Соль 2. Обещана тебе

Парень снова белый, ну, это я уже видел, а вот Маринка, обычно не теряющая голову ни в каком случае, не роняющая зря слез и вообще самая позитивная в нашей семье, сидит на стуле и рыдает.

– Мариш… – склоняюсь над ней, гладя по голове, но вдруг парень ошарашивает.

– У нас будет ребенок. – ляпнул и замолк.

Устремляю на него глаза, закипая и дурея одновременно.

– Чего? – мгновение, и мои руки поднимают в воздух щенка за грудки.

Побелевшие костяшки скрипят, но Марина повисает на мне в слезах.

– Папа! Не надоооо… Пожалуйста! Это я виноватааа… – опускается в рыданиях на пол.

Бросаю парня и подхватываю ее за подмышки, обнимая и прижимая к себе. Как же так? Какой ребенок? Она сама еще ребенок! Мой! Любимый! Как ни странно, но, видимо, именно ее проблемное рождение двинуло по мне так, что я идеализирую ее всю жизнь. Знаю, что обычная девчонка, пухленькая, сочная, при этом энергичная, с легким нравом, она – лучшее, что со мной случилось в принципе!

– Вы оба с ума посходили… Как? К-какой ребенок? – лопочу, заикаясь, а внутри уже рвется что-то, горит, будто углей проглотил.

– Это моя вина, Михаил Николаевич! – встревает «камикадзе», не успокаиваясь, и даже с вызовом.

– Николай… – мяукает Маринка, всхлипывая.

– Простите… – бубнит, моргая.

– Молчи лучше… – скрежечу ему сквозь зубы, отсрочивая расправу.

– Марин, не плачь, пожалуйста, тебе вредно волноваться. – парень пытается гладить ее по руке, но так это выглядит по-идиотски!

– Ей с тобой вредно видеться, идиот! – не выдерживаю, грохоча хриплым басом.

– Пап…

– Мариш, скажи нормально, а? Ты залетела от этого… Но вы же… Да, бляха… – бормочу, не отпуская дочку из объятий.

– Папуль… Уже два месяца, – поднимает на меня свои огромные темные глазищи, полные слез, и все, я потек.

Больно за нее невыносимо. Как же так? Она же только жить начала. Какой ребенок? Да еще от такого же ребенка!

– Что мне сделать? Мать знает? – спрашиваю ее, испуганную и дрожащую.

– Не знает, пап. Мы-то узнали только утром, и вот… думали, кому сказать первому. – она всхлипывает, судорожно растирая слезы по лицу.

– Николай Михайлович… Марина не виновата…

– Ты можешь заткнуться, сопляк? Виноват-не виноват, сейчас это какое имеет значение? Я догадываюсь, КАК делают детей, прикинь? И виноваты вы оба! – выдыхаю. – Только ты парень, мог бы и озаботиться!

– Я пробовал…

– Ой, все! Даун, твою мать! – на мою реплику Маринка снова заходиться в рыданиях.

– Послушайте, – не унимается малец. – Только на аборт ее не ведите. Я… Я продам бабкину хату, я заплачу… только не…

– Чего? – кажется, я подвихнусь умом сегодня. – Чего ты несешь?

– … Он же живой уже. Он же мой… – в прозрачных глазах тоже собирается сырость, и пухлые губы мальчишки дрожат.

– Пааап… Вадиииик…

Я закрываю рот, потому что сил спорить больше нет. Двое малолеток пускают слюни, и единственным взрослым здесь являюсь я, на которого эти двое вывалили свои грешки. И не особо-то они ужасные, эти грешки, так, всего-то дети собрались родить детей. Никакой катастрофы, собственно…

– Значит, так. Матери сказать придется. Сядем спокойно и решим, что дальше делать, идет?

Маришка кивает, а Вадик этот явно ищет смерти.

– Я заплачу, слышите. Это подло! Он даже ответить не может… Мы…

Отпускаю дочку, усаживая обратно за стол и хватаю за шкирку парня, утаскивая его в комнату.

– Не бойся, не убью! – бросаю ей, закрывая дверь. – Слушай сюда, недоразумение! Засунь себе свои деньги… Чтобы я больше этого не слышал, ясно? Натворили дел, так хоть в руках себя держите! Твоих соплей мне еще не хватает! Ты мужчина или где?

– Понял. – ответил, как ни странно четко. – Мы придем вечером к Тамаре…

– Семеновне… – добавляю. – И спокойно, ясно? Не дергай Маринку!

– Понял. – кивнул снова. – Мы на пары, и будем тут.

Вздыхаю, возвращаясь к Маришке. Она вовсе не бестолковая, и не ветреная, и… ужас весь в том, что я очень боялся такой вот ситуации, когда она по своей доверчивости окажется молодой одинокой мамой.

– Все, не реви. Вечером все решим. Обещаю, что без крика. – целую Маришкину золотистую макушку и подхватываю коробку с рациями.

Вот так заскочил домой! Охренеть, а не день рождения. Тащу коробку, будто она не три кило, а пятьдесят три весит, и на душе погано. Не уберег. А как тут убережешь? В клетку посадишь? У Олега такая же по возрасту соплячка скачет, мозг выносит. Моя хоть по барам не шляется, да одета прилично.

Весь день на производстве я без конца прокручиваю в голове утреннюю сцену, не находя подходящего решения. А каким оно может быть? Аборт или ребенок. Чего изображать идиота из себя? Как так-то? Смятение нарастает к вечеру, когда, измотав себя и подчиненных, я наконец, выезжаю домой.

На открытой парковке во дворе замечаю незнакомую Volvo, сиротливо прижавшуюся у въезда. Отмечаю такие перемены всегда и везде. Служба обязывает, да и просто приметливость. В неприятном настроении поднимаюсь в лифте и открываю дверь своим ключом. Тишина. Прохожу в кухню, оттуда в гостиную и никого. Набираю телефон Маришки.

– Пап, мы в пути. Полчаса.

– Где носит-то? Уже семь вечера! Кончились все пары вместе взятые!

– Ты обещал… без крика. – с укором отвечает Марина.

– Ладно. – тяжелый вздох. – Я дома.

Сбросив вызов, следом набираю Тому, но абонент не доступен. И чтобы это могло значить? Припоминаю, что когда-то установил на гаджеты своего семейства отслеживание, но ввиду доверительных отношений, кажется, ни разу не воспользовался. Противный холодок пробегается по спине, от чего невольно съеживаюсь, но нажимаю на значок загрузки. Впервые за время семейной жизни я решаю посмотреть, где моя супруга. Не поздновато ли? Усмехаюсь пришедшей на ум глупости, и сверлю глазами экран, чтобы хоть он вразумил мою «приболевшую» именно сегодня голову.

Спустя пару минут нехитрых телодвижений, я отчетливо вижу на карте, что телефон жены находится в нашей многоэтажке. Ушла в гости к соседке? Кладу гаджет на стол и одиозно убираю руки в карманы, бросая украдкой взгляд в окно. А там… к неизвестной Volvo, трусит Тамара, оглядываясь, и плюхается на пассажирское сиденье…

Водить машину она так и не научилась. Пробовала неоднократно за городом, по лесу, где одна прямая колея, но бесполезно. Педалей, скоростей и кнопок слишком много, а еще есть деревья, газоны (непроезжая часть) и пешеходы. За неимением своей авто, Тому иногда подвозили до дома подружки. Мне было известно о существовании пары таких, коллег по работе, вполне приличных, созерцаемых мною иногда, когда забирал благоверную из кафе или гостей. Вместе мы появлялись на людях не часто, если не сказать, что крайне редко, но подвезти, отправить с этой целью одного из свободных водителей холдинга было обычным делом. Но тут она как воришка добегает от соседнего подъезда к машине класса «люкс», и та срывается с места, открывая шлагбаум с ключа.

Она уехала с кем-то, кто живет в нашем доме? Потираю лоб, подбородок, натужно прикидывая, но вопросы лезут один за другим, раздражая до зубного скрежета. Никогда не принимал поспешных решений, не порол горячку, в отличие от Олега, но вот появляется задачка, которую придется распутывать. Для меня это нонсенс. Я в принципе догадливый до чертиков. Сейчас же мне надо признать, что у жены любовник? Или это детективная история с романтическим налетом? Бредятина, вот что это! И больше всего настораживает, что мне не особо это интересно в свете происшествий с дочкой.

ГЛАВА 3

Дон

– Пап… – голос Маришки выдергивает меня из размышлений, и я шагаю в прихожую.

– Умоюсь, а вы в кухне. Я голодный. – тычу указательным пальцем в парочку и скрываюсь за дверью ванной.

Холодная вода особо не помогла, но немного угомонила моих бешеных демонов, призвав разум к конструктивному диалогу. Сколько раз я наблюдал, как психуют и выходят из себя люди, удивляясь такой несдержанности. И вот сам уговариваю себя не горячиться.

Самое противное в том, что горячиться, собственно, не на что. Мы, именно мы оба с Томой приняли такое решение некоторое время назад как данность, и ни один не пытался это исправить. Соседи-друзья? Окей, спим под разными одеялами. Продукты пополам покупаем? Да, запросто! И какого попугая тогда удивляться, что у жены кто-то появился? Да и сам разок в неделю заглядывал в ресторанные випки. Страсть угасла, любовь свыклась, а тут еще и третья субстанция – забота. Так я и превращусь в деда на печи с выводком курочек, о которых «забочусь…»

– В универе все нормально? – спрашиваю, усаживаясь за стол.

– Да, через месяц практика. Мы выбрали одну школу, – заявляет Марина, подавая мне что-то мясное, приятно ласкающее обоняние.

Машинально жую, не разбирая, что именно, замечая краем глаза сжавшегося в комок парня. Он взирает на меня, как на чудовище, готовясь в любой момент сорваться наутек. Я снял пиджак, и на моем боку кобура. Дочка тоже усаживается рядом с ним в молчании.

– Ну, и? – не глядя им в глаза, вопрошаю. – Из парламентеров только я по ходу.

– Мы подали заявление в ЗАГС. Завтра довезем справку, чтобы расписали вне очереди. – нетвердо объявляет парень.

Пауза. У меня точно пауза, а эти двое ждут каких-то слов.

– Я не уверен, что это правильно. В паре хотя бы одному стоит быть взрослому.

– Извините, Михаил Нико-о…, простите, Николай Михайлович. Дети должны расти в семье.

– Это тебе кто сказал? – сужаю глаза от его слов, хоть они в принципе и верны.

– Отец…

– А я могу услышать это от него лично? Пора уже познакомиться. – хмурясь, взираю на него.

– Не сможете. Он погиб. У меня только мама осталась. Она готова познакомиться… с семьей Марины… и поддерживает нас. – уже смелее получается у него.

Не добрым выходит разговор, но я и не обязан выводить его на позитив. Это моя дочь, черт возьми, беременна в девятнадцать!

– Значит, решили в семью поиграть?

– Пап… Не поиграть. Мы давно вместе, уже почти год. У нас получится, конечно, не без помощи… – выдает Маришка.

– Я нашел подработку… – заявляет этот хлюпик.

Они оба вздрагивают, когда я уставляюсь на них невидящим взглядом. Горько, конечно, это все, но отправлять собственную дочь на выскабливание я не собираюсь. Это решение приходит само собой, хоть и обидно мне, как отцу, за нее.

– Если я хоть раз увижу ее слезы, или ты позволишь себе… – мой гаджет булькает сообщением о появлении абонента в сети, и я замолкаю. – Вы – тут. Пять минут. – бросаю, выходя из кухни и дожевывая на ходу.

– Тома, где ты?

– Я… уже еду домой. Задержалась на работе! – говорит неестественно приподнято.

Ну, зачем же ты врешь, Томка?! Хочется истошно заорать от напряжения, но это будет слишком просто.

– Я дома. Марина ждет тебя для разговора. Не оседай нигде. – стараюсь говорить холодно и сбрасываю вызов. – Мать едет. А где, собственно, собралась жить молодая пара? – возвращаюсь не к самому приятному разговору, но должен закончить его.

– От бабушки мне досталась квартира в Наро-Фоминске, но продажа займет время. Кроме того, придется добавлять, чтобы купить в столице, а ипотеку дадут, если у меня будет доход. – отвечает Вадик, теребя руки. – Я пока буду в общаге, а Марина тут. – заключает, выдыхая.

– Славненько. – добавляю, взирая на них сверху вниз. – Ужинайте, встречай мать. – собираюсь уйти.

Решения у этих «товарищей», конечно же, нет. Хорошо хоть ума хватает поставить в известность родителей и не пытаться разруливать самим.

– Пап…

– Мне не просто, знаешь? Плевать, что он не принц, да все равно, кто он! – машу рукой в сторону Вадика. – Ты еще не взрослая, понимаешь? И я на самом деле не готов был вот так тебя пустить в расчет. Даже этот год ты будешь доучиваться с трудом, потом академка, потом пеленки… – выдыхаю, опуская голову, но словно волной какой-то меня толкает к ней, моей малышке.

Обнимаю ее, снова в слезах, зарываясь лицом в мягкие локоны.

– Можешь на меня рассчитывать. – говорю ей тихо, смиряясь с ситуацией. – А свадьба у тебя будет красивая, ладно? Я так хочу, булочка.

Слезы, конечно, исполненная тревоги и надежды физиономия с веснушками. Ну, дети! На что я рассчитываю?! Отправляюсь в кабинет и достаю из стола давно забытое удовольствие. Partagas Capitols, осталась всего пара штук, как я бросил несколько лет назад. Ароматный кубинский табак приятно растекается пряным вкусом во рту, успокаивая меня и расставляя все по своим местам. Рассматриваю сизые всполохи, поплывшие по кабинету, и понимаю, что я банально завис, поэтому и не успеваю за очевидным. Время меняется, течет, а я так мало замечаю вокруг.

Еще вчера разглядывал зеленые газоны, а сегодня на них лежат кучи желтых листьев. Осень. «Время грустных стихов, вермута и зонтов…» – кажется, так? Маринка справится со своей новой ролью, даже не сомневаюсь, но решение однозначно скоропалительное. Хотя, если бы все здорово задумывались о детях, то человечество не достигло бы в своей численности и половины нынешней суммы. Человек – самое ненасытное животное, поэтому всегда не вовремя – мало денег, времени, не то жилье и множество разных причин. Наша страна умудрилась выжить в тяжеленную войну на куске хлеба, и жизнь не останавливалась. После этого ныть про деньги и квартиры… как-то убого. И да, я предприму усилия, чтобы тоже поверить в удачный исход этой затеи. Надо же, дедом меня решили сделать… Горько усмехаюсь, ловя взглядом Тамару, робко вошедшую в кабинет.

Мы познакомились с ней на танцульках. Красивая, подвижная, стройная, с распущенными длинными русыми волосами. Ее смех разливался по телу жгучим желанием, и скоро я понял, что другую не хочу. Мы жили в соседних селах, поэтому родители Томы были довольны ее выбором. «Не испорченный большим городом, трудяга» – эпитеты для меня, и я попер, как танк. Армия, контракт, работал на гражданке. После рождения Маришки, честно говоря, выдохнул. Определенный предел, рубеж, когда нормальный мужик должен расставить акценты. Есть жена, ребенок, работа, чего еще надо?

Оказалось, что чувства костенеют, и отмирают, если их не подпитывать, а дети растут очень быстро. Вот и сейчас, смотрю на Тому, симпатичная, приятная, а уже не то, не сохранили мы с ней того самого, что когда-то горело и томно вздыхало в ночной тишине. Так и оставили там, в нашем первом собственном сельском доме с настоящей русской печкой, потрескивающей зимними дровишками.