Человек с глазами волка

Особенно любила сказки.

Часто вечерами, сидя в укромном местечке на свалке или же глядя в окно своей комнаты, площадью больше похожей на кладовую, чем на жилое помещение, она мечтала. Мечтала о далеком радужном мире, где больше никогда не будет одинока, где всё будет совсем иначе.

С возрастом мечты стали сложнее, но, собственно говоря, они не сильно отличались от мечтаний любой девочки-подростка. Она мечтала о собственном доме – полной чаше, о любви…

Конечно, ей рассказали, что принцев на белом коне не бывает, но она верила! Как верит любая девочка. И этим принцем (пусть и без белого коня) ей казался одноклассник, Дмитрий Грей, выхоленный, самоуверенный подросток.

И всё чаще Мариэтта посещала городскую свалку. В тот период она вообще любила сломанные вещи. Они казались ей олицетворением собственной жизни.

Как оно и бывает, кровь просыпалась с болью. Если бы Мариэтта выросла в Эльсидории, среди тех, кто понимает и знает, что происходит, то, конечно, переносила бы всё гораздо легче, но она была одна.

Постоянно мучили кошмары. Снилось, что превращается в волка или волки гонятся за ней, бегут вместе с ней. А ещё огонь. Много огня!.. Просыпалась каждый раз в холодном поту. Значения снов она не понимала.

Предельно обострилось обоняние, что существенно расширило сознание. Она полюбила стоять под дождём, мять в руках комья чёрной земли или снега, прижиматься носом к свежим листьям. Постепенно Мариэтта начинала понимать и принимать мир совсем не так, как другие люди, а согласно своей породе, что делало её только ещё более одинокой…

* * *

И вот в тот день, тринадцатого сентября, ей исполнилось шестнадцать лет.

Знаковый возраст! Именно в этот день пружиной запускаются уникальные особенности дивной породы. Всё то, что лишь робко напоминало о себе, заиграет неожиданными красками, набухнет и окончательно расцветёт лишь через девять-десять лет, что будет означать завершение процесса взросления.

Как мечтала Анжела Вир о том, что её дочь доживёт до шестнадцатого дня рождения! Как мечтала увидеть… Верила, что этот день освободит её и позволит ей наконец-то вернуться домой, в Эльсидорию…

* * *

…Горькие мысли, отяжелённые дешёвым пивом, текли вяло, и от них становилось ещё горше.

Шестнадцать лет! «Я стала уже почти взрослой, – думала девушка, – а жизнь так и не изменилась. И похоже, не изменится никогда. По крайней мере, просветов не видно». Будущее казалось пустым. Стипендия не светит, это с её-то оценками! Характеристикой! Денег на образование Джонсоны не дадут, на это даже глупо надеяться. «И что тогда? – от таких мыслей хотелось плакать. – Что делать?..»

Как же хотелось хоть что-то изменить! Вырваться из этого страшного омута. Уехать. А там… Тут голова начинала кружиться от несбыточных мечтаний. Собственно говоря, ничего конкретнее мифического «а там» у неё нет.

Она не видела, не понимала, что реальность уже подаёт знаки о том, что жизнь вот-вот изменится. Изменится навсегда. Неумолимо. Что цепочка событий уже соткана и скоро закружится водоворот судьбы, который унесет её так далеко, что даже трудно предположить, и столкнёт с такими удивительными созданиями, о существовании которых она даже не подозревает, и что однажды жизнь в доме Джонсонов покажется полузабытым кошмаром…

Наконец встала. Отряхнулась. В её движениях, в том, как приводила в порядок свою одежду, проскользнуло что-то волчье.

Грация молодого зверя.

* * *

…Странно.

Мариэтта ощутила опасность, как только переступила порог дома.

Именно это показалось странным.

Попыталась отмахнуться. Что может угрожать ей в этом доме? «Люди», – тут же ответил инстинкт. Но Мариэтта, ещё не приученная доверять собственным чувствам, не поверила. Да и чего можно ожидать от Джонсонов? Новых побоев? Не привыкать!

Но на кухне горит свет. Джонсоны всё ещё почему-то не спят, хотя обычно ложатся рано.

Странно.

Это была первая странность, за которую ухватилось сознание. Мариэтта тут же попыталась снова отмахнуться: подумаешь! Мало ли! Может, у них бессонница. Групповая. И решили на кухне посидеть. Почему бы и нет? Это же их дом! Конечно, несколько необычно, но…

Но Джордж был пьян. Мертвецки. Мариэтта услышала густой навязчивый запах спирта.

Они ждут её.

Мариэтта испугалась.

Сама не могла понять, что так испугало. Да, есть масса самых обычных причин бояться их! Но сейчас… что-то не так. Что-то действительно не так.

– Мариэтта! – От пьяного рыка Джорджа девушку бросило в холодный пот. – Зайди сюда.

Переступила порог. И стало ещё хуже.

В руках Джорджа она увидела нож. Обычный кухонный нож с длинным тонким лезвием, орудие, почти забытое на кухне благодаря многочисленным комбайнам, но всё ещё обязательный атрибут любой домохозяйки.

Универсальное оружие улиц.

– Я только хочу поговорить с тобой, – прохрипел Джонсон.

Мариэтта послушно кивнула.

– Мы растим тебя вот уже шестнадцать лет. – Он пытался быть спокоен. – Растим, как родную дочь. Даже родную дочь мы бы не растили, как тебя! – вдруг рявкнул Джордж.

Сидящая рядом Эмма вздрогнула и подняла глаза. Она – высохшая, почерневшая от насилия и привыкшая к насилию – впервые подняла глаза, чтобы искоса, украдкой посмотреть на мужа.

– А ты!.. – Джордж внезапно замолчал. – Она сказала, что за тобой придут, когда тебе исполнится шестнадцать. НО НИКТО НЕ ПРИШЁЛ!!! – закричал Джордж так, что Мариэтта чуть не подскочила.

– Никто так и не пришёл… – повторил он уже чуть спокойнее. – А деньги уже давно закончились… А ведь она обещала, что придут и дадут ещё денег. Много денег! Ещё больше!

Мариэтта молчала. Ничего не понимала.

Но при этом не забывала о ноже.

Внезапно спросила:

– Кто придет? Моя мать? – Самой тошно от такой смелости – заговорить с Джорджем! – и от всего… от имени…

– Да, твоя мать. – Джордж замолчал на некоторое время. – Я не знаю, почему она выбрала нас, но она предложила денег, много денег! Чтобы мы воспитали тебя, как собственное дитя. И, видит Бог, ей не в чем упрекнуть нас!

Джордж пьяно ударил по столу:

– Ты была очень плохим ребенком, Мариэтта. Постоянно перечила мне и Эмме, тебя нужно было укрощать, как дикого звереныша! И вот ты выросла. И теперь ты позоришь наш дом. Мы ждали её весь день, но она не пришла. Никто не пришёл! Нас обманули! – И Джордж начал вставать.

Он вставал долго, пьяно раскачиваясь, набычась.

Девушка попятилась.

«Он сейчас нападёт».

Мариэтта уперлась лопатками в стену кухни.

«Он сейчас нападёт!»

Она собралась, сжалась, подобно пружине, готовая в любой момент отскочить, дать отпор.

«Ах, если бы я была волком!..»

Мысль пришла неожиданно. Но удивляться времени нет! Потом… позже… Она подумает об этом позже.

Джордж сделал шаг в её сторону.

«Да, стать волком.

Большим,

сильным

волком!»

Мариэтта не отрывала взгляда от Джорджа. Глаза почернели, сузились.

Приготовилась…

стать волком,

к нападению,

к бою?

Мариэтта прекрасно понимала, что Джордж сейчас слишком пьян, слишком зол, что он не собирается просто избить её.

Он собирается её убить.

Вот почему ей стало так страшно, как только она вошла!..

Стать волком.

Большим,

сильным

волком!

Мужчина кинулся – Мариэтта успела отскочить – лезвие лишь оцарапало ей руку – в нос ударил запах собственной крови. И, не ожидая, когда Джордж развернётся, оттолкнётся от стены, кинулась сама…

* * *

Всё последующее показалось ей кошмарным сном.

Одним

бесконечным

кошмарным

сном.

Она бежала сквозь дождь. И вода – то ли дождь, то ли слёзы – заливала глаза, горло. Она захлёбывалась, но продолжала бежать.

То, что произошло на кухне несколько минут (а может, часов?) назад, не могло быть реальностью! Но именно ею оно и было.

Она убила Джорджа.

Вернее, он умер, когда она кинулась на него. Только это была не совсем она. Это было чудовище, волк.

Большой, сильный волк.

Которым она так хотела стать.

Мариэтта лишь толкнула его руками-лапами, упёрлась в грудь… ему, лежащему на полу… И тут услышала крик Эммы. Нет, она не просто кричала – верещала, этот звук, свербящий, пронзительный звук иглами вонзился в мозг Мариэтты.

И она очнулась.

Злоба, жажда убийства исчезли, она вновь стала собой. Тут же в нос ударил смрадный запах мочи и смерти.

Мариэтта поняла, что Джордж умер. Для этого ей не нужно было смотреть на него, но посмотрела. И тогда увидела… увидела то, что заставило Эмму так пронзительно кричать.

…Мариэтта не помнила, как вновь стала человеком.

Памяти больше не существовало.

Лишь дождь и бег.

И Мариэтта бежала. Она захлебывалась в воде, выплёвывала её на бегу, но продолжала бежать! Всё дальше и дальше. Всё быстрее и быстрее. Прочь от этого ужасного дома. Прочь от мёртвого Джорджа. Прочь от этого кошмара! Прочь!..

И лишь упав без сил посреди дороги, поняла, что от этого кошмара не убежать уже никогда.

Мариэтта разрыдалась. Скорчилась на мокром асфальте, вцепилась ногтями в плечи. А дождь падал на неё сверху своими горячими каплями…

* * *

Больше всего на свете она любила волшебные сказки.

Но в этих сказках чудовища, уставшие от собственного одиночества, похищали прекрасных принцесс. А глупые принцессы лишь кричали и рыдали. За ними однажды приезжали храбрые рыцари, на самом-то деле – глупые и самодовольные пижоны. Они убивали чудовищ, и те умирали со вздохом благодарности. А потом храбрые рыцари увозили в свой замок прекрасных принцесс и женились на них. А мёртвое чудовище так и оставалось лежать в своей пещере. Как и прежде – одинокое и холодное.

Потому что никто не любит чудовищ.

Нет таких сказок.

Глава 2. Эльсидория. Джарет. Часть первая

В то утро великий и ужасный Джарет, волшебник, повелитель Сюррии, Король домовых и гоблинов очнулся с дикой головной болью и не сразу понял, где вообще находится. Потолок вроде знаком. Но мало ли знакомых потолков! Чтобы лучше сориентироваться в пространстве, пришлось приподняться, несмотря на то что каждое движение отдавалось колкой болью в воспалённом мозгу.

К счастью, он оказался дома. Правда, почему-то не в собственной спальне и даже не в библиотеке, а на первом этаже, где располагались комнаты прислуги.

«Надеюсь, я был хорош», – подумал Джарет, оглядывая смятую постель. Угадывать, какую горничную он осчастливил этой ночью, сил не было.

Джарет всегда очень тяжело переносил похмелье – тело отекало, голова гудела. Но сегодняшний день вроде обещает быть обычным, так что можно просто погрузиться в сон. Если повезёт, то проспит до следующего утра, если нет – то до вечера и всю ночь будет шататься по собственному замку, изображая привидение.

– Джеймс!

Дверь тут же открылась, вошёл дворецкий, держа в руках поднос, на нём – запотевший графин с водой, стакан и несколько белых пакетиков с порошком от головной боли. Создавалось впечатление, что верный слуга всё это время стоял под дверью, ожидая, когда Хозяин проснется. Скорее всего, именно так оно и было.

Джарет проглотил содержимое двух пакетиков и вдоволь напился воды.

– У кого я? – поинтересовался Король.

– У Ренаты.

Джарет невольно поморщился: девица ему уже порядком поднадоела.

– Дай ей денег и гони в шею.

Джеймс кивнул. Он был абсолютно уверен, что в его обязанности, помимо всего прочего, входит также ограждать Хозяина от различных проблем вроде преследований надоевших любовниц. Соответственно, дворецкому нужно не просто вручить бывшей горничной определённую в таких случаях сумму, но и вывести её из замка так, чтобы она не нарушила покой его господина.

– Что ещё? – спросил Джарет, правда уже так, больше для порядка.

Но Джеймс ответил:

– Домовой с Грани просит вашей аудиенции.

Был бы это кто другой, то Джеймс, скорее всего, даже не упомянул бы о визитере. Тем более когда аудиенция предварительно не назначалась. Но домовые так просто не покидают свои дома.

– Он здесь? – Джарет насторожился. – Что ему нужно? Впрочем… – Джарет вздохнул. – Я спрошу его сам. Джеймс, приготовь мне ванну, кофе покрепче. А домовой пусть ожидает в тронном зале.

* * *

Итак, Джарет.

Чтобы лучше его понимать, нужно помнить одно: двойственность свойственна его натуре точно так же, как и его происхождению.

С одной стороны, он, как отпрыск двух королевских домов, обладал многими правами лишь по самому факту своего рождения. Но на самом деле – не обладал ничем.

Он, незаконный отпрыск двух королевских династий – эльфийской и английской, родился на Грани в период смутного Средневековья, в ту самую пору, когда дивность считалась наивеличайшим грехом и инквизиторы огнём и мечом вымарывали любое проявление крови, которую считали нечистой.

Его мать боялась – то ли за себя, то ли за судьбу ребёнка – родила тайно, в одной захудалой деревеньке, там же оставила на попечение местной ведьмы. Отец его был вынужден эмигрировать со своим народом в Эльсидорию. И даже если они планировали вернуться за ребенком – не сложилось.

Первые четырнадцать лет Джарет провел в глухой деревне под присмотром полубезумной бабки. Как и все дети того времени, пас овец, работал в поле, рыбачил, охотился.

Джарет с раннего детства был хорошо сложен, гибок. Людская кровь смягчила линию скул и подбородка, вылепила английский нос, но не тронула эльфийских острых ушей и миндалины разноцветных глаз (левый – синий, а правый – зелёный).

К слову говоря, разноцветные глаза – большая редкость даже для дивных. Согласно поверьям, человек с разноцветными глазами сам пишет свою историю в Книге Судеб. И действительно – Джарет уже тогда отличался умом, смекалкой, наблюдательностью. Самостоятельно научился читать, немного писать, считать. Пусть знания были неглубоки, но многие деревенские не умели и этого. А ещё он быстро перенял весь арсенал своей бабки: травы, заговоры, обряды. Но, конечно, в такой глуши его способности быстро зачахли бы, если бы ему не пришлось бежать.

Дело в том, что он безумно влюбился в дочку мельника, та ответила взаимностью. Но, увы, она с малолетства предназначена была в жены другу её отца, человеку чуть ли не втрое старше. В день свадьбы, когда вся деревня изрядно напилась, юная невеста со слезами на глазах заявила, что предпочитает отдать девственность любимому пастуху, чем ненавистному мужу.

Наутро Джарет благоразумно унес ноги.

В Эльсидории появился, уже будучи восемнадцатилетним юношей, имеющим всего лишь одну пару сапог, но это его явно не смущало! Потому что уже был учеником самого Огиона и наследником Короля домовых. Как он умудрился оказаться первым у чужого престола и тем более как сумел стать любимцем величайшего мага – остаётся загадкой и по сей день.

Правда, в Эльсидории Джарет появился не один, а сопровождаемый самой настоящей лесной бандой. Разбойники его просто обожали! Именно их пьяные языки распространили множество легенд о его дерзкой смелости, удачливости, бешеном успехе у женщин.

Вскоре стало ясно, что у Джарета грандиозные планы по захвату земель: он явно не собирался продолжать традиции престола в чистом виде. До него Короли домовых собственных границ не имели в силу специфики подданных. Построили дом – появился домовой, оградили двор – вот, пожалуйста, дворовой. Какие границы могут тут быть? Соответственно, Короли домовых жили уединённо, небогато, одержимые заботой лишь о своих подданных. Но Джарет решил, что кто-то должен быть первым. И действительно им стал.

Он выбрал на юге Эльсидории несколько разрозненных поселений (по чистой случайности там жили одни славяне) и захватил их. Объявил, что теперь это его королевство и он здесь бог и господин. Люди, конечно, сперва возмутились, но, как следует подумав, решили, что, в принципе, всё не так уж и плохо. Действительно, сложно спорить с тем, у кого в каждом доме есть свои глаза и уши.

Джарет на этом не остановился. Где силой, а где и лестью, подкупом к уже имеющимся владениям присоединил ещё несколько деревень. После почти два года собирал праздношатающуюся по Эльсидории молодежь. Наобещал им с три короба и отправил занимать пустующие земли на востоке и юге. На востоке его армия дошла до гор, где под покровительство Джарета попало небольшое племя гоблинов (именно поэтому его и стали называть Королем домовых и гоблинов). На юге – до пустыни, где тамошний странный многорукий народ, говорящий на свистящем языке, весьма вежливо попросил дальше не соваться. Таким образом его владения распростерлись южнее Альфара и заняли всю площадь между Гномлией и Королевством горных эльфов.

Джарет решил, что земли ему пока хватит.

Это пока заставило содрогнуться всех.

Итак, к двадцати девяти годам Джарет уже был правителем собственного королевства, которое назвал Сюррия, занял престол Короля домовых, требовал, чтобы его именовали Хозяином. А ещё в двадцать девять лет стал вечным.

Он прекрасно знал, что эликсир вечной молодости делается на основе сыворотки из крови Огненных птиц и рецепт его считается тайной, которую охраняет сам Совет магов, что вечность даруется только волшебникам, получившим статус мага, но плевал Джарет на правила.

Разразившийся скандал чуть было не обрушил хрупкое равновесие Эльсидории.

Как так? Какой-то мальчишка! Всего лишь волшебник! И вдруг стал вечным!

К счастью, Огион заступился за любимца. И, к счастью, Джарет вовремя изящно намекнул, что эликсир на самом-то деле был куплен у некоего мага, имя которого он вполне может назвать, желаете? Совет магов не желал. В общем, Джарет дал клятву, что навечно сохранит в тайне обстоятельства сделки, и все успокоились.

* * *

Итак, Джарет.

Домовой ожидал аудиенции в тронном зале. Ростиком был, как и все представители народа, около полуметра. Мохнатый, бородатый, одетый в обноски, он стоял переминаясь с ноги на ногу, мял в руках шляпу и рыскал глазами по сторонам, стараясь запомнить замок как можно лучше: будет чем похвастаться перед соседями!

Домовой благоговел и ужасался.

Тронный зал действительно ошеломлял. Стены отделаны мрамором цвета тёплых сливок, на полу выложены узоры из золота, серебра, драгоценных камней. Особенно домового заинтриговал трон. Неизвестно почему, но Джарет выбрал не традиционное монаршеское кресло, неудобное и помпезное, а комфортное директорское кресло с Грани с кучей функций (в том числе и массаж), обтянутое дорогой чёрной кожей. В общем, тронный зал в своём сочетании контрастов производил нужное впечатление.

Вскоре появился сам король. В принципе, он хорошо выглядел. Правда, не на двадцать девять лет, на которых навечно остановился, а где-то на тридцать пять. Чуть влажные волосы просто зачесаны назад. Светлая кремовая рубашка оттеняла белизну кожи, массивные манжеты и воротник подчеркивали изящество рук и шеи, а узкие чёрные брюки – прочие достоинства его фигуры. В общем, Джарет был хорош, и лишь знающие люди могли найти в чертах его лица признаки похмелья и противной зудящей боли в висках. Его сопровождал верный Джеймс, кативший столик с напитками и закусками.

Король прошествовал мимо домового, который был близок к тому, чтобы разрыдаться от благоговения или упасть в обморок от ужаса.

– Однако жильцы твоего дома плохо о тебе заботятся, – заметил Джарет. – Джеймс! Принеси ему что-нибудь более достойное. Прошу тебя, угощайся! – Король улыбнулся настолько приветливо, насколько сейчас вообще мог. – Я слушаю тебя.

– О! Мой Хозяин! – воскликнул домовой и вдруг затараторил: – Она не виновата! Они – дурные люди, они обижали её! Она – добрая девочка! Это была случайность!..

– Стоп! – Джарет повелительно вскинул руку. – Ты о ком?

– О девочке.

– Какой девочке?

– Ну о той, полукровке! Вашей подопечной. Её шестнадцать лет назад в мой дом принесла одна женщина. Я не знаю её имени, но у неё было вот это, – сказал домовой и достал из кармана серебряный листок.

Джарет резко подался вперед – тут же дернулась боль в висках – но это уже не имело значения! Он узнал листок. Это была не просто безделушка из тонкого чистого серебра, а своеобразная карточка Короля домовых, мол, обладателю сего оказать всяческое содействие.

Таких у Джарета не так много, где-то с десяток. Честно говоря, он их заказал, когда начитался французских приключенческих романов. Естественно, быстро раздал самым разным людям. Но по какому-то странному совпадению эти самые разные люди предпочитали листочки хранить, лишь несколько штук после вернулось к Королю домовых. Вроде как он даже выполнил обещания.

Правда это или нет – сейчас неважно. Важно сейчас лишь то, что когда-то в приступе сентиментальных чувств Джарет передал один такой вот серебряный листочек Анжеле…

Анжи, моя Анжи…

– …Она пришла ночью, – продолжил домовой. – Джонсоны её ждали. Она принесла ребёнка и драгоценности.

– Драгоценности? – переспросил Джарет.

Когда после смерти Анжелы он разбирал её вещи, то не нашёл ни одного украшения. Тогда решил, что она всё продала, поскольку очень нуждалась в тот период, оказавшись отвергнутой и собственным племенем, и возлюбленным, и до того, как решилась написать ему. Выходит, что нет.

– Да, там много чего было: кольца, серьги, ожерелья. Всё – работа дивных мастеров. Она сказала, что это в уплату за содержание ребёнка, но они…

– Бездарно спустили?

Домовой кивнул.

– Мне женщина отдала вот это, – продолжил он, указывая на листок. – С наказом, что, если не придёт в день шестнадцатилетия девочки, передать это вам и напомнить о вашем обещании. Ну так вот… Ей вчера исполнилось шестнадцать, никто не пришёл…

Джарет не ответил, лишь поджал губы.

– Кстати, Хозяин, – сказал домовой, – она оставила для вас у Джонсонов письмо. Правда, указала на нём ваше обычное имя, без титула.

– Ты прочёл его?

Конечно же нет! Домовой с благоговением смахивал пыль с конверта, на котором написано имя его Хозяина, следил за тем, чтобы письмо не потерялось, чтобы с ним ничего не случилось.

Джарет молчал.

«Она обманула меня. Но зачем?»

Вспомнил, как пришло письмо от Анжелы с просьбой о помощи. Как помчался, бросив всё.

Анжела была в ужасном состоянии! Всё время плакала, чего-то боялась. Джарет думал, что это просто истерика, к тому же поводов хоть отбавляй! Да и беременность протекала тяжело. Впрочем, роды прошли успешно, в срок появились две девочки.

Джарету показалось, что Анжела успокоилась. Но тут кому-то зачем-то понадобилось похищать одну из близняшек. Смысл? Какой вообще смысл похищать детей по очереди? Затем Анжела, как сейчас оказалось, инсценировала пропажу второго ребенка. Зачем?

«Она знала, что происходит. Вот почему».

Вспомнил, как билась о его грудь, как рыдала, молила. Вспомнил, как нашёл её мёртвой.

«Она боялась, – подумал Джарет. – Кария. Отца. Возможно, даже меня. Во всяком случае, не слишком-то она мне и доверяла! Нет, не только…»

Вспомнил, что из дома она фактически не выходила. Всё время к чему-то прислушивалась, держала под рукой оружие. Входить к ней нужно было крайне осторожно: могла и с мечом кинуться, и когти выпустить, и вообще.

«Но ей действительно кто-то угрожал. Или что-то…»

А ведь Джарет действительно всё списывал на послеродовую депрессию!

В тот день он был там. Анжела тогда ещё пользовалась всем домом. Она спустилась вниз, чтобы поставить чай, а он остался в детской. С любопытством разглядывал близняшек, те мирно спали. Гадал, как разделилась кровь, кто кем потом станет. Но вот Анжела позвала его. Когда уходили, обе девочки мирно посапывали.

Около получаса просидели на кухне. Вместе, поэтому точно всё знает. Хорошо помнит, как Анжела вдруг напряглась, бросилась наверх, он – за ней. А в комнате окно распахнуто, и…

«Одну девочку забрали, но вторую не тронули. Зачем? Как они вообще попали в комнату? И кто это – они? Я так ничего и не узнал…»

У Анжелы после разум помутился. Окопалась в одной комнате, словно оборону решила держать.

Интересно, как ей удалось спрятать девочку незаметно от всех? Впрочем, всё яснее ясного! Ей помог тогдашний Хранитель Ключей. Только как она его уговорила? Отношения ведь между ними были не ахти.