Мне приснилось лондонское небо. В поисках мистера Дарси

После десятичасового рабочего дня, когда Арина уже рассчитывала получить свои первые заработанные фунты из расчёта четыре фунта в час, как Ахмед упомянул с утра, он заявил, что первый день не считается, так как он работал наравне с ней и проводил необходимый тренинг. Возможно, ему придётся поработать с ней ещё два дня, прежде чем её можно оставить на лотке одну.

– У меня завтра начинается колледж. Я могу работать только после обеда, – заявила Арина. – А сегодня я работала десять часов и хочу получить свои деньги. – Она хотела сказать, что для того, чтобы паковать фрукты в пакеты и подавать их покупателю, тренинг не нужен, но не хватило английского. Поэтому молча насупившись, она ждала, когда Ахмет расплатится. Ахмед хищно усмехнулся и прищурил глаза.

– Медовая моя, ты даже не знаешь названия фруктов, – очень медленно сказал он. – Конечно, тебе нужен тренинг. Ты первый день в Лондоне, ничего не знаешь, ничего не умеешь, по-английски не говоришь, тебе нужен очень хороший тренинг. И если рядом с тобой будет хороший учитель, ты всему научишься очень быстро, – и он беззастенчиво провёл рукой по её груди. Она оттолкнула его руку порывистым брезгливым жестом.

– Дайте мне мои деньги, – жёстко сказала Арина, глядя в его блестящие от вожделения глаза. – Я работала весь день и хочу мои деньги.

– Сколько? – спросил Ахмед, откровенно пялясь на её грудь. – Двадцать фунтов? Двадцать пять?

– Я работала десять часов, я хочу получить сорок фунтов, как ты обещал утром. Ты сказал, что заплатишь мне сорок фунтов за день работы.

– Сорок фунтов? – притворно удивился Ахмед. – Дорого, очень дорого. День работы? День ещё не закончился. Я приду в твою комнату сегодня вечером, крошка. Если ты будешь хорошо себя вести, я заплачу тебе сорок фунтов. Но предупреждаю, чтобы получить сорок фунтов, белая потаскушка должна работать очень хорошо.

                                          * * *

Когда Арина ступила на Тауэрский мост, на Лондон уже опустилась ночь. Бросив взгляд на мутную воду Темзы, она ещё раз ужаснулась, почему вода знаменитой реки так грязна. «Вам Темзы мутная вода, а мне лишь в гости иногда», – вспомнились слова поэта из блогов. Поэт уехал из Лондона и завещал оставшимся любить этот город, потому что он так же, как Париж, «праздник, который всегда с тобой». Пока праздника не наблюдалось. Сбежав от домогательств Ахмеда, Арина надеялась переночевать на ближайшем железнодорожном вокзале, но в час ночи её оттуда согнали. Оказывается, в Лондоне вокзалы закрываются на ночь, поэтому не было даже смысла добираться до центральной станции Виктория, обозначенной во всех путеводителях. Зайдя в ближайшую гостиницу и выяснив, что номер стоит сто семьдесят фунтов за ночь, Арина порядком сникла. Спасибо, не сегодня.

Поникшая духом девушка села на последний автобус и добралась до Тауэрского моста. По какой-то причине ей отчаянно не везло в Лондоне, город не принимал её, он гнал её, как непрошенную гостью, и Арине стало казаться, что с городом, как с человеком, можно договориться по-хорошему. Она попыталась представить Лондон человеком. Как бы он выглядел? Определённо, мужчина. Немолодой, повидавший жизнь, но ещё крепкий, энергичный, жёсткий и целеустремлённый. Он не сентиментален, не тщеславен, как Париж, и ведёт честную игру. Он знает себе цену и не будет расшаркиваться перед каждым новичком. Его внимание не так просто завоевать, ибо повидал он на своём веку немало, но, как каждый мужчина, он не может остаться равнодушным к тому, кто искренне восхищается им. Даже если эта очередная восторженная девочка из провинции.

– Здравствуйте, Лондон, – сказала она негромко, – и оглянулась, не увидит ли кто и не сочтёт ли её за сумасшедшую. – Меня зовут Арина Бердяева. Я приехала из России и хочу провести здесь лето, если вы не возражаете. Я хочу выучить английский язык. Это великий язык, и вы, Лондон – великий город. Я знаю про вас очень много, я знаю всю вашу историю от высадки римлян до распада империи после Второй мировой войны, я знаю про чуму и про Великий пожар в 1666 году, после которого Кристофер Рэн отстроил город заново и возвёл Собор Святого Павла, я знаю про победу при Ватерлоо, в честь которой Нельсону поставили памятник на Трафальгарской площади, про Всемирную выставку искусств в Хрустальном дворце, который погорел в двадцатом веке, и про бомбёжки во время Второй мировой, я уверена, не каждый англичанин знает вас так хорошо. Я восхищаюсь вами. Я преодолела расстояние в пять тысяч километров, чтобы выразить вам своё восхищение. Я молодая и глупая девчонка, но я хочу учиться. Если вы позволите мне пожить здесь немного, я буду очень благодарна. Не гоните меня. Я пришла с миром.

Постояв немного и послушав сонные всплески волн, Арина спустилась с моста и побрела вдоль набережной. Ночная набережная была удивительно красива, вдоль реки тянулись тяжёлые литые фонари в форме королевских скипетров, а густая листва платанов сияла тёмно-синими ёлочными гирляндами. Подсвеченные здания вдоль реки были удивительно величественны и красивы. Как завороженная, Арина смотрела на них и думала, что она должна быть очень счастлива увидеть всю эту красоту. Внезапно ей стало очень весело. Приехать из захолустного Краснознамённого в столицу мира, стоять на берегу этой великой реки и чувствовать себя частью этого мира. Ей казалось, что договор на Тауэрском мосту был подписан обратной стороной. Лондон милостиво разрешил ей остаться. А когда она дошла до самого красивого здания в мире – британского Парламента – и Биг-Бен величественно проиграл колокольную мелодию и отбил два удара, Арина приняла решение рассматривать все невзгоды как часть своего путешествия в «другую реальность», воспринимать их как новые уроки, которые преподносит ей Жизнь, мужественно и с лёгким сердцем. В свете нового решения восход солнца, встреченный ею на берегу Темзы напротив Парламента, показался одним из самых грандиозных моментов её жизни.

Глава 9. Бедная родственница

В понедельник утром, наконец, Арина дозвонилась до троюродной сестры из телефона-автомата. Дашка сказала, что ездила на выходные к подруге в Плимут, а на телефоне села батарейка. По голосу трудно было сказать, обрадовалась Дашка её приезду или нет, но Арину это уже не волновало. Как бы ни был прекрасен рассвет на Темзе, ночевать на улице следующую ночь не хотелось.

– Ты знаешь, – промямлила Дашка. – Мы с мужем снимаем дом, но у нас только одна комната, в остальных жильцы живут. Спать можно только в кухне на полу, но я не уверена, что Серёжа обрадуется.

– Даша, я так отлично провела мои первые три ночи в Лондоне, что готова спать на полу с превеликим удовольствием. К тому же, мне нужно разобраться, что произошло с моим жильём, которое я оплатила вперёд, и найти колледж. После этого я, возможно, оставлю тебя в покое.

– Ладно, – Дашка тяжело вздохнула. – Серёжа возвращается только в среду вечером, поэтому можешь две ночи ночевать в моей комнате. Я тебе объясню, как доехать. В какой гостинице ты сейчас находишься? Где? Напротив Парламента? Не фига себе ты гостиницы выбираешь!

Дашка встретила её на автобусной остановке, утиной походкой пробираясь сквозь толпу и переваливая с боку на бок семимесячный живот.

«Почему родители говорили, что мы похожи? – удивилась Арина, разглядывая сестру издалека. – Я высокая и худая, Дашка маленькая и коренастая. Руки вон какие накачанные, грудь большая. Впрочем, может, это от беременности. Если только черты лица схожие, да и то, у меня немецкий нос, с горбинкой, а у неё русский, вздёрнутый. Характер, должно быть, вздорный… А вот взгляда у неё такого не было. Делового, цепкого, оценивающего. Наверное, это уже лондонское».

– Я не знала, что ты беременная, – пробормотала Арина, – а то бы добралась до тебя сама.

– Да ладно, – махнула рукой Дашка, – всё равно целыми днями дома сижу. В гостинице как узнали, что я беременная, сразу отправили на покой. По закону они не имеют права меня выгонять, я могу работать хоть до самых родов, но при этом они должны найти мне нетяжёлую работу, не давать дополнительных нагрузок, переработок, избавить от разных стрессовых ситуаций, позволять вовремя ходить на обед и регулярно делать перерывы. Если бы я работала в офисе, да ещё среди англичан, всё бы так и было. Но если бы ты знала, что творится у нас в ресторане, ты бы поняла, что такого режима беременной женщине просто невозможно обеспечить, а не обеспечить нельзя, потому что я на них в суд могу подать. Поэтому они сделали хитро. Они перестали меня приглашать. Поскольку у меня контракт на частичную занятость, то есть нет постоянной нагрузки, они приглашали меня, когда есть необходимость. Теперь они делают вид, что необходимости нет. Мол, лето, все в отпусках, поэтому они сами справляются. И не придерёшься ни с какой стороны. Я-то знаю, что всё равно какая-то работа есть, и кого-то они приглашают, но они всегда могут сказать: «О, нам нужен человек, который может тяжёлые подносы носить, а она не может». Поэтому я уже два месяца дома сижу. Даже хорошо, что ты приехала, может, в кино сходим или на концерт.

– Боюсь, мне немного не до концертов, – вздохнула Арина, вкратце пересказывая историю своих злоключений. – Честно говоря, я была бы рада просто нормально поесть и выспаться.

– С арабами можно иметь дело, но не со всеми, – произнесла Дашка, выслушав Аринин рассказ. – Если кто здесь давно живёт и уже адаптировался, работу нормальную нашёл, они к тебе приставать не станут – здесь с этим строго, а там, где они живут общинами, они совсем не акклиматизируются. Рожают кучу детей, сидят на шее у государства.

– Откуда же они здесь взялись?

– С Ближнего Востока. Ирак, Иран, Пакистан, главным образом. Сначала от войны бежали, потом жён, детей, родителей привезли, потом расплодились. Эта фишка называется «воссоединение семьи». Мол, если человек приехал жить и работать в Англию, он имеет право привезти свою семью. Это же не гуманно – разлучать человека с его женой и детьми. А если у него ещё престарелые родители, которых он содержать должен, или малолетние братья и сёстры, которых он материально поддерживает – у них там на востоке вся родня друг за друга завязана – то государство должно поддержать его в этом благом намерении. Англичане поначалу пытались быть гуманистами, а потом им это боком вышло.

– Слушай, у нас половина родни в Германию переехала по тому же принципу, и я никогда не думала, что это неправильно. Тогда ведь тоже началась программа оказания помощи репрессированным семьям, которые оказались жертвами режима в виду своей национальности. Тётя Эльза уезжала, она не только мужа и детей взяла, они всем кланом выехали – братья, сёстры, племянники, свёкры. Тогда даже модно было вступать в браки с русскими немцами, собирающимися за рубеж. Даже поговорка ходила: «Немецкая жена – не роскошь, а средство передвижения». Германия их всех жильём обеспечила, паспорта выдали, на бесплатные курсы немецкого языка отправили. Я тогда думала, как хорошо, что ты не одинок в чужой стране. Потом жалела, что через несколько лет лавочку прикрыли, и я уже не могу присоединиться к ним как племянница. Мне сказали, что слишком дальняя родня, и теперь воссоединяют только мужей с жёнами и несовершеннолетних детей с родителями. А я вообще полукровка. Фамилия русская, и в паспорте тоже русской записана.

– Ну, знаешь ли, вы и так неплохо устроились. Нас никто не приглашал ехать в чужую страну на всё готовое. Если бы мы к немцам относились, и какой-то шанс был, думаешь, мы бы рванули в Британию на стартовых условиях? Три года пашем как проклятые: официантами, строителями, живём в конуре, язык по ходу учим. Теперь вот ребёнка рожать – а у нас одна комната на троих, и в доме народу полно, как в муравейнике. С какой радости вас приглашают на всё готовое в Германию?

– Да радости особой не было. Те же политические беженцы. Когда война началась, Сталин всех русских немцев в лагеря засадил, опасался потенциального вероломства с их стороны. Дедушка и его братья в лагерях сидели, им даже восемнадцати лет не было. Их родители в лагерях умерли. Когда началась перестройка и Германия предложила своим бывшим гражданам вернуться на историческую родину как жертвам политического режима, это тоже был гуманистический акт. Тогда казалось это справедливым и щедрым предложением. Все рванули, кому не лень.

– А кто рванул-то? Уже совсем не те, кто в лагерях сидел. Рвануло уже новое поколение, которое выросло и выучилось в новой советской стране. Жили согласно новой религии, вступали в пионеры и комсомольцы. Они ведь даже по-немецки не говорили. А потом ещё куча всякого народа. Сама говоришь, русские женились на немках, чтобы за границу выехать. Они, что ли, жертвы политического режима?

– Знаешь, почему-то никогда не приходило в голову, что государству это невыгодно.

– Конечно, невыгодно. Они же как приезжают? Языка не знают, работать не могут. Значит, их надо содержать, пока они язык не выучат и работу не найдут. А на это могут уйти годы. А тут такой закон: если у тебя нет работы и есть дети, государство тебе и жильё даёт, и пособие по безработице платит, и на детей даёт, и на всех жён даёт.

– Щедрое государство.

– Хорошие налоги получает. Тут при маленькой зарплате двадцать пять процентов вычитают, а при большой все сорок. Плюс разные страховки на медицинское обеспечение, плюс студенческий налог, процентов до пятидесяти выходит. Мой вот Серёжка работает с утра до вечера, налоги платит. Чужих детей содержим, а на своего не хватает. Мне уже рожать в июле. Надо жильё отдельное найти до этого времени, хотя бы однокомнатную квартиру, а потянуть не можем.

Дашка с мужем снимали дом в популярном среди восточных европейцев районе – Стратфорде, одном из самых дешёвых и неблагополучных округов Лондона, который городская мэрия решила благоустроить путём организации на его территории предстоящих Олимпийских игр 2012 года. Теперь весь район был затянут лесами, из-за каждого дома торчало по крану, а по улицам ходили толпы строителей того же восточноевропейского происхождения, в оранжевых жилетах и касках. Половина встречных людей разговаривали по-польски, на станции метро лежали русские газеты, а среди названий магазинов то и дело попадались знакомые русские слова, похожие на названия детских садов. «Солнышко», «Белочка», «Росинка», «Казачок». Сами магазины напоминали сельпо: крошечные комнатки площадью по двадцать квадратных метров, заставленные подержанными стеллажами, деревянные полки, холодильники из-под кока-колы, заполненные кефиром, сметаной и творогом, в одном углу селёдка и квашеная капуста, в другом – русские книги и фильмы напрокат. Российские таблетки из-под прилавка. Контрабандные сигареты. Матрёшки по верхним полкам, расписные платки. Общее впечатление убогости. Арина прихватила бесплатную русскую газету из стопки в углу. Дашка сказала, в таких газетах много объявлений о сдаче жилья и работе. Поэтому ознакомиться было бы полезно. Остановившись возле «польского склепа», Дашка купила чёрного хлеба, палку копчёной колбасы и банку сметаны.

– Некоторые привычные продукты можно купить только здесь, – пояснила она. – Гречку, селёдку, сгущёнку, квашеную капусту, пряники, зефир в шоколаде. Говорят, лет десять назад русских и польских магазинов вообще не было. Как люди жили, не представляю. До сих пор так живут, в провинции. А иной раз так хочется селёдочки с картошкой, нашей, солёной. У англичан тоже селёдка есть, но они почему-то её в сладком маринаде вымачивают – дрянь дрянью.

Дашкин дом, традиционное кирпичное здание викторианской эпохи, располагался в едином блоке высоких и узких домов, соединённых друг с другом. Выделить отдельное жильё в таком блоке можно было лишь посчитав количество разноцветных дверей с номерами. Возле каждой двери приютился крошечный палисадник с розовым кустом и стандартный мусорный бак на колёсиках. Каждый такой дом-квартира располагался на двух этажах и был скорее высокий, чем широкий или длинный. На первом этаже – кухня и гостиная, на втором – спальни. Плюс чердак, оборудованный ещё под одну спальню, рабочий кабинет или мастерскую. Позади дома ещё один садик, внутренний, в который можно было попасть из кухни. Таким образом, в каждый дом вели два входа – главный, с улицы, и запасной, со стороны сада.

– В Лондоне существует три вида жилых домов: соединённые, как наш, по барачному типу, полусоединённые – на два хозяина, и раздельные, они самые дорогие, потому что свой гараж, иногда даже на две машины, сад больше и никаких соседей за стенкой, – пояснила Дашка. – А наш дом – самый типичный, социальное жильё, ещё со времён королевы Виктории. Рамы одинарные, зимой холод и ветер пропускают. В квартирах всё время сыростью пахнет, по углам плесень. Почему англичане при их нежарком климате не ставят двойные рамы – непонятно. Наверное, по той же причине, почему краны до сих пор раздельные. Даже в новых домах.

Она открыла дверь и провела Арину прямиком в кухню.

– Экскурсию по дому провести не могу – все комнаты заселены жильцами. В нашем доме три спальни и гостиная. Живут девять человек. Маленькое общежитие. Гостиная раньше свободная была, для общего пользования, но потом мы туда трёх литовских студентов взяли. Они вместе приехали, хотели вместе жить, это была самая большая комната.

Поев горячего борща и картофельного пюре с котлетами, Арина почувствовала себя как дома и стала потихоньку проваливаться в сон. Сказалась бессонная ночь и напряжение последних дней.

– Не могу дозвониться до твоего «Импульса», – услышала она сквозь сон Дашкин голос. – В Челябинске уже шесть вечера, наверное, ушли домой. Завтра с утра позвоним, первым делом.

Вечером они долго сидели и болтали о России, о родственниках, о Дашкиной маме, которая недавно заходила в гости к Бердяевым. Дашка рассказала, что все подружки чуть не умерли от зависти, когда узнали, что она вышла замуж в Лондоне. А завидовать тут особо нечему – оба с высшим образованием, муж все годы работает на стройке, а она официантила до самой беременности. Дом снимают, а пользуются только одной комнатой.

– Нелегалов в городе много, они на себя жильё снять не могут, поэтому пристраиваются к тем, кто уже снял дом на своё имя. Нам снимать целый дом слишком дорого, поэтому мы заселили жильцов по комнатам – где два, где три человека. А что, всё равно они целыми днями на работе, а переночевать можно и втроём в комнате. К тому же некоторые в ночную смену работают. Они нам ренту платят, а мы с хозяином расплачиваемся. Получается, что с накрутки, которую мы делаем на остальные комнаты, наша почти бесплатно выходит.

– А по кроватям сдавать не принято? Ну, мол, чтобы те, кто работают днём, занимали комнату ночью, а пока они работают, там бы спали те, кто в ночную смену работает. Тогда одну и ту же кровать можно два раза сдавать.

– И что, есть те, кто на это соглашается? – заинтересовалась Дашка.

– Ну да, это давно испробованный метод в Лондоне. Ещё с начала девятнадцатого века, – перед глазами Арины всплыл Яшечкин, читающий учебник.

– А, – махнула рукой Дашка. – Времена нынче не те. Потом, если бы дом был свой, можно было бы бизнес сделать. Но дом нам не потянуть. Да нам и невыгодно здесь надолго задерживаться. Хотели ещё годик-другой поработать, чтобы подкопить денег, а потом ехать на родину строить дом, рожать детей. А тут вот получился ребёнок, и все планы нарушены. Серёжа хотел меня отправить домой, но я не захотела. Знаешь, мне нравится в Лондоне. И домой совсем не тянет.

– Чему уж тут нравиться? – пожала плечами Арина. – Три года официанткой. А ты экономист по образованию, могла бы дома начать с бухгалтерии, сейчас бы в банке сидела.

– Чего же ты осталась и до сих пор не в банке?

– Я учитель.

– Репетиторством бы занималась. Частные школы. Гувернантство. А, не так всё просто в России. И здесь не просто. Но здесь можно заработать хорошие деньги.

– В ресторане?

– Я не пойму, ты меня подкалываешь или нет? Да, в ресторане. Минимальная заработная плата в стране – пять с половиной фунтов в час. То, что тебе арабы четыре фунта предложили – это нелегально, но и работа была нелегальная, ты же контракт не подписываешь. Они этим пользуются. А если ты работаешь на приличное заведение, тебе фунтов шесть-семь в час платят. Теперь посчитай: шесть фунтов в час при сорокачасовой рабочей неделе – двести сорок фунтов в неделю, тысяча в месяц, то есть пятьдесят тысяч в рублях. Ты зарабатывала дома пятьдесят штук в месяц в своей школе? А твоя мама? А твой папа? Может, только Олежек столько зарабатывает, но это мужик, в Челябинске, и при своём бизнесе. Комнату за шестьдесят фунтов снимать можно, на еду фунтов двадцать-тридцать в неделю, проездной на метро шестьдесят фунтов в месяц, но если ты студентка, тебе тридцать процентов скидка, значит только сорок. А если ты при этом сверхурочные берёшь или по выходным работаешь – у тебя тариф уже выше. По субботам платят в полтора раза больше. А если есть какая-нибудь подработка вроде уборок или чаевые платят, то ты по пятьсот фунтов в месяц откладывать можешь. С зарплаты официантки.

– Я больше могу откладывать при таких расходах, – уверенно сказала Арина. – Работы я не боюсь и буду работать столько, сколько дают. Сверхурочные и выходные. Мне нужно тысячу фунтов Олежеку вернуть и ещё покрыть дорожные расходы. Не говоря уже о том, чтобы что-то скопить.

– Вот тут другая загвоздка, Аринчик, – победно подняла указательный палец Дашка. – Работу на полную ставку со сверхурочными или чаевыми ещё найти нужно. Даже в ресторане. А потому будет лучше, если ты с самого начала осознаешь три вещи: первая – мама и родина далеко и помочь тебе здесь не смогут, поэтому бесполезно жаловаться и бесполезно ныть. Ностальгию тоже лучше засунуть куда-нибудь подальше, очень мешает выполнению поставленных задач. Вторая – твоё высшее образование и профессиональные достижения никого здесь не интересуют. Поскольку ты не можешь работать в Лондоне учителем истории (особенно русской), значит, забудь, что у тебя высшее образование и что ты учитель по природе своей. Поверь мне, постоянные размышления на эту тему только затруднят поиски работы и зарабатывание денег. И третье – твой школьный или нешкольный английский здесь абсолютно не работает. Ты приезжаешь в страну немая, и тебе понадобится несколько месяцев, чтобы начать понимать, что от тебя требуется в тот или иной рабочий день, и чтобы ты могла доказать менеджеру, что эта филиппинская сука ни хрена тебе не помогала и смылась на два часа раньше, а ты осталась одна всё доделывать и поэтому получить должна за шесть часов, а не за четыре, несмотря на то что она уже заявила ему, что работа сделана, и потому она уходит. На заметку: в Филиппинах английский – государственный язык, а изворотливость – первая натура, поэтому тут ты проиграешь в любом случае. Особенно, если менеджер – филиппинец, – она неожиданно расхохоталась. – В общем, много разных нюансов, Аринчик. Чисто по-родственному, по-человечески я тебе советом всегда помогу. Но в остальном я сейчас на дне жизни. Я уже три месяца не работаю, денег тебе одолжить не могу, с работой тоже не знаю. Для ресторана, в котором я работала, надо иметь право на работу, а уборками по домам я давно не занимаюсь. Серёжа только про стройки знает – женщине там делать нечего. Поселить тебя у нас тоже некуда – сама видишь этот теремок. Если совсем есть будет нечего – приходи, уж накормить я тебя всегда в состоянии. Ну и если «эмёрженси» какая случится – приходи, сестра всё-таки.

– Эмёрженси?

– Ну, критическая ситуация: побили, ограбили, изнасиловали. С работы выгнали или деньги закончились – это не эмёрженси. Это повседневная жизнь иммигранта. У тебя после того, как сто пятьдесят фунтов за квартиру заплатила, хоть сколько-нибудь осталось?

– Да, около двухсот фунтов.

– М-да. На две недели, в лучшем случае, на три. Тем лучше. Меньше рассусоливать будешь. Значит, у тебя ровно две недели, чтобы найти работу, и один день, чтобы найти жильё.

– У меня принимающая семья на две недели оплачена.

– Значит, нужно найти твою принимающую семью. В Лондоне деньгами не раскидываются. Я позвоню завтра в твой «Импульс», а ты иди в колледж учить английский. Язык в Лондоне – первое дело, без языка никуда. Ну, а с работой и жильём – поспрашивай студентов в колледже, наверняка что-то уже знают. Я тебе свою старую сим-карту дам, там фунтов семь лежит, но звонки дорогие, пенсов сорок за минуту, поэтому не разбазаривай. Когда закончишь, пополнишь наличкой в любом магазине, где проездные продают. Это специальный оператор, О2 называется – самый главный для звонков в Россию. Если звонишь на специальный номер, звонки в Россию будут стоить всего два пенса в минуту. Я с подругами по часу каждый выходной болтаю – расходов один фунт. Но если у нас в гостях будешь – можешь с городского звонить, те же два пенса, не обеднеем.

В тот же вечер Арина позвонила родителям, коротко сообщила, что долетела благополучно, что пока ночует у сестры, а завтра идёт в колледж. Погода в Лондоне хорошая, настроение тоже.