Полная версия
Семь сестер. Сестра солнца
Люсинда Райли
Семь сестер. Сестра солнца
Lucinda Riley
THE SUN SISTER
Copyright © Lucinda Riley, 2019
© Красневская З., перевод на русский язык, 2022
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
* * *Светлой памяти Люсинды Райли, благодаря которой Семь сестер появились на свет, и Зинаиды Яковлевны Красневской, благодаря которой героини заговорили на русском языке
Посвящается Элле Мичелер
Некоторые женщины боятся огня, А некоторые сами превращаются в огонь…
Р. Х. Син
Часть I
Па Солт (Папа-Соль) – приемный отец сестер (умер)
Марина (Ма) – гувернантка сестер
Клавдия – экономка
Георг Гофман – нотариус Па Солта
Кристиан – шкипер, капитан катера
СЕСТРЫ ДЕПЛЕСИПЛЕЯДЫ(Получили свои имена в честь семи звезд, входящих в созвездие Плеяд)
Майя
Алли (Альциона)
Стар (Астеропа)
Сиси (Келено)
Тигги (Тайгете)
Электра
Меропа (отсутствует)
Электра
Нью-Йорк
Март 2008 года
1
– Я не помню, где была и чем занималась в тот самый момент, когда мне сообщили о смерти отца.
– Ладно. Хотите выяснить это?
Я с недоумением уставилась на Терезу, восседавшую напротив меня в кожаном кресле с подголовником. Почему-то она вдруг напомнила мне засыпающую на ходу птицу-соню из книжки Льюиса Кэрролла про Алису в Стране чудес; то знаменитое чаепитие, которое соня устроила для своих крысиных друзей. Тереза усиленно поморгала глазами за круглыми стеклами очков в неброской оправе. Она всегда так делает, и губы у нее всегда строго поджаты. А вот ноги, которые она прячет под твидовой юбкой до колен, действительно великолепны; да и волосы тоже хороши. А ведь она вполне могла бы сойти за красивую женщину, мелькнуло у меня, если бы только сама захотела этого, но я-то прекрасно знаю, что Терезу не интересует ничего на свете, за исключением разве что одного: она снедаема неуемным желанием производить на всех впечатление интеллектуалки.
– Электра, вы снова ускользаете от меня.
– Прошу прощения, задумалась о своем.
– Пытались вспомнить, какие чувства испытали, когда узнали о смерти отца?
Поскольку я не могла сказать ей ничего определенного насчет того, где именно сейчас витали мои мысли, я лишь согласно кивнула в ответ.
– Да.
– И что?
– Ничего не могу припомнить. Простите.
– Кажется, его смерть вывела вас из равновесия, Электра. Вы очень разозлились тогда?
– Я… нет… Ничего я не злилась. То есть, я не помню, честно.
– Иными словами, вы не можете вспомнить ничего о том, что чувствовали в тот момент?
– Не могу.
– Ладно.
Она принялась сосредоточенно строчить в своем блокноте, наверняка что-нибудь вроде того: «Все еще не может смириться со смертью своего отца». Собственно, то же самое мне сказал и последний мозгоправ-психоаналитик, у которого я побывала на приеме. А я ведь только этим и занимаюсь все последние месяцы – пытаюсь смириться. За долгие годы общения с самыми разными психотерапевтами я уже успела понять, что им самим нравится выискивать какую-то особую причину моей замкнутости, моего нежелания идти на контакт с другими. Вот они и впились зубами, словно мышь в сыр, в эту сравнительно новую для них версию и будут мусолить ее до тех пор, пока я не сдамся и не соглашусь с ними, а потом сама не наплету им в ответ три короба какой-нибудь чепухи, и все только ради того, чтобы они все были счастливы и наконец-то отвязались от меня.
– А что вы сейчас чувствуете к Митчу?
О, если бы я только могла озвучить вслух все те мысли, которые пришли мне в голову по поводу моего бывшего, то наверняка Тереза бы тут же схватила со стола свой мобильник и вызвала полицию, на всякий случай предупредив их, что у нее в кабинете сидит съехавшая с катушек женщина, которая просто горит желанием вырвать с корнем яйца у одного из самых известных в мире рок-звезд; но, вместо того чтобы изрыгать угрозы, я лишь мило улыбнулась в ответ.
– Со мной все в порядке, в полном порядке. Я уже проехала этот эпизод своей жизни.
– Когда вы прошлый раз были у меня на приеме, Электра, вы были очень злы на него.
– Да, так оно и было. Но все прошло. И я сейчас в порядке. Честно.
– Что ж, это хорошая новость. А как насчет спиртного? Взяли немного под контроль свою тягу к нему?
– Взяла, – снова бодро солгала я. – Прошу прощения, но мне пора. У меня деловая встреча.
– Но мы еще только на середине нашей беседы, Электра.
– Понимаю, но ничего не могу поделать. Мне надо спешить. Такова наша жизнь.
Я поднялась со своего места и направилась к дверям.
– Может, я смогу выкроить для вас еще один сеанс в конце недели? Поинтересуетесь у Марции в приемной, есть ли у меня свободные часы.
– Обязательно спрошу, спасибо, – поблагодарила я, захлопывая за собой дверь. Быстро прошла мимо секретарши по имени Марция и, выйдя из приемной, направилась к лифту. Кабинка прибыла на этаж тотчас же и со свистом понесла меня вниз; я закрыла глаза – не люблю замкнутых пространств – и прижалась разгоряченным лбом к холодной мраморной облицовке лифта.
«Господи, – мелькнуло у меня, – неужели со мной все так плохо, что я не могу рассказать правду даже своему психотерапевту?
Да тебе просто стыдно рассказывать кому-то постороннему правду о себе… И поймут ли они, даже если бы ты рассказала? – мысленно возразила я сама себе. – Тереза наверняка обитает в ухоженном аристократическом особняке вместе со своим мужем-адвокатом и двумя детишками. А на кухне у них стоит холодильник, весь увешанный прелестными магнитиками, не магнитики, а самые настоящие крохотные произведения искусства. Ах, да! – добавила я, залезая на заднее сиденье своего лимузина. – И в обязательном порядке одна из этих тошнотворных фоток, на которой запечатлено счастливое семейство в полном составе: мамочка, папа, ребятня, все в одинаковых джинсовых рубашках, надутые, словно шарики, парящие в воздухе, преисполненные собственной важности, гордящиеся теми достижениями, которых они добились под руководством своего семейного коуча-психолога».
– Куда едем, мэм? – спросил у меня водитель через перегородку.
– Домой, – рявкнула я в ответ, выхватила из мини-холодильника бутылку с водой и тут же с силой захлопнула дверцу, чтобы не соблазниться бутылочкой чего-нибудь покрепче. Меня мучила страшная головная боль, которую не смогли снять никакие таблетки; между тем был уже шестой час вечера. Насколько я помню, вчера у меня случилась большая вечеринка, если так можно выразиться. Мой новый закадычный друг, модельер Морис, объявился в Нью-Йорке и заскочил ко мне вместе со своими приятелями, чтобы пропустить по стаканчику. Потом те позвали еще кого-то, и закрутилось, завертелось… Не помню, как я добралась до кровати, но, проснувшись поутру, с удивлением обнаружила, что я не одна и рядом со мной спит какой-то незнакомец. Красивый парень, ничего не скажешь. Мы быстро перешли к стадии повторного знакомства на физическом, так сказать, уровне, после чего я поинтересовалась, как его зовут. Фернандо (так он представился) еще пару месяцев тому назад работал водителем-экспедитором в Филадельфии, обслуживая «Уолмарт», крупнейшую сеть оптовой и розничной торговли. А потом его заметил кто-то из покупателей, имеющих отношение к миру высокой моды, и посоветовал обратиться к своему приятелю, у которого в Нью-Йорке есть собственное модельное агентство. И вот Фернандо здесь и, по его словам, будет счастлив уже в ближайшем будущем продефилировать вместе со мной по красной ковровой дорожке на каком-нибудь знаковом мероприятии. «Конечно, – подумала я про себя, – любой снимок, запечатлевший Мистера Уолмарта под ручку со мной, тут же вознесет его карьеру до небес. Во избежание такого поворота я постаралась как можно быстрее отделаться от парня.
«Так все же, Электра, что, если взять и выложить этой миссис Соне всю правду? Признаться ей в том, что накануне ты так накачала себя спиртным и коксом, что могла бы переспать с самим Санта Клаусом, даже не заметив этого. А причина, по которой ты до сих пор не можешь заставить себя подумать о том, что отца больше нет, вовсе не в том, что он умер, а в том, что ты прекрасно понимаешь, как бы ему было стыдно за тебя… Да, именно так! Ему было бы очень стыдно за твое поведение, Электра».
Когда Па Солт был жив, меня успокаивало лишь то, что он не мог видеть всех моих непотребств. Но теперь его больше нет, и он как бы стал вездесущим; вполне возможно, он был минувшей ночью в моей спальне; быть может, он и сейчас сидит рядом со мной в этой машине…
Я громко выдохнула, достала из холодильника небольшую бутылочку водки и влила содержимое себе в горло, стараясь изгнать из памяти расстроенное лицо отца, каким я его запомнила в последний раз незадолго до его смерти. Па Солт специально приехал в Нью-Йорк, чтобы повидаться со мной, сказал, что у него есть ко мне разговор. Я оттягивала свидание до самого последнего вечера, когда наконец пришлось сдаться и согласиться отужинать вместе с ним. Я прибыла в ресторан «Азиат», рядом с Центральным парком, уже будучи хорошо подшофе, приняв на грудь и водки, и наркотиков. Молча просидела напротив отца весь ужин, потом извинилась, сославшись на то, что мне надо отлучиться в дамскую уборную, и поспешила туда, чтобы сделать несколько дополнительных затяжек кокса, всячески избегая того разговора, который отец намеревался провести со мной.
Но вот наконец подали десерт; Па Солт, скрестив руки на груди, оглядел меня невозмутимым взглядом.
– Я очень обеспокоен, Электра, всем тем, что происходит с тобой. У меня такое впечатление, что ты постоянно витаешь мыслями где-то в другом месте.
– Тебе не понять, папа, в каком напряжении я постоянно живу! – огрызнулась я в ответ. – Это же вечный стресс! И как мне все это дается!
К своему стыду, я смутно помню, что было потом и что сказал мне отец в ответ. Помню лишь то, что я подхватилась со своего места и поспешила к выходу, держа отца под руку. Что ж, сейчас мне уже никогда не узнать, о чем именно собирался побеседовать со мной отец в тот вечер…
– Какое же ты дерьмо, Электра! Почему ты такая? – вопросила я сама себя, вытирая рот, и сунула пустую бутылку в карман. У меня недавно появился новый водитель: еще не хватало, чтобы он обнаружил, что я опустошила по дороге домой весь мини-бар, а потом слил эту информацию в какую-нибудь газетенку.
Но что я могла с собой поделать? Отца больше нет; нет рядом никого из тех, кого я любила. Некому помочь мне справиться со своими бедами. Придется справляться самой. А мне никто и не нужен! И отец мне тоже не нужен…
– Приехали, мэм, – оповестил меня шофер через перегородку.
– Спасибо! Уже выпрыгиваю! – отозвалась я и действительно выпрыгнула, захлопнув за собой дверцу машины. Конечно, оптимальный вариант для меня – это появляться в любом месте как можно незаметнее. Другие селебрити предпочитают пользоваться маскировкой, прячут свою внешность или ограничиваются посещением каких-нибудь малоприметных местных закусочных. Но мне с моим ростом под два метра трудно затеряться в любой толпе; даже будь я менее знаменитой, меня все равно легко вычислить везде.
– Привет, Электра!
– Томми! – Я выдавила из себя некое подобие улыбки и поднялась на крыльцо своего подъезда. – Как дела?
– Уже превосходно, коль скоро мне повезло встретить вас, мэм. Хороший был день?
– Да, все отлично, – рассеянно кивнула я в ответ и посмотрела вниз, то есть, я хочу сказать, глянула сверху вниз на своего фаната номер один. – До завтра, Томми. Увидимся!
– Обязательно увидимся, Электра! Куда сегодня вечером?
– Никуда. Останусь дома. Организую себе такой тихий домашний вечер, – ответила я, сделав прощальный взмах рукой, и вошла в вестибюль.
«По крайней мере, этот парень любит меня», – подумала я, забрав свою корреспонденцию у консьержа и направляясь к лифту. Меня сопровождал портье. Собственно, в этом не было никакой нужды, но это его работа (у меня даже мелькнуло, а не вручить ли ему ключи от квартиры – все, что было у меня при себе), потом мысли мои снова перекочевали на Томми. Вот уже несколько месяцев он простаивал днями напролет, словно часовой, у моего парадного подъезда. Поначалу это меня злило, я даже попросила консьержа попытаться как-то отделаться от него. Но Томми стоял насмерть, защищая тот клочок земли, на котором он стоял; Томми сказал, что здесь тротуар, а на тротуаре волен стоять любой человек, где ему вздумается. К тому же, по его словам, он никому не мешает, а все, чего он хочет, – так это защитить меня. Консьерж даже посоветовал мне обратиться в полицию, пусть копы обвинят парня в том, что он меня выслеживает, и тогда ему несдобровать. Но в одно прекрасное утро я ненароком поинтересовалась у молодого человека, как его полное имя, потом порылась в интернете и обнаружила там много чего интересного. Так, на Фейсбуке я прочитала, что он военный врач-ветеринар, награжден медалями за храбрость на войне в Афганистане, что у него есть жена и дочь и что живут они в Куинси. То есть никакой угрозы этот человек для меня не представляет, скорее, наоборот: присутствие Томми заставляет меня чувствовать себя в полной безопасности. К тому же он ведет себя благовоспитанно и всегда подчеркнуто вежлив; все эти доводы я и изложила консьержу, отозвав назад свои прежние претензии.
Портье вышел из кабинки лифта, пропуская меня вперед. Мы с ним немного покружились, выделывая замысловатые па для того, чтобы разойтись: мне пришлось немного отступить назад, давая ему дорогу для сопровождения меня до дверей моего пентхауса. Он открыл входную дверь своим ключом.
– Вот вы и дома, мисс Деплеси. Приятного вечера.
Портье попрощался со мной кивком головы, но взгляд его был холодным. Я прекрасно знала, что обслуживающий персонал ждет не дождется, когда же я наконец выкурюсь из этого дома, вылечу из несуществующей трубы на крыше, словно ведьма на помеле. Большинство обитателей небоскреба квартировали здесь еще с тех давних пор, когда сидели в утробе матери; в те далекие времена такие женщины, как я, и всякие прочие цветные, тянули только на то, чтобы подвизаться у них в прислуге. Все эти люди были не просто жильцами, а владельцами своих апартаментов. А кто я в сравнении с ними? Парвеню, да и только: жиличка, пусть и богатая, которая всего лишь арендует свою квартиру, потому как та старая леди, которая проживала в ней до меня, умерла, после чего ее сын сделал в квартире ремонт и попытался продать ее за сумасшедшие бабки. Но поскольку тут случилось то, что потом окрестили «мировым экономическим кризисом», ничего у него не вышло. И тогда вместо того, чтобы продавать, он сдал квартиру внаем – за самую высокую цену, которую только можно придумать. Сдал мне. Плата за квартиру была действительно безумно высокой, но, с другой стороны, пентхаус набит под завязку всякими предметами современного искусства, оснащен всевозможными гаджетами, какие только есть на свете (я не имею ни малейшего представления о том, как работают большинство из них); да к тому же и вид, который открывается с террасы на Центральный парк, необыкновенно красив. Просто дух захватывает!
Что ж, если я и нуждалась в подтверждении успешности своей карьеры, то такая шикарная квартира – самое то. «Но какие такие воспоминания у меня связаны с ней? Да никаких! – устало подумала я, опускаясь на кушетку, такую широченную, что на ней с легкостью могли бы уместиться как минимум двое здоровых парней. – Разве что эта квартира лишний раз напоминает мне о собственном одиночестве». В этих огромных апартаментах я чувствую себя такой маленькой и такой хрупкой… А еще квартира расположена на самом верху здания, под крышей… Будто я здесь сознательно пребываю в полной изоляции.
Где-то в глубине квартиры проснулся мой мобильник и заиграл мелодию песни, которая когда-то сделала Митча суперзвездой; несколько раз я пыталась поменять звуковой сигнал, но у меня ничего не вышло. «Если наша Сиси страдает дислексией и у нее проблемы со словами, так у меня вечные проблемы со всей современной электроникой», – подумала я, направляясь в спальню, чтобы взять телефон. Обрадовалась, увидев, что служанка поменяла постельное белье на огромной кровати, и все вокруг было безукоризненно чисто, как в номере хорошего отеля. Мне была симпатична моя новая служанка, которую подыскала для меня пресс-секретарь; поступив ко мне на службу, она подписала специальный договор о неразглашении средствам массовой информации сведений о всех тех безобразиях, которые я могу вытворять у себя дома. Впрочем, это обычная практика для прислуги: такие бумаги подписывали и все мои предыдущие служанки. Но все равно я невольно содрогнулась при мысли о том, какой бедлам она застала здесь после вчерашней вечеринки. Можно только представить себе, что эта девушка – кажется, ее зовут Лизбет, – подумала, когда вошла в мои апартаменты поутру.
Я плюхнулась на кровать и принялась прослушивать голосовые сообщения, поступившие на мой ящик. Пять сообщений оставила мой агент; просила срочно перезвонить ей по поводу завтрашней фотосессии для журнала «Ярмарка тщеславия». Последнее сообщение было от Эми, моего нового пресс-секретаря. Она работала у меня всего лишь три месяца, но мне она определенно нравилась.
«Привет, Электра. Это я, Эми… Я… Дело в том… То есть, я хочу сказать, что мне нравилось работать с вами, но в долгосрочном варианте мои планы поменялись. Сегодня я оставила у вашего агента заявление об уходе… Желаю вам успехов и всего самого хорошего в будущем. А еще…»
– ЧЕРТ! – громко выругалась я, нажимая на клавишу удаления записи, после чего швырнула телефон в дальний угол комнаты. – Какого черта? Что я сделала не так? Чем ее обидела? – вопросила я, вперив взгляд в потолок. Странно, но я почувствовала себя очень уязвленной. Подумать только! И это ничтожество, которое когда-то на коленях умоляло дать ей шанс поработать со мной, спустя каких-то три месяца перешагнуло через меня, как ни в чем не бывало.
– Я с самого раннего детства мечтала работать в индустрии высокой моды. Пожалуйста, мисс Деплеси, прошу вас. Я буду работать для вас день и ночь, буду жить вашей жизнью… Клянусь, я никогда и ни в чем не подведу вас, – передразнила я плаксивый голос Эми, разговаривающей с сильным бруклинским акцентом. Потом подняла с пола мобильник и позвонила своему агенту.
Собственно, в этой жизни есть три вещи, без которых я категорически не могу обходиться: водка, кокаин и пресс-секретарь.
– Привет, Сюзи. Как я поняла, Эми от нас уходит.
– Да, не самая приятная новость. Тем более у нее все хорошо получалось. – Голос Сюзи Бритиш звучал по-деловому сухо.
– Да, я тоже считала, что она неплохо справлялась со своими обязанностями. Ты случайно не в курсе, почему она уходит?
В трубке воцарилось молчание. После некоторой паузы Сюзи обронила:
– Нет, не в курсе. В любом случае, я попрошу Ребекку подменить ее на время, а к концу недели, уверена в этом, мы подыщем тебе нового пресс-секретаря. Ты мои сообщения прочитала?
– Да.
– Пожалуйста, завтра без опозданий, ладно? Они хотят отснять все еще до восхода солнца. Машина подъедет за тобой в четыре утра, ладно?
– Хорошо, нет вопросов.
– Слышала, у тебя вчера была грандиозная вечеринка.
– Да, немного развлеклись.
– Но сегодня, пожалуйста, никаких гостей, Электра. Завтра ты должна быть свежей и отдохнувшей. Один из снимков пойдет на обложку.
– Не беспокойся, Сюзи. Сегодня я буду пай-девочкой и отправлюсь в постель ровно в девять вечера.
– Хорошо. Прости, но тут у меня на другой линии звонок от Лагерфилда. Ребекка свяжется с тобой попозже, перешлет тебе список кандидатур на должность пресс-секретаря. Чао.
– Чао, – выдохнула я в трубку, но Сюзи уже успела отключиться. Сюзи – единственный человек на всем белом свете, кто осмеливается, в случае чего, наехать на меня по полной. Что и не удивительно: самый влиятельный агент в модельном бизнесе Нью-Йорка, все знаменитости у нее, как говорится, на крючке. Она нашла меня, когда мне было шестнадцать. В то время я работала официанткой в одном из парижских кафе, устроилась на работу после того, как меня исключили из третьей школы подряд. Тогда, помнится, я сказала папе, чтобы он не тратил силы и время зря, отыскивая мне очередную школу, потому что конец все равно будет таким же: меня выгонят и оттуда. К моему удивлению, отец не стал устраивать мне сцен.
Помню, меня страшно изумило то, что мой очередной провал он воспринял относительно спокойно. Конечно, немного расстроился, но не более того. Такая его реакция не только озадачила меня, но и немного подкосила.
– Думаю вот, не отправиться ли мне в путешествие? – поделилась я с ним своими планами на будущее. – Буду познавать жизнь на собственном, так сказать, опыте.
– Согласен с тобой в том, что не всегда успех в жизни приходит исключительно в результате учебы, – сказал Па Солт. – К тому же ты у меня такая яркая и неординарная девочка, что я ни минуты не сомневаюсь в том, что ты обязательно приобретешь какую-нибудь подходящую профессию. Но пока ты еще слишком юна, чтобы начинать самостоятельную взрослую жизнь. Знаешь, Электра, за стенами Атлантиса огромный необъятный мир.
– Папочка, я вполне могу позаботиться о себе, – твердо ответила я.
– Конечно, сможешь. Но скажи, а на какие средства ты собираешься путешествовать?
– Устроюсь на какую-нибудь работу, – пожала я плечами в ответ. – Пожалуй, для начала я отправлюсь в Париж.
– Отличный выбор! – одобрительно кивнул отец. – Поразительный, невероятный город!
Я мельком глянула на Па Солта, восседавшего за массивным письменным столом у себя в кабинете: по его лицу вдруг разлилось мечтательное выражение, и он заметно погрустнел. То есть точно ему почему-то стало грустно.
– Что ж, – продолжил отец, – предлагаю тебе нечто вроде компромисса. Итак, ты хочешь бросить школу, что, в общем и целом, мне понятно. Однако мне не очень по душе, что моя самая младшая дочь горит желанием начать самостоятельную взрослую жизнь в столь юном возрасте. Договоримся вот о чем. У Марины есть связи в Париже. Уверен, для начала она поможет тебе подыскать подходящее жилье. Отправляйся в Париж на все лето, а потом мы снова соберемся все вместе и решим, что нам делать дальше.
– Хорошо! – согласилась я. – Это уже почти готовый план действий.
«И все же, – мелькнуло у меня, – почему отец не злится на меня?» Почему не уговаривает продолжить учебу и получить хоть какое-то образование? Из его кабинета я вышла с убеждением, что вариантов ответа на мои вопросы два: либо отец окончательно умыл руки в том, что касается моей учебы, либо решил все же не держать меня на цепи и дать хоть немного свободы. Одним словом, сделал цепь подлиннее. Как бы то ни было, а Марина позвонила по своим старым связям, и уже совсем скоро я очутилась в прелестной маленькой студии, выходящей окнами на крыши Монмартра. Само помещение было действительно крошечным, к тому же мне пришлось делить ванную комнату с целой толпой иностранной ребятни, прибывшей в Париж с целью улучшения своего французского в рамках какой-то образовательной программы по обмену учащимися. Но в любом случае это была моя и только моя студия.
До сих пор помню то пьянящее чувство свободы, которое охватило меня поначалу, когда в самый первый вечер моего пребывания в Париже я, стоя посреди комнаты, вдруг поняла, что отныне никто уже не станет мне указывать, что и как делать. Впрочем, и готовить мне еду тоже больше никто не будет, а потому я поспешила на улицу и забрела в одно из близлежащих кафе; уселась за столик на тротуаре, закурила сигарету и принялась изучать меню. Заказала себе французский луковый суп и бокал вина, а официантка даже глазом не повела, принимая мой заказ; ее оставило равнодушной и то, что я курю, и то, что заказываю себе спиртное. Осушив целых три бокала вина, я наконец почувствовала в себе достаточно уверенности, чтобы обратиться к управляющему с вопросом, не нужны ли им официантки. И уже спустя каких-то двадцать минут я пошагала в обратном направлении, преодолевая расстояние в пару сотен ярдов, отделявшее меня от моей студии, и уже имея в своем багаже приглашение на работу. Как же я была горда собой, когда на следующее утро позвонила отцу по таксофону, стоявшему в холле, и отрапортовала ему о своих первых успехах. Надо отдать должное: известие обрадовало его и сильно впечатлило, пожалуй, ничуть не меньше, чем тогда, когда Майя поступила в Сорбонну.
