Библиотека всего на свете

– Я стараюсь побольше привлекать его к делу. Может, он и вылезет из своей раковины, когда получше узнает наших кловердейлцев.

– Может, и вылезет. Вообще он вроде ничего мужик, пусть научит, как пользоваться дрелью. Мы не дадим ему прятаться от нас вечно.

– Не дадим, – засмеялась Дженнифер.

– Славная вы женщина, Дженнифер! Вы совершили благое дело, открыв эту библиотеку общих вещей. Такое заведение многим было нужно, включая меня.

Дженнифер пожала Биллу руку:

– Я очень рада.

– Прежде я и сам по хозяйству был мастак, – уже с иной интонацией заговорил Билли, боясь расчувствоваться. – Но барахло Ронни поставило на этом крест.

Покойная жена Билли страдала болезненной тягой к накопительству, и когда она умерла, Билли чуть не надорвался, расчищая дом в одиночку. Во дворе у него три дня подряд стоял новый мусорный контейнер, и Билл выносил туда вещи охапками. Дженнифер тогда окликнула его, решив, что он затеял ремонт, и Билл признался, как тяжело достались ему последние четыре года – не с кем поговорить, кроме жены, нет детей-помощников, некому выслушать его или Ронни. Он не меньше Дженнифер обрадовался ее новому проекту и пожертвовал библиотеке несколько новых, в коробках, вещей: набор отверток, бутербродницу, формы для выпечки, которые Ронни купила и ни разу не использовала. Дженнифер видела, что, прежде угрюмый, Билли значительно повеселел, подключившись к новому проекту.

– От души приглашаю вас и на швейный практикум, если передумаете, – сказала Дженнифер. – Занятие проводит Белинда. Если сегодня не получится, можно на следующей неделе.

– Ну, разве что на следующей… – Лоб Билли пошел морщинами. – А знаете, ведь мне бы не помешали новые портьеры. Пора, пожалуй, повесить те, которые несколько лет пролежали нераспакованными.

Дженнифер оперлась о стол. Вот для чего люди и будут сюда приходить – поделиться, облегчить душу, а не только взять что-то напрокат.

– Вы многое сохранили из имущества вашей супруги?

– Вы же видели контейнеры возле дома… Но коечто я не стал выбрасывать. Занавески – новенькие, прямо в пакете – просто загляденье: велюровые, длинные, шириной как раз на окно в гостиной…

– Тогда основы шитья вам просто необходимы.

Билл подмигнул:

– Может, я и поймаю вас на слове.

Может, и поймает, подумала Дженнифер.

– А что, деткам снова в школу? – спросил Билл, надевая твидовое кепи и готовясь уходить.

– Еще два дня – и на занятия. Я скучаю по ним, когда они на уроках. Особенно по Арчи, который еще любит пообниматься с мамой. – Дженнифер знала, что скоро этой материнской отраде придет конец: Арчи уже девять, а Амелии и Кэти и вовсе по шестнадцать. Все они на пороге больших перемен.

– Эх, чужие дети быстро растут… – Билл приподнял кепи на прощанье.

– Подумайте хорошенько о швейном практикуме! – сказала Дженнифер ему вслед.

Она вновь опустилась на стул, радуясь работе: предстояло просмотреть в компьютере заказы и оценить обстановку. В чем-то библиотека общих вещей была ей нужнее, чем остальным. «Неплохо иметь хобби», – ответил ее муж Дэвид, когда Дженнифер рассказала о своем проекте. Только что по спине одобрительно не похлопал. Менеджер по продажам фармацевтической продукции, Дэвид пропадал на работе, но всякий раз, как в душе Дженнифер поднимался протест, она напоминала себе, какой он хороший муж – добытчик, надежный как скала, не бросил ее, когда она угодила в переплет. Многие пары живут гораздо хуже. Но, получается, они дожили до того, что перестали воспринимать друг друга как личности?

Когда Дженнифер познакомилась с Дэвидом, ее карьера в элитном салоне-парикмахерской в Эксетере шла в гору: она даже осмеливалась мечтать о собственном салоне. А Дэвид был просто серфером, которого она увидела на пляже в Корнуолле. Он тогда еще заканчивал учебу, но быстро нашел первую работу в фармацевтической отрасли. Дэвид не скрывал, что намерен подняться по карьерной лестнице как можно выше. Какое-то время они наперегонки карабкались вверх: честолюбивая жилка у обоих послужила своего рода магнитом. Однако после свадьбы, когда появились близнецы, пришлось выбирать – предстояло чем-то пожертвовать. Приостановив свою карьеру, Дженнифер поступилась частицей себя, которую так никогда и не вернула. Нет, она попыталась, но потерпела сокрушительную неудачу, одним махом едва не разрушив сразу несколько жизней.

Дженнифер целый час проверяла, готовы ли заказанные на сегодня вещи, рассеянно прокручивая в голове то, что Билл сказал о семье Паркеров. Они о себе не рассказывали, а Адам действительно будто язык проглатывал, стоило отпустить замечание или задать вопрос о его жизни до приезда в Кловердейл. Но со временем он обязательно оттает. Он уже проявил себя как хороший товарищ, умеющий при необходимости побыть «жилеткой». Собирая стеллажи, он сочувственно слушал жалобы Дженнифер на заносчивость и неблагодарность дочерей-подростков, которые не ценят того хорошего, что имеют. Вместе с Адамом они прошлись насчет учительницы Арчи и Зака, чрезмерно строгой и даже грубоватой для начальной школы, хотя мальчишкам, конечно, не помешает твердая рука. По таким разговорам Дженнифер, не имея ни подруг, ни работы, буквально истомилась душой и очень радовалась, что Паркеры появились в Кловердейле, что бы их сюда ни привело.

Открыв коробку с машинкой для приготовления лапши, она сверилась со списком насадок, проверяя, все ли на месте. Машинку решила одолжить Фреда Ливингстон: ее дочь мечтала стать шеф-поваром, и паста стала ее последним увлечением.

– Не хочу зря тратиться – вдруг у нее интерес пропадет через несколько дней, – объяснила Фреда, забежав узнать, какая кухонная техника есть в наличии. Приличная машинка для пасты стоила минимум тридцать фунтов, а тут Фреда получит ее меньше чем за пятерку; попробует и определится, нужна ли им такая. Еще она заказала набор ярких тарелок для пасты, чтобы дочери казалось, будто она устраивает званый ужин, потчуя своей стряпней всех домашних.

Следом явился двадцатиоднолетний Мейсон с коробкой, полной винных бокалов.

– Как прошла вечеринка?

– Суперски.

– Рада слышать.

– Мне подождать, пока вы их проверите? Я ни одного не разбил, все вымыл и перетер.

Из молодежи Кловердейла мало кто что-нибудь одалживал, но Дженнифер хотелось верить, что начало положено.

– Я уверена, что все в порядке. Можешь идти.

Мейсон поблагодарил и пошел к выходу. Когда Дженнифер перебирала бокалы, удовлетворенная, что их можно выставлять на полку для следующего клиента, пискнул мобильный – Айла прислала сообщение, что уже едет за точечным светильником, который зарезервировала.

Сестры разительно отличались друг от друга не только характером. Дженнифер унаследовала от матери роскошные черные как смоль кудри, в которых не появилось ни единого седого волоса, хотя в будущем году ей сравняется сорок лет; а Айле досталась ярко-рыжая отцова шевелюра, которая с возрастом наверняка поблекнет. Дженнифер пожертвовала карьерой и планами ради мужа и детей, а Айла, молодая, свободная, не обремененная семьей, объездила весь мир со своими танцами. Фразу «Я мир, как устрицу, мечом открою» классик, наверное, написал после знакомства с такой, как Айла. А ведь когда родители стали немощными, ухаживала за ними Дженнифер: Айлу было не дозваться.

А теперь сестрица вдруг возвратилась. Весной они похоронили мать, и Айла-путешественница показала, наконец, в Кловердейл свое ясно личико. Семейное гнездо, где прошло детство сестер и всю жизнь прожили их родители, было завещано поровну Дженнифер и Айле; вскоре с ним предстояло что-то решать. Для начала договорились, что Айла поживет в коттедже и приведет его в мало-мальски приличное состояние, а уже потом подключат риелторов. После оценки подновленного дома можно будет заводить серьезный разговор.

Айла явилась в библиотеку общих вещей вскоре после своего сообщения, забрала светильник и заплатила за прокат.

– Для чего он тебе? – не выдержала Дженнифер. Боже упаси выговаривать Айле за ветреность и ненадежность: сестрица может снова упорхнуть в голубые дали, а если родители чего и хотели, так это чтобы их дочери жили дружно. После всего, что, по милости Дженнифер, натерпелись родственники, она считала себя обязанной уважить последнюю волю отца и матери, поэтому спрятала характер и держалась любезно. – Неужели ты снова занялась танцами?

С детства Айла видела себя только танцовщицей. Она сооружала себе сцену и с упоением выступала для соседей, расставив вдоль края настольные лампы вместо прожекторов.

Дженнифер не ожидала, что ее вопрос о внезапно прекратившихся танцах заденет Айлу за живое, но, судя по тому, как сразу напряглась сестра, так и вышло. Кажется, Дженнифер вообще лучше молчать, чем пытаться завязать разговор.

– Нет, я хочу разобрать чердак. Пробовала подсвечивать себе с помощью мобильного приложения «фонарик», но от телефона света недостаточно, – объяснила Айла с такими нотками в голосе, будто Дженнифер задала невероятно глупый вопрос. – А этот светильник позволит все разглядеть с предельной четкостью.

– Занятий ты сегодня не ведешь?

Дженнифер старалась избегать любых вопросов, способных вывести из себя вспыльчивую Айлу. Сцен ей не хотелось.

– Сегодня нет.

– А как вообще этот бизнес?

Айла с лету заводила полезные знакомства – деловой хватки у нее оказалось куда больше, чем Дженнифер могла предположить, и преподавание йоги вместе с частными уроками приносило реальные деньги. Айла даже заговорила об открытии собственной студии в Кловердейле или поблизости, насмерть удивив Дженнифер, которая помнила, что сестрица и пяти минут не в состоянии просидеть на одном месте.

– Если это подковырка насчет того, что я не помогла тебе с открытием…

– Нет-нет! – Положительно, этот разговор добром не кончится. – Стоп, но мама же очистила чердак много лет назад?

– А ты помнишь, как мы строили домик в старом угольном погребе в саду?

Дженнифер на мгновенье охватила печаль от того, что родителей уже нет в живых.

– Разве можно такое забыть! Ужасная гадость. Как это я согласилась в этом участвовать… О чем ты только думала, когда натащила туда улиток и всяких букашек!

– Так вот, мама, может, и считала, что чердак пустой, но, учитывая слой пыли за шкафом, под кроватью и в кладовке, головой не поручусь. Надеюсь, улиток там не будет, – подмигнула Айла, на мгновенье снова став беспечной рыжеволосой озорницей. – Я решила начать уборку сверху. Если что, сор будет сыпаться вниз, не придется мыть лишний раз… А новый интерьер оставлю на десерт.

– Вряд ли тебе хватит шнура от светильника, возьми еще удлинитель. Если не понадобится, вернешь бесплатно, а так – два фунта в день.

– Дженнифер, я в состоянии разориться на два фунта. – Айла выложила на стойку пятерку и сунула удлинитель в коробку к светильнику. – Всего хорошего.

И вышла пружинистой походкой и с улыбкой на лице.

Айла, самая младшая в семье, своенравная, неукротимая, ветреная – и вдруг вернулась в Кловердейл! Вопрос в том, надолго ли на этот раз… и что заставило ее вновь здесь появиться?

3. Адам

Захлопнув входную дверь, Адам бегом побежал к машине. Невероятно: отдыхали от школы шесть недель, но в первый день занятий все-таки опаздывали! Зоэ и Зак щеголяли в новенькой форме; имелись и учебные принадлежности, и спортивная форма на случай, если в первый день случится физкультура, и ботинки блестели так, как они блестят у школьников только в начале первой четверти (этот блеск быстро сойдет на нет, если Адам не возьмется за щетку), но он не учел время на сборы, завтрак, который пришлось глотать не жуя, очень громкую и язвительную ссору между Зоэ и Заком по поводу того, сколько можно занимать единственную ванную, и в довершение всего Адам долго не мог найти ключи. Опыт переездов у него имелся – в свое время они переехали дважды за короткий промежуток времени, но привезенные в коттедж «Лилипут» вещи в основном стояли неразобранными, и Адам машинально положил связку ключей на неоткрытую коробку, когда вчера они с Заком вернулись после предварительного знакомства с учительницей. Он уже готов был отправить детей в школу своим ходом и трусить рядом, когда задел коробку ногой и ключи звякнули внутри, сообщив, что провалились между клапанами.

– Мне казалось, меня уже можно не возить в школу и обратно, – начала Зоэ, едва они уселись в машину. Заняв пассажирское сиденье, дочь отвернулась к окну с мрачным, как сегодняшнее утро, лицом. Не самое лучшее начало.

– Эй, а кто стонал в конце той четверти, что приходится ходить в школу под дождем? Сегодня у тебя первый день в новой школе, я работаю из дома и решил оказать своим детям услугу. Спасибо, что оценила!

Иногда Адам и сам удивлялся, что реагирует как строптивый подросток, но трудно быть образцовым папашей, когда ты отец-одиночка.

Зоэ смущенно кашлянула – стало быть, раунд остался за Адамом. Он уже усвоил, что подростки думают только о себе, совершенно не принимая в расчет окружающих, и не всегда задумываются о последствиях. Неужели и он когда-то был таким невыносимым? Видимо, да.

По приезде в Кловердейл Адам сначала беспокоился, что типичная английская провинция с ее картинно-красивыми домиками и кривыми улочками им не подойдет: вдруг дети сочтут ее слишком маленькой? Улица, на которой стоял коттедж «Лилипут», лентой вилась через поселение, а на окраине расходилась в разных направлениях, соединяя Кловердейл с соседними городками. Но за лето перед коттеджем расцвели маргаритки и лаванда, улочки превратились в пышный благоухающий букет, и Адам по-настоящему полюбил Кловердейл и в душе робко надеялся остаться тут навсегда.

За пабом он свернул налево: вход в паб был с тонким расчетом оформлен подвесными корзинами с цветами самых аляповатых, цеплявших глаз оттенков. Адам осторожно ехал по узкой улочке, высматривая встречные машины, заслоняемые густыми, роскошными живыми изгородями, огораживавшими и переезд через небольшой ручей. Вдоль дороги кружевными зарослями тянулся лесной купырь, сгибаясь под бременем обильных после необычно теплого лета белых цветов. Скоро дни станут короче ночей, цветы и листья пожухнут, и Кловердейл накинет свое зимнее пальто из замороженных в камень тропинок и живописных заиндевевших пейзажей.

По дороге Адам боролся с желанием спросить дочь, взяла ли она свою инсулиновую шприц-ручку и запасные картриджи. Он знал, какую реакцию вызовет этот вопрос: вытаращенные глаза и яростную отповедь, что она не ребенок. У Зоэ два года назад нашли инсулинозависимый диабет первого типа, и жизнь снова резко переменилась. Но сегодня, как понимал Адам, ему предстояло волноваться издалека.

– Я бы тут вышла, подышала воздухом, – сообщила дочь, когда за окном стали попадаться стайки школьников, идущих в одном направлении.

– Я не буду останавливаться.

– Но я же подросток, воздух и физическая нагрузка полезны для моей психики!

Пререкания и последнее слово в споре не значились у Адама в списке любимых сторон родительской доли. У Зака переходный возраст еще не завтра, и Адам надеялся, что после Зоэ успеет получить передышку, прежде чем и сын начнет играть у него на нервах.

– Ага, ты тогда не будешь такая унылая, – съязвил Зак с заднего сиденья.

– Закрой рот, козел! – вскипела Зоэ.

– Зоэ, не говори брату такие слова. – «И вообще никому не говори», – прибавил Адам про себя, чувствуя, как лоб прорезала глубокая морщина. Он включил поворотник и свернул на Т-образном перекрестке. Или эта морщина уже не изглаживалась до конца? В сорок лет Адам впервые спохватился, что время не стоит на месте: каштановые волосы поредели, и виски, как он заметил в кресле у парикмахера, начали седеть. Чего доброго, так и вся жизнь мимо пройдет.

– Прости, пап. – Зоэ искоса взглянула на него и через силу улыбнулась. – А ты скоро поговоришь с Авиной мамой насчет переделки моей комнаты?

А-а, ей чего-то надо! Вот откуда эта неожиданная покладистость.

– Вечером я буду в библиотеке общих вещей. Если Виола зайдет, я с ней поговорю.

Он еще не вполне разобрался с этой Виолой; из двух мамаш, с которыми он познакомился через своих детей, она казалась более нервозной и взвинченной, но общалась охотно и держала свою Аву на коротком поводке, что отнюдь не казалось Адаму чем-то плохим.

– Ава говорила, у Виолы целое портфолио в «Инстаграме»! – оживленно тараторила Зоэ: разговор свернул на интересную ей тему. Виола работала в агентстве по подбору персонала, однако питала слабость – и обладала талантом – к дизайну интерьеров. – Я-то портфолио не видела, потому что у меня же нет аккаунта в «Инстаграме»… У меня папа никак не решит, достаточно ли я взрослая для соцсетей.

– Сарказм – не лучшее твое качество, Зоэ.

– Попытка не пытка, – буркнула дочь. – К твоему сведению, мне уже четырнадцать!

Не обращая внимания на подколку, Адам ответил:

– Я поговорю с Виолой и погляжу, что можно сделать.

Четырнадцать лет принесли с собой апломб и ершистость, заставлявшие с сожалением вспоминать о покладистой малышке, чьи шутки вызывали у Адама неподдельный восторг, и о девчушке, которая прибегала посидеть с папой на диване за книжкой. Сейчас Зоэ продиралась через подростковый период к брезжившему на горизонте расцвету юной женственности. Ей враз опротивели танцы, театральный кружок и плавание. Теперь ей подавай только общество подруг, а родной папа в одночасье превратился в антагониста, а заодно и в таксиста.

– Скоро моя очередь на твоем месте сидеть! – дразнил ее Зак, когда они влезли в извилистую очередь машин, направлявшихся к начальной школе. Небось еще и коленом надавил на спинку сиденья, чтобы окончательно взбесить сестру.

– Ты все взяла? – спросил Адам у Зоэ.

– Если ты про инсулиновую ручку, то да, папа, взяла!

Адам хотел возразить, но раз его хитрость разгадали, отнекиваться не было смысла.

Не успел он толком остановиться, как Зоэ сбросила ремень безопасности, буркнула «пока» и выскочила из машины. Адам помахал Аве, которая, видимо, поджидала Зоэ, чтобы вместе пойти мимо «началки» к старшей школе. В отличие от дочери Зак на прощанье обнял отца, за что Адам остался искренне признателен. Ох как скоро мальчишка тоже будет пулей срываться с сиденья, едва они остановятся у школы…

Адам уехал с грустью в душе, что у Зоэ и Зака снова начались занятия. Позади было прекрасное лето, наполненное прогулками и играми: Англия, будто исполняя договор со своей стороны, не только подарила им вдоволь солнца, но и удержалась от затяжных дождей. Они жили в кемпинге в Чилтерне, в красивейшей заповедной зоне, тянувшейся на много миль, и заново познавали простые радости жизни: играли в карты при свете фонаря, готовили на походной плитке, играли во фрисби, катались со склонов холмов и наперегонки взбегали обратно – почти забытые развлечения в век современных технологий.

А еще это была возможность побыть с Зоэ, которая так отдалилась от отца, что он никак не мог ее нагнать. После постановки диагноза она прошла весь стандартный спектр эмоций: гнев, обида, поиски виноватого. Это было абсолютно нормально, по словам врача, у которого они консультировались. Про себя Адам только радовался, что Зоэ быстро перешла к принятию и научилась вовремя делать себе инъекции. Он гадал, может, отчасти в отчуждении Зоэ сыграло роль ее решение самостоятельно справляться с проблемой – она теперь постоянно стремилась все делать сама, но коль скоро у нее все получалось, Адам не возражал. Лишь бы дочка была здорова и счастлива.

Иногда он жалел, что к детям не прилагается учебник для одиноких папаш. Пока Зоэ и Зак не докучали ему расспросами о своей матери, Сьюзен, но Адам сознавал, что не сможет всю жизнь уходить от ответов. В Зоэ накопилось много неприятия и раздражения, особенно по поводу недоверия папы к соцсетям, но Адам запрещал это не из деспотизма и вовсе не считал дочь незрелой; на самом деле ему хотелось подольше держать детей в неведении. Правда могла растерзать им сердца; абсолютная честность могла выставить его в глазах детей дурным человеком, и Адам боялся навсегда лишиться их уважения.

Приехав домой, он сел с ноутбуком за круглый стол в столовой и открыл окно, чтобы по комнате танцевал прохладный ветерок. Адаму не хватало кондиционера, который так легко включить, если жарко. В этом коттедже будет хорошо зимой, но в летние месяцы он буквально раскалялся, как чертова сковородка.

Ландшафтный архитектор, Адам любил свою работу и общение с клиентами и коллегами, но такие дни, как сегодняшний, когда можно без помех сосредоточиться, составить смету расходов и подготовить чертежи для нового проекта, были редким праздником. Адам справился гораздо быстрее, чем ожидал; часам к четырем ему стало нечем заняться. Утром он предложил детям встретить их из школы, но и Зоэ, и Зак хотели пройтись с друзьями, и Адам чувствовал, что настаивать не стоит. Ему это было не по душе, но сегодня он, так и быть, смолчит.

Перекусив на кухне, он отправился в библиотеку общих вещей поглядеть, все ли готово к вечерним курсам.

Когда его попросили помочь на открытии, он согласился, хотя его первой реакцией на идею Дженнифер было «это никому не нужно» и «затея вскоре лопнет». Видимо, в нем говорил накопившийся негатив, потому что пока все шло как нельзя лучше. В поселке только и разговоров было, что о библиотеке вещей, когда Адам гулял по Кловердейлу, брал пинту пива в местном пабе или читал местную газету, где тоже не обошли вниманием новое начинание.

Дженнифер призналась ему по секрету – ей хотелось, чтобы Кловердейл стал иным. Она надеялась, что местные жители вновь начнут останавливаться поговорить друг с другом, и из кожи вон лезла, чтобы привлечь к делу и Адама. Она упросила его провести сегодняшние занятия, и, хотя первым побуждением Адама было отказаться, Дженнифер ему импонировала. Он оказался перед выбором: проявив толику энтузиазма, стать в городке своим или же превратиться в одиночку, ничем не интересующегося, помимо семьи и работы.

Улыбка Дженнифер отразилась в ее добрых карих глазах, когда она поздоровалась с Адамом, но ее ответ его огорчил:

– Виолы нет, она придет завтра.

– Попытаюсь тогда застать ее завтра.

Придется, иначе Зоэ не угомонится.

– Как я рада, что вы оказались таким активным участником! – сказала Дженнифер. Ее волосы были скручены в узел на макушке, открывая шею: день выдался теплый, почти жаркий. Адам тоже отдал предпочтение джинсам и футболке, торопясь захватить напоследок солнышка, пока осень не вступит в свои права. – Так вы и с местными перезнакомитесь, и мне поможете.

– Вчера я уже пил пиво с Биллом: он сказал – нехорошо, что я сижу в пабе в одиночестве. Он засмеялся, увидев мои мокрые кроссовки: я не учел глубину лужи напротив пекарни. Дождь длился всего полчаса, но воды хватило насквозь промочить ноги. Билл пообещал, что теперь я накрепко запомню.

– Сущее безобразие! Всякий раз в дождь кто-нибудь забывает, какая глубокая набирается лужа. Может, однажды дорогу и починят…

– Пожалуй, эта дорога уже стала местной достопримечательностью. А что же это за городок – без достопримечательности?

– Ну, пожалуй.

– Билл что-то говорил о том, что хочет научиться подрубать шторы.

Дженнифер, не удержав улыбки, объяснила про швейные курсы.

– Нет, я покамест ограничусь дрелью.

– Тогда давайте готовиться. – Дженнифер повела его по длинному залу, скрывавшемуся за желтыми дверями-гармошкой; две створки были открыты ради сквозняка. В конце помещения был установлен стол, на котором Адам насчитал семь дрелей, все немного разные, но при близком рассмотрении оказавшиеся рабочими. Дженнифер объяснила, что от него потребуется – требования были весьма просты и незатейливы, – попросила Адама сделать перерыв на чай с печеньем, а в остальном предоставила план занятия ему.

– Вот это все для вас, пользуйтесь. – Она указала на ящик с обрезками досок и металла и битым кирпичом.

– А вы сами не хотите научиться? Это совсем несложно.

– Вряд ли это мое, но спасибо за предложение. Сами-то вы придете с дрелью?

– Да, в Лондоне пришлось купить, чтобы кое-что починить в съемном жилье и не платить мастерам. При переезде я забрал дрель с собой.

Адам был благодарен, что Дженнифер тактично удержалась от расспросов, хотя они с детьми, наверное, самая загадочная семья из нагрянувших в Кловердейл за последние сто лет.

– Сколько человек сегодня соберется? – спросил он.

– Семь, включая мою сестру Айлу.

– Вот молодец ваша Айла! Должно быть, вы рады, что она вернулась?

Адам уже знал, что младшая сестра Дженнифер долго отсутствовала и вдоволь напутешествовалась по свету.

– Признаться, я не знаю, что и думать. Ей решительно нечего делать в Кловердейле, тут для нее тишь да глушь. Айла у нас женщина-праздник.

– Позволю предположить, что ей захотелось побыть с вами.

Дженнифер явно хотелось кому-то излить душу, и Адам присел на стол, глядя, как она пересматривает дрели, убеждаясь, что каждая должным образом вычищена и имеет инструкцию.