
Полная версия
Ночь Ватерлоо
Раздаётся стук в дверь.
СЕРЁЖА. Коттедж закрыт… Туалет закрыт на ремонт! (встаёт и прислушивается)
СОНЯ. (опустив руки) Дурак! Ты не понимаешь, что от таблеток твои мозги рассыпались на молекулы, что ты стал дебилом и импотентом? Не понимаешь, сука?
СЕРЁЖА. (забегав по туалету) Что ты меня терзаешь? Тебе отлично известно, что без колёс я – лох! Беспомощный лох! Ни украсть, ни покараулить, ни заморочить голову бабе! Мне без них стыдно! Стыдно и за себя, и за всех людей! Перед всеми стыдно, особенно – перед брошенными собаками!
СОНЯ. Ну, ещё бы! Лучше повеситься, чем украсть у собак луну!
СЕРЁЖА. (остановившись) Я говорил про луну российской поэзии, идиотка с прыщавой задницей! Я украл два тома Цветаевой! Но, возможно, я их на остановке забыл … да, точно, забыл. Поэтому нет в мешке никакой луны, успокойся!
СОНЯ. (вытерев слёзы) А что же в нём?
СЕРЁЖА. Посмотри, если не боишься сойти с ума от восторга!
Соня, развязав тесёмки мешка, не без колебания запускает руку вовнутрь и достаёт чугунный горшок.
СЕРЁЖА. Ну, как?
СОНЯ. Ты что, Бабу-Ягу трахал?
СЕРЁЖА. Коза тупая! Я задал тебе вопрос про горшок!
СОНЯ. Засунь его себе в задницу! Теймураз сказал мне, что ты обчистил ювелирный отдел в рязанском универмаге! А это – что?
СЕРЁЖА. Это антикварный горшок!
СОНЯ. Хренарный!
СЕРЁЖА. Что ж он, по-твоему, делал в доме начальницы паспортного стола огромного города Воскресенска?
СОНЯ. (разглядывая горшок) Откуда я знаю? Там точно канализация есть?
СЕРЁЖА. Там пять унитазов!
СОНЯ. Вот ненормальная! В доме пять унитазов, а она срёт в горшок! (Поставив горшок, вытаскивает из мешка два валенка) Это что? Царицыны черевички?
СЕРЁЖА. (смущённо) На твоих ножках любая обувь будет казаться царской… И валенки не расклеятся, как кроссовки!
СОНЯ. Урод! Придурок! Я тебя брошу на хер! (отшвырнув валенки, вытаскивает из мешка чугунную сковороду) А это – что?
СЕРЁЖА. Сковородка.
СОНЯ. Я вижу, что не Джоконда! За каким хером ты её спёр?
СЕРЁЖА. На ней очень хорошо яичница подгорает.
СОНЯ. Зачем тебе это надо?
СЕРЁЖА. Затем, что я могу здесь дышать лишь тогда, когда подгорает яичница на рязанском масле или овсяная каша на молоке из раменского коровника.
СОНЯ. Да ты просто больной! (отпихивает мешок ногами, берёт бутылку, прикладывается к ней)
СЕРЁЖА. Там ещё французский словарь, радиоприёмник, собачья цепь и гармошка!
СОНЯ. (утерев рот платочком) Я уж подумала – Теймураз мне наврал, что ты поменял специализацию. Теперь вижу, что так и есть, поменял конкретно – с квартир и сумочек на помойки переключился!
СЕРЁЖА. (пройдясь и остановившись) Так я реально смахиваю на идиота, который роется по помойкам?
СОНЯ. Не подходи ко мне! Крыса! Фу!
СЕРЁЖА. (подобрав с пола валенок) Замечательно! Если даже ты повелась на эту разводку, то я могу быть спокоен – по крайней мере, до завтра! (достав из валенка небольшой и невзрачный свёрток, протягивает его Соне)
СОНЯ. (взяв свёрток) Что это?
СЕРЁЖА. Развязывай аккуратно, а то просыплешь!
СОНЯ. (развязав) Ой!
СЕРЁЖА. Не ори ты на весь вокзал!
СОНЯ. (подняв глаза) Где ты это взял?
СЕРЁЖА. Как где? На помойке!
СОНЯ. Так ты реально за ювелирные магазины взялся?
СЕРЁЖА. Как видишь.
СОНЯ. (опустив взгляд и трогая драгоценности) Ах ты, мать моя женщина! Да здесь брюликов – на двухкомнатную московскую хату!
СЕРЁЖА. А золота и рубинов – на двухэтажную дачу. Я уж давно присматриваюсь к домам в деревушке Путинка. Луховицы славятся огурцами, в Непецыно растёт лук размером с кулак, а путинские менты никогда не трогают настоящих воров. Ну, то есть – таких, как я! Они их боятся.
СОНЯ. С ума сойти! Серёжка, я слепну! Это фантастика, это сон! (поднимает взгляд) О, мой ангел! Так ты таскался с этим мешком только для того, чтоб менты сочли тебя идиотом и не дорылись до них? Да ты просто гений, а я – тупица, дура, ослиха! И я, такое ничтожество, ещё смею тебя любить больше всех на свете! Смею мечтать о тебе, мой прекрасный принц на белом коне… Прости меня, если можешь!
Глаза у Сони влажно блестят. Серёжа, подойдя к ней и трепетно наклонившись, целует её взасос. Она его обнимает одной рукой, бережно держа в другой руке драгоценности. Раздаётся стук в дверь. влюблённые размыкают свои объятия.
СОНЯ. (с бешенством) Туалет закрыт на ремонт!
СЕРЁЖА. (шагнув к двери, прислушавшись и вернувшись к Соне) Ты сможешь это заныкать?
СОНЯ. (поколебавшись) Нет! Серёженька, нет!
СЕРЁЖА. То есть как? Ты шутишь?
СОНЯ. Какие шутки, Серёнечка? Участковый уверен, что ты уже устроил здесь склад! Оперов натравит, и как тогда мы будем выкручиваться? Тогда – верная хана и мне, и тебе!
СЕРЁЖА. Мать твою за ногу! А давно он здесь был?
СОНЯ. Полчаса назад! Он ещё сказал, что ты примелькался и скоро вляпаешься!
СЕРЁЖА. Я ведь не говорю, что здесь надо прятать!
СОНЯ. Серёжа! Если меня начнут молотить ногами, я расколюсь! Мне жизнь дорога. Ты знаешь, что у меня все почки отбиты! (придав свёртку первоначальный вид, возвращает его Серёже)
СЕРЁЖА. Да что ты, … , говоришь! Ты за три рубля дашь себя на части изрезать!
СОНЯ. Мне не нужны палёные цацки, понял? Они палёные дочерна!
СЕРЁЖА. Сонька, за мной идут! Меня могут взять в любую секунду! С этими цацками мне десятку впаяют сразу же! Что тогда будешь делать? Опять пойдешь сосать между гаражами?
СОНЯ. Ты за меня не волнуйся. За себя – тоже. У меня будет что тебе присылать!
СЕРЁЖА. Угу.
СОНЯ. Сегодня на рынке цыганка сказала мне, что я выйду замуж. До Рождества!
СЕРЁЖА. (вздохнув) Опять двадцать пять! Ну скажи, зачем нам с тобой жениться? Мы и так счастливы!
СОНЯ. И ещё сказала, что моим мужем будет нормальный здоровый парень, а не бездомный токсикоман-полудурок с двумя судимостями!
Серёжа некоторое время стоит недвижно, глядя на Соню, потом подбирает валенок и суёт в него свёрток. Валенок вновь укладывает в мешок. Растерянно смотрит по сторонам.
СОНЯ. Серёжка, пойми меня! Ну пожалуйста, постарайся меня понять. Я очень устала от нищеты и ублюдков. Ленка давала своему папочке, а меня мой даже не спрашивал! А мамаша, хоть на чертей с топором кидалась – боялась папочку, и меня чем только не била! Разделочная доска была самым мягким средством… Когда они захлебнулись своей блевотиной, я обшарила их карманы и знаешь куда пошла? За шампанским. И детство было не самым страшным периодом моей жизни, клянусь тебе!
Серёжа с демонстративным презрением достаёт из кармана пачку таблеток и начинает их жрать одну за одной, глядя в глаза Соне.
СОНЯ. Ну и козёл!
Серёжа, убрав оставшиеся таблетки в карман, делает шаг к Соне и награждает её пощёчиной. Соня, вскочив, даёт ему сдачи. Серёжа хватает её за горло. Соня вонзает зубы в его запястья. Серёжа, вскрикнув, наносит ей удары по голове свободной рукой. Соня, разжав челюсти и присев, берёт сковородку и бьёт Серёжу по лбу.
СЕРЁЖА. (отпрыгнув и приложив ко лбу руку) Тварь!
СОНЯ. (швырнув сковородку на пол) Даю тебе полминуты, чтоб ты собрал этот хлам и исчез. Навеки!
Серёжа молча запихивает свою добычу в мешок и тащит его к двери. Соня широко распахивает её.
СЕРЁЖА. (выволочив мешок за дверь) Умри, кобелиха! Блевотина тупорылая!
СОНЯ. Сдохни, гнида!
СЕРЁЖА. Имей в виду, прыщавая мразь, что с этой минуты не только у меня, но и у тебя под ногами земля горит!
Соня, захлопнув дверь, но не заперев её, некоторое время ходит из угла в угол. Потом она садится на стул, прикладывает ладони к лицу и сидит недвижно. Доносится шум вокзала, оживившегося прибытием электрички. Лает собака.
СОНЯ. (заплакав) Барбос, мой ангел! Кто там тебя обижает? Не обижайте собаку! Я за неё могу уничтожить всех! Вам понятно, сволочи?
Раздаётся стук в дверь.
СОНЯ. (плача) Не обижайте собаку! Её пять лет обижают! Она бездомная! Её бьют! Ей нечего есть! Но она не злая…
Входит Кирилл. Застыв у порога, смотрит на Соню.
СОНЯ. Ей негде жить! Её запугали! Её измучили! У неё под ногами земля горит…
КИРИЛЛ. Извините…
СОНЯ. (опустив руки) А?
КИРИЛЛ. Добрый день.
СОНЯ. Чего?
КИРИЛЛ. Ещё раз прошу прощения. Я вам, кажется, помешал?
СОНЯ. Нет, я ничего не делала…
КИРИЛЛ. Вы читали стихи!
СОНЯ. Смеётесь? Я бредила. Что вам нужно?
КИРИЛЛ. Я бы хотел помыть руки с мылом, если это не слишком проблематично.
СОНЯ. К сожалению, слишком. Мыло украли на той недели, а кран наеб… сломался на этой.
КИРИЛЛ. А вы не знаете, где здесь можно руки помыть? Какое-нибудь кафе поблизости есть?
СОНЯ. Макдональдс. С той стороны вокзала, за рынком. Да у вас чистые руки!
КИРИЛЛ. Боюсь, что нет. Я сейчас погладил уличную собаку. Она пила водичку из миски около туалета.
СОНЯ. Если она была среднего размера, серая, с маленькими ушами, то можете быть спокойны. И даже счастливы. Вы погладили ангела.
КИРИЛЛ. Неужели?
СОНЯ. Точно вам говорю. Она меня любит. Точнее, он. Впрочем, ещё больше он любит шляться по всему городу в поисках романтических приключений, но всё равно – любить меня может разве что ангел.
КИРИЛЛ. (улыбнувшись) Ну вы даёте!
СОНЯ. У вас ещё ко мне есть вопросы?
КИРИЛЛ. Нет… то есть, да… Видите ли, я…
ЛЕНА. (влетев) Сонька!!!
Остановившись, разглядывает Кирилла. Соня, вскочив, выталкивает её наружу и запирает дверь. Усевшись затем на стол, болтает ногами.
КИРИЛЛ. Вам не холодно в шлёпанцах?
СОНЯ. Нет, не холодно. У меня земля горит под ногами. Что вы хотели спросить?
КИРИЛЛ. Я хотел сказать, что у вас – потрясающие глаза…
СОНЯ. Мой дорогой мальчик! После меня руки мыть вам придётся точно.
КИРИЛЛ. Простите, вы не могли бы немножко повернуть голову влево?
СОНЯ. (исполнив просьбу) Учтите – касса пустая.
КИРИЛЛ. (приблизившись к Соне) С ума сойти! Вот это оттенок! Цвет контрастирует с глубиной так резко, что создаётся эффект луны!
СОНЯ. (пристально посмотрев Кириллу в глаза) Это оттого, что ты не запил феназепам водкой. Градусы не бодрят, но соединяют с реальностью. Гуд бай, мальчик! Скажи Серёже, что участковый подарил мне свой шпалер!
КИРИЛЛ. (отступив) Простите, забыл представиться. Я художник. Меня зовут Кирилл Шелехов. В позапрошлом году я занял второе место на Всероссийском конкурсе портретистов, пишущих маслом.
СОНЯ. (ошеломлённо) Вы из Москвы приехали?
КИРИЛЛ. Да, к своей однокурснице. У неё здесь студия.
СОНЯ. Извините… Мне жутко стыдно, что я на вас сорвалась! Просто у меня есть знакомый псих, который сегодня украл для меня луну и на остановке её забыл. Представляете?
КИРИЛЛ. Представляю. Я объясню, что такое эффект луны. Это сочетание отражённого света и бесконечности. Отражённый свет ощутимее и плотнее, чем первородный, а бесконечность дает ему ещё и характер. Глубина ваших глаз сногсшибательна, как глубина неба, и отражённый свет падает из неё с пугающей нереальностью, как…
СОНЯ. Как топор.
КИРИЛЛ. Топор?
СОНЯ. Да. Любой свет падает, как топор, отточенный шквалом противоречий! Сатана кто у нас? Ангел света.
КИРИЛЛ. Он, насколько я знаю, был им до бунта.
СОНЯ. Если был, но не есть – объясните, почему совесть ночью терзает, а днём всего лишь щекочет?
КИРИЛЛ. Я не считаю, что совесть – служанка Бога. Уж слишком она сговорчива.
СОНЯ. (помолчав) Вы хотите мне предложить позировать вам, Кирилл?
КИРИЛЛ. Да, вы угадали. Два-три сеанса, не больше. Работать мы сможем здесь. Гонорар – пять тысяч.
СОНЯ. (вздохнув) Боюсь, что мне придётся вам отказать, мой мальчик.
КИРИЛЛ. (помолчав) А можно узнать причину?
СОНЯ. Пожалуйста. Я ни разу в жизни не раздевалась перед мужчиной. и никогда этого не сделаю до замужества, освящённого церковью.
Кирилл смотрит на собеседницу с любопытством.
СОНЯ. Вы ошеломлены, как я вижу? Естественно! Двадцатидвухлетняя девушка вызывает сегодня большее изумление, чем двенадцатилетняя женщина. Но мои родители воспитали меня иначе. А так как мои родители для меня являют собой источники света – не отражённого, а духовного, сбережённого двадцатью поколениями дворянского рода, я …
КИРИЛЛ. Простите, что прерываю. Просто я вижу, что вынудил вас коснуться глубоко личного и болезненного аспекта. Но почему вы решили, что я хочу рисовать вас голой?
СОНЯ. Мой мальчик, я – не Джоконда! Это её глазами любуются пять столетий, а на мои, как правило, тратят две-три минуты, после чего начинают тыкать и хватать за руки!
КИРИЛЛ. Я стою перед вами десять минут, и мы до сих пор на "Вы". Поверьте, у меня много натурщиц с модельной внешностью, да и тему эту я исчерпал. С вашей помощью я хочу попытаться изобразить метафизику отражения света от женских глаз, и более ничего!
СОНЯ. (поразмышляв) Вы мне обещаете это?
КИРИЛЛ. Да!
СОНЯ. (помолчав) Я вижу одно препятствие, и оно может стать непреодолимым! У меня нет приличной одежды.
КИРИЛЛ. То, что на вас сейчас, подойдёт. Вам придётся только умыться. Синяк не нужно запудривать.
Раздаётся стук в дверь.
СОНЯ. (громко) Извините, туалет временно не работает по причине ремонта!
ТАНЯ. (колотя в дверь кулаками) Сонька! Паскуда, сука, свинья, открой! я щас обоссусь от холода!
Соня, соскочив на пол, подходит к двери. Та содрогается от ударов Таниных кулаков.
КИРИЛЛ. Итак, мы договорились?
СОНЯ. Ладно, приходи завтра! Часов в одиннадцать.
Открывает. Кирилл выходит. Вбегает Таня в порванных сзади джинсах и лифчике, босиком. Ойкая, хватает стоящую на полу бутылку и закрывается с ней в одной из кабинок.
СОНЯ. (запирая дверь) Танька! За тобой черти, что ли, гнались? Что это за вид?
ТАНЯ. Какие, блин, черти? Если бы черти… Питбультерьеры! (кашляет)
СОНЯ. А ты почему босиком? Где твои ботинки, подаренные тебе Жанной Агузаровой?
ТАНЯ. Соскочили! Я их зашнуровать не успела!
СОНЯ. А кофта где?
ТАНЯ. Какая, блин, кофта, дура! Ты бы оттуда без трусов выскочила!
СОНЯ. Откуда?
ТАНЯ. От этих долбаных лесбиянок, чтоб они сдохли! Чёрт… (кашляет)
СОНЯ. А ну, хватит там водку жрать! Извращенка!
Таня выходит с бутылкой, слегка прихрамывая.
СОНЯ. (глянув на неё сзади) Джинсам – кирдык!
ТАНЯ. Хорошо, что жопа цела! (садится на стол, сосёт из бутылки) Сонька, это такие мрази обкуренные!
СОНЯ. А что у тебя с ногой, чего ты её волочишь?
ТАНЯ. Да, ерунда! Перелом лодыжки.
СОНЯ. А может, вывих?
ТАНЯ. (поставив водку на стол) Сонька, что ты гонишь? Если бы это был вывих, питбультерьер меня не догнал бы!
СОНЯ. Возможно, его прапрадед был русской псовой борзой. А ну, дай пощупаю!
ТАНЯ. (вытянув ногу) Если сделаешь больно, я тебе стол обоссу!
Соня, взяв ногу Тани, прощупывает голеностопный сустав.
ТАНЯ. Ну, что?
СОНЯ. Да, вывих! Вправляю.
Дёргает с такой силой, что Таня с визгом слетает со стола на пол. С яростью вырвав ногу из рук подруги, тяжело дышит от боли.
СОНЯ. (смеясь) Извини, Танюха! Я не учла, что стол – полированный.
ТАНЯ. (вставая и потирая зад) Хорошо.
Садится на стол, присасывается к бутылке.
СОНЯ. (сев на стул) А теперь скажи мне, как ты дошла до такого скотства?
ТАНЯ. Это тебя не касается!
СОНЯ. А ну, дай-ка сюда бутылку.
ТАНЯ. Ночевать было негде! К хозяйке родственники припёрлись! А ты меня задолбала своим цинизмом! Иду по рынку, гляжу – две девки сосутся, чёрненькая и беленькая. Я к ним подошла, по окорочкам их хлопнула и поехала с ними на какую-то дачу. Утром встаю, гляжу – ещё спят! Ну, я набиваю пакет их юбками и колготками…
СОНЯ. А трусы не понравились?
ТАНЯ. На трусах-то я и спалилась! Стала искать их под одеялом, эти две сучки проснулись и оказались такими суками! Жесть! Когда я об них все ногти сломала и за каминную кочергу взялась, они отцепили двух этих долбанных крокосвинов. (прикладывается к бутылке) А ночь прошла ничего! Они кое-что умеют. Чёрненькая меня с катушек сняла без шмали!
СОНЯ. А как? Покажешь?
ТАНЯ. (опять расставшись с бутылкой) Задницу подставляй.
Соня с любопытством встаёт, поворачивается к Тане спиной, задирает юбку и наклоняется. Раньше, чем она успевает взяться за трусики, Таня изо всей силы бьёт ей по заду пятками. Результат приводит её в восторг. А результат – в том, что Соня, визжа, пропахивает пол носом до самой двери.
ТАНЯ. (смеясь) Извини, Сонюха! Я не учла, что пол лакированный!
СОНЯ. (встав и распахнув дверь) Пошла вон отсюда!
ТАНЯ. Ты что, с ума сошла? Куда я пойду – босиком, раздетая? Там плюс пять!
СОНЯ. Барбос!
ТАНЯ. (соскочив со стола) Пожалуйста, Сонька, не прогоняй меня! Умоляю! Я пол здесь вымою. Посмотри, какой грязный!
Соня, заперев дверь, садится на стол, и тремя глотками приканчивает бутылку. Таня подходит к ведру. Взяв из него тряпку и хорошенько её отжав, встаёт на колени. Белея трусиками в дыре сзади на штанах, старательно моет пол. Соня наблюдает. Барбос, примчавшись на её зов, поскуливает за дверью.
ТАНЯ. (красиво передвигаясь на четвереньках) Чего ты бесишься, Сонька? Почему я не ору на тебя за то, что ты тут закрылась с мальчиком?
СОНЯ. Не бешусь я! А этот мальчик – художник.
ТАНЯ. Он тебе платит? Или опять высокие отношения?
СОНЯ. Выше некуда! Он портрет мой будет писать.
ТАНЯ. Портрет? Зачем ему твой портрет? У тебя – прыщавая задница! Ты ему её показала?
СОНЯ. Ну вот ещё! Он её увидит лишь после свадьбы.
ТАНЯ. Ах, у вас свадьба будет? Ура! Салатику поедим.
СОНЯ. Только после заключения брачного договора.
ТАНЯ. Вот это верно. Брачный договор нужен. Без него этот Рафаэль, увидев твою прекрасную попу, так по ней даст коленом, что ты досюда будешь катиться. Я представляю, что это будет за договор! Соня обязуется брить подмышки, не воровать картины, от алкашей и от мужа не залетать – дебилов и так полно, блевать исключительно в унитаз…
СОНЯ. Если не заткнёшься – я у тебя клофелин отберу на свадьбе. Из трусов выну!
ТАНЯ. Вставить три зуба!
СОНЯ. Сама вставь два.
ТАНЯ. (прервав работу) Ленка, что ли, языком чешет?
СОНЯ. По всему городу.
ТАНЯ. Вот скотина! И что она тебе рассказала?
СОНЯ. Что ты троих мудаков под стол уложила, сняла с них золото с кэшем и нарвалась на какой-то мутный замок.
ТАНЯ. А дальше?
СОНЯ. Пришлось тебе клиентосов своих откачивать. И в табло от них получать.
ТАНЯ. (возобновив работу) Вот бред! Сама прикинь, Сонька – как я могла откачать их от клофелина? Я что, ношу с собой фельдшерский саквояж? Сказать, что реально было? Я из окна полезла, да зацепилась за карниз поясом и повисла, как идиотка! Через пятнадцать минут пожарники меня сняли, а мусора приложили мордой об свой УАЗик.
СОНЯ. Так ты под следствием, что ли?
ТАНЯ. Какое следствие? Знаешь, кем оказались те три козла? Убийцами в розыске! Прокурор мне руку пожал.
СОНЯ. (вздохнув) Тебе повезло, что Ленка физически не способна говорить правду!
ТАНЯ. Да почему?
СОНЯ. Потому что лучше ползать на брюхе перед козлами, чем кверху жопой висеть! Первое забудут, второе – нет.
ТАНЯ. Да почему? Это было просто смешно!
СОНЯ. Люди не умеют просто смеяться над такими, как ты.
ТАНЯ. (шумно вздохнув) Когда я свалю из этой деревни?
СОНЯ. Ты про Коломну? Или про всю страну?
ТАНЯ. Да про всю вселенную!
Соня достаёт из ящика стола зеркальце и подносит его к лицу.
ТАНЯ. (ползая и работая тряпкой с дикой энергией) Весь последний год меня гложет мысль, что я занимаюсь не своим делом!
СОНЯ. Я думаю, что в конкретный данный момент эта мысль абсурдна. (помолчав) Впрочем, надо отдать тебе должное – ведьму ты развела красиво!
ТАНЯ. А где Серёжка?
СОНЯ. Я это имя слышу впервые.
ТАНЯ. Опять тут было смертоубийство?
СОНЯ. (рассматривая своё лицо то справа, то слева) Как ты считаешь, что во мне самое некрасивое?
ТАНЯ. Самое?
СОНЯ. Да! (кладёт зеркальце)
ТАНЯ. Желчный пузырь.
СОНЯ. А снаружи?
ТАНЯ. Снаружи ты – совершенство. Кое-кто говорит, что нос слишком длинный, но у моей двоюродной сестры он почти такой же, и её взяли на радио! Неужели там хуже знают, какой длины должен быть безупречный нос?
СОНЯ. (вытянув ноги) А ноги не слишком длинные?
ТАНЯ. Нет, в самый раз.
СОНЯ. А глаза не слишком большие?
ТАНЯ. Нет. И зубы не слишком белые. И морщины для двадцати трёх лет – вполне идеальные. Не сорвётся твой Тициан с крючка, не волнуйся!
СОНЯ. Это уж точно. Цыганка мне поклялась, что я до Нового года выскочу замуж. Сейчас – конец сентября. Если этот мальчик, который двадцать минут раздевал меня сумасшедшим взглядом – не мой жених, то где мой жених? Осталось три месяца!
ТАНЯ. Когда он придёт тебя рисовать-то?
СОНЯ. Завтра. Передай Ленке, Женьке, Маринке и всем-всем-всем, чтоб строго с одиннадцати до трёх не лезли сюда! Ни под каким видом!
ТАНЯ. (прервав работу) С одиннадцати до трёх? Но я сплю до часу!
СОНЯ. И что?
ТАНЯ. Что значит – что? Как я буду спать в такой обстановке? Ведь я у тебя ночую!
СОНЯ. Кто это тебе сказал-то такую глупость?
ТАНЯ. (поднявшись и бросив тряпку) Я пол здесь вылизала!
СОНЯ. Ты водки выжрала больше, чем израсходовала воды! На шлёпки и дуй отсюда. (снимает шлёпанцы и бросает их к ногам Тани)
ТАНЯ. Это нечестно! Я не уйду! Можешь звать Барбоса, я его не боюсь! Чего мне его бояться, если я двух питбулей не испугалась?
Соня вынимает из ящика стола пистолет, берёт Таню на прицел и делает взгляд убийцы.
ТАНЯ. (с испугом) Что это?
СОНЯ. Переводчик. С русского на ослиный.
Стреляет вверх. Таня, взвизгнув, хватает шлёпанцы, открывает дверь и с быстротой молнии исчезает. Дверь – нараспашку. Голоса. Ветер. Отблески фонарей. Соня убирает пистолет в стол, спрыгивает на пол и запирает дверь. Ложится на стол. Ей нехорошо. Доносится шум набирающего ход поезда. Отдалённо лает собака.
СОНЯ. Барбос, охраняй!
Плачет, погружается в сон. Кто-то стучит в дверь. Барбос лает близко. Стук прекращается.
Затемнение.
Конец первого действия
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Там же. Соня спит на столе под утренний шум вокзала. Лает собака.
ЛЕНА. (с улицы) Сонечка, успокой этого придурка! Он нас сожрёт!
СОНЯ. (тотчас приняв сидячее положение) Кто пришёл?
ТАНЯ. Это мы!
СОНЯ. (строго) Барбос, не гоняй скотину!
Барбос перестаёт лаять. Соня зевает и протирает глаза. Раздаётся стук.
СОНЯ. (свесив ноги) Что надо?
ЛЕНА. Сонька, открой! Мы тебе еду принесли! И выпить.
Соня поспешно спрыгивает, бежит босиком к двери. Открывает. Лена и Таня входят. На Лене – юбка, туфли и куртка, на Тане – новые джинсы, свитер и мокасины.
СОНЯ. (запирая дверь) Сколько времени?
ЛЕНА. Половина одиннадцатого.
СОНЯ. Утра?
ЛЕНА. (смеясь) Ты чего, за водкой ночью ходила?
Соня, не отвечая, плюхается на стул и трёт виски пальцами.
ТАНЯ. (присев на корточки и подняв сначала одну ногу Сони, потом – другую) Нет, не похоже! Ноги немного чище, чем улица. (выпрямившись, садится на стол)
ЛЕНА. Серёжка, значит, здесь был!
ТАНЯ. Нет, это вряд ли – крови на полу не видать. Осеннее отупение! Видишь, как башку щупает? Очень хочет понять, что это такое и зачем нужно.
СОНЯ. Танька, в отличие от тебя я неплохо знаю, зачем нужна голова, и этот предмет у меня работает! (опускает руки, смотрит по сторонам) Интересно, куда это я спросонок шлёпанцы зашвырнула?