присутствующих на месте трагедии есть цель. Павел займется охотой, безусловно. Ирина и Лёшик – учительница и ее совсем еще юный ученик, такие у них роли. Ирина работает экспертом в местном отделении полиции, и она человек. Единственный человек, допущенный Нестором к полукровкам и их запутанным делам. Лешик по человеческим меркам еще школьник, пока он бегает с фотоаппаратом, но когда-нибудь станет помогать Ирине более полноценно. Когда выучится. Свой человек в полиции – хорошо, но свой полукровка еще лучше.

Далее Анатолий Львович, тоже из охотников. Старая, очень старая школа. Настолько старая, что Аня порой сомневалась в необходимости каждый раз дергать Анатолия Львовича с места, и уж тем более ночью. Человек, вон, на ходу дремлет.

И замыкал их небольшой коллектив сам Нестор, разумеется, куда без него. Он здесь главный и, как подозревала Аня, он же приехал в этот лес первым. Кто-то доложил ему о случившемся, потому что человек не мог случайно набрести на это место. Только кто-то из лесных созданий. А Нестор не просто полукровка, как остальные, в его жилах течет сильнейшая королевская кровь, божественная даже, поэтому в свои семьдесят четыре года он выглядит ровесником юного Лешика. Только взгляд выдает Нестора с потрохами, ни у одного подростка не может быть такого жесткого и цепкого взгляда.

Ане не слишком нравилось смотреть в глаза начальнику, у нее от этого всегда кровь леденела, но в этот раз она неожиданно проследила за Нестором – а он то и дело поглядывал в сторону лесной чащи. Как будто видел там кого-то и вел с ним мысленный диалог. Аня передернула плечами, представив, что могло таиться в этой темноте. Из-за яркого света фонарей девушка не могла видеть всех деталей и чувствовала себя слепым котенком, не осознающим масштабов всего, что ждет его в большом мире. Или в густом и темном лесу.

Скинув наваждение, Аня сосредоточилась на деле. Зачем-то ведь ее сюда позвали? Нестор с объяснениями не торопился (кто бы сомневался!), значит, надо все брать в свои руки. И первым делом Аня переговорила с охочим до болтовни Лёшиком – как и ожидалось, они с Ириной прибыли первыми, почти одновременно с самим Нестором.

– Следов вокруг никаких, – поделился разговорчивый подросток. – Тут болотистое место, вода сразу попадает в свежий след. Смотри, – в доказательство он шлепнул ногой по земле и шагнул назад. В его след немедленно начала набираться влага. – И так повсюду. Дождь лил две недели, в десятке километров отсюда вообще по колено воды набралось, говорят, накануне машину туристов доставали, так утопла.

Аня тоже за новостями следила и о незадачливых туристах, разумеется, знала.

– Тачку жалко, – пожаловался парень с печальным вздохом. – Крутая была. А теперь только на свалку.

– Зато другие в чащу не полезут.

– Так-то оно так, но тачка… красотка!

И Лешик, позабыв о прикованных к деревьям трупах, начал с придыханием рассуждать об уничтоженном автомобиле, попутно припомнив, что скоро ему исполнится восемнадцать, и, быть может, Нестор наконец выделит машину и ему. А то все остальные на колесах, а он, как дурак, все время на своих двоих или как лох последний напрашивается кому-то грузом.

Как ни странно, болтовня Лешика немного разбавила обстановку. Начало светать, Ирина закончила работу, а Нестор вырубил фонари. Света все еще недоставало, но не для полукровок. Они стали видеть ярче.

Например, Аня в точности разглядела силуэт, таившийся в лесу. Он походил на человека, даже слишком сильно, возможно, в другое время он бы за человека и сошел, вот только зачем прятаться? Нет, это определенно был кто-то другой. Возможно, это он или она (а иногда это и то и другое одновременно) нашел тела и сообщил Нестору.

Глава 2. Хитромор

Хитромор проводил время с наслаждением – ел пиццу и смотрел сериал. В такие моменты он почти забывал, что находится в изгнании вот уже тридцать лет. Почти. Может, человеки и оказались не настолько бесполезны и беспомощны, как он себе представлял (в конце концов, они изобрели все эти замечательные онлайн-сервисы), но все же родной дом представлялся местом более предпочтительным, несмотря ни на что. Лесные просторы, поляны с ягодами и хмельные танцы до утра. Хотя тогда с ним была Остролина, а до встречи с ней он и не помнил, как относился к танцам. Они ему нравились? Возможно. Надо у кого-нибудь спросить, когда он наконец вернется домой.

Как это часто происходило, одно лишь воспоминание об Остролине и былой жизни лишило Хитромора аппетита. Он отбросил пиццу в сторону и взялся за ягодную настойку. Спасибо сестрице ненаглядной, приносит домашние запасы, ведь в плане алкоголя человеки разочаровали. Снимать сериалы у них получалось лучше, но это, конечно, все благодаря фантастической самонадеянности. Чтобы вампир полюбил свою еду? Ну что за бред! Все равно, что влюбиться в пиццу и прожить с ней долгую жизнь. А пицца через час уже сухая и несъедобная. Люди, конечно, могут протянуть чуть больше, но намного ли? И короткая жизнь, откровенно говоря, не самая большая проблема нелогичных и жадных до всего подряд человеков.

За окнами неожиданно прошелестел ветерок, поднимая листья.

Этот ветерок Хитромор знал слишком хорошо, чтобы спутать с погодным явлением. Вечер, и без того безрадостный, обещал стать еще хуже. Вот только кислой мины братца здесь и не хватало! Угрим и в хорошее время мог одним своим присутствием уничтожить все веселье в лесной округе, а в последнее время стал и вовсе невыносим. К тому же, старший брат никогда бы не заявился без веского повода.

Вскоре Угрим уже стучался в окно. Хитромор из чувства протеста неспешно доел кусок пиццы, щедро запил все это настойкой и потянулся на диване. Сколько там до конца серии? Еще половина, быть может, случится неожиданный поворот, и глупый вампир от всех своих страданий насадится на кол. А что? Хороший был бы ход, жизненный. К сожалению, люди слишком предсказуемы, чтобы на такое всерьез рассчитывать. Скорее уж этот вампир поцелует наконец свою пресную пиццу. То есть, человеческую особь без ярко выраженных личностных качеств. Поскорее бы уже, в самом деле, а то уже миллионный сезон, а все никак. Никакого терпения не хватит!1

Стук повторился, на сей раз в дверь. Интересно, как скоро братец сообразит повернуть ручку и войти? Ха! Как же хорошо, что есть время проверить. До конца изгнания осталось лет семьдесят, такой простор для экспериментов. Правда, потом придется выслушивать все эти нудные речи, честное слово, Угрим способен извести все живое, всего лишь открыв рот.

К сожалению, семидесяти лет Угриму не понадобилось, он справился быстрее и вскоре уже стоял в гостиной, загораживая обзор на глупого вампира и его необъяснимые треволнения. Хитромор вздохнул и закрыл глаза, готовясь к заунывной лекции.

– Брат! – коротко поздоровался Угрим с равнодушной миной. Но его с головой выдавали крылья – сложенные за спиной, они беспокойно подрагивали, переливаясь при этом разными цветами. Крылья Угрима, пожалуй, единственное хорошее, что ему досталось при рождении. Ни у кого в целом лесу больше нет таких потрясающих крыльев.

В глубокой печали Хитромор вздохнул:

– Будешь пиццу?

– Не стоит делиться со мной истязаниями, что выпали на твою незавидную долю, брат! – Угрим в ужасе поморщился и отшатнулся от протянутого куска. – Считаю себя должным напомнить, что во всем сам ты виноват! И тяготы возложенного на плечи твои наказанья полагается переносить в одиночестве, вот настоящее истязанье! Так велел наш великий отец: в одиночестве или в окружении человеческих слабых сердец. Все это тебе за дело, младший брат! Ибо ты в разочаровании отца виноват! – не успев толком разогнаться, Угрим вдруг осекся и выдал: – Ко всему прочему, я пришел с деловым предложеньем и трапеза будет неуместной в данном положенье!

– Какая неожиданность! А я-то подумал, ты соскучился.

Старший пропустил эту реплику мимо ушей. Посмотрел еще раз на пиццу, ужаснулся, бросил взгляд на работающий еще телевизор (вампир с подружкой как раз выясняли отношения) и осуждающе покачал головой. Вон, даже Угрим, и тот осуждает! А он, между прочим, не видывал, что до этого происходило! Вампир вообще не должен постоянно оправдываться, все он правильно сделал. Дурак, что с него взять…

Монотонный голос Угрима заставил Хитромора вернуться в реальность:

– Да будет тебе известно: ночью трагически погибла Мальфрида, одна из дочерей хозяина леса. И сейчас он пребывает в гневе, желает найти злого беса! Он явился отцу в образе ягодного великана и просил разобраться в жестоком обмане. Великий наш отец хотел направить меня…

– Как верного хромоногого коня, – буркнул Хитромор себе под нос. К счастью, Угрим был слишком увлечен речью, чтобы это услышать.

– … как самого ответственного и мудрого сына. Но вдруг он вспомнил об отпрыске, среди людей живущем, и подумал: сей шанс не будет ни за что упущен! Удачно все сложилось, тогда и стороны договорились.

– Это он о недоросле Несторе в памяти наковырял? – понадеялся на чудо опальный лесной принц.

– Речь о тебе, недогадливый младший брат, который всегда и во всем виноват. Ты сейчас выглядишь, как человек, ты уже живешь средь них без малого век…

– Тридцать лет всего!

– … ты способен их понять лучше, чем любой из нас. Мои крылья не спрятать – беда! У Воука-оборотня иная судьба: людем ему быть нелюбо́, чувствует он себя худо. Беляна, наша слишком легкая сестра! Нет – отца ответ! Другие молоды, остальные стары́, либо нет подходящей делу в них глубины…

– Потому что половина из них уже пеньки!

– … это слова нашего великого отца, и говорит он не для красного словца. Никогда. Никогда! – Угрим вздернул руку к небесам, точнее, к потолку, чтобы слушателей уж точно проняло. Кстати, сработало – интернет завис, вампир с подружкой застыли на экране в потешных позах. – К тому же, в гибели Мальфриды многое неясно. Люди ей займутся, а ты проследишь, словно папин зоркий ястреб.

– Да я уже в изгнании! – немало возмутился Хитромор. – Отец решил наказать меня еще больше?

Угрим помялся и неохотно выдавил:

– Отец обещал скостить оставшийся срок наполовину. Чирк-чирк, и полного века нет в помине.

Вот теперь Хитромор в разговоре заинтересовался по-настоящему, хотя до этого с трудом продирался через дебри унылого братского многословия. Половина срока? О, это было бы замечательно! Еще каких-то тридцать с небольшим лет просмотра сериалов, и он уже дома, танцует под луной, до безобразия пьяный, беззаботный и, может быть, хоть немного счастливый. Как когда-то. Если такое вообще возможно в его новой реальности. В любом случае, дома должно быть лучше, чем здесь. Дома и деревья лечат, и птицы поют слаще.

– Ты не помнишь, я любил танцевать? – спросил Хитромор, замечтавшись.

– Ты любил трепать всем нервы, любопытный младший брат, с тех пор ничего не изменилось, и в этом лишь один ты виноват. Кого-то не способны переменить даже годы и отсутствие настоящей, лесной свободы!

– Твое занудство тоже никуда не делось.

– Как любит повторять великий наш отец: каждый на своем месте, младший брат – похититель чужих невест! Каждый несет важность и смысл великий. Все мы дети леса! И дети отца коронованного, многоликого! Я помогаю ему в делах, приглядываю за нашим народом без конца, не покладая сил, разума не щадя, пока ты в благородной семье мутишь воду шутя, организуешь глупые восстанья, причиняешь многим страданья! А после отбываешь справедливо назначенный срок. В полупьяном виде, и даже не думаешь извлечь из произошедшего урок. Все знают, что наивная Беляна таскает для тебя настойку из грибов с волшебной поляны. Только ты мог просить о таком нашу мягкосердечную сестру, потому что…

– С твоим появлением тут стало очень душно, чувствуешь?

– Нет, брат. Но ты не дослушал… – и Угрим как начал опасно набирать воздух в могучую грудь, аж крылья затрепетали, как бы говоря, к чему готовиться. О, нет! Только не это! Сейчас заведет еще одну речь, Хитромор тогда не выдержит, вот честное слово, не выдержит.

В таких делах медлить никак нельзя.

– Ладно, говори уже, что ждет от меня отец?

Обескураженный быстротой вопроса Угрим медленно выдохнул. По лицу его было видно: не знает бедолага, как быть. То ли толкнуть заготовленную речь, то ли на деле сосредоточиться. Но приказ отца (великого-многоликого, разумеется) превыше любых речей, оттого Угрим шустро определился:

– Вставай с дивана, лучше увидеть все своими глазами.

Хитромор, уже тридцатилетие отбыв в человеческом обличье, ни в один из дней не забывал об ограничениях, которые накладывал сей неприятный облик. Былую красоту как рукой сняло (впрочем, как раз это и произошло – его красоту сняла рука грязного лесного оборотня Воука при содействии мерзкой лесной ведьмы Загнилы), он стал выглядеть не лучше того сериального вампира-страдальца. Кроме того, Хитромор лишился чувствительного хвоста и замечательных рогов, которые не вились узором кверху, как у многих других, а изгибались в боевом положении. За это, а еще за склонность к извечным проказам, Хитромора часто называли лесным чертенком в детстве. Когда он вырос, а вместе с ним и его пакости, сравнения подбирались уже более жёсткие. А после того, как он учудил восстание против отца… к счастью, он уже не мог слышать всего, что о нем теперь говорили. Порой Беляна передавала некоторые слухи, но Хитромор не сомневался – сестра его щадила.

Самым унизительным образом подхватив младшего брата на руки, Угрим взмахнул потрясающими крыльями, оставив за собой легкий ветерок. Вскоре они переместились в темную лесную чащу и оказались на влажной скале. Хитромор с наслаждением вдохнул знакомый хвойный запах, но неожиданно вместо любимого аромата почувствовал что-то еще. Кровь. Смерть. Страдания.

Вместе с Угримом они спустились вниз. С каждым новым шагом Хитромор чувствовал нарастающую слабость во всем теле, голова шла кругом. Это от запаха? Не может такого быть, раньше кровь не вызывала у него подобной реакции. Хитромору нестерпимо хотелось остановиться и повернуть назад, но он не собирался позориться, потому упрямо двигался вперед.

В темноте ярко выделялась жуткая картина, она и стала пунктом назначения. Человек напротив прекрасной Мальфриды. Головокружение резко усилилось. О, да! Хитромор знал эту лесную деву, и знал куда ближе, чем унылый мозг его неудачника-братца мог вообразить. И такая недогадливость Угрима сейчас как никогда кстати, не хватало еще затевать очередную семейную ссору рядом с мертвой Мальфридой.

– Помнишь ее? – сипло спросил Угрим.

– Ее лицо мне знакомо.

Как и предполагалось, старший братец подвоха не почувствовал. Во-первых, он выглядел зеленым от впечатлений, словно собирался грохнуться в обморок, как вампирская подружка в каждой второй серии. А во-вторых, с чего бы Угриму подозревать ложь, если Хитромор все тридцать лет провел среди людей и далеко от дома? С такого расстояния ни новостей не узнать, ни неприятностей учинить.

К примеру, не соблазнить ненароком невесту Воука, еще одного старшего братца. Невесту, которая прямо сейчас смотрела на мир мертвыми глазами и уже никогда не навестит Хитромора, не прильнет к нему ночью и не будет шептать о любви, пока он молча засыпает. Нет, конечно, нет. У Угрима такое попросту в голове не уложится, его сознание слишком ограничено правильностью и скукой. Он и случай с Остролиной до сих пор не переварил, а тут опять двадцать пять!

И хорошо. Иначе настучал бы отцу, а тому только дай повод выдумать очередное наказание для непослушного сына. Ведь предполагалось, что за время изгнания Хитромор должен обрести неведомую мудрость и измениться. И вряд ли под изменениями подразумевался секретный роман с очередной невестой Воука. Хоть и романом происходящее считала одна Мальфрида, у Хитромора все эмоции такого рода давно уже выветрились. Быть может, всему виной его человеческий вид, хотя правдивый ответ немного другой. И имя ему Остролина. Всегда только она.

– Хозяин леса почувствовал ее смерть, – пояснил Угрим, разглядывая неприятную для глаз картину. – И началась круговерть. Отец полагает, все не закончится миром. Люди ополчатся, звери станут им пиром.

– Как думаешь, что произошло? Человек приковал себя напротив Мальфриды, чтобы задохнуться вместе с ней? – Хитромор с ненавистью покосился на мертвого мужчину отвратительно грубой наружности. Неужели последнее, что видела перед смертью волшебная лесная дева, вот это уродливое морщинистое лицо? Никто не заслуживает подобной смерти.

– Ты лучше разбираешься в людях.

Без сомнений, так оно и было. Правда, за все тридцать лет Хитромор по-настоящему разговаривал только со старухой Марьей, она приходила в его дом, убиралась и иногда готовила еду. В последнее время Марья стала плохо видеть, а глухой она была с самого рождения. Идеальная человеческая собеседница. Кроме Марьи, он ни с кем не общался. А его чары, чуть ли не последнее, что осталось от его настоящей сути лесного принца, позволяли обходиться без слов.