
Полная версия
Философия освобождения
Прекрасное или безобразное не имеет никакого отношения к комическому. Объект может быть очень красивым и в то же время комичным; он может быть очень уродливым, но не комичным; наконец, он может быть уродливым и комичным. Следует также отметить, что большие телесные уродства действительно имеют комический эффект (о чем ежедневно свидетельствует смех и насмешки над грубиянами), но комическое тут же заглушается жалостью к более тонким натурам.
16.
Теперь комичным является каждый объект, который не соответствует субъективному стандарту, то есть который, будучи приведенным к нему, либо настолько уступает, либо настолько превосходит его, что возникает значительное расхождение.
Как субъективный стандарт красоты, имеющий интенцию определенности, существенно отличается от стандарта комического, так и субъект находит объект комическим совсем не так, как он находит его красивым. Объект прекрасен, когда он соответствует субъективному прекрасному; объект, с другой стороны, комичен, когда он соответствует субъективному прекрасному. объект является смешным, если он не соответствует субъективному стандарту.
Таким образом, комическое в своем отношении к стандарту является отрицательным, как и безобразное, поэтому я также должен воздержаться от определения субъективного стандарта. Чувственно-комическое лучше всего считывается с самих комических объектов.
Я разделяю чувственно-комическое, как и субъективно-прекрасное, на комичность:
– пространства,
– причинности,
– субстанции (материи),
– времени.
Комичность пространства проявляется прежде всего в больших отклонениях формы от нормального типа человека: так, в чрезмерно длинных, маленьких, веретенообразных и толстых людях; затем в частях тела, например, в длинных или плоских, неравномерно толстых или слишком тонких, заостренных носах; в ртах; в слишком длинных или слишком маленьких ушах, ступнях, руках, ногах, руках, шеях и т. д. Необыкновенное изящество маленьких рук, ног и ушей всегда вызывает восхищение и улыбку. Подумайте только, какое чрезвычайно забавное впечатление производят маленькие ручки и ножки младенцев, ведь мы сравниваем их (здесь, правда, совершенно неуместно) со своими руками и ногами. Комичность пространства проявляется и в косах из волос, похожих на косу, и в тех женских костюмах, которые либо придают человеку колоссальный обхват (кринолины), либо призваны показать отдельные части тела как неестественно развитые: Осиная талия, ложная грудь, парижская талия. Наконец, я упоминаю вырезание лица, гримасы, маски и карикатуры.
Комизм причинности проявляется в медлительном переходе от следствия к причине, таким образом, в глупости; в неуместном или лишнем движении: бурная жестикуляция, скованное блуждание руками, аффектированные движения рук, распластанная, деревянная походка, шараханье, неловкие поклоны, вообще неловкие манеры, китайский церемониал, неловкость, педантизм; в неудачных движениях: Скольжение, спотыкание, неудачные прыжки; в несоразмерных затратах сил для достижения цели: хлопанье открытыми дверями, шум по пустякам, огромные приготовления и ничтожный результат, великие вступления, сказочные изменения направления. В использовании ложных средств для достижения цели: ложное употребление иностранных слов, ложное цитирование, неправильные выражения как на иностранном, так и на родном языке, запинки в речи; в подражании, которое не соответствует природе подражающего: всякое жеманство, европейский двор, придворный церемониал, титулы и т. д. на Сандвичевых островах, мужчины в женской одежде, женщины в мужской одежде; наконец, в несообразности костюма.
Комичность времени проявляется в слишком быстром или слишком медленном темпе языка: в резкости слов, в бессвязном растягивании слов; в заикании; в грохоте; в резком вырывании слов; в дребезжании мелодий.
Комичность субстанции проявляется в кричащем ассортименте ярких цветов в одежде; в хрюкающих, носовых, приглушенных, пустоватых или очень тонких, тонких тонах голосов.
17.
Комическое состояние – это двойное движение, первая часть которого – эстетическое созерцание; ведь если человек не находится в бескорыстном отношении к комическому объекту, несоответствие на субъективной шкале будет его только раздражать или расстраивать. Вторая часть – это радостное расширение воли, которое внешне, в зависимости от его интенсивности, движется по градациям от легкой улыбки до конвульсивного, сотрясающего кожу карлика смеха. Здесь также находится точка соприкосновения комического с юмором; ведь здесь, как и там, восприятие несоответствия вызывает в нас веселье.
18.
В случае абстрактно-комического необходимо провести различие между:
– субъективный стандарт;
– несоответствие, которое в нем проявляется.
В абстрактно-комическом главную роль играет понятие, хотя и здесь сравниваются между собой только более или менее четко осознаваемые понятия, т.е. идеи, одна из которых является эталоном, другая – измеряемой вещью.
Абстрактный комизм делится на:
– ирония,
– сатира,
– шутка,
– глупый поступок,
– каламбур.
В иронии человек, каким он является на самом деле, принимается за эталон. Рядом с ними насмешник со всей серьезностью рисует словами копию, которая, будь то по форме или по характеру, существенно отклоняется от оригинала, причем отклоняется решительно в его пользу. Любой внимательный человек сразу поймет насмешку, а точнее, несоответствие между оригиналом и копией, и будет вынужден рассмеяться. Естественно, иронию будут вызывать те, кто либо действительно считает себя лучше, чем они есть, либо хочет казаться лучше, красивее, благороднее, талантливее, чем они есть. Насмешник вникает в их представление, приукрашивает или облагораживает его искусным, внешне безобидным способом, пока, наконец, идеал не оказывается рядом с унылой реальностью: две идеи, которые, за исключением, возможно, самого насмешника, никто не может примирить.
Мнения, взгляды, гипотезы, предрассудки и т. д. также являются хорошей почвой для развития иронии. Насмешник как бы перенимает взгляд того, над кем насмехаются, развивает его во всех направлениях и рисует последствия. Там он погружается в трясину логических противоречий и абсурда, к большому удовольствию всех присутствующих.
В сатире ленивые политические или социальные условия нации, провинции, города, даже ленивые условия в семьях, сравниваются с идеалом, будь то заимствованный из старых добрых времен, из жизни другого народа или даже из далекого будущего человечества, а затем несоответствие безжалостно разоблачается сатириком. Здесь тоже раздается смех, но это злая усмешка.
В шутке либо две идеи сначала подводятся под одно понятие путем подходящего сравнения, либо две идеи, уже стоящие под одним понятием, выводятся на первый план. Затем концепция реализуется, и то же самое говорится о каждой из двух идей, при этом, однако, обе сразу же расходятся.
расходиться. Расхождение полное: шкала и то, что измеряется, соприкасаются только в конечных точках.
В очень остроумной эпитафии врачу: «Вот он лежит, как герой, а вокруг него лежат убитые», врач впервые подводится под понятие «герой» путем меткого сравнения с храбрым полководцем. Затем, однако, одно и то же говорится об обоих, а именно: что они покоились среди убитых ими, что опять-таки полностью разделяет оба понятия; ибо убитые приносят
честь одному, позор – другому. (Масштаб: герой в более узком смысле).
В известном анекдоте о гасконце в летней одежде в сильный зимний холод, над которым смеется король и который отвечает: «Если бы вы надели то, что надел я, а именно весь ваш гардероб, вы бы не смеялись», два очень разных предмета уже находятся под одним термином: весь гардероб. Затем одно и то же говорят оба, и сразу же объекты сильно расходятся. (Масштаб: большой гардероб короля).
В глупом действии агент исходит из заданной концепции, как, например, Дон Кихот из общей максимы: добрый христианин должен помогать всем страждущим. В соответствии с этим он теперь действует, умышленно или неумышленно, даже в таких случаях, которые уже не полностью подпадают под правило. Таким образом, Дон Кихот освобождал галерных рабов, которые действительно страдали, но не тех, кому должен помогать христианин. Здесь стандартом является разумная мысль: угнетенные должны быть освобождены от своего угнетающего положения, но не преступники.
Наконец, в игре слов термины с одинаковой или похожей формулировкой (в полной игре слов – только с одинаковой формулировкой), имеющие разные значения, меняются местами по прихоти. Здесь слово в его обычном значении – мера, а слово в его более отдаленном значении – измеряемое. Расхождение полное.
19.
Мы должны были поставить себя на самую высокую ступеньку, чтобы определить комическое. Здесь мы нашли философские стандарты для чувственно-комического и можем быть спокойны. Однако мы не хотим завершать работу без взглянуть на уже упомянутые ложные стандарты, которые проникают в обычную жизнь и утверждают себя в ней.
Основа комикса: Мера и мера, конечно, не должны быть тронуты. Несоответствие, которое можно показать только с помощью определенного мерила, является conditio sine qua non комического. Произвол не может теперь утверждать себя на объекте, ибо как он появляется, так он и есть. Поэтому изменить можно только стандарты.
Для их производства в народе обычное стало руководством к действию. То, что кажется человеку необычным, он без лишних слов называет смешным. Таким образом, человек говорит: ты сегодня кажешься мне таким странным, то есть сегодня ты ведешь себя не так, как обычно. Да, мне часто приходилось слышать: вино на вкус смешное, часы бьют смешно, что призвано лишь обозначить существующее несоответствие.
Так и крестьянин, впервые приехавший в большой город, найдет там все смешным, то есть необычным, и будет от души смеяться, обнаружив большое несоответствие, стоящее в эстетическом отношении. Китайца все еще считают смешным в Европе, но уже не так в Сан- Франциско, потому что здесь он все еще прорывается через узкий круг обыденности, здесь он стоит в нем.
Кроме того, часто говорят о комических персонажах, понимая под ними эксцентричных людей, персонажей, чьи поступки и деятельность просто отличаются от поступков и деятельности обычных людей. О таких людях редко судят справедливо, потому что человек не берет на себя труд проникнуть в их природу, но в основном потому, что у него вообще нет к этому способностей. Таким образом, ко всем, кто сошел с большой дороги и пошел своим путем, всегда применяется одно и то же короткое мерило. Обыватель найдет много смешного в человеке, обладающем благородным, свободным характером; действительно, не угасают унылые духи, которые принимают за дурака мудрого человека или мудрого героя.
Неправильные стандарты, когда они применяются индивидом в эстетическом отношении, естественно, вызывают такое же комическое состояние, как и правильные. По этой причине, однако, в мире смеются больше и меньше, чем следовало бы.
Понятно, что комическим объектом может быть практически только человек. Здесь очень мало забавных животных (таких как, например, лошадь-извозчик, используемая для верховой езды). Они становятся смешными только тогда, когда их намеренно помещают в человеческие ситуации (лиса Рейнеке) или когда их приходится сравнивать с людьми, как обезьян.
20.
Если мы оглянемся назад, то найдем полное подтверждение тому, что я сказал в начале, а именно: эстетика имеет дело только с одним особым состоянием человека, в которое его вводит особая концепция идей. Это состояние, эстетическое состояние, показало нам два основных типа: созерцание и эстетическое сострадание.
Все остальные состояния, которых мы касались, являются составными, возникающими в
результате связи эстетического состояния с теми, которые рассматриваются в физике, и которые для краткости я буду называть здесь физическими. Только в юморе мы нашли моральное состояние воли, жалость (жалость к себе, жалость к другим), которую мы должны будем более подробно рассмотреть в этике. Таким образом, эстетический энтузиазм, возвышенное и комическое состояние являются физико-эстетическими двойными движениями, а юмор – физико-эстетико-этическим движением воли.
Эстетическое состояние основано не на освобождении духа от воли, что абсурдно и совершенно невозможно, а на безволии демона, которое всегда присутствует, когда, выражаясь физиологически, кровь течет спокойно. Тогда предпочтительно действует мозг, воля как бы полностью погружается в один из его органов, и здесь, поскольку орган ощущает все движения, кроме своих собственных, его охватывает иллюзия, что он находится в полном покое.
Вступление демона в эстетическое отношение облегчается и поддерживается объектами, которые его не провоцируют. Если он встречает в эстетическом отношении объект, который вызывает у него желание, то вся коллекция тут же исчезает.
Если воля не удовлетворена полностью, она становится созерцательной лишь с большим трудом, ведь большинство людей в таком случае не смогут отказаться от обычного взгляда на вещи.
Приведите того, кому холодно, больно или у кого бурчит в животе, перед самой прекрасной картиной, в самую славную природу, – его дух не сможет быть чистым зеркалом.
С другой стороны, чем более развит дух, особенно чем более развито чувство красоты, тем чаще воля будет получать эстетическое удовольствие; ведь дух – это советчик воли, рожденный волей, и чем больше круг его зрения, тем большее количество мощных контрмотивов он может представить воле, пока, наконец, не даст ей мотив, который, будучи славно схвачен, полностью пленит ее и подавит в ней все другие желания, о чем и пойдет речь в этике.
21.
Таким образом, мы пришли к искусству и художнику. Но прежде чем мы обратимся к ним, давайте вступим в область, где человек действует эстетически, то есть по законам субъективно- прекрасного, на природные объекты и как бы воспитывает их эстетически.
Там мы впервые встречаем садовника. Прежде всего, он заботится о том, чтобы, предотвращая все вредные воздействия и усиливая стимулы, растения могли беспрепятственно развиваться и мощно раскрывать свое внутреннее гармоничное движение. Таким образом, он улучшает естественный рост. Затем, влияя на оплодотворение, он улучшает цветы и плоды.
Затем он заново формирует поверхность почвы. Здесь он создает небольшие холмы, там долины; он делит местность прямыми или красиво изогнутыми дорожками и рисует на отдельных участках пласты, которые образуют правильные фигуры: круги, эллипсы, звезды.
Он также использует воду, иногда собирая ее в пруды, иногда позволяя ей падать со скал, иногда подниматься в виде фонтанов.
Затем он засаживает подготовленную почву. Здесь он создает пышные, красивые газоны, там – аллеи, здесь – группы деревьев, листва которых демонстрирует все оттенки зеленого, там – ухоженные живые изгороди. Он устраивает клумбы с цветами и лиственными растениями в соответствии с узорами (ковровые клумбы) и время от времени высаживает на газоне редкое, благородное дерево или группу более крупных растений. Он также рисует гирлянды вьющихся растений от дерева к дереву, на которых глаз задерживается с удовольствием.
Только некоторые животные могут быть красивыми. В некоторых случаях улучшение может быть достигнуто косвенно, путем прививки, затем непосредственно, но в узких пределах, путем обучения, как в случае с лошадью, движения которой можно сделать более грациозными.
Человек, с другой стороны, является естественным объектом, который в различных направлениях очень хорошо поддается украшению. Человек может быть воспитан эстетически.
Благодаря чистоте и уходу за кожей, а также умеренности, можно сначала придать телу свежесть, вызывающую удовольствие. Затем со вкусом уложенные волосы у обоих полов и борода у мужчин являются важным средством красоты; ведь часто небольшое изменение в прическе, измененное положение локона, придает лицу другое, гораздо более привлекательное выражение.
Однако основной упор делается на тренировку тела и совершенствование его движений.
Последнее достигается усердной гимнастикой, прыжками, бегом, верховой ездой, фехтованием и плаванием, второе – танцами и образованием в более узком смысле. Грация, конечно, является врожденной, но ей можно научиться; по крайней мере, неловкие движения можно отточить, а бесполезные – отбросить. Физические упражнения часто придают телу, помимо упругости, измененную форму, поскольку укрепляют его и вызывают мышечную полноту, упругое округление частей плоти. Часто лицо также приобретает более привлекательное выражение: человек научился знать и доверять своим силам.
Важным институтом эстетического воспитания мужчин является армия. Тело солдата не только тренируется упомянутыми средствами, но его чувство красоты также формируется регулярными, красивыми движениями отдельных людей и частей отряда; ведь плотные упражнения и плавные маневры – это красиво.
Мужчина также может улучшить звучание своего голоса (мягкий, нежный и низкий голос – прекрасная черта в женщине. Шекспир.) и свою речь в целом; последнее – избегая бездумной болтовни, тренируясь говорить бегло, не впадая в многословие, и придает его речи определенное благородство.
Кроме того, простые манеры украшают человека. Сюда же относится и четкий почерк.
Наконец, я упоминаю простую, но со вкусом подобранную и хорошо сидящую одежду, которая подчеркивает красоту тела, а иногда даже усиливает ее. Цвет одежды также имеет большое значение, особенно для женщин. Говорят: этот цвет красит даму, хорошо ей подходит.
22.
Искусство – это преображенное отражение мира, а тот, кто осуществляет это отражение, называется художником.
Требования к художнику следующие: во-первых, способность легко переходить в эстетическое состояние; во-вторых, инстинкт воспроизведения или творчества; в-третьих, развитое чувство прекрасного; в-четвертых, живое воображение, острая сила суждения и хорошая память, т.е. вспомогательные силы разума должны быть очень хорошо развиты.
Вооружившись ими, он постигает идеи как явления (объекты) и идею человека также в его внутренней сущности, как вещь в себе, и формирует свои идеалы.
Идеи (индивидуальные воли к жизни) находятся в постоянном потоке становления.
Движение – это жизнь, и поскольку мы не можем даже помыслить волю без движения, у нас всегда есть, независимо от того, насколько мы теряем себя в прошлом мира или насколько предвосхищаем его будущее, поток становления. В нем индивиды непрерывно борются друг с другом, погружаются в воду и снова поднимаются на поверхность, те же самые или незаметно измененные. Эти модификации могут быть унаследованы органическими существами, могут все глубже и глубже проникать в суть идеи и придавать ей особый характер. Чем ниже на лестнице находится идея, чем проще ее сущность, тем более постоянной она будет; но чем более высокоорганизованной она является, тем меньше она может утвердить свою индивидуальность в борьбе, тем больше она должна уступать самым разнообразным влияниям
Нигде нет такой толчеи и трения, как в человеческом государстве. Всегда есть большие трудности, и смерть одного человека – это жизнь другого. Куда бы мы ни посмотрели, везде нас встречает самый бесстыдный эгоизм и самое безрассудное безрассудство. Мы должны остерегаться и делать толчки, справа и слева, держа руки между ног, чтобы нас не повалили на землю и не затоптали. Так и получается, что нет двух одинаковых людей, и каждый обладает особым характером.
Тем не менее, все в природе есть лишь индивидуальная воля к жизни, и хотя каждый человек обладает своеобразным характером, все же в каждом выражена общая идея человека. Но это большая ошибка – ошибка, которая окутывает силу суждения пеленой и погружает ее в фантастическую мечтательную жизнь, – если предположить, что за схожими личностями скрывается единство, и что это единство является истинной и подлинной идеей. Вот что это значит: Принимать тени за реальные вещи. Вид или род – это концептуальное единство, которому в реальной действительности соответствует множество более или менее идентичных реальных особей, – не более того. Если вернуться назад рукой естествознания и произвольно прервать поток становления, то можно прийти к первоначальной форме, в которой все ныне живущие особи вида virtualiter praeexist. Но эта первоначальная форма была разрушена, ее больше нет, и ни одна из ныне живущих личностей не похожа на нее.
Идеалом художника теперь, однако, является единая форма, но не научный архетип, который изобретательный натуралист на основе палеонтологии мог бы более или менее точно спроектировать для вида, а форма, которая витает в средствах ныне живущих особей вида.
Художник внимательно наблюдает за людьми, схватывает существенное и характерное, позволяет отступить несущественному, короче говоря, судит, соединяет и позволяет соединенному держаться в воображении. Все это происходит через «динамический эффект», а не через механическое наложение индивидуумов с целью получения посредственности, и чувство прекрасного уже активно в связывании. Так художник приобретает полуфабрикат идеала, который он затем, воспроизводя его, если он идеальный художник, полностью переделывает по законам субъективно-прекрасного, полностью превращает его в очищающий поток. В очищающий поток формально-красивого, из которого он берет его преображенным и оттаявшим.
Здесь находится корневая точка, где искусство расходится на две большие ветви, на:
– идеальное искусство,
– реалистическое искусство..
Познающий субъект должен в обычной жизни чувствовать себя как дома во внешнем мире, то есть он должен объективировать то, что ему представляется, и делать это точно и без малейших произвольных изменений: он не может поступить иначе. Оно не может видеть объект грязно-зеленого цвета, чисто зеленого; оно не может видеть неправильную фигуру регулярно; оно не может видеть скованное движение изящно; оно должно слышать речь говорящего, поющего, музыканта так, как оно читает; оно не может слышать цепи неравных, неравномерно следующих друг за другом частей времени как ряды ритмической структуры; оно также должно объективировать вспышки страсти такими, какие они есть, какими бы пугающими они ни были. Одним словом, предмет должен отражать внешний мир таким, какой он есть: уродливый и красивый, отталкивающие и привлекательные предметы, жужжащие, скрипящие и мелодичные звуки.
Но не так, как художник. Его дух не является рабом внешнего мира, но создает новый мир: мир изящества, чистых форм, чистых красок; он раскрывает внутреннюю сущность человека в состояниях, которые умеренны, и объединяет звуки и мелодичные слова в ряды, в которых господствует ритм: короче говоря, он ведет нас в прекрасный рай, который формируется по законам одного лишь субъективно-прекрасного.
Теперь, если художник формирует только прекрасные отдельные объекты или их группы в гармоничном расположении вокруг центральной точки; если он раскрывает перед нами прекрасную душу, он служит идеальному искусству и является идеальным художником.
Но искусство не отражало бы весь мир, что является его задачей, если бы оно воспроизводило только прекрасное. Она должна раскрыть сущность всего живого свойственным ей магическим способом, то есть предложить человеку горький плод с дерева познания, который он лишь изредка и неохотно принимает из рук религии и философии, засахаренный и тщательно подслащенный, чтобы он мог насладиться им с удовольствием, и тогда его глаза откроются.
То, что не может сделать трезвая концепция и сухое учение, может сделать пленительный образ и вкрадчивый мелодичный звук. Если художник показывает мир таким, каков он есть: страшную борьбу его индивидуумов за существование; вероломство, злобу и порочность одних, мягкость, нежность и возвышенность других; муки одних, похоть других, беспокойство всех; различные характеры и их проявление в теле, здесь рефлекс ненасытной жажды жизни, там отречения, – тогда он реалистический художник и стоит на службе реалистического искусства.
Каждый из этих жанров искусства имеет свое полное оправдание. В то время как произведения идеального искусства приводят нас в эстетическое настроение гораздо легче, чем реальные объекты, и позволяют нам наслаждаться блаженством спокойствия, по которому мы все сильнее тоскуем в черствой суете мира, – произведения реалистического искусства приводят нас в возбужденное эстетическое состояние: мы узнаем, что мы есть, и, потрясенные, отступаем. В какую бы область искусства мы ни вступили, – мы всегда видим в голубом аромате дали тоскующие высоты этической области, и здесь ясно проявляется тесное родство искусства с нравственностью.
Эстет требует от художника-реалиста только одного – чтобы он идеализировал, а не был чистым натуралистом, то есть чтобы он преображал реальность, а не копировал ее