Денарий кесаря

– Теперь понимаешь, центурион, почему я не пустил сюда преторианцев? – прокричал отец сквозь шум. – Я не смогу усмотреть за контубернием, и кого-нибудь из солдат непременно обожгли бы.

Элий в ответ надулся, но спорить не стал. Отец жестом пригласил его следовать дальше.

Когда-то литейную и место чеканки разделяла стена, но отец приказал снести ее. Прежде отлитые заготовки остывали, а перед чеканкой их грели заново. Это требовало много угля, и отец приказал подавать горячие заготовки прямо из литейной. Это требовало искусного сочетания труда многих, но у нас работали опытные люди… Новшество прижилось. Угля монетный двор стал потреблять меньше, на чем и пытался нажиться управляющий хозяйством.

В чеканной стоял грохот. Рабы подносили кузнецам горячие заготовки в маленьких железных корзиночках, затем выхватывали их по одной щипцами и клали на чекан. Кузнец приставлял сверху второй, быстро, с короткого размаха, бил молотом и стряхивал готовую монету в большую медную чашу. Раб тут же подавал следующую заготовку. Когда заготовки кончались, кузнец бросал нагревшиеся чеканы в воду и взамен брал остывшие. Тем временем подносчик подавал новую порцию заготовок… Со стороны казалось, что кузнецы словно играют своими молотами, но я знал, сколько умения нужно для точного удара. Чуть сильнее – заготовка раздавится, края монеты загнутся вверх, чуть слабее – не оттиснется рисунок. Стоит руке кузнеца дрогнуть, и отпечаток не впишется в серебряный кружок, съедет вбок. Все испорченные монеты отправятся в литейную, и императорский фиск понесет убыток на угаре серебра.

Некоторое время Элий завороженно смотрел, как только что отчеканенные монеты сыплются в чаши.

– Здесь работают рабы или вольноотпущенники? – спросил отца.

– И те, и другие. Рабы подносят, убирают, раздувают меха. Резчики, литейщики и кузнецы – вольноотпущенники.

– Им много платят?

– Двадцать денариев в месяц.

– Больше, чем легионеру!

– Легионеров у Рима много, умелого резчика или кузнеца найти труднее.

– Раб обошелся бы дешевле.

– Возможно, в Риме можно купить кузнеца или резчика, но здесь Галлия, центурион! На невольничьем рынке продают германцев или фризов, взятых в бою, они умеют только драться и пить пиво, резчика из такого не сделаешь. Германцы не годны даже на подноску угля или раздувание мехов: здесь они задыхаются, начинают тосковать по своим лесам, поэтому мрут или бегут. Все наши рабы родились или выросли в Галлии. Хозяева и родители научили их подчиняться, они спокойны и терпеливы. К тому же их сытно кормят, тепло одевают и дают немного денег, чтоб они могли купить себе вина или женщину. Рабы знают: через двадцать лет они получат свободу. Если, конечно, будут хорошо работать и не воровать.

– Не расточительно ли отпускать их?

– После двадцати лет на монетном дворе от раба мало проку. Многие получают увечья или умирают раньше этого срока. Если б законы Августа позволяли, я отпускал бы их через пятнадцать лет. У меня сейчас с десяток уже не годных рабов, которых нужно кормить…

Пока отец с Элием разговаривали, вольноотпущенник Юний проворно инспектировал только что отчеканенные монеты. В этот раз он был осторожнее: перед тем как коснуться монеты, плевал на нее и брал в руки только остывшие. Закончив, он подошел к центуриону.

– Теперь мы осмотрим хранилище! – сказал центурион. Отец молча кивнул.

У хранилища стояла стража – четверо ауксилариев; после того, как отец открыл замок, они стали подносить Юнию тяжелые кожаные мешки с денариями. Отец сам срывал печати, Юний горстью зачерпывал новенькие денарии и рассматривал их через свое стекло, по одному бросая обратно в мешок. После чего отец заново его запечатывал. Вольноотпущенник не пропустил ни одного мешка, и к концу осмотра устали все: Юний, ауксиларии, отец и даже центурион, который ничего не делал, а только внимательно следил за всеми.

– Мы закончили! – объявил Элий, после того как Юний, ссыпав денарии в последний мешок, выпрямился и отрицательно покачал головой в ответ на взгляд преторианца.

– Поднимемся ко мне! – предложил отец, и центурион охотно согласился.

Пока мы ходили по двору, рабы не теряли время: стол в триклинии был уставлен блюдами с вареным и копченым мясом, хлебом, фруктами и кувшинами с вином. В погребах префекта нашлись виноград, яблоки и мандарины. Были здесь изюм, маслины, смоквы и многое другое. Рабы поставили у стола селлы с мягкими кожаными сиденьями и два биселлия для отца и Элия. Рабы помогли нам снять доспехи и подали чаши для умывания. Все мы здорово проголодались, поэтому некоторое время молча ели, запивая кушанья сладким галльским вином. Виноград в Галлии стали возделывать совсем недавно, но местные вина уже славились. Многие считали, что они лучше италийских, даже знаменитого фалернского. Когда гости насытились, рабы по знаку отца унесли кушанья, оставив только фрукты и вино. Отец сам наполнил чашу Элия, затем свою и, отплеснув по обычаю на пол, пожелал здоровья консулам Рима. Гость поддержал.

– Теперь, когда мы сыты, а ты увидел, что хотел, – начал отец, глядя на центуриона, – можешь сказать, что искал?

– Покажи ему! – велел Элий вольноотпущеннику.

Юний встал и положил перед префектом монету. Я не удержался и скользнул за спину отца. Это был серебряный денарий – обычный, какие мы совсем недавно видели в хранилище. Отец недоуменно повертел денарий в пальцах, затем подкинул его на ладони, проверяя вес.

– Принеси лидский камень! – велел мне.

– Не стоит, префект! – упредил меня Юний. – Серебра в этом денарии больше, чем в обычном. Чистый металл, без примеси.

– Тогда в чем дело?

– Смотри внимательней, префект!

Юний протянул отцу свое стекло, и я вновь наклонился над отцовским плечом. Выпуклое стекло увеличивало рисунок, и я отчетливо видел буквы «TI. CAESAR DIVI AVG. F. AVGVSTVS» вокруг профиля императора, означавшие «Тиберий Цезарь, сын Божественного Августа, Август». На оборотной стороне денария вокруг женской фигуры на стуле (мать Тиберия Ливия в образе богини) надпись покороче: «PONTIF. MAXIM.», «великий понтифик». Отец еще раз повернул монету, и я вдруг ощутил, как напряглась его спина. Следом и меня прошиб холодный пот: вместо уродливого профиля Тиберия на монете был выбит облик неизвестного молодого человека в лавровом венке.

– По ошибке? – хрипло спросил отец.

– В твоем дворе проверяют монеты, прежде чем наполнять ими мешки? – ответил Юний вопросом.

– Два вольноотпущенника заняты только этим.

– Значит, пропустить не могли. Странная монета, не правда ли? Надпись Тиберия, а вот лицо…

– Эту монету сделали умышленно! – торжественно сказал Элий. – Те, кто хотел оскорбить великого Тиберия.

– Известно, чей это профиль?

– Некоторые полагают: Гай Юлий Цезарь, сын Германика и внук Тиберия, – тихо сказал Юний.

– Он же ребенок!

– Не совсем так. Семнадцать лет. Достаточно, чтоб стать знаменем в руках заговорщиков.

– Надо его допросить!

– Юный Гай находится под строгим присмотром! – вмешался Элий. – Дядя исключает его участие в заговоре. Кто-то воспользовался им для своих гнусных намерений!

– Возможно, шутка? – задумчиво сказал отец. – Одна монета…

– В наших руках более сотни таких денариев, – покачал головой Юний. – Все новенькие, недавно отбитые. Их чеканили не фальшивомонетчики на постоялом дворе. Глянь внимательней: оттиск ровный, гладкий, все буквы четкие. Работали умелый резчик и опытный кузнец – люди, знающие монетное дело.

– Не с моего двора! – сердито сказал отец, возвращая денарий.

– Знаю! – спокойно ответил Юний. – Видишь ли, префект, мы бросили эти странные денарии в прозрачный уксус, и тот порыжел – монеты били на железных чеканах. Ты работаешь с бронзой, а твои литейщики никогда не имели дела с железом – я успел их расспросить. Я десять лет управлял хозяйством монетного двора в Риме и хорошо знаю, как делают железные чеканы; в твоем дворе нет ничего, что говорило бы о железе.

– Денарии чеканят не только в Лугдунуме, – заметил отец.

– Еще в Испании и Африке, – подтвердил Элий. – Туда тоже направлены посланцы консула. Где бы ни таился враг Рима, его обязательно найдут.

– Враг?

– Ты живешь в Лугдунумской Галлии и многого не знаешь, – снисходительно сказал Элий. – У вас здесь спокойно. А в Риме уже много лет враги народа таят злобу и плетут заговоры против сына божественного Августа. На Тиберия много раз покушались, только стараниями моего дяди, консула Луция Элия Сеяна (да хранят его боги!), Цезарь жив. Дядя казнил сотни заговорщиков, но они не унимаются. Сейчас вот придумали эти монеты… Они жаждут создать возмущение в народе и придумали ловко. Пустить слух, что Тиберий стар, его пора сменить, и подкрепить этот слух фальшивыми денариями. Люди каждый день берут деньги в руки, и чем больше будет в ходу этих монет, тем чаще они станут задумываться. Мы должны пресечь это в зародыше! Решительно и жестоко, чтобы враг надолго запомнил!

Глаза центуриона блеснули. За столом воцарилось молчание, и первым нарушил его Элий.

– Благодарю за угощение, префект, – сказал он, вставая. – Подозрение с тебя снято, но ты поедешь со мной в Рим. Так нужно! – ответил он на немой вопрос отца. – Консул хочет тебя видеть, велел не медлить. Отправляемся прямо сейчас!

– Твои солдаты и кони устали, – хрипло сказал отец, вставая. – Будьте моими гостями! Мы отправимся на рассвете. Я велю заложить две крепкие и быстрые повозки, мы отвезем в Рим все готовые денарии, дабы консул лично мог убедиться в моей невиновности. Припасы в дороге тоже не помешают. В повозках смогут ехать те, кто обессилел или заболел. Дай мне возможность распорядиться, в Лугдунум я вернусь не скоро.

Элий нерешительно посмотрел на Юния, и тот кивнул. Меня удивил этот совет с вольноотпущенником, как и то, что Элий усадил его за один стол с нами. Позже я узнал, что Юний – важный человек в императорской канцелярии и советчик Сеяна. К счастью для нас всех, вольноотпущенник был стар и не горел рвением, как молодой центурион. Он устал и не хотел вновь трястись в седле – упоминание о повозках подвигло его согласиться. Повозки спасли нам жизнь, но это будет позже, а в тот вечер согласие Юния дало отцу возможность собраться без спешки, а мне – попрощаться с рабынями. Весь вечер рабы суетились, собирая нас в дорогу, а отец сходил в храм Юпитера и принес жертву на алтаре Августа. Покойного императора обожествил сенат, и отец обратился за помощью к тому, кто некогда возвысил его.

Ранним утром, не выспавшийся, я забрался на испанского жеребца и у ворот оглянулся на домашних, высыпавших на ступени мраморной лестницы – провожать. Здесь были сестры, их мужья, рабы и вольноотпущенники. Я искал среди десятков лиц своих милых рабынь – кивнуть напоследок, поэтому так и не бросил взгляд на дом, в котором родился и вырос. А сделать это следовало: я видел его в последний раз.

4

Пирамиды и дворцы, возведенные египтянами в эпоху фараонов, выглядят величественно. Храмы Греции изящны и нарядны. Римляне строят много и быстро, но их здания меньше египетских и проще греческих. Римляне превзошли своих учителей в другом: никто в мире не сравнится с ними в умении прокладывать дороги. Мне пришлось путешествовать по Виа Аппия, самой старой римской дороге; ей уже более трехсот лет, но выглядит она так, будто проложена вчера. Легионы завоевали Риму мир, но удержал он его благодаря дорогам. Многим не нравится римское владычество, но когда по каменным плитам новых дорог грохочут подбитые железом калиги легионеров, даже бесстрашные бунтовщики задумываются…

В период гражданских войн римские дороги пришли в запустение; Август отремонтировал их. Он не только искоренил многочисленных разбойников, безжалостно грабивших и убивавших путников, но и создал императорскую почту, снабдив дорогу станциями с конюшнями для сменных лошадей, хранилищами фуража, гостиницами и харчевнями. Центурион Элий добрался из Рима в Лугдунум за семь дней. Если б он отправился в это путешествие во времена республики, то потратил бы месяц.

Ранним утром мы оставили Лугдунум, а к полудню были уже в двадцати милях к востоку. Два преторианца с большой охотой вызвались управлять нашими повозками: ездить верхом им нравилось меньше. В одну из повозок забрался Юний, туда же солдаты сложили свои пожитки, щиты и пилумы, а мы с отцом – дорожные припасы: одежду, оружие, хлеб, вяленое мясо, сыр и кожаные бутыли с вином. Вдоль дороги хватало харчевен, но отец мой был человеком запасливым. Он даже прихватил лук и кожаный мешок стрел, как будто в дороге нас ждала охота. Отец, как многие римляне, плохо стрелял из лука, но один из ауксилариев нашей когорты, родом с Балеарских островов, научил меня сбивать птиц на лету. Наша повозка оказалась загруженной до верха, и Юнию пришлось устраиваться на узлах и свертках. Он не роптал. Скоро все поняли, почему. Когда мы после долгого пути остановились у харчевни пообедать, вольноотпущенник неуклюже выбрался из повозки и, пошатываясь, побрел к отхожему месту. Поначалу я решил, что он отсидел ноги, но потом учуял запах… Зря отец взял в дорогу столько вина!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.