Джамьянг Кхьенце Чокьи Лодро. Жизнь и эпоха

В молитвах устремления часто содержится следующее пожелание:

Пусть любой, кто установит связь с духовным учителем – будь то в силу благих своих деяний или дурных, – обретёт как временное благо, так и высшее.

Эта книга может быть особенно полезна членам различных дхарма-центров, которые следуют учениям Будды и обладают искренней верой в них. Однако и тем, кто не имеет никакого отношения к Дхарме, она может принести немало пользы. Даже если они будут воспринимать истории, вошедшие в эту книгу, как сказания и притчи, подобное чтение поможет их уму стать более открытым, послужит для них источником удовольствия и радости и позволит на время избавиться от стресса.

Вот и всё, что я хотел сказать. Я искренне сорадуюсь завершению работы по подготовке русского издания этой книги. Пусть она послужит во благо! По правде говоря, у меня нет никаких сомнений, что так оно и будет!

Таши Делег!

Оргьен Тобгьял

Вступительное слово переводчика русскоязычного издания

Прежде всего я хотел бы попросить прощения за все допущенные мной при переводе ошибки, описки и неточности. Работать с текстами, в которых описывается жизнь выдающихся духовных учителей, всегда очень непросто. А в данном случае ситуация усложняется ещё и тем, что Джамьянг Кхьенце Чокьи Лодро является не просто великим мастером тибетского буддизма, но также последователем внесектарного подхода риме. Это означает, что для того, чтобы безошибочно перевести хотя бы просто названия всех циклов, сводов, садхан, сокровищ терма, наставлений и посвящений, огромное количество которых перечисляется в его биографии, необходимо самому быть экспертом во всех школах тибетского буддизма, коим я, к сожалению, не являюсь. Тем не менее я добросовестно приложил все усилия, чтобы не исказить названия бесчисленных текстов, которые к тому же позже прошли скрупулёзную проверку редактора и корректора. Однако некоторые ошибки и неточности наверняка остались незамеченными. Я уверен, что эта книга выдержит множество переизданий, поэтому обращаюсь с просьбой к последователям всех школ тибетского буддизма присылать мне обнаруженные ошибки на электронную почту [e-mail].

Далее мне хотелось бы поблагодарить всех, кто помогал мне в работе над этой книгой.

Я никогда бы не разобрался с тонкостями многочисленных буддийских церемоний, ритуалов, посвящений, торжественных мероприятий, традиционных тибетских празднеств, а также уклада монастырской и мирской жизни тибетцев без помощи одного из моих учителей – Лопона Церинга Гонпо, кхенпо шедры Шри Сингха монастыря Дзогчен, который терпеливо разъяснял мне особенно трудные для понимания моменты.

Я глубоко признателен Ирине Мащицкой, сумевшей по моей просьбе уговорить Оргьена Тобгьяла Ринпоче, который является рассказчиком историй, вошедших в первую часть этой книги, составить специальное вступительное слово для русского издания. Я уверен, что лучше него самого никто не смог бы убедить русскоязычных читателей в том, что эта книга несёт в себе исключительно благо, какое всегда возникает из преданности и чистого ви́дения.

Особую благодарность мне хотелось бы выразить Анне Зильман, которая буквально спасла меня, переведя это вступительное слово с тибетского языка (Ринпоче прислал его не в виде традиционного письма, а просто наговорил в форме видеосообщения в мессенджере, и сам на слух я бы его ни за что не перевёл!).

Я также благодарен Сергею Иванникову, который и посоветовал мне обратиться к Анне, когда я уже совсем было потерял всякую надежду узнать, что же сказал нам в своём вступительном слове Ринпоче.

И, конечно же, я искренне признателен Александру Нариньяни, редактору серии «Самадхи», который, несмотря на свою занятость, всегда выделял время, чтобы помогать мне с правильным русским написанием тибетских терминов, топонимов и личных имён, которых в этой книге великое множество.

Что касается самой книги, то, на мой взгляд, она принадлежит к той очень редкой категории книг, которые либо вызывают полное неприятие, либо становятся сердечным сокровищем, с которым уже не расстаёшься до конца жизни.

Антон Мускин

Воспоминания о Ринпоче

Оргьен Тобгьял Ринпоче

Джамьянг Кхьенце Лодро. Цуглакханг в Дворцовом монастыре в Гангтоке, Сикким, конец 1950-х гг. Фото предоставлено лабрангом Кхьенце

Вступление

Одним зимним днём – это было в 2010 году – Дзонгсар Кхьенце Ринпоче Тхубтен Чокьи Гьяцо (ныне живущий тулку Дзонгсара Кхьенце Ринпоче) подобно урагану ворвался в мой дом в Бире и потребовал рассказать ему всё, что я когда-либо слышал о Джамьянге Кхьенце Чокьи Лодро. «Мы решили перевести на английский язык „Великую биографию“, – сказал он, – и хотим добавить к ней коллекцию историй, которые ты знаешь о Кхьенце Чокьи Лодро. Поэтому давай-ка расскажи всё, что ты когда-либо о нём слышал, – и хорошее, и плохое. Да смотри ничего не утаивай!» Он поудобнее устроился в кресле, включил диктофон и скомандовал: «Поехали!».

ОТКУДА ВЗЯЛИСЬ ЭТИ ИСТОРИИ

Прежде всего следует рассказать о том, как появились эти истории.

Я был ещё юнцом, когда впервые встретил Кхьенце Чокьи Лодро и установил с ним дхармическую связь. Мой отец, Третий Нетен Чоклинг Пема Гьюрме Гьяцо, доверял ему целиком и полностью. Для него Ринпоче был не просто исключительно драгоценным учителем – он являлся его коренным гуру. Моя мать, Цеванг Палдрон, воспринимала его точно так же, и точно так же воспринимали его Лама Путце, Вангчен Дордже и все домочадцы, включая меня самого. На протяжении всего своего детства я ощущал сильнейшую преданность Ринпоче. Я ощущаю её и теперь. С годами я также проникся уважением к его ученикам, родственникам, помощникам и членам его семьи. Все мы очень сблизились за это время. Когда мы собираемся вместе, то почти всегда разговор переходит на воспоминания о Ринпоче, и именно от его близких друзей и соратников я узнал истории о Кхьенце Чокьи Лодро[1]. Мы всегда называли его просто «Ринпоче».

Дилго Кхьенце как-то раз признался мне, что Ринпоче сам велел ему составить свою биографию: «Я уйду раньше тебя, и после этого тебе придётся взять на себя ответственность за составление моей биографии». Затем он открыл сундук и достал оттуда стопку бумаг, завёрнутую в красную парчу. Он собирался передать свёрток Дилго Кхьенце, но тот всё никак не мог оправиться от потрясения при упоминании об уходе учителя, он просто не мог смириться с подобной мыслью. Вместо того чтобы принять свиток, он начал дрожать.

«В этих бумагах излагается краткая история моей жизни», – сказал Ринпоче, всё ещё протягивая свиток Дилго Кхьенце. Однако тот так и не смог заставить себя принять его. Позже он очень сожалел, что поступил подобным образом, потому что Ринпоче после этого случая больше не предлагал ему забрать эти бумаги. Он описал эту ситуацию в намтаре Ринпоче, который, как тот и предсказывал, довелось после ухода учителя составлять именно ему.

Третий Нетен Чоклинг Ринпоче и его жена Цеванг Палдрон. Фото предоставлено Оргьеном Тобгьялом Ринпоче

Через много лет мой дядя Оргьен заезжал в лабранг в монастыре Дзонгсар и обнаружил большую связку бумаг, среди которых были и рукописи Ринпоче. Я точно не знаю, были ли в этой связке все его рукописи, одно могу сказать точно – там был список умерших, за которых его просили помолиться. В итоге это собрание бумаг перешло к моей семье, а затем Певар Тулку передал его Кхенпо Кунге Вангчугу, который все их прочитал и сделал точные копии. Затем Певар Тулку распорядился сделать ксилографы, и все записки Ринпоче были изданы в виде отдельного текста, получившего название «Тайная биография». Позже мы все тщательно изучили этот текст и заметили, что в нём пропущено несколько лет, что могло означать одно из двух: либо в эти годы Ринпоче не делал записей, либо часть их была уничтожена в монастыре, когда Тибет подвергся китайской оккупации.

Что бы я сейчас ни рассказал – это не стоит рассматривать как подробности, которые не вошли в другие его биографии, и, честно говоря, я и не старался рассказать что-то подобное. С точки зрения современного человека, некоторые из рассказанных мною историй могут показаться совершенно бесполезными, но все эти истории – просто такие, как есть, только и всего. И, как говорится в сутрах и тантрах, воспоминания о гуру, медитация на нём приносит огромную пользу. Поэтому я уверен, что пересказ историй, описывающих различные аспекты жизни Ринпоче, которые хранились в нашей памяти последние пятьдесят лет, в любом случае нельзя определить как бесполезные.

Дзонгсар Кхьенце Тхубтен Чокьи Гьяцо просил меня не преувеличивать и обойтись без обмана – ничего не выдумывать. Но справедливости ради надо сказать, что в этом нет никакой необходимости! Обман необходим лишь в том случае, когда у нас благие намерения, когда это может помочь другим. А иначе какой в нём толк? Вообще никакого. И в то же время я не могу сказать, что на сто процентов уверен, что ни одна моя история не содержит преувеличений или выдумок. Так же как нет у меня абсолютной уверенности в том, что и традиционные биографии Ринпоче не могли быть в той или иной степени приукрашены. В конце концов, единственный, кто может подтвердить свидетельство очевидца, – это сам очевидец. Поэтому правдивость того, что мы слышим из уст пересказчиков, остаётся исключительно на их совести. И поскольку люди любят пересказывать интересные истории снова и снова, я не могу ручаться, что те, что слышал я, не были приукрашены в соответствии с предвзятостью тех, кто их рассказывал. Но я хотел бы повторить ещё раз – у меня не было и тени намерения распространять ложь и выдумки. Какая мне самому была бы от этого польза?

Дилго Кхьенце

Впервые я встретил Дилго Кхьенце в 1964 году, когда мне было двенадцать лет. С тех пор я проводил с ним по несколько месяцев каждый год до самой его паринирваны в 1991 году. Его коренным гуру был несравненный Шечен Гьялцаб Гьюрме Пема Намгьял, поскольку именно он ознакомил Дилго Кхьенце с потенциалом внутреннего осознавания. Дзонгсар Кхьенце Чокьи Лодро был его вторым коренным учителем, и Дилго Кхьенце о нём частенько рассказывал. За это время он сообщил нам много интересного о том, как Ринпоче вёл себя в повседневной жизни. Сам он никогда не заводил подобные разговоры, однако, если кто-нибудь затрагивал эту тему, он с готовностью рассказывал о Ринпоче разные истории любому, кто проявлял искренний интерес. Но, честно говоря, я не думаю, что Ринпоче делал это исключительно ради того, чтобы порадовать слушателей; было очевидно, что он и сам очень любит поговорить о своём учителе.

Дилго Кхьенце Ринпоче, фотостудия в Лхасе. Фото предоставлено архивом монастыря Шечен

Третий Нетен Чоклинг Ринпоче. Фото предоставлено лабрангом Кхьенце

Третий Нетен Чоклинг

То же самое можно сказать и о моём отце – Третьем Нетене Чоклинге. Если у него с кем-либо заходил душевный разговор, то тема всегда переходила на обсуждение Ринпоче. Истории отца были пронизаны выражением его искренней преданности Ринпоче, его чистого восприятия их особых взаимоотношений учитель – ученик, но в целом их вряд ли можно рассматривать как первоисточники, поскольку он никогда не жил в монастыре Дзонгсар достаточно долго, чтобы стать очевидцем описываемых им событий.

Чагдзо Цеванг Палджор

В молодости я трижды совершал путешествие в Сикким. Мой первый визит совпал по времени с уходом из жизни Гьялтона Тулку, и тогда же я впервые встретил Чагдзо Цеванга Палджора. Мой отец и я остановились в номере 4 отеля короля Сиккима, где каждый день имели возможность общаться с человеком, который назвался личным секретарём предыдущего воплощения Кхьенце. Большинство наших знакомых, включая бывших помощников лабранга, как казалось, немного настороженно относились к Цевангу Палджору. Мой отец ничего подобного не чувствовал, и поэтому мне представилась возможность расспросить Цеванга Палджора о Ринпоче. Я узнал от него столько интересного, что в следующие свои два визита в Сикким обязательно навещал его, чтобы снова послушать.

Чагдзо Цеванг Палджор. Фото предоставлено Согьялом Ринпоче (личная коллекция)

Кхандро Церинг Чодрон

Кхандро была исключительной личностью. Она была совершенно не похожа на других людей, с которыми я познакомился на протяжении своей жизни, – ни до, ни после встречи с ней. Она была настоящей дакини. Однако сама она не обращала никакого внимания на тех людей, которые выказывали ей особое уважение и преданность. Они всячески старались воспринимать её на уровне чистого видения и, возможно, заслуживали её симпатии и особого отношения, но в действительности они этим лишь раздражали её, и она едва замечала их существование. Но в то же время она по-простому общалась с теми, кто, казалось бы, ничем этого не заслуживал, и была к ним очень добра.

Ни для кого не было секретом, что ко мне она тоже была благосклонна. Я мог сидеть в её присутствии, и она сама угощала меня остававшимися после трапезы блюдами, которые были предназначены исключительно для неё. А когда уходили все посторонние, она щедро делилась со мной историями, известными ей одной.

Однажды, будучи в Сиккиме, я провёл в доме лабранга около четырёх месяцев и каждый день встречался с Кхандро за трапезой. Утром, часов в десять, она угощала меня домашним сладостями, которые пекла сама. Помощники лабранга в то время хорошо между собой ладили, а Таши Намгьял был близким другом Кхандро. Иногда по воскресеньям Апе Дордже и его сестра приезжали в Гангток, чтобы купить мяса, и такие дни Кхандро проводила с ними. Часто к ним присоединялся и Лама Ринчен Шераб, который был довольно стар и потому ходил согнувшись, в также Лама Гонпо Цетен, и тогда все они устраивали веселье – много шутили, пели и танцевали. В те времена я часто задавал Кхандро бесконечные вопросы о Ринпоче. Я не оставлял её в покое даже во время наших визитов в Бодхгаю (как-то раз мы провели там вместе около месяца). И самые первые истории о Ринпоче я услышал именно от неё.

Кхандро Церинг Чодрон. Фото предоставлено архивом монастыря Шечен

Апе Дордже (слева) и Кхандро Церинг Чодрон (в центре) с Шерабом Палденом около дворца в монастыре Гангток, Сикким. Фото предоставлено лабрангом Кхьенце

Таши Намгьял

Таши Намгьял был сыном Друмо Цанга и сблизился с моей семьёй настолько, что мы воспринимали его практически как одного из нас. Я пытался помогать ему, делясь с ним деньгами и заступаясь за него, когда это требовалось. Мы дважды ездили вместе в Кхам, а также раза четыре (или даже пять) – в Гонконг и на Тайвань. Он был неторопливым и очень расслабленным, а стоило дать ему чашку сладкого чая – и из его рта проливался целый поток историй, который порой не прерывался до самого позднего вечера. Мои помощники сетовали, что, когда я провожу время с Таши Намгьялом, я так сосредоточиваюсь на его рассказах, что ни о чём другом и знать не хочу.

Лама Гонпо Цетен

Лама Гонпо Цетен не был похож на ламу: он производил впечатление выдумщика. Но в действительности он никогда никому не врал – напротив, он был серьёзным практикующим. Он испытывал искреннюю преданность к Дешунгу Тулку и Кхьенце Чокьи Лодро. Это была такая преданность, какая обычно рождается в результате полного осознания благих качеств учителя. Он считался исключительно сведущим учеником, хорошо разбиравшимся в философии, но я не знаю, насколько это соответствовало действительности. Я могу точно сказать лишь то, что он хорошо знал текст «Слова моего всеблагого учителя», основные положения текста «Путь и плод», а также несколько сущностных наставлений дзогчен. Это был один из тех практикующих, кто пробует выполнять соответствующую практику после каждого полученного учения.

Таши Намгьял, помощник Кхьенце Чокьи Лодро. Фото предоставлено лабрангом Кхьенце

Лама Гонпо Цетен. Фото предоставлено Шерабом Гьялценом

Лама Чогден (Джамьянг Лодро Чогден), помощник Кхьенце Чокьи Лодро, чопон. Фото предоставлено лабрангом Кхьенце

Мы провели вместе три недели в Сиккиме, и выяснилось, что он может многое рассказать о Ринпоче. Поэтому, когда позже Шераб Гьялцен, Лама Гонпо Цетен и я встретились в монастыре Кангьюра Ринпоче в Дарджилинге, я попросил Ламу Гонпо Цетена рассказать о Ринпоче побольше.

Чогден

Чогден был помощником Ринпоче во второй половине его жизни. Он много беседовал о Ринпоче с моим отцом, когда мы путешествовали на озеро Цо Пема. Именно тогда я узнал от него множество новых историй. Через несколько месяцев после возведения на трон Янгси Ринпоче Тхубтена Чокьи Гьяцо (Дзонгсар Кхьенце Ринпоче) Чогден навестил нас в Бире и пробыл в нашем доме несколько месяцев. Это была прекрасная возможность расспросить его о Ринпоче поподробнее. Однако он обладал довольно специфическим характером, был немного замкнут и не спешил открыто обо всём рассказывать, как это обычно делали Таши Намгьял и другие.

Раконг Сотра

Раконг Сотра был правителем Хора и некоторое время был одним из помощников Янгси Ринпоче (Дзонгсар Кхьенце Ринпоче). Он отличался определённой аристократичностью и никогда не допускал в разговоре вольных тем, поэтому от него было невозможно услышать истории о том, каким был Ринпоче в своей повседневной жизни.

Раконг Сотра, Сикким, вторая половина 1960-х гг. Фото предоставлено лабрангом Кхьенце

Дядя Оргьен

Для иностранцев доступ в Тибет был открыт в конце 1980-х годов, и тогда я смог впервые посетить монастырь Дзонгсар. Позже я побывал там ещё несколько раз. Там я впервые встретил своего дядю Оргьена и многих других монахов, которые были близки с Ринпоче.

Певар Тулку

Я также проводил много времени с Певаром Тулку, от которого получил множество посвящений, передач и наставлений. Когда нам доводилось разговаривать, Певар Тулку много рассказывал о Ринпоче. Но, несмотря на то что он достаточно подробно описывал свои переживания, связанные с отношениями гуру – ученик, в его рассказах не было подробностей о повседневной жизни Ринпоче, о его поступках, о том, как он практиковал и молился. Его истории ощущались так, как будто были выбиты в камне: каждый год он слово в слово повторял одно и то же. Даже тон его голоса и жесты рук оставались низменны! Полагаю, он обладал совершенной памятью.

Кхенпо Кунга Вангчуг

Как только Кхенпо Кунга Вангчуг прибыл в институт Дзонгсар в Бире, все мы пришли его навестить и выразить своё уважение, поскольку испытывали по отношению к нему искреннюю преданность, причиной которой была его собственная преданность Ринпоче. Казалось, он был благословлён естественной преданностью. Мы все испытывали к нему самые тёплые чувства. Однако, несмотря на то что мы постоянно расспрашивали его о чём-нибудь интересном – особенно о Ринпоче, он всегда переводил тему на истории о шедре Кхамдже, о принятых там правилах и предписаниях и обо всех бесчисленных посвящениях, передачах и наставлениях традиции сакья – в основном из сборника «Собрание садхан», которые он получил. Он почти ничего не рассказывал о характере, качествах и поступках Ринпоче.

Кхенпо Ринчен

Кхенпо Ринчен был тем человеком, с кем я чаще всего разговаривал о Кхьенце Чокьи Лодро, и он всегда очень точно и подробно отвечал на все мои вопросы. Он много рассказывал о своих разговорах с Ринпоче в те времена, когда был его помощником в паломничестве по Тибету. Кхенпо подробно описал даже то, как они всякий раз выражали почтение каждому символу тела, речи и ума, встречавшемуся им на пути. Недавно я прочитал его собственную биографию, и в ней как раз содержатся все те истории, которые он рассказывал мне.

Тартанг Тулку Гелег

Будучи ещё совсем юным, Тартанг Тулку чувствовал, что ему во что бы то ни стало нужно получить учения в Деге. Поэтому он попросил у своего первого коренного учителя Тартанга Чогтрула Тхубтена Чокьи Давы разрешения туда съездить.

«Когда я был молод, я тоже ездил в Деге и принял от Кхатога Ситу сначала начальные монашеские обеты, а затем и полные, – ответил Тартанг Чогтрул. – От него же я получил множество посвящений и передач. Там я также получил передачу „Драгоценность учений терма“ от Пенора Ринпоче.

Кхенпо Кунга Вангчуг, 2004. Фото предоставлено Филипом Филиппу

Тартанг Тулку, примерно 1958. Фото предоставлено Тартангом Тулку, фотограф неизвестен

Когда я оттуда уезжал, то пообещал себе, что снова вернусь сюда однажды, чтобы повидать своих учителей. И если я в чём-то и раскаиваюсь больше всего, так это в том, что так и не смог выполнить это обещание.

Мастера, которые дают там учения в наши дни, скорее всего, не могут сравниться с теми, у которых учился я. Кхьенце и Конгтрул уже покинули нас. Остались, конечно, их ученики, например Кхатог Ситу и Шечен Гьялцаб. Кто знает, какими стали ламы в наши дни? Впрочем, должен быть кто-то, кто обладает необходимой квалификацией и от кого вполне можно получать учения. Да и говоря честно, если уж ты так серьёзно настроился поехать – а подобное путешествие должен хотя бы раз в жизни совершить каждый, – то я даю тебе своё благословение».

Тартанг Тулку рассказал мне, что встречал в Деге множество учителей, но никто из них не мог сравниться с Кхьенце Чокьи Лодро. Поэтому он решил остаться в монастыре Дзонгсар[2], где впоследствии получил множество посвящений и сущностных наставлений. Они с Ринпоче были очень близки, как, впрочем, и мы с ним самим, и благодаря этому я услышал немало интересного, включая то, как они развлекались играми.

Гонгна Тулку

Из всех, с кем мне когда-либо приходилось общаться, наиболее подробно жизнь учителей умел описать Гонгна Тулку. Он никогда не проявлял предвзятость или предубеждение, никогда не преувеличивал и никого не критиковал. Даже его истории о повседневной жизни были так или иначе связаны с Дхармой и служили источником вдохновения для слушателей. Я часто с ним виделся. Честно сказать, когда ты видишь его воочию, то поначалу не ощущаешь особой преданности. Тем не менее мы оставались близкими друзьями на протяжении многих лет, и со временем я пришёл к выводу, что он настоящий учёный. Никто не мог точно сказать, достиг ли он духовной реализации, но с уверенностью можно утверждать, что он был держателем (и сохранял её в совершенной чистоте) линии передачи посвящений, передач и наставлений. Но, главное, он провёл в монастыре Дзонгсар много лет, причём одновременно с Ринпоче.

Те из нас, кто с уважением относились к Гонгна Тулку, старались быть ему полезны и постоянно ему во всём помогали. Мы провели с ним много времени в Непале и Сиккиме. Но я не могу утверждать с уверенностью, что помню всё, что он тогда мне рассказывал. Если бы только мне пришло тогда в голову делать записи, мы сейчас знали бы о жизни Ринпоче намного больше, чем можно обнаружить в опубликованных биографиях.

Цеджор и Лопон Сонам Сангпо

Пожилой лама, которого звали Цеджор, из Ривоче, что в Нангчене, близ монастыря Чоклинг в Восточном Тибете, написал книгу о времени, которое провёл с Ринпоче, будучи его помощником, с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать, и до шестидесяти четырёх лет. В Деге ни для кого не секрет, что Цеджор был личным помощником Ринпоче почти всю свою жизнь, до самого момента, когда тот уехал в Лхасу.

Слева направо: Драяб Лама, Лама Кунга, Лама Чогден, Гонпо Цетен, Гонгна Тулку, Кхьенце Чокьи Лодро, Кадро Тулку, Таши Намгьял, Досиб Тхубтен, Друнгьиг Церинг. Фото предоставлено лабрангом Кхьенце, фотограф Ради Еше

Я был в Кхаме пять раз, и каждый раз заставал там Цеджора живым и здоровым, что позволяло мне снова и снова расспрашивать его о жизни Кхьенце Чокьи Лодро. Цеджор был хорошим рассказчиком, и не хуже него в этом деле был дед Дзонгсара Кхьенце Ринпоче – Лопон Сонам Сангпо. Из всех живых существ, что бродили по этой земле под покровом ночного неба, никто бы не смог рассказать историю так искусно, как это получалось у Цеджора и Лопона Сонама Сангпо, – рассказать так, чтоб ум слушателей установился в такое комфортное состояние покоя. Они даже помнили точные даты событий, случившихся пятьдесят лет назад! Я помню, что задавал им бесконечное количество вопросов.