Артефакт с темным прошлым

Изобразив желчную гримасу, поклонница западной авиации демонстративно повернулась к ним спиной и даже отошла подальше. Проводив ее ироничным взглядом, Крячко полушепотом спросил:

– Слушай, Лева, а вот то, что ты настаивал на автобусе, не может означать, что у тебя боязнь поездов? Или такого не бывает?

Гуров на это рассмеялся:

– Бывает. Это называется… э-э-э… сидеродромофобия вроде бы. Но я этим не страдаю. Просто… Отчего-то вдруг захотелось поехать именно на автобусе. Почему – сам понять не могу. Но раз уж решили, что выбираем поезд, то поедем на поезде.

– Сидемодорофо… Тьфу ты, блин, ну и слово придумали – язык сломать можно! – Станислав удивленно покрутил головой. – Да, я вот о чем сейчас подумал: а может, тебе на автобусе захотелось ехать не с пустого? У тебя же вон какая интуиция! Что, если ты внутренне почуял что-то неладное, какие-то проблемы, заморочки, если поедем на поезде? А?

Лев, потерев пальцами кончик уха и глядя куда-то в пространство, чуть развел руками:

– Не знаю… Чего-то «такого», негативного, не ощущаю. Ну все! Тему закрыли! От судьбы не уйдешь.

…Опера вышли из аэровокзала и, заметив маршрутку, на лобовом стекле которой значилось «Ж-Дд вокзал», поспешили на посадку. Менее чем через полчаса они уже стояли в очереди у одной из касс железнодорожного вокзала. С учетом того, что здешнее время опережало столичное на два часа, уральское солнце было уже на закате. Поезд тронулся, когда уже начало смеркаться.

Распаковывая пакет с постельными принадлежностями, Стас удовлетворенно констатировал:

– Вот и ладненько! Как раз к утру будем на месте! Ну что, малость перекусим?

Гуров, взглянув на часы, спустился вниз (ему досталась верхняя полка) и водрузил на столик пакет с продуктами, купленными перед посадкой. Под перестук колес приятели приступили к ужину, обсуждая текущие дела.

Напротив их «кубрика», на нижней «боковушке», сидел рослый парняга с крупным, квадратным лицом. Он тоже ужинал. Впрочем, он не столько ел, сколько пил. Причем не что-нибудь, а водку. Опрокидывая в рот стопку за стопкой, любитель сорокаградусной небрежно закусывал нарезанной колбасой и, что было хорошо заметно, пьянел на глазах. Соседка оперов по «кубрику» – молоденькая девушка, судя по всему, студентка, – с некоторым испугом и осуждением во взгляде украдкой наблюдала за выпивохой. И без слов было понятно, что она пребывает в состоянии тихой паники и в любое мгновение готова бежать куда глаза глядят.

Заметив это, Гуров участливо поинтересовался:

– Вас что-то беспокоит?

– Этот тип напрягает… – полушепотом призналась соседка по «кубрику». – Он ко мне уже приставал на вокзале. И вот такое невезение – ему место дали рядом с моим.

– А вы не бойтесь. Если что – мы его успокоим. – Станислав приятельски улыбнулся: – Мы из органов, так что меры примем. Присоединяйтесь к нам – очень нас этим обяжете.

– Нет, нет, спасибо! – косясь в сторону напившегося ломовика, девушка отрицательно потрясла головой. – Вон мама нагрузила продуктами целую сумку. Просто… Какой ужин? У меня на неделю вперед не осталось никакого аппетита.

А выпивоха, взяв за горлышко пустую бутылку, довольно громко стукнул ее донышком по своему столику и неожиданно заковыристо матюгнулся. После чего, покачиваясь, шагнул к девчонке, которая сжалась в комок и прижалась спиной к стенке вагона.

– А ну-ка сядь на место! – поднявшись с места, жестко потребовал Гуров. Мужик успокаиваться не пожелал. Он размахивал «розочкой» и вопил на весь вагон непотребщину о привередливых бабах. Гуров шагнул вперед. Но его опередил Крячко.

– Лева, он мой! – свирепо выдохнул он, заступив дорогу перепившему парню.

Тот, демонстрируя неплохую подготовку по части рукопашного боя, выполнил руками замысловатый финт и попытался нанести Стасу удар «розочкой» в шею. Но… Знал бы он, на кого надумал поднять руку! Его запястье с лету замерло, наткнувшись на твердокаменный блок чужой руки, а на переносицу безжалостным тараном обрушился прямой удар тяжелого, словно отлитого из свинца, кулака. На весь вагон разнеслось отрывистое – бумп!!! Мгновенно потеряв не только ориентацию в пространстве, но и гонор, а также всякое самомнение, пьянчуга, роняя свое стеклянное оружие и раскинув руки, рухнул навзничь. На его запястьях тут же защелкнулись браслеты наручников.

Усадив пребывающего в состоянии грогги отморозка на его место, опера с обеих сторон похлопали выпивоху по физиономии. Захлопав глазами, тот с испуганным воплем дернулся, но две пары крепких рук вскочить ему не позволили. Прибежавшая проводница, узнав, в чем дело, ахая, срочно связалась с начальником поезда. Совсем скоро инцидент был исчерпан: буяна высадили на ближайшем полустанке, определив в «обезьянник», и путешественники угомонились.

А в «кубрик», в котором ехали опера, на свободное место пришел крупный дядя за шестьдесят, с бычьей шеей и толстенными ручищами.

– Всем вечер добрый! – прогудел он. – Меня зовут Иван Иванович Соломин, уличное прозвище – Соломинка. Ну, видите же, какой я «худенький» и «хрупкий»… Уже пять годов как пенсионер. Раньше был экскаваторщиком. А вас, простите, как звать-величать?

– Наташа, – застенчиво улыбнувшись, представилась соседка оперов, – студентка, учусь в Уральском педуниверситете…

Переглянувшись (везет им сегодня на соседей!), представились и опера, правда, достаточно лаконично и сдержанно. Но их новый попутчик своими соседями остался очень доволен.

– О, какие в этот раз со мною едут приличные люди! – прокомментировал он. – А то вчера, когда ехал в Бург, таких соседей судьба послала! Два выпивохи – всю дорогу к бутылке прикладывались – и какой-то модник, разодетый как павлин. Как их там называют-то? Хрюки, что ль?

– Может, фрики? – подсказала Наташа.

– Точно, точно! – Иван Иванович подтверждающе вскинул указательный палец. – Сколько ехали, критикой занимался. И то ему в России плохо, и это… Даже «железка»… Ну, наша железная дорога ему не по душе. Ага! Мол, какой дурак сделал ее шире, чем в Европах? Поэтому-то, мол, европцы и смотрят на нас косо. А я ему сказал, что мой батя, он был фронтовиком, рассказывал, что если бы не наша «неправильная» «железка», то Гитлер в два счета до Москвы доскакал бы. На привалах наши бойцы, хоть вроде бы и в шутку, не раз поминали добрым словом царя Николку Первого. Это ж он такое придумал? Простили ему и декабристов. Главное дело, фриц нашей «железкой» попользоваться не смог…

Сообразив, что этот словоохотливый уралец может быть осведомлен и о происшедшем на палеонтологических раскопках, Лев нашел повод включиться в разговор.

– Полностью с вами согласен! – Он изобразил подтверждающий жест. – Все верно! Николай Первый, памятуя о том, что нам помогло разбить Наполеона, – большая протяженность территории России и отсутствие хороших дорог, распорядился сделать нашу колею шире. Кстати, о дороге я и хотел бы вас спросить… Скажите, Иван Иванович, а город Евмель – конечная станция на этой ветке от Екатеринбурга?

– Да, конечная, – кивнул Соломин. – Дальше идут только шоссейки… А вас что интересует? Вы не в сам Евмель едете?

– Нет, мы на палеонтологические раскопки, которые ведутся в тамошней округе, – пояснил Стас.

– А-а-а! Вы, наверное, собираетесь разбирать тот случай, что убили тамошнего сторожа? – догадался их собеседник. – Слышал, слышал… Из нашего села тот мужик.

– Что, об этом уже рассказывали в местных СМИ? – поинтересовался Гуров.

– Не-е-е-т! Какие у нас местные СМИ? У нас только местное сарафанное радио, – рассмеялся Иван Иванович. – Ох, и шустро оно работает! Если что случилось, то и оглянуться не успеешь, как вся округа и что надо, и что не надо знает лучше всяких ТАССов и Би-би-си…

Как явствовало из его рассказа, в карьере Кряжуновском, что рядом с их селом, больше недели назад нашли что-то необычное, о чем он узнал из сообщений все того же сарафанного радио. Что именно нашли, сказать он точно не мог. Насчет этого ходили всевозможные кривотолки. Но вот то, что находка представляла собой огромную ценность, он знал определенно. Загадочный предмет нашли работники карьера, которые там добывали и дробили камень для строительных нужд. Они-то и вызвали ученых. Те приехали, остановили все работы, начали свои раскопки и исследования.

– …Главный экспедиционер куда-то дал телеграмму, что, мол, нашли штуковину, которой, как он насчитал, целый мильон лет, а то и того поболее. То ли в Бург он сообщил, то ли в Москву… Только чего-то ему никто отвечать не захотел. А у ученых этих и тут начались осложнения. Хозяин карьера бурчать начал, что, мол, из-за раскопок камнедобыча, можно сказать, остановилась, прибыль упала, работягам платить стало нечем. Да еще и покупатели камня начали ему выставлять неустойки – у них-то тоже все встало. Пришлось ученым сворачиваться. Правда, один угол карьера для раскопок им оставили, только ничего другого они больше не нашли. Ну, это я рассказываю так, как сам услышал. А уж если кто переврал, то я не виноват.

– А где они там жили? – поинтересовался Станислав.

– Почему «жили»? Они и сейчас там все еще обретаются. Живут то ли в вагончике, то ли в палатках, подле родника. Находки свои прятали в вагончике – его им хозяин карьера выделил. Места там, я вам скажу, красивые. А еще в километре от карьера есть озеро Хрустальное. Его так прозвали за воду – чистая, как хрусталь. А глубокое! Говорят, если плыть на лодке, то и на десяти метрах глубины дно видать. Что интересно, ни рыбы, ни какой-то иной живности в нем не водится. Но говорят, что оно очень непростое. Вроде бы ночью на его берегах всякую чертовщину можно встретить…

– Это какую же? – Крячко даже вытянул шею в сторону Соломина.

– Врать не буду – не знаю… – тот пожал плечами. – Но болтают, будто те, кто с чертовщиной сталкивался, потом об этом молчат, как будто кому-то дали зарок в секрете это держать. Ну да ладно… Мы о Кряжуновском толковали. Так вот, ночным сторожем эти археологи…

– Может, палеонтологи? – уточнил Гуров.

– Может, и паленоло… Тю ты, е-мое! Не выговоришь! В общем, наняли они человека от нас, из Кряжунова. Он уже давно на пенсии, но, видимо, решил малость подзаработать. Дело-то несложное – сиди себе ночью в вагончике и сиди… Днем-то они сами за вагончиком присматривали. Да и… В деревне у нас все даже смеялись: зачем там сторож?! Никто и подумать не мог, что найдется нелюдь, который придет грабить экспедицию! Да еще кого-то надумает убить… А вишь ты, чего случилось!

– И что же там произошло? – после некоторого молчания спросил Гуров.

– Толком не знаю, но вроде бы вор чем-то ударил сторожа по голове. Возможно, собирался оглушить, но перестарался, и мужик умер почти сразу же после удара… – Иван Иванович развел руками.

Они разговаривали под стук колес, обсуждая происшедшее у Кряжунова. Затрагивали и другие темы. Например, Соломин рассказывал о немалом числе всевозможных аномалий, тайн и загадок, с чем сталкивался он сам и слышал от других. По его словам, сама территория Евмельского района представляла собой сплошную аномальную зону.

А поезд мчался и мчался в ночь. За непроницаемо-черным оконным стеклом временами мелькали огни фонарей. Опера и их попутчики пили чай, потребляли дорожную снедь и вели разговоры на самые разные темы. Разумеется, преобладали повествования о тайнах и загадках древнего Урала. В частности, Иван Иванович на полном серьезе доказывал, что описанная Бажовым Медной горы Хозяйка – не выдумка безграмотных, суеверных рудокопов, а самая что ни на есть реальность. По его словам, он сам однажды видел (правда, издалека) на вершине островерхой сопки в окрестностях Кряжунова, именуемой местными жителями (о, прикол!) Медяшкой, силуэт женской фигуры. Длилось это всего несколько мгновений, после чего неизвестная вдруг словно растворилась…

…Ранним утром, когда поезд с небольшим опозданием прибыл в Евмель, Иван Иванович остановил начавших собираться оперов:

– Мужики, вы чего сорвались-то, как ошпаренные? Куда спешите? Пойдемте со мной. Мне ж тоже до Кряжунова ехать! Я ж говорил вам, что я тамошний. Поедем вместе – мой Сашка на своей «Ниве» доставит нас туда в два счета. И от Кряжунова до карьера довезет вас. Там тоже километра три топать.

Подумав, приятели согласились. Так-то они первым делом собирались заглянуть в Евмельский райотдел, чтобы там взять все исходные материалы, наработанные местными коллегами. Но раз уж выпал такой неожиданный вариант с поездкой прямо к месту происшествия, опера решили выбрать его. И не только потому, что их «на халяву» отвезут на базу палеонтологов. Учитывая, что Иван Иванович явно имел в этой местности большой авторитет, знакомство с ним могло гарантировать максимальную откровенность потенциальных свидетелей из числа кряжуновского населения. И такой возможностью было бы глупо не воспользоваться.

…Когда поезд замер у перрона евмельского вокзала, опера вышли следом за Соломиным и вместе с ним пешком отправились в находящийся неподалеку микрорайон, неофициально именуемый Занзибаром. Почему именно так прозвали этот ничем африканским не примечательный околоток провинциального уральского городка, никто не знал. Но, по мнению Ивана Ивановича, причины тому были. По его словам, когда-то, еще во времена Союза, в этом микрорайоне работал пивбар, называвшийся «Зазнобой». Сначала так и говорили – «Зазноба»-бар, потом сократили до «Зазно»-бара. А уже потом и вовсе переделали в Занзибар, что стало ассоциироваться со всей тамошней округой.

Сын Ивана Ивановича, Александр, который переехал в райцентр из родного Кряжунова года три назад, оказался под стать своему отцу – такой же крупный, здоровенный, кряжистый, впрочем, как и многие другие кряжуновцы. Он с трудом втиснулся в свою «Ниву» на водительское место, и машина помчала гостей по извилистой дороге, тянущейся по лесистым долинам, изобилующим озерцами и озерами, между скалистыми пиками и лесистыми сопками. Минут через двадцать езды, когда «Нива» перевалила через длинную, пологую сопку, опера увидели в просветах между верхушками сосен и берез крыши большого села, раскинувшегося в долине, окруженной лесистыми сопками.

– Вот и наше Кряжуново… – торжественно объявил Александр. – Была бы у нас здесь хорошая работа, сроду не уехал бы отсюда!

Вскоре машина катила по сельской улице, застроенной добротными рублеными домами с разноцветными железными крышами и кружевными наличниками. Соломин-младший остановился у ворот большого дома под синей крышей. Выйдя из машины, Соломин-старший пожал Льву и Станиславу руки и напомнил:

– Закончите свои дела – обязательно ко мне. Да и вообще, если какие вопросы появятся – звоните, заходите… Чем смогу – помогу!

Помахав рукой, он зашагал к калитке. А «Нива», сорвавшись с места, помчалась по улицам села. Вскоре она покинула его пределы и по неровной, извилистой дороге покатила в северо-восточном направлении. Опера, глядя в окна кабины, с интересом озирали уральские ландшафты – лесистые склоны гор, причудливого вида огромные валуны, небольшое озеро у самого подножия сопки… А еще – бегущие то здесь, то там чистые, прозрачные ручьи.

– Ну, вот мы и приехали! – выруливая на территорию просторной каменистой долины, объявил Александр. – Вон там, за лесом, основной карьер… Слышите, гудят трактора, экскаваторы, самосвалы? Во-о-т! Там сейчас добывают камень. А нам – чуть левее, к закрытому карьеру. Вот там и работает экспедиция.

Полавировав среди остроугольных глыб серого камня, меж которыми кое-где виднелись серовато-малиновые валуны гранита, «Нива» подрулила к видавшему виды зеленому строительному вагончику. На стук в дверь вышел худощавый мужчина годами за пятьдесят в сером дорожном костюме.

– Доброго дня, Роман Михайлович! – поприветствовал его Александр. – Помните меня? Вот, привез к вам гостей из угрозыска.

– Да, да, помню! – улыбнулся тот. – Здравствуйте, здравствуйте! Проходите. Добро пожаловать!

Поздоровавшись и представившись, опера прошли в вагончик, где находилось еще три человека – молодая женщина и двое мужчин постарше. За чаем с добавкой каких-то ароматных трав, собранных на лесистых сопках, Роман Михайлович в общих чертах рассказал о своей загадочной находке и ее не менее загадочной пропаже. По его словам, недели две назад в их Уральский институт палеонтологии пришло сообщение о том, что при разработке каменного карьера у села Кряжунова было обнаружено нечто совершенно непонятное, отдаленно напоминающее очень древнее захоронение.

Услышав про захоронение, Гуров удивленно спросил:

– Но разве какие-либо, пусть и древние, захоронения входят в сферу интересов палеонтологов? А вы же, как я понял, палеонтологи? Ну вот… У вас же круг задач чем-то отличается от того, чем занимаются археологи?

Рябинин на это понимающе улыбнулся. Он пояснил, что разница между археологами и палеонтологами, в общем-то, не слишком большая. Археология изучает прошлое человечества, его культуру, экономику, военное дело и так далее. В частности, устройство древних жилищ, какие-то письменные памятники, технические устройства и механизмы древних людей. Ее, так сказать, «родной сестрой» следует считать антропологию. А вот палеонтология исследует времена куда более отдаленные, когда человека еще не было и в помине. А потому главнейшие объекты этой науки – животные и растения. В этом плане палеонтолог – зоолог-ботаник, изучающий биологию самых ранних эпох развития животного и растительного мира Земли. Потому, в отличие от археологии, палеонтология больше связана с геологией.

– Тогда я вообще ничего не понимаю! – Лев недоуменно развел руками. – Если было обнаружено захоронение, то почему сюда приехали именно вы? Или в ближайшей округе археологов найти не удалось?

– А потому, уважаемый Лев Иванович, – Рябинин сделал небольшую паузу, – что находка, сделанная рабочими Кряжуновского карьера, не подпадает ни под какие археологические и палеонтологические рамки и шаблоны. Окаменелые останки, найденные на двадцатиметровой глубине, принадлежат не человеку, а существу, совершенно неизвестному современной науке.

– Ух ты-ы-ы! – восхитился Крячко. – Вы имеете в виду какое-то инопланетное существо?

– Нет, нет! – профессор негромко рассмеялся и отрицательно покачал головой. – Фрагменты существа, обнаруженные в «линзе» вулканического туфа, на мой взгляд, вполне земного происхождения. Просто обитало оно очень и очень давно, когда еще не было ни Европы, ни Африки, ни обеих Америк. Предположительно его родина – один из древнейших материков, именуемый Лавразией.

– Как, как? Лавразия? – Станислав недоуменно захлопал глазами: – А это где?

– Это – здесь! – Рябинин указал пальцем на пол вагончика. – Территория, на которой находимся мы, когда-то относилась к Лавразии.

– А когда это было? И сколько всего их было, этих «лавразий»? – явно испытывая какой-то внутренний азарт, зачастил Крячко.

Не «расплываясь мыслью», профессор вкратце рассказал, что, по мнению ряда ученых еще начала прошлого века, изначально на совсем еще юной Земле был всего лишь один гигантский материк – Пангея, окруженный суперокеаном Панталассой. А несколько сот миллионов лет назад Пангея распалась на Лавразию и Гондвану.

– …Вот на этих-то материках и появились первые ростки жизни. Какая она была в точности, мы сказать не можем. Но она была – это точнее точного. Вначале это были микробы, простейшие типа амеб, потом появились многоклеточные животные, грибы и растения… К сожалению, те из них, что не имели какой-либо скорлупы или скелета, не оставили о себе вообще никакой памяти в виде отпечатков на камне. Например, древние медузы. Предположительно они могли иметь гигантские размеры – сотни метров в диаметре. Но… Мы никогда не сможем узнать, какие они были на самом деле. А вот от первых членистоногих кое-что еще осталось. Они имели хитиновую скорлупу, что и позволило в том или ином виде сохраниться каким-то фрагментам их тел. Кстати, я предполагаю, что первые разумные существа на Земле появились еще во времена Пангеи и Лавразии. И были ими не родственные нам млекопитающие, не рептилии, а очень и очень крупные насекомые. Вполне возможно, по величине соразмерные с человеком.

Как Рябинин рассказал далее, на эту мысль его натолкнули несколько сделанных им палеонтологических находок. Например, у южного края Уральских гор еще лет пятнадцать назад он нашел окаменелость, каковая могла быть конечностью очень крупного членистоногого. Причем находка на себе имела украшение в виде золотого браслета очень тонкой работы. Но тогда это было даже им самим воспринято как некий палеонтологический курьез, как некий странный артефакт. Однако еще несколько похожих находок натолкнули его на мысль о том, что древние насекомоподобные существа, обитавшие в Лавразии, были не просто высокоорганизованными. Они были по-настоящему разумными созданиями, скорее всего имевшими сложную социальную организацию общества, развитую науку и культуру. Не исключено, что развиты у них были различные искусства, хотя себе даже представить трудно, какие картины могли бы писать членистоногие художники, какие песни могли бы петь певцы-инсектоиды. Впрочем, инсектоиды запросто могли создать столь необычные науки и искусства, что современным людям себе даже представить невозможно, какими именно они могли бы быть.

– И как же они могли выглядеть? – осведомился Гуров.

– Как выглядеть… Как я уже сказал, рост у них мог быть в пределах полутора и более метров. А похожи они были, разумеется отдаленно, на кузнечиков, вставших на задние ноги, – невозмутимо пояснил профессор. – Откуда мне это известно? Во-о-о-т! Теперь самое интересное и необычное.

По словам Рябинина, получив информацию о загадочной находке в карьере Кряжуновском, он немедленно отправился в Кряжуново, взяв с собой троих помощников. Прибыв на место, ученые обнаружили намертво вросший в пласт вулканического туфа фрагмент странного предмета из очень крепкой керамики. Вероятнее всего, это была часть некоего аналога гроба – ритуальной керамической капсулы для захоронения умерших. И вот внутри этого фрагмента гроба-капсулы обнаружился окаменевший объект, напоминающий по форме голову очень большого кузнечика.

– Ага! Вы нашли часть типа гроба, а в нем – часть типа человекообразного насекомого… Ну, его голова. Так, да? А остальное-то где? – заинтересовался Станислав.

– Трудно сказать… – профессор пожал плечами. – Будем искать!

Как рассказал он далее, об этой находке они немедленно сообщили своим коллегам и академическому руководству. Но… Ответ получили примерно такого характера: не надо валять дурака и морочить нам голову, поскольку мы заведомо знаем, что такого в природе не может быть уже потому, что такого быть не может. И вообще, данная версия антинаучна, ложна и насквозь фальшива, ибо она противоречит непререкаемо-авторитетной теории Дарвина (а лет тридцать назад, наверное, еще и добавили бы: противоречит диалектическому материализму и марксистско-ленинской философии в целом).

– И что же было дальше? – спросил Крячко, подперев голову рукой и обхватив подбородок пальцами.

– А мы на этот ответ дали академическим чиновникам свой: еще больше активизировали поиски. – Рябинин иронично улыбнулся. – И вот моему главному помощнику Михаилу Ростохину – вон он, крайний слева, – крупный молодой мужчина в джинсовке и очках сдержанно кивнул, приподняв руку, – невероятно повезло: там же, на дне карьера, он случайно нашел вход в никому не известную пещеру.

– То есть до этого она была скрыта от чьих-либо глаз? – уточнил Гуров.

– Да, ее закрывала большая груда камней, осыпавшихся со склона карьера. А Мишу заинтересовало – вдруг под этой осыпью что-то есть? И он начал убирать камни. Почти полдня работал. Так же, Миш?

– Ну да-а-а… – закивал тот. – Поработать пришлось основательно. Уже ближе к концу вижу: в склоне, со стороны горы – что-то наподобие входа в пещеру. И, главное, вход этот аккуратный такой! А как расчистил до конца, стало ясно, что это не пещера даже, а что-то наподобие туннеля, уходящего в глубь горы. Ну я сразу же сообщил об этом Роману Михайловичу и всем остальным.

– Да! Да! – подхватил Рябинин. – Когда Миша сообщил нам о своей находке, мы сначала даже не могли поверить такой удаче. Еще бы! Это все равно что на рулетке в казино сорвать джекпот два раза подряд. Но факт есть факт: нам удалось найти материальное подтверждение моей теории о том, что в глубочайшей древности на Земле существовала цивилизация антропоморфных разумных насекомых.

Как поведал он далее, их команда сразу же начала обследование обнаруженного туннеля. Он имел квадратное сечение, его стенки, пол и потолок были вполне гладкими, словно их обработали алмазной фрезой. Высотой и шириной он был около полутора метров. На его обозримом протяжении (а уходил туннель в какую-то совершенно неведомую даль) в двух местах, метрах в тридцати и сорока от входа, вправо и влево от основного «штрека», все так же неведомо куда, в недра горы уходили дополнительные коридоры, правда, меньшей, чем основной, высоты и ширины.