Большие перемены

– Тем более удивительно, что он согласился в этом участвовать.

– На своих условиях.

– И каких же? В рекламе он не нуждается. Он разрешил вести съемку операции?

– В том-то и дело, нет, но пообещал потом дать мне интервью. Как знать: может, он передумает, когда мы окажемся там…

– Сомневаюсь, но все же позвони мне, детка, когда вернешься, и постарайся ни во что не ввязываться.

Это было его обычное предупреждение, и она улыбнулась, выключая свет.

А в Лос-Анджелесе Питеру Галламу было не до улыбок: у Салли Блок началось обширное отторжение донорского сердца, и через час она впала в глубокую кому. Он почти не отходил от нее до полуночи, лишь на несколько минут покидая палату, чтобы поговорить с ее матерью, и в конце концов разрешил убитой горем женщине посидеть у постели Салли. Отказывать ей в этом уже не было оснований. Опасение занести инфекцию больше не имело смысла, и в час ночи Салли Блок скончалась, не приходя в сознание и не увидев в последний раз свою мать и врача, которому так доверяла. Питер Галлам подписал свидетельство о смерти и, убитый горем, поехал домой. Там, в своем кабинете, он долго сидел в полной темноте, думая о Салли, об Анне и о других, подобных им. От бессилия руки его сжимались в кулаки, по лицу ходили желваки. Многие часы спустя, ощущая смертельную усталость, он медленно поднялся в свою спальню, закрыл дверь и молча, опустившись на кровать, прошептал:

– Простите меня… – И тогда пришли слезы. Он не знал, у кого просил прощения: просто лежал в темноте и страдал от того, что ничего не смог сделать и в этот раз… И тогда вдруг вспомнил о Патти Лу. Вот он, повод, попытаться еще раз. И в глубине души опять шевельнулась надежда.

Глава 4

Патти Лу со всеми сопровождающими удобно устроились в отдельном салоне первого класса на борту самолета, вылетевшего из аэропорта Кеннеди, и Мел молила Бога, чтобы она благополучно перенесла перелет, потому что в Лос-Анджелесе девочка уже окажется в опытных руках доктора Питера Галлама.

Волновалась она напрасно. Полет прошел в штатном режиме, без осложнений, а в Лос-Анджелесе их уже ждали медики и машина «Скорой помощи». Патти Лу с матерью сразу же отвезли в Центральную городскую больницу. По предварительной договоренности Мелани не должна сопровождать их. Доктор Галлам хотел, чтобы девочка привыкла к новой обстановке, а с Мел согласился встретиться в кафетерии следующим утром, чтобы посвятить в результаты осмотра и кратко рассказать о методах лечения. Мел он разрешил захватить блокнот и магнитофон, но телевизионщикам присутствовать при встрече запретил. Официальное интервью будет позже. Мелани с радостью поехала в гостиницу, позвонила домой сообщить, что долетела хорошо, приняла душ и отправилась прогуляться. Погода стояла чудесная, в воздухе пахло весной, но мысли то и дело возвращались к Питеру Галламу. Ей не терпелось встретиться с ним.

Следующим утром она чуть свет вскочила с постели и помчалась во взятой напрокат машине на встречу с доктором.

Миновав бесконечный коридор, она остановилась перед двойными дверями и распахнула их. В ноздри ударил густой аромат свежесваренного кофе. Оглядев ярко освещенный зал больничного кафетерия, она удивилась, что в столь ранний час здесь так много народу. За столиками пили кофе или завтракали после смены сестры, стажеры, врачи. Были здесь и родственники пациентов, заглянувшие подкрепиться после бессонной ночи. Лица их были печальны. Одна женщина тихонько плакала, утирая глаза платком, а другая, помоложе, пыталась ее успокоить, хоть и сама едва сдерживала слезы. Мелани было странно видеть, как соседствует радость и веселая болтовня медсестер с печалью и горем.

Осмотревшись, она пыталась угадать, кто же из мужчин в белых халатах Питер Галлам. Они с серьезным видом обсуждали что-то за кофе, все среднего возраста, но почему-то ни один из них не показался ей похожим на того, каким она его себе представляла. Кроме того, никто из них не поднялся ей навстречу, хотя Питер бы ее узнал.

– Мисс Адамс?

Мелани вздрогнула от звука голоса, раздавшегося прямо за ее спиной, и резко развернулась на каблуках.

– Да?

Мужчина протянул сильную прохладную руку:

– Я Питер Галлам.

Отвечая на пожатие, она смотрела на этого седовласого мужчину с добрыми голубыми глазами и грустной улыбкой и удивлялась, насколько он оказался не похож на того, каким она его представляла. Высокого роста, подтянутый, широкоплечий, он буквально излучал силу и уверенность.

– Давно ждете?

– Нет, только что пришла.

Мелани пошла вслед за ним к столику, слегка раздосадованная из-за того, что немного растерялась. Она привыкла всегда быть в центре внимания, а сейчас чувствовала себя собачкой на поводке. Он буквально подавлял ее.

– Кофе?

– Да, с удовольствием.

Их взгляды встретились, и каждый задал себе вопрос, кем станет для него другой: другом или врагом, сторонником или противником, – но в данный момент их объединяла Патти Лу, и Мел не терпелось расспросить о ней.

– Молоко, сливки, сахар?

– Нет-нет, черный.

Она попыталась было присоединиться к нему, но он жестом остановил ее.

– Не беспокойтесь. Займите лучше столик.

Он улыбнулся, и она почему-то испытала странные ощущения, похожие на нежность. Через минуту он вернулся с подносом, на котором стояли две чашки кофе, апельсиновый сок и тарелка с тостами.

– Уверен, что вы еще не завтракали.

Какой он славный и заботливый!

– Да, спасибо. – Мел улыбнулась и тут же спросила: – Как там наша девчушка?

– Все хорошо. Очень смелая девочка. Ей даже не понадобилось присутствие матери: сама быстро освоилась.

Но Мел подозревала, что это благодаря радушному приему, который был оказан юной пациентке персоналом больницы. Питер несколько раз заходил к Патти Лу, стараясь получше ее узнать до того, как приступить к обследованию. После смерти Салли у него не было тяжело больных, поэтому все свое время он мог посвятить девочке.

– Каковы ее шансы, доктор? – Мел не терпелось услышать его вердикт, и она от души надеялась, что он будет утешительным.

– Пока трудно сказать, но, полагаю, наиболее точным определением будет «неплохие».

Мел хмуро кивнула и отпила глоток кофе.

– Вы будете делать ей пересадку сердца?

– Если у нас появится донор, что маловероятно: такое случается крайне редко, мисс Адамс. Полагаю, моя первая мысль была правильной: надо попытаться восстановить ее собственное сердце, заменить поврежденный клапан.

– А как такое возможно? – слегка встревожилась Мел.

– Пересадить клапан животного: свиньи или овцы. Это уже давно вошло в практику.

– Когда вы намерены оперировать?

Доктор вздохнул и прищурился, задумавшись.

– Возможно, завтра. Надо еще провести ряд исследований.

– А она перенесет операцию?

– Надеюсь, что да.

Они серьезно посмотрели друг на друга. В этом деле никто не мог дать никаких гарантий: прогнозировать можно только поражение, чего не скажешь о победе. С этим трудно мириться день за днем, и ее восхищало то, что он делал. Мелани так и подмывало сказать ему об этом, но ей показалось, что подобные признания сейчас не ко времени, поэтому она вернулась к Патти Лу и своем репортаже. Спустя некоторое время Питер удивленно спросил:

– Скажите, мисс Адамс, почему вас так заинтересовал этот случай? Дело в репортаже или это нечто большее?

– Патти Лу особенная девочка, и я, конечно же, волнуюсь.

– Вы так заботитесь обо всех, кто попадает в ваше поле зрения? Это, должно быть, непросто?

– А у вас разве не так? Вы ведь тоже переживаете за всех своих пациентов, доктор?

– Да… почти.

«Почти»? Почему «почти»? Словно почувствовав ее замешательство, Питер с улыбкой пояснил:

– Речь о тех пациентах, состояние которых не вызывает опасений. Но вернемся к нашим делам. Вы не захватили блокнота. Значит ли это, что наша беседа будет записываться на диктофон?

– Нет-нет, – покачала головой Мелани и улыбнулась. – Мне хотелось просто побеседовать, чтобы получше узнать друг друга.

Ее слова заинтриговали его, и он не смог удержаться, чтобы не спросить:

– Зачем?

– Для того чтобы репортаж не был надуманным, мне нужно сложить свое впечатление о собеседнике.

Она мастер своего дела, настоящий профессионал, и он это сразу почувствовал. В лице Мелани Адамс Питер увидел достойного оппонента, и это так взбодрило, что он предложил ей то, о чем даже не задумывался:

– Хотите, отправимся вместе на обход?

У Мел засверкали глаза. Неожиданное приглашение польстило и вселило надежду, что, возможно, она понравилась ему и даже заслужила доверие. Это имело огромное значение для дальнейшей работы.

– С удовольствием, доктор.

– Если вы не против, зовите меня по имени.

– В таком случае я Мел.

Они обменялись улыбками.

– Договорились.

Она поднялась вслед за ним, радуясь представившейся возможности сопровождать его во время обхода. Она и мечтать об этом не могла, поэтому была очень ему признательна. Когда они выходили из кафетерия, он с улыбкой обернулся к ней:

– На моих пациентов ваше появление здесь произведет впечатление, Мел. Я уверен, что они видели вас по телевизору.

Мел привыкла, что ее узнают на улице, но никогда не кичилась этим и уж тем более не использовала в своих интересах.

Заметив ее неуверенность, Питер засмеялся:

– Вряд ли кто-то вас не знает. Пациенты с сердечными заболеваниями тоже смотрят «Новости».

– Я просто думаю, что меня невозможно узнать без макияжа в обыденной обстановке.

– Уверяю вас, это не так, – заверил ее Питер.

Ему показалось странным, что за годы работы на телевидении она так и не осознала свою популярность, но и неожиданно порадовало.

– В любом случае, доктор Галлам, звезда здесь вы.

– Питер. Зовите меня так, Мел. А что касается звезды… Просто я работаю в прекрасном коллективе. Так что мои пациенты придут в восторг, увидев вас, а не меня.

Он вызвал лифт, они поднялись на шестой этаж и оказались среди врачей и медсестер, только что пришедших на смену, оттого немного возбужденных.

Питер проводил гостью в бокс-кабинет и в оставшееся до обхода время решил откровенно рассказать о степени риска и опасности, связанных с пересадкой сердца, а еще предупредить, что в случае негативных впечатлений она вправе отказаться от интервью, тем более, что результат никоим образом не зависит от прессы, а без рекламы он обойдется.

Мел поразило названное им количество летальных исходов.

– Вы опасаетесь, что у меня может сложиться впечатление, будто пересадка сердца вообще не нужна? Вы это хотите сказать, Питер?

– Да, потому что подобное многим приходит в голову. Действительно, многие пациенты умирают вскоре после операции, но это все же шанс, пусть и не слишком обнадеживающий. И потом, пациент решает сам. Если кто-то не желает испытывать судьбу, я не настаиваю и с уважением отношусь к такому решению, но если мне все же предоставляют возможность помочь, то стараюсь сделать все, что в моих силах. Я не ратую за трансплантацию всем без разбору: это было бы безумием, – но для некоторых это единственный выход. В настоящее время мы ищем новые подходы к решению проблемы. Донорских органов недостаточно, поэтому мы ищем другие пути, а общественность противится этому процессу. Наши оппоненты думают, что мы пытаемся взять на себя роль Бога, а это не так. Мы стараемся спасать людям жизнь и делаем для этого все возможное, только и всего.

Питер встал и, предложив Мел руку, сказал:

– Буду рад услышать ваше мнение сегодня в конце дня, только совершенно объективное. Если с чем-то не согласны, не скрывайте.

Он пропустил ее вперед, а когда они выходили из бокса, спросил:

– Признайтесь, Мел, не сложилось ли у вас уже предвзятое мнение об этом?

– Честно говоря, пока не знаю, но уверена: все, что вы делаете, имеет смысл. Правда, должна признаться, меня пугают отрицательные результаты, о которых вы говорили. Оказывается, жизнь так коротка.

Он пристально посмотрел на нее.

– «Коротка» весьма относительное понятие. То, что для кого-то кажется слишком маленьким сроком, для другого – подарок судьбы: неделя, день, даже час… Поверьте: летальные исходы ужасают и меня. Но разве у нас есть выбор? В данный момент на большее мы не способны.

Мел кивнула и пошла следом за ним в холл, не переставая думать о Патти Лу. Питер читал истории болезни пациентов: лицо сосредоточенно, брови насуплены, а она наблюдала за ним. Потом он обсуждал с врачами, какие препараты следует назначать пациентам после пересадки, чтобы предотвратить отторжение донорского сердца. Чтобы ничего не упустить, Мел кое-что записала и составила список вопросов, которые хотела задать ему, когда освободится.

Наконец подошло время обхода. Питер указал на стопку белых халатов на каталке из нержавеющей стали. Мелани взяла верхний и уже на ходу натянула. Питер энергично шагал по коридору с пачкой историй в руках. Два стажера и медсестра почтительно следовали за ним. Рабочий день начался. Он толкнул дверь и вошел в первую палату. Там лежал пожилой мужчина. Питер пояснил, что две недели назад ему сделали шунтирование, и спросил, как больной себя чувствует. Тот хоть и заявил, что будто помолодел, но на юношу не очень-то походил. Выглядел он усталым, бледным. Питер, правда, заверил ее, когда они вышли из палаты, что процесс идет нормально и больной скоро поправится. В следующей палате у Мел защемило сердце при виде десятилетнего мальчика, который выглядел лет на пять-шести, потому что страдал врожденным пороком сердца и болезнью легких. Ужасные хрипы вырывались из его тщедушного тельца. Трасплантацию в данном случае проводить было слишком рискованно и преждевременно, и поэтому пока принимались временные меры для поддержания его жизни. Питер сел на стул возле кровати и начал подробно расспрашивать мальчика, а Мелани отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы. Уже в коридоре Питер слегка коснулся ее плеча, словно хотел утешить и поддержать.

Пациент следующей палаты находился на грани жизни и смерти из-за послеоперационной инфекции. Тяжелобольных людей опасность подстерегала повсюду. Она таилась в их ослабленных телах и даже в воздухе. Потом они посетили пациента в коматозном состоянии, но Питер, быстро переговорив с медсестрой, не стал задерживаться в этой палате и отправился в соседнюю, где лежали двое мужчин с лунообразными лицами. Мелани уже знала, что это побочный эффект стероидов, которые принимают больные, но с этим можно все-таки мириться.

Обход палат длился почти до полудня и по возвращении в бокс Питер ответил на ее вопросы.

– Почему так высок процент смертности после трансплантации? – мрачно спросила Мел.

– В основном из-за отторжения в любой форме, но еще одна проблема – инфекции, которым наши пациенты особенно подвержены.

– И ничего нельзя сделать?

– Мы же не боги. Возможно, положение дел изменится, после того, как пройдут испытания новые препараты. В последнее время появилось много нового в транспланталогии, так что есть надежда, что больные будут жить. Самое ужасное, что многие не хотят…

– Что вы имеете в виду?

– Для того чтобы бороться, нужны силы, воля и желание, а еще огромная выдержка.

Теперь она поняла еще кое-что.

Он помолчал, потом вдруг тихо добавил, не глядя на нее:

– Моя жена не захотела бороться за жизнь.

Мел будто пригвоздили к стулу. Что он сказал? Его жена?

– У нее была первичная легочная гипертензия, ей требовалась пересадка сердца и легких, но к тому времени во всем мире было проведено всего две подобных операции. Конечно, я не стал бы оперировать сам: была возможность отвезти ее к самому лучшему специалисту, – но она сказала «нет». Она не захотела подвергать себя тем мучениям, через которые проходят, как она знала, все мои пациенты, лишь только для того, чтобы прожить еще полгода, год или два, и спокойно встретила смерть. Это произошло полтора года назад. Ей было всего сорок два.

Он замолчал, потом, справившись с волнением, продолжил, но уже как врач, профессионал:

– В прошлом году я сделал две подобные операции и у меня нет оснований сомневаться в их успехе. За транспланталогией будущее, и я никогда не откажусь от борьбы, как бы ни были мизерны шансы на успех.

– У вас есть дети? – осторожно спросила Мелани, когда она поднял на нее взгляд.

– Трое. Марку семнадцать, Пам скоро четырнадцать, а Мэтью шесть. – Питер наконец улыбнулся. – Они замечательные ребята, только с ними чертовски трудно. Каждый день стараюсь вернуться домой пораньше, но всегда возникает какая-нибудь непредвиденная ситуация и они предоставлены сами себе.

– Мне это знакомо.

Но он, похоже, ее не слышал:

– Она не захотела даже попытаться дать нам шанс.

– Понимаю, – мягко заметила Мел. – С этим, должно быть, очень трудно смириться.

Он медленно кивнул, а затем, спохватившись, что слишком разоткровенничался, поспешно взял истории болезни, как будто хотел с их помощью восстановить между ними границу.

– Извините. Не знаю, зачем рассказал вам все это.

Мел же нисколько не удивилась: ей многие раскрывали душу, просто на сей раз это произошло чуть быстрее, – и попыталась сгладить неловкость:

– Почему бы нам не навестить Патти Лу?

Мел была глубоко тронута его рассказом, но в данный момент еще не могла подыскать нужные слова утешения.

Девочка заулыбалась, увидев их обоих, и это вернуло Мел с небес на землю, напомнив причину ее приезда в Лос-Анджелес. Они немного поболтали с Патти Лу, и, просмотрев результаты обследований, Питер удовлетворенно кивнул, потом по-отечески погладил ребенка по голове:

– Завтра у тебя очень ответственный день: мы будем ремонтировать твое сердечко, чтобы оно стало как новое.

Девочка неуверенно улыбнулась:

– И потом я смогу играть в бейсбол?

Мел и Питер переглянулись.

– Если захочешь.

Потом доктор доступно объяснил ей, какие процедуры завтра предстоят. Девочка хоть и встревожилась, но не испугалась: доктор, который ей так понравился, не мог причинить боль.

Они вышли из палаты, и Питер, взглянув на часы, спросил:

– Как насчет ленча? Вы, должно быть, умираете с голоду.

– Пока вы не спросили, я даже не думала о еде, – улыбнулась Мел. – Здесь все так интересно.

Питер был явно доволен.

Они вышли из больницы и направились к его машине.

– Вы всегда так рано начинаете работать? – поинтересовалась Мел.

Питер удивился.

– В основном да, иначе ничего не успеваешь: дел полно.

– А ваша бригада? Ведь можно как-то поделить обязанности?

– Конечно, так мы и поступаем, – пожал плечами Питер, но Мел усомнилась, что дела обстоят именно так: скорее всего он всю ответственность брал на себя и ему это нравилось.

– А кем хотят стать ваши дети?

Прежде чем ответить, Питер задумался на мгновение.

– Точно я не знаю, но Марк вроде бы собирается заняться юриспруденцией, у Пам увлечения меняются каждый день, особенно сейчас, ну а Мэтью, конечно, еще мал, чтобы задумываться о своем будущем.

Он посмотрел на нее, и Мел улыбнулась, радуясь теплому весеннему воздуху, солнцу и компании привлекательного умного мужчины, который, оказавшись за стенами больницы, словно помолодел.

– Куда поедем обедать?

Мел вдруг почувствовала, что ей с ним так же легко, как с Грантом, но в то же время она испытывает к нему нечто большее. Питер привлекал ее своей мужественностью и силой, но в то же время мягкостью, ранимостью, открытостью и скромностью. В нем не было снобизма, он не кичился своими достижениями и умел радоваться простым человеческим ценностям.

– Вы бывали в Лос-Анджелесе?

– Да, но только в командировках, у меня никогда не хватало времени не то что осмотреть город, но и спокойно поесть.

Питер улыбнулся, и Мелани поняла, что и он обычно не выходит на ленч: исключение было сделано для нее.

Ее удивило, что он ездит на огромном серебристо-сером «мерседесе»-седане: машина совсем ему не подходила.

Питер, словно прочел ее мысли, пояснил:

– Это машина Анны, а я езжу на маленькой «бээмвухе», но сейчас она в ремонте. Есть еще пикап, но я оставил его домработницце.

– Она ладит с детьми?

– Они очень к ней привязаны. А я без нее просто не знал бы, что делать. С Марком Анна справлялась сама, но когда родилась Пам, у нее уже начались проблемы с сердцем, и мы наняли эту женщину. Она немка и для нас просто дар Божий.

Мел обрадовалась возможности поговорить на безопасную тему:

– Мне по дому тоже помогает чудесная женщина, да и девчонки ее обожают.

– Сколько им?

– Скоро шестнадцать.

– Близняшки?

– Да, но разнояйцевые.

– Не похожи?

– Нет, абсолютно разные, как небо и земля: одна – стройная, рыжеволосая и, как говорят, моя копия, хотя я в этом не уверена, а вторая – невысокая пухленькая красавица, из-за которой у меня всякий раз замирает сердце, когда она идет куда-то одна.

Питер рассмеялся:

– Я все чаще убеждаюсь, что с сыновьями проще. Хоть переходный возраст довольно сложный период для любого ребенка, с Марком проблем не было, но, конечно, тогда еще была жива Анна.

Наступила длительная пауза, наконец и Питер спросил, тщательно подбирая слова:

– Вы воспитываете девочек одна?

Мел кивнула:

– Да, причем с самого рождения.

– А что с отцом? Простите, если я допустил бестактность.

– Нет-нет, все в порядке, – спокойно произнесла Мел. – Он бросил меня еще до их рождения, заявив, что в его планы дети не входили, так что он их даже не видел.

Питер Галлам был потрясен.

– Какой ужас! Ведь вы были очень молоды.

Мелани пожала плечами: это уже не причиняло боль, просто мрачное воспоминание, факт из биографии.

– Мне было девятнадцать.

– О боже! Как же вам удалось справиться одной? Родители помогли?

– Только на первых порах. Когда родились девочки, я уехала из Колумбии, начала работать. Прежде чем нашла дело по душе, сменила множество мест.

Теперь она с легкостью оглядывалась на прошлое, но он чувствовал, каким трудным было ее восхождение. При этом она не сломалась, не ожесточилась, а научилась реально смотреть на вещи и, в конце концов, добилась своего: добралась до вершины.

– Вы с такой легкостью говорите об этом, но ведь наверняка приходилось туго.

– Я почти не вспоминаю об этом. – Мел отвернулась к окну, словно заинтересовавшись городскими достопримечательностями. – Забавно, столкнувшись с трудностями, думаешь, что не выживешь, а когда их удается преодолевать и проходит время, все уже не кажется таким трудным.

Слушая ее, он размышлял, сможет ли когда-нибудь вот так же спокойно вспоминать об утрате Анны, но пока сомневался в этом.

– Знаете, Мел, самое трудное для меня – осознание, что я никогда не смогу заменить своим детям мать, а она так им нужна, особенно Пам.

– Вы не должны требовать от себя невозможного: ведь и так отдаете им все самое лучшее, что способны дать.

Питер взглянул на нее и не очень уверенно спросил:

– Вы никогда не думали опять выйти замуж, хотя бы ради дочерей?

– Не уверена, что хочу этого: брак не для меня, – и, надеюсь, девочки уже поняли это. Раньше, когда были поменьше, они постоянно спрашивали, почему у них нет папы, и я чувствовала себя виноватой, однако теперь, когда я им объяснила, что лучше уж жить одной, чем с кем попало, смирились. Наверное, хотя стыдно в этом признаться, я ужасная собственница: не представляю, как могла бы с кем-то делить моих девочек.

– Это понятно, ведь долгое время вы жили одни.

Мелани откинулась на сиденье и посмотрела на него:

– Дороже Джессики и Валерии у меня ничего нет в жизни. Они замечательные.

Наконец они доехали до фешенебельного района Беверли-Хиллз, всего в двух кварталах от знаменитой Родео-драйв, и остановились. Мелани огляделась и увидела вывеску бистро «Гарденз». Питер предложил ей руку, и они направились во внутренний дворик ресторана, скрытый от посторонних глаз цветущим кустарником. Ленч был в полном разгаре. Среди публики Мелани заметила несколько знаменитостей, потом неожиданно обнаружила, что взоры кое-кого из посетителей прикованы к ней самой. Вот две дамы, прикрыв рот ладошкой, что-то возбужденно шепчут третьей, а на лице метрдотеля медленно расплывается улыбка.

– Здравствуйте, доктор. Добрый день, мисс Адамс, рад вас видеть.

– Вас всегда узнают? – вопросительно посмотрел на нее Питер.

– Не всегда: все зависит от того, где нахожусь. – Мелани бросила взгляд на переполненный ресторан, где собирались на ленч сливки общества, и улыбнулась Питеру. – Это похоже на обход пациентов в больнице, где все смотрят на доктора Галлама.

– Вот уж никогда не замечал! – рассмеялся Питер, а вот интерес, с каким смотрят на Мелани, не заметить было невозможно.