Точка пересечения

– Ну и что! Для того времени это было в порядке вещей. Старики женились на молоденьких. История хранит много примеров. Яркий пример из литературы – это Анна Каренина Льва Толстого. И не только! Ты у нас книжница. Я думаю, – сказала в заключение Соня, – что их отношения являются исключением из общих правил. Долгорукая любила императора. Понимаешь, любила!

«Может, и Соня Валерку любила? Мы с ним с детства дружили, знали друг друга очень хорошо. А они только познакомились. Может, у нас с Валеркой не любовь была? А так, просто привыкли друг к другу…» – вспомнив разногласия с подругой, подумала Ника.

На работе стали замечать, что в последнее время Вероника Аркадьевна стала чересчур задумчивая. Обращаешься к ней, а она не сразу отвечает.

– Что-то ты, голубушка, последнее время сама не своя, – поинтересовалась как-то к концу рабочего дня Зинаида Петровна. – Ну-ка, давай выкладывай, что случилось.

– Да что Вы, Зиночка Петровна, – ответила не сразу Ника. – Все в порядке. Голова только последнее время побаливает.

– Ты с этим делом не запускай. Ну сколько можно, Вероника? Или ты ждешь, чтобы я отвела тебя ко врачу за ручку, как маленького ребенка?

– Хорошо, хорошо, – отговорилась Ника, – завтра же схожу в поликлинику. Попрошу, чтобы провели МРТ или дали направление на компьютерную томографию в Курской больнице.

На самом деле, голова после очередного приступа в начале апреля ее больше не беспокоила. Ника знала, что такие боли бывают всего два-три раза в год, а то и меньше. Но она дала себе слово, никому пока не говорить о семейной тайне. «Надо быстренько приходить в себя, иначе не отстанут, – решила она. – А в больницу завтра все-таки зайду, запишусь на прием к терапевту».

На следующий день появилось одно обстоятельство, которое заставило уже успокоившуюся Нику вновь оказаться «не в своей тарелке». По пути на работу, который пролегал мимо здания мэрии, Ника встретила секретаршу Петра. Повзрослевшие одноклассники продолжали называть его по школьной привычке Чугунком. Она себе, конечно, такого не позволяла.

– Ой, Вероника Аркадьевна, здравствуйте. Есть отличная новость. Завтра Вильегорский приезжает. Дело-то сдвинулось с мертвой точки. Он не один приедет, а с реставратором. И все благодаря Вам.

– Отлично, порадую сейчас наших, – ответила она.

А сердце так и екнуло. «Вот и пришла в себя…» – сказал ей внутренний голос. Ни в какую больницу после работы она уже не пошла, так как у входа в библиотеку ее ожидал Сергей Вильегорский. По предположению Ники он был ее троюродным братом. «Послушаю, что он скажет. Знает ли Сергей о нашем родстве?»– подумала она.

– Вероника Аркадьевна, здравствуйте! Я приехал на несколько дней по делам. Очень захотелось вас увидеть. Подумал, что вам будет интересно узнать о том, что мой генеалог накопал в Курском архиве. Представляете, как мне повезло! Викентию удалось восстановить всю цепочку моей родословной с конца XYIII века. Личный фонд Вильегорских, все метрические книги, исповедные ведомости, переписные книги и прочие документы сохранились, несмотря на то, что Курск в годы войны был оккупирован немцами. Если у вас есть время, я хотел бы подробнее рассказать об этом.

– Хорошо, Сергей Владимирович. Только где и когда? Я немного устала.

– Вероника Аркадьевна, не сочтите меня назойливым. Я предлагаю вам поужинать со мной в ресторане гостиницы, не более. Только я на минутку поднимусь в номер за ноутбуком. Все документы у меня – в электронном виде. Викентий прислал. С нами будет реставратор Михаил. Он подробно расскажет о своем проекте. Мы сегодня с ним уже побывали в усадьбе, точнее – на руинах усадьбы.

– Уговорили. Пойдемте, Сергей Владимирович, – согласилась Ника.

«Ничего не знает, а то бы сказал, – подумала она. – Вряд ли генеалогу удастся докопаться до тайны происхождения деда Сергея. Если только какое-то письмо матери деда или дневниковую запись удастся найти…»

Через три часа Ника вернулась домой. Сергей был интересным рассказчиком, в этом он был похож на нее. Пока они беседовали, Ника все время пыталась найти хоть какое-то внешнее сходство с Вильегорским. Но ничего не заметила. «А может быть мы и не родственники? Хотя, возможно, что у меня преобладают гены отца, поэтому мы так непохожи с Сергеем». Надо будет съездить в Москву на его могилу. На памятнике есть его фото. А я там так и не была. Забыла, о чем просила мама перед смертью» – думала она, засыпая. Ей трудно было признаться себе в том, что Вильегорский ей понравился. Трудно, потому что она давно для себя решила, что в ее жизни все уже когда-то случилось. И она просто не хотела что-либо менять.

Глава 14

Осенью 1917 года в Петрограде начались привычные дожди. С Финского залива и Невы постоянно дул ветер. Гуляющих на улицах не было. Те, кого служебные или домашние дела, заставали на улице в непогоду, зябко кутались, подняв воротники. Передвигались быстром шагом или пытались поймать извозчиков, которые, как ни странно, куда-то все делись. Состояние всеобщей тоски и неопределенности, какой-то тревоги можно было заметить на лицах у многих. Как разобраться в том, что происходит в стране? После отречения императора Николая от престола все пошло кувырком. Рухнул привычный уклад жизни.

Постоянная тревога царила и в доме на Фонтанке, где жила, а точнее выживала, Александра Петровна Вильегорская. Из прислуги с ней оставались только верная горничная Катерина и старый повар Кондратий. По вечерам графиня обычно сидела у окна и смотрела сквозь дождь и туман на тусклые уличные фонари, горевшие вполнакала. В городе давно были проблемы с электричеством. В квартиры оно подавалось с шести вечера до полуночи, и то с постоянными перебоями. Одна свечка стоила уже два рубля, а керосин достать было почти невозможно. Каждый вечер, смотря в окно, графиня ожидала сына. «Придет или не придет сегодня», – волновалась она. Телефона в доме не было. «А вдруг с ним что-то случилось?» – задавала графиня вопросы Катерине и Кондратию. Переживала она не напрасно. К политической вакханалии в Питере добавились еще банды грабителей, которые появлялись на улицах города с наступлением темноты и действовали в открытую. Никакой управы на них не было. Иногда, не выдержав напряженности от постоянного беспокойства, графиня умоляла старика Кондратия дойти до училища.

– Александра Петровна, миленькая, так добраться туда теперича невозможно. Поздно идти, мост через Неву уже разведен, – говорил каждый раз Кондратий.

– Ах, да, Кондратий. Что это я… Опять забыла.

– Вы уж не беспокойтесь, голубушка. Я завтра поутру обязательно схожу, – успокаивал ее старик.

И Кондратий, верный своему слову, на следующий день шел больше пяти километров до Большой Гребецкой улицы, где находилось училище, чтобы узнать о молодом графе Сергее Владимировиче. Денег на трамвай не было, поэтому приходилось добираться пешком. Но Кондратий относился к нему как к сыну, тревожился за него, а не просто выполнял приказ барыни. Так сложилась его жизнь. Собственной семьи Кондратий не имел. Графиня с сыном были для него как родные люди.

Сереженька был зачислен во Владимирское училище в 1916 году. Шла Первая мировая война. И срок учебы в училище постепенно был сокращен с двух лет до четырех месяцев. Дисциплина в училище была строгая. Первые три месяца домой юнкеров не отпускали, и Александра Петровна сама брала извозчика и ехала в училище, чтобы посмотреть на сына. К лету 1917 года юнкеру Вильегорскому был дан чин прапорщика. На фронт его не отправили по малолетству. Семнадцать лет только исполнилось. Сережа был оставлен в училище в распоряжении его начальника.

Из имения на содержание уже давно ничего не поступало. Семейные драгоценности, за исключением обручального кольца и медальонов в золотой оправе мужа и сына, были распроданы. По карточкам, введенным Временным правительством, должны были выдавать фунт хлеба на человека. По нашим меркам – это 400 граммов. Но хлеба на всех в городе катастрофически не хватало. Летом 1917 года были введены карточки и на другие продукты питания: крупы, сливочное масло, растительное масло, мясо и яйца. Горничная Катерина с утра уходила за продуктами, но многие карточки отоварить не получалось. Подвоз продовольствия в Питер был затруднен. Летом еще было не так голодно. Кондратий пристрастился ловить прямо с набережной Невы ряпушку. Да стали обменивать личные вещи семьи графа, да разные предметы интерьера на дары природы и хлеб на толкучке. Но к октябрю стало очень голодно. Норму выдаваемого хлеба сократили наполовину. Было большим счастьем, если удавалось случайно достать овса, из которого делали кисель. Радовались такому деликатесу как брюквина. Сережа, забегавший иногда домой, видел, что мать тает на глазах. Тогда он отдавал Катерине часть своего пайка и просил ее, чтобы она не говорила матери. Благодаря этому и держались. Двадцатого октября Александра Петровна записала в дневнике: «Я никогда раньше не испытывала такое чувство голода, как теперь. Это, пожалуй, самое неприятное чувство, которого я ОЧЕНЬ стыжусь. Мне СТЫДНО, что раньше я не понимала этого, так как жила обеспеченной жизнью. Господи, почему Ты не прекратишь мои страдания?..»

Во второй половине октября Сережа все реже бывал дома. И Александра Петровна вела беседы с сыном через дневниковые записи, надеясь, что когда-нибудь он прочитает их. «Мой дорогой, Сережа!– писала она. – Ты – единственный продолжатель рода Вильегорских. А время сейчас очень неспокойное. Я постоянно думаю о тебе и тревожусь, ведь мы с тобой так редко видимся. Сереженька, ты уже много знаешь о нашей родословной. Но я решила записать рассказы твоего отца о происхождении рода в дневнике, который начала вести с 1903 года. Хотя сохранились документы в нашем семейном архиве, но как знать… Идет война, и ситуация в стране очень напряженная. Свой дневник я отдам на хранение жене В.А., ты понимаешь о ком я говорю. Она моя хорошая знакомая, а ее муж, как тебе известно, занимает высокий пост. Она сама передаст тебе дневник, если со мной, что случится». Это была последняя запись в дневнике, датированная 23 октября 1917 года. Дневник сын никогда не прочитает. Последний раз он был дома 22 октября. А через день, около трех часов дня, в Питере были разведены мосты для усложнения коммуникаций. Большевики рвались к власти. Маховик событий увлек поручика Сергея Владимировича Вильегорского в пучину бедствий страны и круто изменил его биографию.

В двадцатых числах октября погода продолжала показывать питерцам свой нрав. То шел ледяной дождь, то начинал идти снег. Обычная погода, привычная для питерца. И город продолжал жить прежней жизнь. Невский проспект бурлил. Гуляли прохожие, работали рестораны и синематограф. В Мариинском театре давали оперу «Борис Годунов», а в Народном доме 25 октября в «Доне Карлосе» пел великий Федор Шаляпин. Все билеты были раскуплены. Лишь трамвайное движение было ограничено из-за разведения мостов. 26 октября питерцы проснулись уже при новой власти.

– Александра Петровна, власть сменилась, – взбудораженно кричала, а не говорила вернувшаяся с улицы Катерина, которая отправилась утром за добычей продуктов. – На столбах бумажки какие-то висят. Я читать-то не умею. Народу вокруг – уймища. Все вокруг говорят, что у власти теперича какие-то большаки. Господи, что же будет? Я сейчас шла мимо Дворцовой площади, а там пьяная драка. Жуть, как страшно было. Оказывается, не поделили бочки с вином из погреба Зимнего дворца, который разграбили. Меня чуть с ног не сбил какой-то громила в папахе, откинутой на затылок. Он с левольером бежал и стрелял. Упаси, Господи, – перекрестилась Катерина, дрожавшая от страха.

– Да что же за большаки, Катерина? Очевидно, большевики. Сережа говорил вроде о них. Ну, ничего. Подождем Сереженьку, он нам все расскажет.

– Александра Петровна, миленькая, – вступил в разговор Кондратий. – А мосты-то в городе все разведены! Трамваи не идут от училища. Как же он доберется теперича до нас?

– Ой, правда твоя, Кондратий. Что же я и Сереженьку теперь не увижу? – запричитала графиня. – Что делать, что делать?

Графиня не видела сына уже четвертый день. И где ей было знать, что ожидает его впереди. Вместе с юнкерами и офицерами Владимирского училища Сережа участвовал в мятеже против правительственных войск большевиков. 29 октября они разоружили караул, который охранял училище, и арестовали комиссаров Военно-революционного комитета. Тогда большевики подвезли трехдюймовки из Петропавловки и открыли огонь прямой наводкой по зданию. Целые сутки юнкера и офицеры оказывали ожесточенное сопротивление. Выломав вход, красногвардейцы ворвались в училище и учинили настоящий погром. На глазах Сергея погибали его товарищи, совсем еще мальчишки, вчерашние гимназисты. 71 был убит, 130 ранены. Многие были заколоты штыками – заколоты безоружные, так как бой был рукопашный. Руководитель их выступления полковник Н.Н. Головин был убит. Сергею с несколькими друзьями удалось уйти по крышам. И это было настоящим чудом. Потом им станет известно, что их арестованных товарищей связали между собой, погрузили на баржи и вывезли в Финский залив, куда и сбросили. Укрывшись первоначально в Дерябинских казармах, Сергей и два его товарища стали пробираться на юг страны. А его мать, графиня Александра Петровна, была заколота штыком матросом. Вместе с двумя красногвардейцами он ворвался в дом Вильегорских, требуя от графини выдать сына, участника юнкерского мятежа. Об этом прапорщик Сергей Владимирович Вильегорский, принявший впоследствии советскую власть, никогда уже не узнает.

Глава 15

Дела по восстановлению усадьбы в городе продвигались быстрыми темпами. Сергей зачастил в свое родовое гнездо. И встреч с ним Нике избежать было просто невозможно. Сергей Владимирович любезно приглашал Веронику Аркадьевну на очередную встречу, и она просто не могла выдумать причину для отказа! Каждый раз они обедали или ужинали в полюбившемся им ресторане, и Сергей с упоением рассказывал Нике о новых подробностях и семейных тайнах рода Вильегорских. И даже зачитывал ей целые отрывки из личной переписки своих предков.

– Вот согласитесь, Вероника Аркадьевна! Общение людей в наше время во многом проигрывает общению в предыдущие эпохи. Я открою вам один секрет. После того, как я узнал, что в моих жилах течет голубая кровь, что-то во мне изменилось. И возникло такое чувство, нет-нет, только не подумайте о чувстве превосходства! Ни в коем случае! Мне сразу показалось, что все встало на свои места. Будто бы вся моя прошедшая жизнь была в состоянии временного забвения. А теперь это забвение исчезло. Наверно, во мне заговорила память рода… Как вы думаете? Такое возможно? У меня даже изменился выбор книг для чтения. Я предпочитаю сейчас мемуарную литературу. Хочется восполнить этот период забвения истинной историей. И я чувствую, что только мемуары мне в этом помогут.

«Какой же он искренний, что-то есть в нем от ребенка. А в первую встречу он показался мне слишком рационально мыслящим человеком», – подумала Ника, слушая Сергея.

– Сергей Владимирович, как вы говорите, так и есть на самом деле. Это ваше новое мироощущение основано на памяти рода. Я читала о родовой трансформации. Знаете, что это такое? Она происходит в эмоционально-чувственной сфере и требует особого душевного состояния. Ведь вы же испытали шок, когда узнали о своем происхождении?

– О, ещё и какой! Все перевернулось в моей голове, как «все смешалось в доме Облонских». Возникла какая-то неразбериха, так как я просто не мог увязать свою жизнь с новой информацией. Но потом пришло осознание.

– Я это как раз имею в виду. Вы приняли эту новость, и дальше произошла коррекция вашего мировоззрения, то есть изменение отношения к происходящему и изменение образа жизни. Сами говорите, что даже книги другие читать захотелось. И я думаю, что это не один ваш секрет, Сергей Владимирович. Сознайтесь! Иными словами, вы прошли через родовую трансформацию.

– Как интересно вас слушать, Вероника Аркадьевна!

– Мне статья о родовой трансформации попалась случайно, – ответила Ника. Но здесь она слукавила. После обнаружения внешнего сходства детского портрета деда Никиты и Сергея Вильегорского, как мы знаем, она пришла сначала к выводу, что ее дед – незаконнорожденный сын графа. «Значит и во мне течет графская кровь», – думала она тогда. С целью пробуждения родовой памяти Ника стала искать интересующие ее статьи. Только получив ответ из архива на запрос о деде, она поняла свою ошибку. Незаконнорожденным сыном графа и ее прабабки Прасковьи был дед Сергея Вильегорского. Хотя в Нике графского происхождения не было ни капельки, однако родство с Сергеем Вильегорским точно было через прабабку Прасковью. Можно сказать, седьмая вода на киселе. Но даже это отдаленное родство беспокоило Нику, так как она не знала, что ей делать со своими чувствами. Хорошо, что Сергей о родстве ничего не знал.

Нике очень хотелось иметь доказательство своих преположений. Пока у нее были только домыслы. «Ясно, что документы о рождении деда Сергея должны быть липовыми. Сергей говорил, что у него есть фото выписки из метрической книги русской церкви Святых Николая и Александры в Ницце. То есть, дед Сергея родился во Франции. Вот и зацепка! – ликовала Ника. – Ни в какой Ницце он родиться не мог. Но документ липовый сделали, были бы деньги. И как священнослужитель мог пойти на такой подлог?» Вероника Аркадьевна была наделена способностью логического мышления. Ее косвенная догадка была верна. Но ясно, что никаких документов о рождении деда Сергея в России быть просто не могло. Повитухи и знахарки никаких документов не выдавали. И она это отлично понимала. Оставалось только надеяться на чудо. И Ника продолжала делать запросы в Курский архив, прослеживая документально жизнь деда Никиты. Прошло полгода, но сдвинуться в этом вопросе ей так и не удалось.

За это же время в деле реставрации и реконструкции усадьбы Вильегорских произошли большие подвижки. Вся городская пресса ежедневно писала об этом. Вся документация была подготовлена, и на территории бывшей усадьбы были проведены необходимые аварийные работы. Были установлены временные складские помещения, и начался завоз материалов. Главное, шел отбор рабочих для проведения работ по реконструкции. Что касается реставраторов, которым предстояло восстановить сохранившуюся часть усадебного комплекса, то они были приглашены из Москвы. Активные работы предполагалось начать следующей весной. В городе было большое оживление по этому поводу. А имя Вероники Аркадьевны было у всех на устах. Тем более, что ее часто видели с владельцем усадьбы. Но отзывались все по-доброму. Однако, Нику очень беспокоили эти нескончаемые разговоры. Она не привыкла, чтобы ее персона находилась в центре внимания.

Во время очередного приезда Сергея в город, он как всегда позвонил, но Вероника Аркадьевна отказалась с ним встретиться. Вильегорский не мог понять причину ее отказа. Да и как понять, если никакого объяснения с ее стороны не было. На следующий день после отказа Ники Вильегорский пришел лично в библиотеку. Увидев его, Вероника Аркадьевна быстро скрылась за стеллажами. А Сергей, не обращая на то внимания, поздоровавшись с Валечкой и бабой Лизой, спокойно прошел в кабинет к Зинаиде Петровне. Через полчаса он ушел, вежливо попрощавшись со всеми. Остаток дня Ника провела как на иголках. Зиночка Петровна держала оборону и ничего никому не говорила о причине визита Вильегорского. Но не выдержав, к концу рабочего дня все-таки проговорилась, так как Валечка и баба Лиза постоянно осаждали ее вопросами.

– Ладно, скажу. Не могу больше молчать. Заказчик просил выдержать паузу, – заявила она.

– Паузу, но не полдня, – съязвила Валечка.

– Я думала, Никуся, ты меня осаждать будешь вопросами. А ты – кремень. Молодец! Вильегорский просил нас подготовить и провести через неделю для населения города концференцию по усадьбе. Сегодня он уезжает, поэтому только через неделю. Конференция будет в большом зале мэрии, он уже договорился. Выступят мэр, сам Вильегорский и реставратор. Информация по истории усадьбы – на нас. Я думаю, Вероника Аркадьевна, ты понимаешь, что ответственность ложится на твои плечи.

– Я поняла, Зиночка Петровна, – смущенно ответила Ника, мысленно коря себя за поведение.

«Может быть это и к лучшему. Что я как ребенок себя веду. Надо будет объясниться с Сергеем – сказать ему о нашем родстве, чтобы не давать надежду. Себя мучаю и его. Начнется тогда новый виток наших отношений, но теперь уже родственных», – решила она. Но их отношения так и не перешли в эту стадию.

Глава 16

Пробираясь на юг страны уцелевшие в ходе юнкерского мятежа владимирцы, Сергей Вильегорский и два его товарища, к середине декабря 1917 года оказались в Курской губернии. Вчерашние гимназисты были в состоянии полной растерянности. Патриотически настроенные юнкера рвались защищать страну от немцев в составе действующей армии. Но прежней царской армии со строгой дисциплиной уже не существовало. Этому способствовала политика Временного правительства после событий Февраля 1917 года. А в октябре появился новый внутренний враг – большевики. Возглавляемые полковником Головиным юнкера не приняли новую власть Советов, но в борьбе с ней потерпели поражение. Сергей и его товарищи не могли вернуться домой, так как понимали, что пощады для них не будет. В Дерябинских казармах для нижних чинов флота, где им удалось укрыться, они провели всего одну неспокойную ночь, покинув их на рассвете. С одним знакомым Сергею удалось отправить записку домой. Отдавая ее, он просил незаметно передать записку через горничную, которая каждый день выходила из дома. И вот теперь Сергей недалеко от Вильегорского. Он знал, что в усадьбе после гибели управляющего никто не жил. Туда друзья направились под прикрытием ночи, чтобы отсидеться, а заодно осмотреться, делая незаметно выходы в город.

Слезы навернулись на глаза молодого графа, когда он увидел следы всеобщего разорения в родовом доме. Стекла были разбиты, мебель почти отсутствовала или была разломана, по особняку гулял холодный ветер. Найдя приют в небольшом доме управляющего, где еще сохранились стекла в окнах и печь не была разломана, беглецы заснули мертвецким сном даже не позаботившись о дозоре. Утром, голодные и продрогшие, они смогли развести огонь в печи и нагреть воды из снега. Подойдя к окну, Сергей увидел, что из трубы дома настоятеля вился сизый дымок.

– Ребята, мы спасены. Отец Арсений здесь. Я совсем забыл о храме, – сиплым от простуды голосом прошептал Вильегорский.

– Не спеши, а вдруг там нет батюшки, а какие-нибудь грабители находятся, – взволнованно заметил Петр Шишкин, один из товарищей Сергея.

– Правильно. Сережа, не надо торопиться, – поддержал Петра второй товарищ. Это был Алексей Скородумов.

– Ребята, вряд ли. Это в усадьбе никого нет, а в деревнях рядом люди-то живут. Наша усадебная церковь – приходская для всей округи.

Пока они решали, что делать, из дома настоятеля вышла какая-то женщина с коромыслом на плече.

– Да это же матушка Серафима! – узнал ее Сергей.

И друзья, утопая в глубоком снегу, стали торить дорожку к дому настоятеля. Матушка Серафима, возвращаясь с полными ведрами, встала на месте, как вкопанная.

– Матушка Серафима, матушка Серафима, – закричал Сергей. – Не бойтесь. Это я, Сергей Вильегорский.

На его крик из дома выбежал юноша, лет четырнадцати, и маленькая девочка.

– Батюшки, молодой граф. Сереженька, милый, как ты здесь оказался? А, маменька, графиня Александра Петровна, где же? – всплеснув руками, запричитала попадья. – В дом скорее проходите. Господи, да как же вы отощали.

– Матушка, это мои друзья Петр Шишкин и Алексей Скородумов. Мы вместе учились в военном училище, – обессиленным голосом ответил Сергей и потерял сознание.

Когда через полчаса он пришел в себя, то увидел сидящих за столом своих товарищей и отца Арсения.

– Отец Арсений, здравствуйте!

– Здравствуй, крестник мой, здравствуй, Сереженька! Вот и очнулся, голубчик. А уж как напугал нас всех. Я службу закончил только, смотрю несется сын мой Кирилл Арсеньевич, сломя голову и так тараторит, что я ничего поначалу понять не мог.

– Извините, батюшка, это все эмоции, стресс сильный.

– Да не только эмоции, сын мой. Настоящий голодный обморок. Встать-то можешь? Давай за стол. Но много, ребятки, есть сразу вам нельзя. Понемножку, чада мои, – говорил скороговоркой басистым голосом отец Арсений. – Да и расскажите, как вы здесь оказались.

Во время рассказа молодого графа и его друзей отец Арсений постоянно хмурил брови и мрачнел. В комнате стояла полная тишина, когда Сергей рассказывал о том, какую зверскую расправу учинили большевики над безоружными юнкерами.

– У нас здесь тоже очень неспокойно. Многие мужики-солдаты с фронта вернулись покалеченные и обозленные на старую власть. В деревнях крестьяне бунтуют, власть Советов устанавливают. Армии фактически нет. Хорошо, что немец сюда еще не дошел. А большевики с левыми эсерами власть у нас делят. Левые эсеры тут посильнее сначала были. Что в Питере произошло – знаем из газет, да понаслышке. А теперь вот от вас услышал. Беда нависла над страной! Спасать надо матушку Россию!