bannerbanner
Тени минувших веков. Очерки из цивилизационной истории восточноазиатского кочевого мира
Тени минувших веков. Очерки из цивилизационной истории восточноазиатского кочевого мира

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 7

Именно неравномерное изучение различных аспектов киданьской истории, зачастую тенденциозный и ангажированный подход к ней в целом и помогли увидеть и сформулировать научную и учебную проблематику, которая связана с необходимостью исследования двух важнейших факторов этой истории – феномена кочевой империи и роли элиты в ее создании и развитии. Такая уникальная форма государства, как кочевая империя, есть продукт деятельности именно элиты и это обуславливает необходимость комплексного изучения проблематики. Если вспомнить старое марксистское положение о том, что государство создают господствующие классы в качестве машины подавления сопротивления эксплуатируемых слоев населения, то с первой его частью, безусловно, можно согласиться, сделав естественную и необходимую оговорку, что цели и задачи этатической конструкции гораздо более обширны и глубоки.

Достаточна обширна литература по теоретическим и методологическим аспектам элитологии как науки. Интерес к прошлому и настоящему тех слоев населения, которые заняты управлением общества, существует на всем протяжении человеческой истории во всех цивилизациях. Можно сказать, что это одна из вечных исторических и политологических проблем. Естественно, что каждая цивилизация для обозначения управленцев выработала свои наименования. В рамках европейской общественной мысли сложилось несколько таких терминов. Это, прежде всего, «знать», «аристократия», «элита», «правящий класс». Все они возникли в разное время и в разных обществах, однако, во многих ситуациях, особенно в публицистике, рассматриваются как синонимы. Понятия «аристократия» и «знать» часто используются в негативном смысле, особенно в марксистской литературе. Это особенно характерно для российской науки в настоящее время, когда мы, безусловно, наблюдаем в некотором смысле плохо контролируемый информационно-терминологический хаос. Предпочесть один какой-то не хватает достаточных оснований и поэтому они чаще всего используются одновременно. Однако, думается, даже в этом случае они, с учетом их специфичности, могут быть расположены в определенной иерархии. Именно элитологическая история киданьского общества позволяет это проиллюстрировать достаточно ярко. Соответствующий материал может восприниматься как своего рода эталонный для решения тех или иных проблем кочевой элитологии.

Здесь необходимо отметить еще один аспект. Содержание данного исследования в некотором смысле становится шире названия и это не случайно, ведь в данном случае мы имеем дело с удивительным феноменом – весь народ фактически превратился в элиту. Соответственно приходится говорить не только о его структуре, его судьбе, но и о том, что он оставил после себя: развитое хозяйство, культуру, уникальный тип государства (первая имперская конструкция в монголоязычной зоне) и т. д.

Новое отношение к древней и средневековой элите «проснулось» сначала у практических исследователей, а именно у археологов, но в последние десятилетия затронуло и историю, политологию. О необходимости развития элитологии как «новой комплексной гуманитарно-социологической научной дисциплины, конституирующейся в структуре отечественного обществоведения» активно заговорили философы.

Принципиально важным является рассмотрение элиты в историческом контексте, а, значит, учитывание специфики этой империи. Поскольку империя Ляо рассматривается как вершина этатического развития монгольских народов в период до монгольских завоеваний, это позволяет достаточно четко обозначить проблематику последующего комплексного изучения как кочевой империи, так и кочевой элиты как совокупных феноменов.

Целью является изучение роли киданьской элиты в создании и развитии кочевой империи Ляо и в итоге демонстрация особой значимости этого фактора в цивилизационно-государственной истории региона.

Теоретико-методологическая основа включает совокупность взаимопроникающих и взаимодополняющих теоретических представлений, составляющих соответственно три уровня исследования (макро-, мезо- и микроуровни).

Высший уровень сформирован из теоретико-исторических подходов и разработок.

В основе современной методологии исторического исследования часто лежит необходимость в междисциплинарном синтезе и это неизбежно порой приводит к методологической полифонии, тематической, идейной и структурной сложности этой методологии, ее многоаспектности. На этой основе Л. П. Репина сформулировала принцип взаимодополнительности различных научных парадигм. Из сказанного, прежде всего, следует, что в исследовании такого рода очень важна концепция, которая при прочих равных условиях способна интегрировать наибольшее число подходов и найти возможность их соединения и соподчинения. Именно по этой причине в основу методологического видения темы положен принцип междисциплинарности, означающий, как свободу выбора методологической ориентации, так и взаимодействие различных познавательных приемов.

Тема данной работы к тому же связана с такими феноменами, как империя и элита, которая давно, а в последнее время особенно, привлекают внимание исследователей. Эта проблематика полифонична и многоаспектна. Она требует не только синтеза различных исторических технологий, но и в значительной степени выхода за пределы тех мировоззренческих и идеологических конструкций, которые эти технологии породили. Изучение «цивилизации» как континуума и «культуры» как механизма ее адаптации к определенной пространственно-временной ситуации подразумевает, что выбор лишь одной из этих технологий не возможен в принципе, ибо в данном случае значимы как изменение среды обитания «человечества» («бытие»), так и сознательное его стремление создать оптимальную социокультурную модель («сознание»).

Важнейшим методологическим принципом, обязательным для данного исследования, является представление о диалектическом развитии цивилизации. Системный подход помог подойти к цивилизации, культуре, империи как к целостным явлениям. Вполне естественно, что при проведении исследования автор руководствовался принципами объективизма, историзма, комплексности и системности. Идеи и подходы концептуального характера представителей школы «Анналов» М. Блока, Л. Февра и работы современных отечественных исследователей по теории и методологии исторической науки А. Я. Гуревича, Л. П. Репиной использованы для того, чтобы внимательнее отнестись, помимо социальных, политических и экономических, к таким факторам, как религиозный, ментальный, антропологический, культурный.

Нашли также применение как методологически значимые представления о культуре, религии и цивилизации многих зарубежных и отечественных авторов – Л. Уайта, О. Шпенглера, А. Швейцера, Т. Парсонса, М. Вебера, Ю. М. Лотмана и др. В исследовании в определенной мере были задействованы и методы социальной и культурной антропологии, в основе которых лежат методы структурной антропологии (К. Леви-Стросс, П. Бурдьё).

При работе над темой невозможно в той или иной мере обойтись и без методов исследования ментальностей ученых, принадлежащих к «школе Анналов», для которых ментальность – это результат взаимодействия, трения социальных статусов, а также направление, которое исследует структуры и способы организации повествования, «нарратива» (П. Рикёр, Ф. Анкерсмит, Х. Уайт, Р. Барт, Ю. М. Лотман, М. М. Бахтин), считающих, что описанное событие неотделимо от ментальности описавшего его.

Поскольку рассмотрение такой темы требует работы, как минимум, на двух уровнях исследования (история общества как эмпирический и фактологический уровень, философия культуры – метатеоретический уровень), то, естественно, потребовалось использование самых различных исторических и культурологических методов. Были использованы методы перехода от конкретного к абстрактному и от абстрактного к конкретному, анализа и синтеза, дедукции и индукции, сравнения и обобщения, «восхождения от конкретного к абстрактному и от абстрактного к конкретному», системного анализа, классификации и т. п.

В качестве принципов и методов среднего уровня оптимальными представляются следующие. Особо необходимо отметить применение системного подхода, основанного на диалектических принципах взаимосвязи части и целого, а также взаимосвязи частей в целом, при анализе объектов как систем. Необходимым для нашей исследовательской методологии является принцип историзма, рассматривающий каждое культурное явление в процессе развития и одновременно в связи с конкретной исторической обстановкой. Он подразумевает рассмотрение исторических процессов и явлений в их развитии, взаимосвязи и взаимодействии, и принцип детерминизма, признающий обусловленность исторических событий политическим, экономическим, культурным контекстом. Принцип историзма помог, прежде всего, в решении наиболее сложных и важных вопросов – эволюции киданьского общества и его элиты. В частности, именно на основе данного принципа были выявлены факторы, обусловившие его возникновение и развитие.

Особенностью данного сочинения является рассмотрение в той или степени трансформационных процессов в средневековой социуме, в результате чего оправданным становится применение метода исторических аналогий и сравнительно-исторического метода. Этот метод включает в себя свойственный конкретно-историческому познанию критический анализ текстовых источников.

Логико-исторический метод послужил в качестве конкретного способа организации и анализа материала. Все явления и процессы рассматриваются в историческом плане, как не только проявление какой-то универсальной, общечеловеческой тенденции, но и порождение специфической исторической ситуации. Диссертационное исследование опирается на диалектическое осмысление прошлых и современных социокультурных явлений и максимально активно использует традиционные методы исторического исследования:

структурно-функциональный, историко-генетический, историко-типологический, проблемно-хронологический, ретроспективный, историко-биографический, принцип объективности, терминологический анализ, метод актуализации, метод периодизации, прием перспективности. Принцип объективности потребовал опираться исключительно на факты, полученные после тщательного анализа исторических текстов. Среди методов, основанных на опыте исторической науки, применялся и ретроспективный метод, подразумевающий последовательное проникновение в историческое прошлое с целью определения причины того или иного события.

Кроме того, были использованы методы герменевтики. Для правильного понимания письменного источника надо помнить, что анализ того или иного текста должен производиться в условиях исторического контекста, а терминология, использованная в тексте, не имеет однозначного перевода даже в рамках текстов одного периода.

Важен и культурно-антропологический подход, в рамках которого акцентируется внимание как на актах творчества, так и на личности того или иного деятеля общества и культуры, формирование и деятельность которого протекали в определенных исторических условиях. Он дает, таким образом, возможность достаточно всесторонне и адекватно оценивать тексты – особо важный продукт средневековой цивилизации. Это важно еще и потому, что историческое и культурологическое изучение всегда диалогично, ибо этот процесс представляет собой диалог двух культур – автора и исследователя текста.

Работа имеет дело с конкретным историческим материалом и потому активно опирается на приемы обработки этого материала, иной раз и на микроуровне, выработанные одновременно именно в исторической науке. Это интерпретативный метод, позволяющий выявить основные характеристики отражения проблемы в конкретном тексте; метод культурно-контекстуального анализа, позволяющий определить взаимосвязь произведения и культурно-исторического контекста его создания и рецепции путем изучения внутренней связи текста с общими тенденциями и идейными характеристиками эпохи возникновения, контекстуально обусловленных особенностей восприятия текста (в различные эпохи), а также значения заключенных в тексте идей в контексте мировой культуры; компаративный метод, позволяющий провести сравнительный анализ различных путей осмысления определенного феномена или проблемы; аксиологический метод в изучении ценностных ориентации сознания через определение их отношения к той или иной проблеме.

Кроме того, по мере необходимости был реализован подход, заключающийся в использовании методов и приемов, выработанных не только историей, но и культурологией, философией, экономикой, социологией.

При работе над темой очень рано выявилась необходимость отрефлексировать свое понимание терминов, которые широко и даже несколько беспорядочно используются в науке, дать их применимое к данной проблематике «рабочее» значение. Термины «цивилизация», «культура», «религия», «парадигма», «империя» особенно необходимы при анализе комплекса проблем, связанных с взаимоотношениями различных цивилизаций.

Теоретическая значимость исследования заключается в создании основы для более глубокой и перспективной концептуализации этой истории, выработке идейных и структурных предпосылок для развития дальнейших исследований в этой сфере. Это способствует расширению предметного поля востоковедения в целом и кочевниковедения в частности и новой интерпретации терминологического аппарата в соответствующих сферах, открывает новые научные перспективы.

Основания для этого коренятся в открывшихся научных перспективах, адекватной репрезентативности источников и очевидной подготовленности исследований в данном направлении во многом также благодаря разработке ряда важнейших методологических концепций в современных гуманитарных науках – комплексе исторических наук, культурологии, социологии.

Практическая значимость работы заключается, прежде всего, в привлечении внимания к цивилизационным и элитологическим аспектам истории киданей и их государств, во вводе в научный оборот обоснования необходимости новых ракурсов рассмотрения этой истории.

Часть I

Методологические, историографические и исторические аспекты

1. О специфике современной исследовательской ситуации в области изучения кочевых обществ Восточной Азии в средние века

В кочевниковедении в настоящее время сложилась непростая исследовательская и информационная ситуация, причем, особо надо отметить, что она отмечается, на самом деле, не только в нашей стране, но и в других странах. Как все сферы исторического знания оно вызывает огромный и неподдельный интерес, к тому же продиктованный не только политическим заказом или конъюнктурой клановых интересов, а искренним стремлением самых широких слоев населения узнать историческую правду о предках современных евразийских народов. Усилилось влияние некоторых восточных стран на мировую экономику и историю отдельных регионов и там оживилось то, что можно назвать этническим ренессансом, в рамках которого делается попытка утвердить собственный взгляд на отечественную историю. Соответственно расширяется исследовательская сфера, часто смыкающаяся с публицистикой. Накоплен новый археологический материал, достигнуты определенные успехи в филологии, антропологии и этнографии. Труды отдельных западных и отечественных востоковедов привлекли внимание к конкретным народам, к их истории и характеру взаимоотношений. В результате конкретная история реконструирована до мелочей. В прошлом веке ее научно обработали и пропустили через марксизм, европоцентризм, оседлоцентризм, китаецентризм.

История кочевников и их государственности в особенности актуальна для нашей страны, Китая и Монголии, поскольку кочевники жили и продолжают жить в них. Есть они и в новых центральноазиатских государствах. В целом они составляют большую часть тюрко-монгольского мира.

В то же время кочевниковедение, по крайней мере, связанное с изучением восточноазиатских кочевников, переживает очень серьезный кризис, нашедший особо болезненное отражение в работе над письменными источниками и в фактическом отсутствии действенной и научной методологии.

В отечественном изучении восточноазиатских кочевников в последние десятилетия оказались прерванными сложившиеся с XIX в. традиционные линии. Одна линия была связана с переводами средневековых текстов на русский язык. Особенно ярко она представлена трудами Н. Я. Бичурина, С. А. Козина, В. С. Таскина, Н. Ц. Мункуева. Именно эти переводы являются основной источниковой базой для подавляющего большинства исследователей, которые не могут по тем или иным причинам работать с оригиналами. Они сделаны на высочайшем профессиональном уровне и, тем не менее, не лишены некоторых мелких недостатков. В. С. Таскин впервые в новейшей отечественной науке раскрывает содержание, композиционное построение и историю создания основных источников по истории империи Ляо – «Цидань го чжи» и «Ляо ши» и сделал попытки раскрыть на основе этих источников важные аспекты истории киданьского государства. Им был осуществлен и полный перевод «Цидань го чжи», а также целого ряда отрывков из различных китайских источников, в которых даются сведения о кочевых народах группы дунху, в том числе и о киданях. В итоге этот текст оказался очень востребованным не только специалистами и стал, в то же время, мощной основой для стимулирования исследований в области не только киданеведения, но и номадологии в целом. Ссылки на источники и труды отечественных и зарубежных исследователей позволяют судить о широком научном кругозоре автора.

Работы В. С. Таскина и других отечественных авторов (А. Г. Малявкин, В. Е. Ларичев, М. В. Воробьев) являются свидетельством того, что в изучении дальневосточных государственных образований в целом и киданей в частности начался новый этап. Если раньше писались общие истории киданей, в которых социально-экономические аспекты занимали второстепенное место, то теперь именно они стали выдвигаться на первое место.

Работа над совершенствованием этих переводов и, главное, над переводами других текстов, несомненно, должна продолжаться, а переводить предстоит очень и очень многое. Достаточно напомнить, что до сих пор не существует достойных и полных переводов на русский язык даже династийных историй, являющихся методологическим фундаментом корпуса восточноазиатских исторических сочинений.

Вторая линия, тоже блестяще представленная в отечественном кочевниковедении, была ориентирована на тщательную разработку одного какого-то источника, как правило, занимающего центральное положение в определенной области. Эта традиция была заложена еще членами Российской духовной миссии в Пекине, продолжена Н. Я. Бичуриным, В. П. Васильевым и его школой. Блестящий анализ информации из «Ляо ши» («История династии Ляо») осуществил в позапрошлом веке М. Н. Суровцов, создавший первый в нашей стране монографический очерк истории киданей. Огромной популярностью в нашей стране пользуется совместный труд К. А. Виттфогеля и Фэн Цзяшэна, которые для реконструкции некоторых аспектов истории и культуры киданей, перевели отрывки из «Ляо ши» на современный английский язык. Наши отечественные исследователи, в частности В. С. Таскин, не рискнули работать в этом ключе со средневековым китайским языком, и на долгие десятилетия книга этих авторов стала «библией» киданеведения.

Была достаточно развита и такая крайне необходимая для исследователей третья линия, в рамках которой создавались обобщающие труды по истории отдельных кочевых народов или территорий, опиравшиеся на самостоятельное и глубокое изучение оригинальных источников. Помимо Н. Я. Бичурина или В. П. Васильева, здесь надо, разумеется, упомянуть работы Н. В. Кюнера, и особенно Е. И. Кычанова, А. Г. Малявкина и М. В. Воробьева. Последний создал уникальные по информативности и глубине исследования работы по истории чжурчжэней и их государства Цзинь.

Все эти направления не только заложили источниковедческую и историографическую базу отечественного кочевниковедения, но и позволили ему во многом сравняться с зарубежной историографией. А в мировом кочевниковедении в XX в. постепенно сформировался объемный корпус исследований, посвященных истории отдельных кочевых народов, в том числе киданей, чжурчжэней и монголов. Появилась необходимость заново перевести источники (Штейн перевел на фр. яз. «Ляо ши») и аналитические исследования (Виттфогель, Фэн Цзяшэн). Этому способствовало широкое распространение цивилизационного подхода и методологии системного анализа. Однако разочарование в идеологиях и отказ от них, внедрение в историческую науку позитивистской методологии, коммерциализация исторической науки сдерживали этот процесс.

Сказался и такой фактор. Для российской и советской историографии долго характерно было стремление расколоть сложившееся в китайской исторической науке представление о единстве дальневосточной цивилизации, чтобы затруднить ее новое (уже после маньчжуров) объединение под эгидой китайцев или японцев. Здесь сказалось и соперничество двух супердержав, одинаково претендующих на необъятные просторы немусульманской («желтой») Азии. Это позволяло обратить дополнительное внимание на историю и культуру северных народов, однако, для адекватной картины не хватало более взвешенной и научной оценки взаимоотношений этих народов с Китаем. Последнее является одной из насущных исследовательских задач в настоящее время.

В настоящее время чаще всего идет сравнение цивилизаций (сравнительно-цивилизационный подход), однако постепенно выявляется потребность перехода на второй уровень, дабы адекватно понять и оценить цивилизационную специфику и роль всех народов, их креативную роль (не количественное измерение, а глубина). Критерий – не способность народа к захвату территории (пространства) или длительность его существования (время), а обустройство мира.

Уход марксизма создал своеобразную историографическую яму в кочевниковедении, в которую тут же пришли более мелкие идеологемы Сибири, Монголии, восточноазиатская историография. Благодаря деятельности ряда отечественных исследователей, например, Н. Н. Крадина, шло активное заимствование представлений западных ученых. Последнее стало одной из составляющих вестернизации, идущей в стране. Ей в определенной степени скрыто противостояла истернизация, что проявлялось в усилении контактов с исследователями Монголии, Китая, публикации их работ. Происходило заметное накопление археологического материала. В итоге стала заметно усиливаться аналитически-обобщающая составляющая кочевниковедения. Однако обратной ее стороной стала своего рода какофония историографий. Изучение кочевников все еще идет в рамках прочтения их истории европейцами XIII в., хотя и в новой форме, с иной риторикой, с подбором большого количества тенденциозно подобранных фактов. Если в эпоху «монгольских ураганов» XIII–XIV вв. под негативное отношение к кочевникам были подведены европоцентризм, христианство и прагматизм нарождающегося буржуазного мировосприятия, то сейчас таким «фундаментом» становятся «общечеловеческие ценности», к тому же осмысленные «гуманистически», представление о единой истории человечества, где главной становится идея прогресса, а кочевники являют собой яркий пример регрессивного развития, акцент на критериях именно оседлой цивилизации (наличие религии, философии, литературы, материальной культуры). Обосновывается это и с помощью науки, а не религии, как прежде, выводы выглядят научно, а тенденциозность их не очевидна. Кочевой цивилизации больше не существует, отдельные отряды сохранившихся номадов не в счет, возражать некому. Наличие такого рода подходов и их наукообразность есть не результат излишней идеологизации или депрофессионализации исследователей, а продолжение традиционного многовекового информационного противостояния оседлых и кочевых народов. Налицо сохранение «черной легенды», но раскрашенной во все цвета радуги. Это одна из болевых точек, как науки, так и общечеловеческой культуры. Думается, что одна из основных задач науки сейчас не возвеличивание кочевников, а показ их как части человечества, а не генетического мусора, изучение механизмов функционирования их уникальной цивилизации, впрочем, не более уникальной, чем любая другая. Кочевники не «братья наши меньшие», а иные, вероятно, максимально иные по сравнению с «правильной культурой» Европы или оседлого Востока. Сейчас на основе достигнутых историей успехов фактически создается новая классификация народов. Если удастся доказать, что у тюрко-монгольского мира не было «истории», то не трудно будет утверждать, что у него нет ни настоящего, ни перспективного будущего. Наносится квалифицированный информационный удар по исторической памяти этого мира. Накопление археологического, исторического и историографического материала случайным не бывает. Прежние методологии (христианство, марксизм) уже не играют прежней роли, но сохраняются европоцентризм и оседлоцентризм и это они осуществляют новое наступление.

Недостаточность теоретизирования в востоковедении требует не только реконструкции истории, но и ее углубленного анализа с помощью тех или иных старых и новых тем и методологических формул и концепций. Они уже обозначаются.

На страницу:
2 из 7