Гибель империи. Кривая империя – VII. 1856—2000

Альфред Нобель уже рассуждал о формуле твердого взрывчатого вещества – динамита, но нашим ребятам бомбометателям дожидаться его открытия было некогда. Стали работать подручными средствами. Вот как устроена бомба анархическая обыкновенная, исправно служившая социальному прогрессу несколько десятков лет. Здесь этот рецепт публикуется без опаски, ибо сейчас его ингредиенты по убойной силе существенно уступают продуктам питания, имеющимся в открытой продаже.

Сначала в тайной химической лаборатории прикормленный студент-троечник варит нам гремучий студень – пироксилин. Это такая дрянь на основе нитроглицерина и желатина. Нитроглицерин – текучая жидкость – взрывается, когда пожелает. Жертвы среди химиков намного превосходят потери врага. А если нитроглицерин замесить на желатине и превратить в холодец, то его даже ножом можно резать и вилкой накладывать в соответствующую посуду. Европейские химики делали пироксилин превосходного качества – однородный, прозрачный, золотистый, – так бы и ел! Наши питерские и московские второгодники гнали мутную гущу, она взрывалась неохотно, но и стоила дешево.

Студень наталкивается в жестяные банки, типа консервных, и теперь встает проблема, как его подорвать. Обычно используется химический взрыватель, потому что крепостной химик ничего другого придумать, естественно, не может. Имеются разные, довольно сложные системы. Например, подбираются два вещества, которые при соединении воспламеняются и нагревают пистон с гремучей ртутью от ружейного патрона. Происходит микровзрыв, «холодец» детонирует, получается большой «бух».

Теперь нужно изготовить такое устройство, чтобы две запальные субстанции сливались в экстазе под ногами или под каретой самовластительного злодея, а не в руках добролюбца. Из стеклянной трубки над спиртовкой вытягиваем длинную тонкостенную сосульку, в нее запаиваем первую безобидную жидкость – серную кислоту. Один конец сосульки жестко крепится внутри оболочки бомбы. На второй прикрепляется свинцовый грузик. Для супер-надежности две трубки монтируются крест накрест – чтобы срабатывало при ударном усилии по любой оси координат. Все это окружается вторым запальным компонентом – смесью сахара и бертолетовой соли, снабжается дозой гремучей ртути и обкладывается собственно пироксилином. По крайней мере, так описывает роковое устройство один из наших Историков, – знатный бомбист-теоретик Борис Савинков.

Итак, банка закрыта, бомба завернута в подарочную бумагу, украшена лентой, дополнена открыткой с пупсиками: «Саше от Бори». Данайский дар готов к употреблению. Продукт это скоропортящийся, хранению не подлежит, – может рвануть, не поймешь от чего. Снаряжай бомбу непосредственно перед использованием. Если останешься жив при зарядке, аккуратно, без толчков неси ее к месту подвига…

И вот ты долго ждешь царскую карету на морозе. Дрожать нельзя ни от страха, ни от холода, – может рвануть! Наконец появляется ненавистный экипаж. Ты мягкими, кошачьими прыжками бросаешься наперерез. Плавно замахиваешься своим «тортом» и мечешь его под лошадь, – чтобы рвануло под каретой. По идее, при ударе о мостовую инерция свинцового грузика ломает сосульку в недрах бомбы. Бинарная смесь вспыхивает, гремучая ртуть стреляет елочной хлопушкой, студень детонирует и взрывается. Два-три его килограмма производят разрушения, как 100—200 граммов нынешнего ТНТ с армейского склада. Мерседес-600 со средненькой броней только тряхнет и поцарапает, а деревянное чудо на резных колесах разносит в щепки! Цель достигнута! Le Roi est mort!

Но чу!..

– Vive le Roi! – Это неблагодарные народные массы уже славят нового самодержца. Ты пока еще контужен, поэтому до тебя легко доходит, что ты не сверг царя! Ты его обновил! Развеять эту нелепицу чтением Бакунина ты не успеваешь, ибо тебе, контуженному, зачитывают совсем уж бредовую бумагу. Дескать, ты не герой, а злодей, и следует тебя повесить. И что самое странное, действительно вешают!

Первой ласточкой на виселицу новой, пореформенной России вспорхнул московский студент Дима Каракозов. Совершенно неудачно пытался он застрелить царя-освободителя 4 апреля 1866 года.

Власть злобно ощетинилась, взялась за плеть, крестьянские волнения съежились на 10 лет!

Теоретики народной, холщовой революции презрительно надулись на следующее десятилетие. Оно прошло для них в хаотичном брожении. Царская власть своей, бархатной революции тоже не производила. Следует лишь отметить, что в 1874 году был отменен рекрутский набор и разработана система поголовной воинской повинности на короткий срок. Так мгновенно наши военные отреагировали на прусский феномен. В 1870 году Пруссия из ничего мобилизовала крупную и резкую армию и буквально разорвала Францию.

Да! И еще, синхронно с парижским позором, родился наш дорогой Ильич! Обозрев военную реформу с рубежа веков, он отметил, что «всеобщей» воинской повинности у нас не вышло. Титулованные и чиновные блатняки успешно отмазывали своих детишек от армейской тягомотины. Или уж пристраивали в генштаб. Так что разбег армейской реформы, наивно ожидаемой у нас на днях (2008), не такой уж и короткий.

Семидесятые годы пестрят сотнями фамилий вождей и теоретиков, десятками названий их кружков и «союзов». Разномасть и разноголосица, естественно, размывали любую сколько-нибудь определенную мысль. Каждый считал себя пророком. В сумме получались судорожные колебания вокруг нуля. Физический результат имели только террористы. Action directe, – действие без базара – привлекало все больше народу, не склонного к чтению вслух. В январе 1878 года капитанская дочка Вера Засулич ранит из неуклюжего пятиствольного пистолетика питерского градоначальника генерала Трепова. В феврале в Ростове убивают «шпиона» Никонова, одновременно покушаются на зама киевского прокурора Котляревского. В мае там же убивают жандарма барона Гейкинга. 4 августа в Питере Кравчинский кинжалом (!) «поражает» шефа жандармов Мезенцова. В феврале 1879 года в Харькове дама убивает губернатора князя Кропоткина. Повсюду уничтожают полицейских провокаторов, казнят собственных товарищей, поддавшихся на перевербовку.

Эффективность террора сделала «бумажных» революционеров просто идиотами. Девушки перестали в них влюбляться.

2 апреля 1879 года бывший «деревенщик» А. Соловьев, перебежавший в стан террористов, неудачно покушается на царя. Повешен. Опыт Соловьева, разрядившего «в молоко» весь барабан, соединился с беспорядочной стрельбой Засулич и Каракозова и убедил нас окончательно: бомба лучше пистолета.

С этой мыслью формируется первая партия, дающая весомый итог. Сын крепостного Андрей Желябов, разругавшись на обломках народнического движения с «чистым» теоретиком Плехановым, создает боевую группу – «исполнительный комитет». Сами понимаете, что «исполнять» комитетчики собираются не классическую музыку, а приговоры. Вокруг комитета еще будто бы формируется партия «Народная воля», но это – просто ширма для отвода глаз «теоретиков». Комитетчики называют ее членов «несплоченными». Быстро и жестко планируется террор. 26 августа 1879 года Исполком выносит царю смертный приговор. Тут бы его и опубликовать, чтобы все оформить революционно-бюрократически, но вскоре полиция случайно обнаруживает типографию «Народной воли». Становится ясно: пора от слов – печатных и непечатных – переходить к делу. Исполнять.

Разрабатывается план на 50 персон. Эти 50 героев чертят царские маршруты, выведывают дворцовые распорядки, вынюхивают ароматы царских кухонь. Все рассчитывается до мелочей и срабатывает идеально. 19 ноября под Москвой царский поезд летит под откос, жертв имеется в избытке. Но вот досада! Царя в поезде нету. Он чуть раньше проехал.

Но наши не унимаются. Стапан Халтурин уверяет братву, что может взорвать весь Зимний дворец к чертовой матери. Это он, конечно, врет. Зимний завалить, – нужно от одной до трех тонн нобелевского динамита.

Но Халтурину радостно верят. Он устраивается краснодеревщиком в Зимний. Эрмитажи починять. Его никто не проверяет до пятого колена, не ощупывает при входе. В своей мастерской, как раз под царской столовой Степан устанавливает необходимый и достаточный зарядик и 5 февраля 1880 года в разгар застолья приводит его в действие. И что бы вы думали? Правильно! Государь император жив! Теперь он опоздал к столу.

Приговор исполнить пока не удалось, но резонанс в обществе возник небывалый. Героизм терроризма сиял столь великолепно, что девушки из благородных семейств, студентки и курсистки, мещанки и белошвейки, горничные крестьянки и уличные проститутки просто окончательно млели на любого, подозреваемого в терроре. Многим захотелось в террор, именно по Фрейду. Для баб.

От многолюдия новоявленных кандидатов исполкомовцы растерялись и задумались. Чи рвать бомбы далее, чи заняться-таки агитацией среди неожиданных масс. Целый год гуртовали фанатов по всей Руси, от Питера до Кавказа и Варшавы. Канцелярская революционность чуть не засосала, но среди вдохновенных новичков оказалось немало офицеров, которые решительно не желали развозить листовочные нюни.

Стрелять и рвать!

Коренным исполкомовцам было уже неудобно волынить. Возобновили подготовку к исполнению «приговора». Народу, правда, оставалось только 20 человек против прошлогодних 50. Куда-то эти романтики рассосались.

27 февраля 1881 года сработала наконец и царская охранка. Желябова арестовали по подозрению. Правильно подозревали, потому что через два дня, 1 марта тройка экзекуторов, посланная его постельной соучастницей Софьей Перовской, подловила-таки царскую карету на Екатерининском канале.

Первую бомбу тов. Русаков метнул без упреждения, она взорвалась под задней осью. Царь невредимо вышел наружу. Видимо в шоке он стал ходить вокруг да около, разговаривать с охраной, раненым Русаковым, сам с собой. Очередной собеседник – Гриневицкий махнул под ноги царю своим свертком. Александру раскрошило нижнюю часть тела, он умер через час во дворце. Погибли также сам Гриневицкий, случайный мальчик, охранники, кони…

Правительство приняло решительные меры, армия поднялась по тревоге, и стало ясно, что надежды на восстание народных масс или хотя бы на уличные волнения – бред сивой кобылы, убитой бомбой террориста.

Никто не шелохнулся. Александра даже пожалели. Народ сочинил былину, что хорошего царя-освободителя угробили плохие помещики-крепостники. Дескать, батюшка хотел в придачу к свободе еще и землицы нам поддать.

«Народная воля» от такого народного безволия прямо поперхнулась. Был написан и отправлен новому царю Александру III идиотический ультиматум. Ты давай-ка прекращай преследовать инакомыслящих, даруй нам политические свободы, собирай всенародный съезд для «пересмотра существующих форм государственной и общественной жизни», а мы перестанем бомбить и направим свои химические таланты на «улучшение орудий труда». Кибальчич – химик-подрывник – так прямо и заявил на сенатском суде, что это деспотизм не дает ему заниматься мирной химизацией страны и освоением космического пространства. Сейчас бы за такие слова покарали Кибальчича институтом гэбэшной психиатрии им. Сербского. А тогда – просто повесили скоропалительно с Желябовым, Перовской и другими.

От такого ужаса революционеры-теоретики отдышались только в ближнем и дальнем зарубежье. Кто в Минске, а кто и в Париже.

Александр III Миротворец

Александр Александрович, огромный, бородатый, лысый мужичара, добродетельный отец шести детей, воцарился на крови убиенного отца и на пике новой, невиданной проблемы – Революции. То есть, пика Революции еще не было, а пик проблемы – был. И можно было эту проблему просчитать и решить. Если, конечно не отдаваться с таким азартом охоте и русской бане.

К политической работе Александр был не готов, – его с детства тренировали в военные. Короноваться должен был его старший брат. Но брат скончался в 1865 году, Александр стал наследником престола и, казалось бы, имел время переподготовиться. Но 16 лет промелькнули незаметно, армейская закваска не испарилась, а наоборот закисла еще круче. Ибо подлинное военное «образование» необратимо удаляет из человеческого организма некие гуманитарные начала, равно как удаление аппендицита или кастрация.

Даже придворный биограф и поклонник Александра С. Ю. Витте отмечал в виде комплимента царю, что он «был… ниже среднего ума, ниже средних способностей и ниже среднего образования». То есть, близок к народу в духе наступившей эпохи.

Так что, мы сразу можем спрогнозировать ход 13-летнего правления Александра. Застой, переменная облачность, температура в болоте – от 28 градусов смирновской винной – до 40 градусов менделеевской московской, – самый благоприятный климат для размножения амебы, ифузории, головастиков-очкариков. Хорошо, хоть кроме размножения, пишущая и думающая часть общества пока ничего существенного не сотворила.

Аналогичную активность развили и правительственные сферы. Они пребывали в сумбурном законотворчестве, привычной интриге, рассуждениях о вреде украинского языка, борьбе с пережитками феодализма в азиатских, калмыцких, сибирских и прочих украинах, улусах, провинциях. Постепенно улучшалось положение земства и дворянства, но непосредственно народу никаких пряников не доставалось. Однако, власть не проявляла и своих главных, командных свойств. Соответственно и капитализм в России стал развиваться хоть сколько-нибудь сносными темпами. За это в годовщину воцарения, 1 марта 1887 года Александру напомнили, за чей счет он правит, пытались отозвать его с должности за невыполнение требований избирателей. Шайка радикальных народовольцев, в числе которых мы узнаем Александра Ульянова (в наших книжках он, естественно, числится вождем заговора), пыталась повторить успех шестилетней давности. Сорвалось. Шлиссельбург. Виселица.

Благое царствование продолжалось на радость кинематографистам, однако, длилось не очень долго, царь неожиданно умер, и глава у нас получилась какая-то куцая, бесславная.

Хорошо, хоть на престол взошел молодой (26 лет), симпатичный (с припухлыми от выпивки глазами) Николай Александрович. Его правление, слава Бахусу, не даст нам скучать!

Николай II Кровавый

Жил был у бабушки серенький козлик. Был он совсем серенький, то есть, никаких высоких достоинств, кроме знания нескольких ненужных для русского обихода языков, за ним не числилось. Поэтому напали на козлика совсем уж серые волки. Эта хищная сволочь, не понимавшая как следует даже собственного языка, разорвала козлика и его семерых (Историк считает, что десятерых, Писец, – что многие миллионы) козлят. И остались от козлика только рога да копыта. По ним и было произведено генетическое опознание останков…

Юные девы преклонных годов справедливо обижаются на меня за эти хамские слова и кощунственные аналогии. Поверьте, друзья мои, мне и самому как-то неловко их писать. Но что-то носит пальцы по клавишам. И я уверен, что это не «пархатый талмудический ангел» дергает за десять веревочек, не черный человек в котелке, протёртом золочеными рожками, подсыпает возбудительный порошок в мой бокал, и не толстый дядька с мешком золотых юбилейных долларов шуршит старым «паркером» в бумажке с моей фамилией. А сдается мне, что это оскорбленное достоинство наших безвременно погубленных соотечественников невесомым язвительным облаком струится из пор земли и перехватывает дыхание взволнованного автора. Так что, тут не до этикета. Слишком уж ответственность велика.

Ну, посудите сами. Вот, повезло тебе родиться в чистой семье немецкой бабушки и русского царя. Вот, кормят тебя заморским мороженым, неведомым сельской детворе, позволяют кататься на велосипеде и щелкать фотоаппаратом. И в доме на Неве и многих других домах есть у тебя своя комната. И вот, ты подрастаешь и узнаёшь, что так хорошо и сыто живут не все, что вполне так не живет вообще никто. И ты спрашиваешь прямо или сбоку, за что тебе такое удовольствие. И тебе объясняют, что ты – будущий царь, что тебе так «свезло», как на самом деле везти не может, то есть, тебе и не повезло вовсе, а избран ты Богом. Вот откуда этот земной рай, манна небесная, фрейлины в облачных одеяниях и нектар всех задушевных сортов и градусов…

Эх, Коля! – неправду рассказала тебе твоя немецкая бабушка! Наглую ложь сочинили и поднесли тебе учителя посторонних языков и наук. Ничего тебе, брат, не свезло. Наоборот, ты, как говорится, попал! Ибо возложил на тебя господь не шапочку кошачьего меха, не погоны золоченые, не голубенькую ленточку имени распятого апостола, а навалили неподъемную ответственность и заботу, впрягли тебя в арбу, которую не потянуть и крепостному быку. Хотят тебя, козленочка погубити. Ну, хотеть, может, и не хотят, но губят. И не находится рядом с тобой никого умного и честного, кто прямо сказал бы:

– Эх, парень, не по тебе эта шапка. Не вытащишь ты страну, не спасешь этот безумный народ, а только сам погибнешь.

И не приходят в твой розовый сон святые, хромые, мудрые, горбатые, грозные и великие русские мужики, не декламируют вслух статьи Имперской Теории. А снятся тебе глупые, распутные балерины, и мужик тебе является тоже Распутный.

И нету рядом строгого учителя, который объяснил бы тебе простую арифметическую задачу об ответственности. Приходится мне, век спустя, ее объяснять в нескольких вариантах.

Вариант 1. Вот, допустим, ты женился. Ну, допустим.

И вдруг у тебя появляются дети. Пять. И ты, как любой нормальный человек, их любишь. И должен ты теперь их растить, кормить, поить, обувать, одевать, учить, лечить и мирить. И ты болеешь за них сердцем в прямом и переносном смысле, гнешь спину, выковыриваешь из жилистой отечественной нивы скудную копейку. И, наконец, обнаруживаешь, что жизнь твоя прошла. Слава богу! И тебе – слава, ибо ты честно выполнил свой долг, не зря положил на семейный алтарь свою грыжу и свой инфаркт.

Вариант 2. Теперь, допустим, ты – начальник, бригадир, командир вверенного тебе подразделения. Ого-го! Оказывается, при той же получке у тебя в сто раз больше забот, хлопот, нервных случайностей. Ты должен всю эту черную сотню накормить, одеть, обуть, обучить как закаляется сталь, вывести в пургу на безымянную высоту, и поголовно угробить за Родину с полным удовольствием. А потом еще успеть до собственного отпевания проследить, чтобы всем бывшим бойцам оформили бесполезные награды. За это и тебя, отец родной, запишут на общую скрижаль золотом во первых строках.

Вариант 3. Строим дальше. Теперь у тебя целая территория в несколько европ, целая армия малых, роющих великий канал, и все тебя называют отцом. Ты чисто инстинктивно пытаешься их всех любить, кормить, одевать, обувать, девок им запускать в бараки из соседней зоны. Но обнаруживаешь, что не тянешь. Сердце у тебя останавливается раньше времени. Тогда ты раскладываешь эту непосильную любовь и заботу на беспечных заместителей и толстокожих исполнителей и замыкаешься в чтении классической литературы.

Вот так, примерно с ротного уровня иссякает в человеке возможность реальной групповой любви и начинается пошлое массовое обслуживание. И чем больше размножается стадо спасаемых, тем страшнее, ответственнее и неблагодарнее становится личная жизнь. И если человек не сбрасывает лямку, не уходит в отставку или скит, то превращается в сторожевую овчарку, гуртует население, строит его в ряды, выбирает пастбища, повседневно и всенощно руководит шайкой подпасков. То есть, – созидает Империю. О личной жизни, мороженом, прогулках он теперь может вспоминать лишь во сне. А то, что будет у него под видом личной жизни, отдыха и досуга, – это только эрзац, плоская вырезная картинка…

При таком разъяснении нормальный ученик сразу говорит: «Фигушки!», – прощается с рыдающей матерью-царицей, принимает фамилию бывшей жены, покупает на Сухаревке поддельный паспорт и уезжает на родину бабушки играть на билльярде.

Но нормальных людей мало. А самонадеянных и самовлюбленных сереньких козликов – много. И вероятность обретения одного из них в качестве нашего государя при династическом престолонаследии очень велика! Но хуже ли это обретения Волка? Для Империи хуже. Нам – по барабану.

Николай Александрович Романов родился 6 мая (старого стиля) 1868 года. Он оказался старшим сыном в семье Александра III, когда тот был еще наследником, а не царем. Все его матери-праматери вплоть до блаженной Евдокии Лопухиной были немками, а праотцы – до Петра Великого – продуктом этих немок. Так что, Николай на полном праве готовился стать русским царем. То есть, сам он не готовился, – ему такое и в голову не приходило, а учителя его готовили, как умели.

Жизнь этого формально-последнего императора описана объемно и замечательно. Наш Историк извел ведра чернил и цистерны слез, и стала эта запечатленная жизнь бесценным материалом для многолетнего сериала, который – я уверен! – в ближайшем будущем поставят наши кинематографисты. Согласитесь, в обиходе дома Романовых при Николае для кино есть все – и куча детей, озабоченных проблемами секса и социализма, и неизлечимо больной наследник, и мощная мистическая подоплека – от проклятий царевича Алексея Петровича и сожженного протопопа Аввакума – до благословений Серафима Саровского и Григория Распутина. Да еще – родство со всеми королевскими домами Европы, собственная бескрайняя династия. Ну, и сам Николай, конечно, – находка для экрана. Яркий набор личных пороков дополняется диким педерастическим, алкогольным окружением, политические интриги бурлят непрестанно, корабли взрываются, поезда сходят с рельс, анархисты и эсэры не дают карасю скучать. Все это – благодатный художественный фон последнего царствования.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.