Выставка

Нет, ты подумай, некий Октавиан (представь себе морду с таким именем), почти слепой, с мудями, как говорят, до колена и с душой, готовой к отлету на пороге своего девяностолетия, жилец с паршивого третьего этажа, квартира номер девять, сразу у лестницы, ведущей на крышу, свешивается сверху через перила, выглядывает, будто ждет кого-то с нетерпением, да так мужественно согнулся, что даже собственные яйца, которые должны были сработать как противовес и как-то подстраховать его, не помогли, и он героически грохнулся на площадку второго этажа.

Я там была по заданию. Познакомилась с главным следователем, броской, но скучной личностью. Помнишь ту ночь в городском парке, когда ты оплакивала свою пролетевшую молодость? Когда тебе так хотелось понимания и утешения? Когда у тебя оставался последний глоток «столичной», и ты обратилась к мраморному бюсту поэта (вы встретились в ваши только что исполнившиеся двадцать девять, да только его «29» были выбиты золотом, что быстро нас лишает жизни)? Помнишь? Так вот, как у тебя тогда сложилось с этим бюстом, так и у меня примерно так же получилось со следователем (который, кстати, сам руководит – я дважды проверила – литературным кружком в Следственном): в общении со мной он опирался исключительно на собственный бюст: о чем бы я его ни спрашивала, он только пожимал плечами, что бы я ему ни предложила, он только мотал головой. Ты ведь знаешь, меня интересовало только то, как он закроет дело, и можно ли вообще дела не открывать. Взяли бы да и снесли. Я уверена, что на такое поведение следователя прямо влияла его помощница, эдакая аспида, ни на минуту нас не оставляла с глазу на глаз. Ты бы видела ее прическу. Чудище морское. Буквально всем телом перекрывала доступ к этому человеку. В нашу пользу играет то, что он из тех (как уверяют наши контакты), кто, ковыряясь в собственной душе, только изображают из себя профессионалов. Поэт. Мой человек. Представь, у него нет мобильника! А компьютер? – я долго не могла прийти в себя. Компьютер есть. Служебный, отрезала Аспида. Она и телефонисткой служит в их небольшой команде. Кстати, похоже, что у нее этой самой штучки нет. Но это неважно, я уверена, что в последующем мы свое присутствие на площадке усилим за их счет, в превентивных целях, чтобы, по возможности, предупредить инциденты, подобные тому, что случилось с дедом Октавианом. Возможность применения силы мы пока не рассматриваем, тем более в такой деликатной ситуации.

Надолго ли затормозилось? это заинтересует твоего босса. Дед еще жив, но это несущественно, тянет на аппаратах, но не пройдет и нескольких дней, как их отключат. Все вместе, как мы полагаем, опираясь на полученную инсайдерскую информацию, дело затянется недели на две. К счастью, этот баран герр Живкович справляется. Как там «Демолирен групп», нервничает? Отвратительные парни. Бросились, не дожидаясь решения суда, а реконструкция событий, макет военного комплекса подействовали на психологический профиль покойника, ожидаемое патологоанатомическое заключение повисло в воздухе под воздействием притяжения земли и немощных мышц деда Октавиана (большой вопрос, как это ему удалось подняться со смертного одра) с одной стороны, и противовесом в промежности с другой стороны, о чем я тебе уже рассказывала, что, если только коротко, вызывало подозрение, что дедушке кто-то помог с перилами, чтобы он смог получше рассмотреть происходящее. Аспида даже попыталась намекнуть на возможность личной драмы с вероятным воздействием на ход событий, как она выразилась, и пришила к делу какое-то сомнительное ДТП, случившееся две недели тому назад, в котором обвинили некую дедову внучку, вроде как балерину, по свидетельству жителей гадюшника, иностранку, хотя в Иностранном отделе, как утверждают, на учете не состоит (так вот, она пропустила регулярный визит к своему дедуле, потому он, наверное, и высматривал ее, высунувшись), но с учетом такой связи, поскольку балерина где-то все-таки проходит, следовало бы подключить и спецколлег, дело бы затянулось, и следователь – я прямо так и вижу – махнул бы на него рукой. Это мой человек, говорю я тебе.

Что касается жильцов, то все они как-то дружно уперлись. Как ты знаешь, мы им обеспечили пристойные варианты, но никто съезжать не желает.

Эй, может, в субботу сходим на открытие строительной выставки? Как у тебя с целлюлитом? Мой меня просто убивает.

Да, несмотря на Аспиду, я перехватила взгляд следователя. Ничего мне это не говорит! Спрашиваешь, как там мой Миленко? Да брось ты!

* * *

Внезапно хлопнуло оконная рама у деда Октавиана на третьем этаже. Могла ли она оставаться открытой два с половиной месяца? Я почувствовал, как мне сжали руку. Мы с соседом Владицей дождемся, когда она хлопнет еще раз. Проследим за ней. Дружно поворачиваем шеи так, чтобы козырек ни в коем случае не перекрывал наши взгляды, направленные вверх. Еще сильнее она хлопнула два с половиной месяца тому назад, даже разбудила меня. В тот день, примерно в 16.05, я посмотрел на часы, смерть особенно радостно, по-хозяйски, соединила деда Октавиана и меня.

Я сразу же выбежал в коридор. Не было более нам, жильцам, покоя ни в коридоре, ни на унитазе, ни на плоской крыше, где-то нам уже обеспечили необходимое размещение, ничуть нам не хотелось разбегаться на все четыре стороны света, но пока еще нигде в нашей (акустически очень плохо изолированной) халупе не слышалось щелканье чемоданных замочков, стук чемоданных колесиков по половицам под грузом упакованного в них барахлишка, так что я, неупакованный и взволнованный, выскочил в полной уверенности, что разрушители по-разбойничьи, не считаясь ни с кем и ни с чем, навалились без предупреждения с кирками. Но застал я только деда Октавиана. В распахнутом домашнем халате лежал он посреди лестничной площадки второго этажа, примерно перед квартирой номер пять, куда (увы, так величественно) чебурахнулся с этажа третьего.

Уже по разбросу членов тела деда Октавиана было понятно, что жизни ему больше не будет, хотя он еще и дышал.

О, давно бы он уже был среди ангелов, если бы не вы, добавляли обиженные врачи, которые, пока их не выгнали год тому назад – вы еще об этом услышите – регулярно навещали его.

Я стоял и глядел на поросшие редкими седыми волосьями шары в дряблом мешочке, лежащие меж всеми этими членами, на полуголую фигуру, валяющуюся у моих ног. Рядом со сферически разбросанными живописными и изломанными длинными седыми волосами деда Октавиана, которым сейчас не помогли бы никакие кератиновые комплексы и регенераторы, на расстоянии полуметра валялась чудом разорванная круглая белая резинка. До этого дня меня с дедом Октавианом связывал только один и тот же пенсионно-инвалидный фонд. Но в тот момент я поверил, что теперь мы связаны гораздо крепче, чем при его жизни, более того, что мы теперь неразделимы, что я, так сказать, занял его место (хотя я был моложе его почти на полвека). Ничего не трогай. Иначе бы я ухватил его за руку и не выпускал бы ее. О том, что я услышал над собой, на третьем этаже – а было похоже, что кто-то вытянулся во весь рост, да подпрыгнул, да затопал, да опять вытянулся, да хлопнул дверью – я не сказал никому, даже следователю, замаскировавшемуся в джинсы. Тот появился со своей помощницей спустя два часа, через сорок пять минут после врачей, которые уже увезли деда Октавиана. Да и что бы я им сказал? Что я не уверен, что из мертвой тишины, которая в то время воцарилась в подъезде, попыталось вырвать меня какое-то запоздало приснившееся эхо? Кстати, они не так уж меня и расспрашивали. Только заглянули в мою квартиру. Следователя больше всего заинтересовало старинное, хорошо сохранившееся издание Пушкина, которое я нашел над дверью, на коробке с предохранителями, когда вселился в халупу одиннадцать с половиной лет тому назад, оно там и пролежало до того самого дня. А ваш сосед из восьмой, похоже, своим Достоевским, насколько я смог рассмотреть из прихожей, разжигал печку, не знаю, как вы… или его жена…

Свидетельство о смерти деда Октавиана, первого из четырех последовавших, было напечатано в газетах в два раза больше (и в смысле размера тоже) стандартного. Этого послабления добилась для своих членов первичная организация местного союза слепых и слабовидящих. Раджа прилепил это траурное извещение с внутренней стороны верхней, застекленной половины намертво приколоченной левой створки входных дверей. Весь этот труд на глазах у соседей Раджа взвалил на себя, и никто его не заставлял делать это (разве что только тень деда Октавиана). За украшение свидетельства о смерти Раджа принялся моментально, осуществив свою идею: использовать достижения всех живых и мертвых школ каллиграфии, взяв у одной одно, у другой – другое, придав всем им свой личный стиль. Вот, скажем, указал Раджа на фирменный знак «В. И. Кон и сыновья», который по обоим бортам украшал черный длинный автомобиль, прибывший в улочку (от сыновей на полчаса раньше всех Раджа и узнал, что деда Октавиана отключили от аппарата, и получил от них дедово свидетельство о смерти, которое было официально зарегистрировано и в завещании, к чему прилагался набор бесплатных стандартных извещений о смерти, после чего сыновья отправились поздороваться с супругами из дома-близнеца), и пониже – «Набережная Жертв, 461» – вот это, когда с тем закончу, и, чтобы никто не усомнился, поднял над головой нестандартное объявление о смерти, вот это будет то что надо. Порыв художника ничто и никто уже не мог остановить. Никакие ограничительные рамки не могли остановить его вдохновение. Он вовсю разошелся, и вышел за тонкие ограничительные черные линии, смешивая на небольшой палитре зеленую и белую краску и насвистывая при этом мелодии Верди. В итоге от постулатов каллиграфии не осталось и камня на камне. Результат Раджиного вдохновения, скромно выставленного напоказ соседям, был таков, что никто не смог разобрать, кто это, когда и где. Единственное, чего ему удалось добиться смешением цвета и определенным распределением того, что в вольной интерпретации Раджи осталось от графем, был эффект развевающегося итальянского флага, чем художник, собственно говоря, намекнул на глубокие итальянские корни покойника, вы еще услышите о них, но тем самым взял на себя риск придать относительный трагизм случаю с дедом Октавианом. Я всего себя вложил в это, и даже больше, упаковывая свой универсальный прибор, отвечал Раджа каждому, у кого возникали по этому поводу замечания, и в первую очередь Владице Перцу, с некоторых пор ставшему самозваным председателем домкома и инициатором создания делегации жильцов по проводам в последний путь бренных останков деда Октавиана.

На следующее утро рядом с траурным извещением появилась тоже приклеенная скотчем, но только снаружи, листовка: под контуром грузовичка излагалось весьма выгодное предложение по организации переезда, до двух тонн (с грузчиками или без оных). С листовки бахромой свисали полоски с номером телефона, которые не составляло никакого труда оторвать.

Почти весь позапрошлый год Раджа на скамеечке накалывал Боби (полуголому, в шортах и сандалиях, когда позволяла погода), воздевшему руку как авиньонская дева[7], под пазухой, так, по-соседски, маленький двухместный боб, добавив к нему длинноватое кредо: Люби, лги, и будь хорошим, потому что уже завтра можешь умереть, не более пяти-шести букв в один прием, для чего Боби ежемесячно находил время и набирался отваги. Предварительно он в один сеанс выдержал двухместный боб. Если бы не избранный сюжет – не выдержал бы.

(Заметка об отце Боби, тормозящему в двухместной команде боба, чей талант был бы профукан, если бы не были предприняты определенные усилия, и вот он, когда Боби был еще Бобишкой, сосунком, отправился на поиски лучших условий для тренировок вслед за звездами (которые определяют любую судьбу, объяснил ему некий звездочет, несостоявшийся шекспиролог, один из тех, кто украшает овал лица фрайерски выбритой узенькой бородкой). А звезды недвусмысленно говорили: мир, воплощенный в мутном вираже, образованном глазами, шлемами, шутками, улыбками, флажками, сердцами (преимущественно женскими), в вираже, прижимающем к самому ребру ледяного желоба, к которому в результате ужасающей скорости центробежная сила прижимает почки бобслеиста, этот мир уже нетерпеливо проклевывался в будущем чемпионе, Бобишкином отце, и ему только и оставалось, что мчаться по этому миру навстречу любому виражу – звездочет рассчитал для него аппликатуру ординаты к абсциссе – береги ноги!? И так вот Бобишка, наряду с приключениями картонных героев, сидя на коленях у матери, заваленных журналами «Вог» и «Сан» (о, их первая добрейшая соседка Злата, упокой ее душу, всегда готовая прийти на помощь, всячески старалась отвратить маму от подобного чтения), вместе с мировой общественностью следил за тем, как это расчудесное чудо с загорелым лицом и широкой улыбкой, с глазами, вечно скрытыми за солнечными очками, на модных летних курортах в компании официальных красавиц — ходит под парусом, а на зимних – носится по бобслейным трассам, до тех пор, пока в один прекрасный день, когда снегом занесло половину мира (примерно в районе пятого дня рождения Бобишки), это чудо не решило после нескольких бутылок шампанского выйти к ледовому желобу под светом прожекторов и уступить в двухместном бобе роль тормозящего чьей-то наследнице ряда отелей. Потом специализированные журналы месяцами обсуждали, смогли бы защитные шлемы спасти их, или же их не могли спасти даже шлемы. Последний официальный снимок Бобишкиного отца, под поднятой ногой которого словно подстреленный медведь сверкал серебряный двухместный 606-49, никто не мог отобрать у мамы, даже когда ее увозили в морг. А когда фотографию удалось отнять, она оказалась пропитанной кровью из перерезанных вен матери. Злата и тут пришлась ко двору, но поначалу, пока не оформила попечительство, она могла только до бессознательности поглаживать Бобишку по затылку: Все будет хорошо, милый мой мальчик. Ты никогда не будешь таким, как твой отец. Как только Злата скончалась, Боби продал родной дом и переселился в город.)

И тогда, как только перешли к текстуальной части татуировки, где-то два года тому назад, всего через несколько дней после того, как в последний раз во дворе видели деда Октавиана с его шахматами из розового дерева, тот с высоты третьего этажа упросил (ему удалось собраться с силами и встать с постели) молодого Боби, наслышавшись, что это золотой юноша, подняться наверх, чтобы написать письмо, на которое дед возлагал большие надежды. Боби не отказался, и поднимался (в общей сложности семь раз за неполный год) к подслеповатому соседу, внезапно обуянному – тебя это особенно заинтересует, Боби многозначительно подмигнул Радже, героически (как и следует тому, кто привык называть вещи своими именами) стерпев уколы иглой – идеей сюжета последнего образа, который проводит его из этого мира и т. д. Припомнил человек, что у него где-то есть внучка, и что он, наверное, сможет найти ее с чьей-нибудь помощью, и вытащил из коробочки пачечку частично зашифрованных телеграмм (таковых за полвека накопилось три штуки) на итальянском языке, и, исполнившись надеждой, вручил их мне, после чего начал жить днем, когда сможет ощупать внученъкино личико (как ощупал мое). Что же касается его самого, то он был готов моментально, после этого ощупывания, позволить внученьке навечно закрыть его усталые глаза своей воздушной рученькой.

Чокнулись за сотрудничество (для этого Боби пришлось приподнять деда в кровати) больничной порцией винца, после чего Боби целых два часа просидел в головах у деда Октавиана, слушал, кивал и вертел головой, попыхивал сигаретой, задирал майку, разглядывая под пазухой незавершенную татуировку, забавлялся своим диктофоном.

И наслушался Боби юношеского голоса деда Октавиана на уроках ускоренного курса итальянского языка, и усыпляющего перестука колес и свистка поезда, в который Октавиан вскочит прямо на ходу, и из которого его молодая нога впервые ступит на землю предков (свисток этот дед и сегодня – ты бы слышал его! – воспроизводил весьма живо) по прибытии на главный железнодорожный вокзал Триеста, и раздающегося время от времени перестука шахматных фигур в доске, лежащей меж рубашек в чемодане над его головой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Амаксофобия – панический страх водить машину или быть в ней (здесь и далее – примечания переводчика).

2

Каротидный синус – место расширения общей сонной артерии перед ее разветвлением.

3

Гипотеза о возможности переноса зародышей жизни из космического пространства.

4

Соединительная ткань, связывающая сухожилие сгибателя с костью сустава.

5

Пиритология – описание колчеданов.

6

Здесь – избранно, выборочно.

7

Имеется в виду одна из героинь картины Пабло Пикассо «Авиньонские девицы».