Хроники Беларутении

Микола Адам

Хроники Беларутении

Воительница Сатина

(роман)

Часть первая

1

Вечером окатило внезапно. Впрочем, не вечером, скорее тьмой, нависшей огромными черными танкообразными тучами. Своими тушами они заслонили солнце и стали расстреливать город дождем. Жестоко, сосредоточенно, прицельно.

Дождь выворачивал наизнанку зонты, вырывал их из рук прохожих и разбрасывал, как иглы, по мокрым трассам и тротуарам; бросался под ноги бешеным псом и сбивал с ног, не давая возможности подняться, сек и хлестал лица упавших с остервенением маньяка, втаптывая, впечатывая, вбивая, точно гвозди, в уставший от зноя асфальт. В ужасе люди спешили где-нибудь укрыться, вжимались в стены домов, толпились под навесами, скрывались в подземных переходах и метро, пережидая взбесившуюся стихию. На помощь дождю примчался северный ветер. Играючи, он обламывал ветки деревьев, с корнями вырывал молодые деревца и цветы с клумб. После чего принялся за рекламные щиты и вывески. Он не отдирал их от столбов, к которым они крепились, а вместе со столбами выдирал из земли, крутил в воздухе, будто богатырь, проверяя свою мощь, по силам ли ему, и швырял, либо в окна, либо в людей. Дождь, поплескавшись в созданных им же лужах, не отставал от ветра. Он набросился на транспорт, затопляя дороги, останавливая машины, автобусы, троллейбусы и трамваи. Вместе с ветром переворачивал их, вслушиваясь в испуганные крики пассажиров, оказавшихся внутри. Ветер поднимал машины в воздух, подбрасывал, как футбольные мячи, и, словно в ворота забивая гол, отправлял в стены домов, которые молча принимали в себя разбитую технику и разбитые жизни. Они ничем не могли помочь и только скорбно взирали на картины разрушения.

Под дождь попала и Ева Момат – молодая пышноволосая шатенка с глазами цвета свежего кофе, матовой кожей и вздернутым упрямым носиком. Она выходила из здания телерадиоцентра. Дождь вырвал зонт из ее рук и впихнул девушку обратно, вымочив с ног до головы.

Ева не растерялась. Она подошла к настенному зеркалу в фойе посмотреть, насколько сильно нанесен урон ее внешности, и, по возможности, исправить. Там ее застал взволнованный Аркадий Петрович.

– Евочка, с вами ничего не случилось? – взглядом хирурга осмотрел девушку среднего роста лысоватый мужчина в годах. – Слава Богу! – облегченно вздохнул, поправляя все время съезжающие на нос большие круглые очки.

– Почти ничего, – ответила Ева, хлопнув ладонями по мокрой ткани на бедрах. Она была в брючной шелковой двойке, прилипшей к телу и подчеркивавшей и без того прекрасную фигуру, две верхние пуговицы на блузке отсутствовали: вероятно, вместе с зонтом, понравились дождю.

Аркадий Петрович предложил вернуться в гримерку, обождать дождь и хоть слегка просушить одежду. Ева согласилась.

Она и не думала, что окажется в этот день на телевидении. Ева направлялась в издательство, предварительно послушав сводку погоды и предусмотрительно захватив зонт, к Аркадию Петровичу, обсудить нюансы выхода ее нового романа и гонорар за него. Аркадий Петрович же, не дав ей и слова сказать, усадил в свой «форд» и повез на Макаенка, 9. Уже в машине он объяснил, что у нее, у Евы, через полчаса – пресс-конференция и прямой эфир на телевидении, что аккредитованы многие известные журналисты и даже из других стран.

– Но почему я узнаю об этом только сейчас? – возмущалась девушка.

– Понимаю, Евочка, ваши чувства и целиком разделяю, – отвечал Аркадий Петрович. – На вашем месте я тоже был бы возмущен до глубины души, поверьте, однако войдите и в мое положение…

– Не понимаю, – удивленно глядела на издателя Ева.

– Дело в том, что пресс-конференция эта, – объяснял Аркадий Петрович, – еще вчера вечером была чем-то эфемерным. Утром мне позвонили и сообщили, чтобы я немедленно вез вас на телевидение, как только вы появитесь. Нам обещали прямой эфир, Евочка. Читатели заинтересованы вами, они хотят познакомиться с вами поближе, узнать вас получше… Это необыкновенная удача, Ева, в столь юном возрасте снискать на литературной ниве популярность и интерес к себе.

Ева молчала. Безусловно, ей было приятно оказанное внимание, но ведь она совершенно не подготовлена к ответам на вопросы. Да и никогда раньше ей не приходилось принимать участие в пресс-конференциях, она даже интервью никогда не давала и понятия не имела, как себя вести на подобных мероприятиях.

Словно угадав мысли девушки, Аркадий Петрович произнес:

– Вы только не волнуйтесь, Евочка. То, что о вас никто ничего не знает – вам же на руку. Можно говорить все, что угодно. Ведите себя скромно, держитесь уверенно, главное, не теряйтесь.

– Легко сказать, – вздохнула Ева.

Ей было тяжело следовать советам Аркадия Петровича. Прожекторы в студии ослепили ее, и она не знала, куда деваться от наглого электрического света, бьющего по глазам; количество людей, интересующихся ею или делающих вид, пугало.

– Познакомьтесь, Ева, – взял ее за руку Аркадий Петрович, чтобы представить стройной красивой женщине в возрасте с завитыми крашенными в медный цвет волосами. – Это ведущая передачи Элла Августовна.

– Очень рада, что вы нашли время прийти к нам, – улыбалась Элла Августовна. – Я прочла все ваши романы. Они бесподобны!

– Спасибо, – пролепетала Ева, улыбаясь в ответ, но растерянно глядя в глаза Эллы Августовны, водянистые и холодные. Словно почувствовав состояние девушки, последние потеплели и подобрели, Элла Августовна поспешила успокоить Еву:

– Вы только не волнуйтесь и ничего не бойтесь. Сегодняшняя передача будет транслироваться в сорока семи странах. Если вас где-то еще не читали, обязательно прочтут. Даже президент, в письменном виде, выказал свое восхищение вашим творчеством.

– Вы думаете, это меня успокоило? – еще больше разволновалась Ева.

– Ну-ну, ну что вы, вы же взрослая девочка, возьмите себя в руки, – дотронулась Элла Августовна до плеча девушки. – Увидите, все будет в порядке. – И к Аркадию Петровичу повернулась: – Вот что… Вы пока проводите Еву в гримерку, я потом вас позову.

В гримерке Ева кое-как успокоилась. Возможно, из-за того, что в комнате почти не было людей. Еву причесали, подпудрили, подвели тени… Наконец Аркадий Петрович, взяв ее за руку, повел за собой.

Их усадили за полукруглый стол с микрофонами и двумя бутылочками с минеральной водой. Какая-то девушка еще раз прошлась кисточкой по лицу Евы. Аркадий Петрович пожал руку Евы под столом. Ева, не моргая, смотрела на несколько рядов зрительного зала, занятых журналистами. И ее от журналистов разделял только стенд с книгами, возле которого стояла Элла Августовна в ожидании команды оператора.

Команда была дана. Элла Августовна, нацепив, как маску, дежурную улыбку, поднесла микрофон ко рту и заговорила:

– Добрый вечер, уважаемые телезрители. В эфире – еженедельный выпуск вашей любимой передачи «Ажиотаж» и я – ее ведущая – Элла Пролич. Сегодня у нас в гостях самая читаемая писательница, чьи книги не уступают ни в популярности, ни в тиражах бестселлерам Марининой, Донцовой или Молчановой. Она молода, красива, обаятельна и, несомненно, умна. Кстати, наша киностудия, для тех, кто еще не знает, запустила в производство три сериала по книгам Евы Момат. В чем же секрет успеха ее романов и как шлифовался талант писателя, мы и попытаемся выяснить. Но прежде, чем приступить непосредственно к творчеству самой Евы Момат, пользуясь случаем, я хочу спросить издателя Евы, который тоже присутствует в студии, как и с чего все началось?

Элла Августовна подошла к Аркадию Петровичу, присела рядом и повторила уже ему лично вопрос.

– Ну, – прокашлялся Аркадий Петрович, – в один прекрасный для меня день к нам в контору пришла девочка с двумя папками, в которых был ее первый роман «Слово мира». Естественно, я удивился ее визиту. Почему именно ко мне она пришла? В то время я не занимался изданием художественной литературы и никогда не думал, что займусь этим делом впоследствии. Но, глядя на девочку, готовую вот-вот расплакаться, ведь ни одно издательство, а Ева обращалась во многие, даже не удосужилось хотя бы для виду развязать тесемки на папках, хотя бы одним глазком посмотреть, что в этих папках, я взял у нее рукопись. Взял и забыл, если быть честным, что взял. Примерно через месяц она снова пришла, уже без папок, но с вопросом, понравился ли мне роман? Я сначала не мог понять, о чем она говорит, я даже ее саму не вспомнил… и тут девочка расплакалась. Да так горько, что я не знал, куда себя деть от стыда перед ребенком, ведь я же обидел ее! Я пообещал, что обязательно прочту роман, и… прочел буквально за три дня. После чего решил рискнуть издать его. Я не надеялся на большую прибыль, потому что не верил, что он окупится, хотя и написан живо, захватывающе, легко. Поймите мое состояние, когда книга Евы Момат принесла больше, чем вся техническая литература, издаваемая за год. Я тут же роман переиздал, а Ева принесла новый. Таким образом, я забросил все свои дела и занялся интересами Евы…

– То есть, вы хотите сказать, – перебила его Элла Августовна, – что вы исполняете обязанности агента Евы, менеджера, рекламодателя…

– …издателя, – помог в перечислении Аркадий Петрович. – Я один занимаюсь этой девочкой.

– Ну что ж, – сказала Элла Августовна, – с вами все понятно. Вернемся к виновнице нашей встречи, и, если есть вопросы, пожалуйста, задавайте…

Элла Августовна обращалась уже к журналистам, которые и без того дружно тянули руки, как школьники на уроке, опережая друг друга, чтобы спросить о том, что их интересовало больше всего.

– Итак, первый вопрос, – объявила Элла Августовна. – Пожалуйста, молодой человек…

Симпатичный юноша в первом ряду поднялся во весь свой огромный рост и пробасил:

– Хотелось бы узнать о семье Евы. Может быть, тогда станет понятней источник таланта писательницы. Спасибо.

Ева смешалась. Она и так испытывала дискомфорт в студии, где каждый рассматривал ее, словно она манекен или товар какой, с улыбочками на лицах. Особенно молодые люди, те будто спрашивали, ну, чем ты еще нас удивишь? А ей никого не хотелось удивлять, ей домой хотелось. В конце концов, не она их всех собрала, они пригласили ее…

– Вы можете не отвечать, Ева, – произнесла Элла Августовна, – на любой вопрос, который сочтете неуместным или неприемлемым для вас.

– Я отвечу, – сказала Ева. Она решила отвечать на все вопросы, какими бы они ни были. – У меня нет семьи. Я воспитывалась в приюте и никогда не видела своих родителей. Аркадий Петрович, мой издатель, на сегодняшний день самый близкий человек.

– Простите, – смутился молодой человек и сел на место.

– Значит ли это, – вмешалась Элла Августовна, – что ваше сердце свободно на данном этапе от обязательств перед каким-нибудь молодым человеком? Я имею в виду интимную сторону вопроса.

– Почему вы так решили? – не поняла Ева.

– Вы же только что сами сказали, что, кроме Аркадия Петровича, никого из близких у вас нет.

– Вы неправильно меня поняли, – улыбнулась Ева. – У меня есть любимый человек, как у всякой нормальной девушки, но причислить его к своей семье, как Аркадия Петровича, я пока не могу.

– А как ваш парень относится к вашему занятию литературой? – спросила смешная девушка в маленьких круглых очечках и с косичками а-ля Пеппи ДлинныйЧулок.

– Никак, – последовал ответ. – Он ничего об этом не знает.

– Как же вы тогда общаетесь? – продолжала та же девушка. – Или, может быть, ему неинтересно, чем вы живете?

– Мы… не достаточно часто видимся, чтобы обсуждать мои удачи или неудачи в том либо ином абзаце, главе и предложении. У нас просто-напросто нет на это времени. Тем более что Егор, так зовут моего молодого человека, профессионально занимается боксом. Было бы глупо с моей стороны, по возвращении Егора с тренировки, начинать беседу о литературе, согласитесь сами…

Присутствующая в студии мужская половина дружно засмеялась.

– О чем же вы тогда разговариваете? – недоумевала все та же журналистка.

– Мы не разговариваем, – пожала плечами Ева. – Повторю, у нас не хватает на это времени. Целый день он молотит «грушу» или соперника на ринге, я – стучу на машинке, мы устаем… При встречах же… целуемся, ну и… – Ева сделала неопределенный жест рукой в воздухе, – потом начинается секс. Какие могут быть разговоры о литературе во время… этого?

– Простите, – поднялся парень в джинсовой двойке, близоруко щурясь, – вы сказали, что стучите на машинке… Не было бы проще и быстрее, да и практичнее работать за компьютером?

– Вы знаете, – отвечала Ева, – может быть, я чего-то не понимаю, может быть, я просто человек другой эпохи, но компьютеров я боюсь, на машинке как-то безопасней.

– А вы пробовали когда-нибудь?

– Нет. Но и не испытываю большого желания.

– Почему именно литература, – спросила интеллигентного вида пожилая дама, – а, не например, музыка? С вашей фигурой и внешностью вы, несомненно, сделали бы блестящую карьеру на сцене. Да и на любой фабрике вам бы цены не было.

– Хороший вопрос, – задумалась Ева. – Понимаете, я никогда не представляла себя у станка, в какой-то специализированной одежде, хотя в приюте пришлось освоить не один станок, как нам говорили, на всякий случай, и я никогда не хотела работать на производстве. Почти все мои одноклассницы из приюта пополнили ряды фабричных работниц, одноклассники – исправительных колоний, с редкими исключениями… У меня был друг в приюте, Колюня, его и сейчас, кстати, все Колюней называют… Так вот, он много читал, очень много, заставил и меня полюбить книги. Часто мы вместе их читали, спрятавшись где-нибудь ото всех. Потом я стала писать сочинения школьные, странные, как говорили наши педагоги, а Колюня, прочтя мои опусы, посоветовал не забрасывать увлечения и продолжать писать. Так я и стала писательницей.

– А что стало с этим вашим Колюней? – поинтересовалась дама.

– Ничего, – улыбнулась Ева. – Жив-здоров. Мы учились вместе с ним на филологическом, потом он пошел в армию, потом служил контрактником, сейчас снова учится на филологическом.

– И у вас не было с ним романа? – вскочила смешная девушка с косичками как у Пеппи ДлинныйЧулок.

– К сожалению, не было.

– А вам хотелось?

– Думаю, да, потому что он удивительно интересный человек. Даже странно, что такого приют воспитал.

– Однако же и вы, Ева, из того же самого приюта, – заметила Элла Августовна.

– Если бы не Колюня, кто знает, кем бы и где бы я теперь была, – вздохнула Ева.

– Были варианты?

– Нет. Но если бы не постоянное присутствие Колюни, который был всегда рядом, как каменная стена, не знаю, что бы со мной было.

Поднялся компактного телосложения мужчина в тройке, с бородкой клинышком.

– Я представляю «Детективную газету», – сказал он. – Хотелось бы уточнить, почему именно жанр детектива вас заинтересовал больше всего в выборе творческой реализации, а не, скажем, любовный роман?

– Я не выбирала, – поправила челку Ева, сползшую на глаза. – Мои романы не детективы, если брать полное толкование жанра. В первую очередь, это как раз-таки романы о любви, а уже потом детективы или что-нибудь еще.

– Я хочу добавить, – вступил в беседу Аркадий Петрович, – что благодаря этому, то есть смешению жанров, произведения Евы и пользуются таким успехом. В них есть все, – на пальцах стал перечислять: – и мелодрама, и детектив, и триллер, и фантастика в какой-то мере, причем в каждом. Это не так-то просто, согласитесь, использовать в одном произведении кучу разных жанров.

– Спасибо, Аркадий Петрович, – поблагодарила Ева издателя за объяснения.

Молодой, задумчивого вида человек с физиономией поэта задал такой вопрос:

– Что вы чувствовали, получая отказы один за другим, пытаясь издать первый свой роман?

– Ой, я ревела как дура каждый раз. Хорошо, что не додумалась со злости уничтожить, хотя мысли такие были. Я понимала, что написала не бог весть что, но обидно было, что мой роман возвращают непрочитанным. Все же у меня хватило духу продолжать одиссею по издательствам. Видно, сказалось воспитание приюта, где наглость и упрямство почитались как высокие моральные качества.

Красивая блондинка с яркими сочными губами, с золотым кулоном на груди, с северным акцентом спросила:

– Что такое для вас шелк? Все героини ваших произведений просто без ума от этого куска ткани, а в последнем вышедшем романе вы используете шелк в качестве орудия убийства. Он что – символ какой-то или метафора? Может быть, вам таким образом захотелось подчеркнуть собственный вкус?… Только в нашей стране шелк носят исключительно женщины легкого поведения.

– Мне очень жаль вашу страну в таком случае, – сказала Ева. – Попробуйте произнести слово «шелк» несколько раз подряд, попробуйте-попробуйте, все-все, что вы слышите? Это же шум моря, шелест леса и шепот дождя одновременно, а потрогайте шелк на ощупь, – Ева плавно, нежно провела по рукаву. – Это сама свобода, вольная воля, холодная, как лед, и горячая, как дыхание огня. На протяжении множества ночей мне снилось, что я на шелку сплю и шелком укрываюсь. Читая французские романы, я завидовала каждой героине, носившей наряды из шелковой ткани. Женщины легкого поведения из вашей страны отличаются изысканным вкусом. Я тоже предпочитаю шелк другим тканям, и мои персонажи стараются не отставать от той, кто их создал.

Она бы долго еще говорила и рассуждала на тему вкуса, тем более все, что касаемо шелка, было любимой темой, когда бы ни странного вида человек, привлекший ее внимание. Красавец-блондин, безупречно выбритый, с обнаженным мускулистым торсом, с кожаными нарукавниками на обоих запястьях, в кожаных черных брюках и таких же сапогах, медленно приближался к девушке, не сводя с нее глаз цвета холодной стали. Ева словно застыла. Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, даже голову повернуть в сторону не получалось. Только смотреть на приближавшегося мужчину с накачанным торсом и гадать, откуда он взялся? Кто его пропустил в таком виде в студию?…

Блондин подошел к столу, за которым сидела Ева, остановился, опустил руки ладонями на стол и, наклонившись к ней, произнес приятным бархатистым баритоном:

– Здравствуй, Ева!

Девушка не ответила на приветствие. Она все так же неподвижно сидела на месте и все так же в упор вынужденно смотрела на блондина. Чего он хочет? Почему никто никак не реагирует на его появление и поведение? Или ей все это только мерещится? Эта студия, пресс-конференция, она сама?…

– Что за цирк ты здесь устроила? – улыбнулся блондин, но какой-то ненастоящей улыбкой. – Тебе приятно общество этих шутов? – указал пальцем в зал, не оборачиваясь. – Они же все больны. Неизлечимой болезнью. Имя которой похоть. Мужчины уже давно раздели тебя глазами и в своих фантазиях входят в тебя и выходят без устали, а женщины… женщины тебя разрывают, как коршуны, на кусочки и скармливают собакам. Хотя нет, одна все-таки тебя любит, и даже искренне, вон та, с косичками, смешная такая. Знаешь, что она сейчас с тобой делает? Ты же любишь шелк? Вот в него она тебя и пакует, скоро он тебя проглотит совсем, съест и не подавится.

Еву охватывает паника, связывает по рукам и ногам, в глазах, таких больших и красивых – ужас. Почему никто не поможет ей? Почему нет рядом Егора? Он бы вытащил ее из этого кошмара… Надо просто позвать его, он сразу отзовется, он не может не услышать ее… Но как, как она позовет на помощь, если даже собственный голос сейчас ей не подвластен?…

– Да кто ты такой?! – вдруг на всю студию закричала Ева, замахиваясь рукой на блондина.

Но его не было.

Ева стояла за полукруглым столом, тяжело дыша, и медленно опускала занесенную для удара руку, а притихший зал и съемочная группа удивленно смотрели на девушку в жуткой неприятной тишине.

– Простите! – прошептала Ева и тяжело опустилась в кресло.

Аркадий Петрович тут же объявил, что пресс-конференция окончена. Элла Августовна налила ей в стакан минералки и попросила выпить. Ева сделала несколько маленьких глотков и поставила стакан на стол.

Журналисты постепенно расходились, явно недовольные тем, что пропустят самое интересное, но сенсация у них уже была в кармане. Можно как угодно теперь расценивать непонятное поведение и вскрик известной писательницы, неизвестно кому адресованный. Не девчонке же, задавшей вполне безобидный вопрос о ближайших творческих планах… А, может быть, не все в порядке с головой у Евы Момат?…

– Я пойду, – сказала Ева Аркадию Петровичу и направилась по направлению к выходу из студии.

– Я провожу… – предложил Аркадий Петрович.

– Не стоит, – отмахнулась та и вышла в коридор, где столкнулась с девушкой с косичками, как у Пеппи ДлинныйЧулок. Но Ева только скользнула взглядом по ней и поспешила дальше. Девушка окликнула ее, Ева не отозвалась.

…Так или почти так, насколько помнила Ева, прошел ее первый телеэфир. Она пыталась еще что-то вспомнить, что-то очень важное, и одновременно курила, запивая сигаретный дым сладким кофе в гримерке, где, кроме нее, находились еще Аркадий Петрович, Элла Августовна и та смешная девушка с косичками. Оказывается, ее звали Дашей, и она делала свой первый репортаж для какого-то женского журнала.

– Что же все-таки произошло? – спрашивал Еву Аркадий Петрович. – Что тебя так напугало?

– Не знаю, Аркадий Петрович, – пожимала плечами Ева. – Галлюцинации какие-то.

– С вами уже случалось такое? – пытаясь помочь, поинтересовалась Даша.

– Нет, – отрицательно качнула головой Ева. – Но где-то я читала, что при резком изменении жанра в творчестве начинают происходить странные вещи.

– А вы изменили?

– Да. Я пишу целиком фантастический роман, что-то вроде пост-катастрофик.

– Дождь закончился, – произнесла Элла Августовна, выглянув в окно.

– Я пойду тогда… – сказала Ева.

– Все же я тебя отвезу, – настоял Аркадий Петрович, по какой-то непонятной причине перейдя на «ты». Раньше он никогда не позволял себе этого, но Ева никак не отреагировала. Возможно, она все время считала, что Аркадий Петрович давно должен был перестать ей выкать. В сложившейся ситуации он еще больше почувствовал, как дорога ему девушка.

Взяв Еву за руку, как маленькую, Аркадий Петрович направился к выходу. Она не сопротивлялась, покорно села в машину, откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза. Аркадий Петрович включил музыку, но тут же выключил. Молча они ехали по городу, приходившему в себя после недавней стихии.

– Ты бы не молчала, – заговорил вдруг Аркадий Петрович. – Тяжело ведь в себе держать негатив, по себе знаю.

– А что говорить? – не открывая глаз, спросила Ева, и добавила: – Я ничего не помню. До вскрика. Глупо, наверное, выглядела?

– Ничего, – произнес Аркадий Петрович, – нормально. Первый блин всегда комом.

– Аркадий Петрович, – открыла Ева глаза, подвинулась ближе к издателю и положила голову ему на плечо, – я ничего такого не разболтала?

– Ничего такого, – успокоил Аркадий Петрович, улыбнувшись.

– Честно-честно? – переспросила Ева.

– Честно-честно, – подтвердил Аркадий Петрович.

– Это хорошо, – прошептала девушка.

Она снова закрыла глаза, еще сильнее прижалась к плечу Аркадия Петровича, словно искала защиты. Издатель нежно погладил ее по волосам, потом обнял за плечи одной рукой.

– Так хорошо, – прошептала Ева. – Почему вы не мой папа?

Ответить Аркадий Петрович не успел, да и стоило ли?

Зазвонил телефон в сумочке Евы. Девушка взяла мобильный, приложила к уху.

– Да, Егор! – сказала она.

2

Егор Савинич – высокий атлет с перебитым носом и типично славянским лицом – выходил на крыльцо здания филологического факультета после последней практической в сопровождении друга, Николая Кулакевича, или, попросту, Колюни, прижимая телефон к уху. Он почти ничего не слышал из того, что говорила ему любимая девушка, из-за невообразимого шума и гама студенческой братии, вываливающейся из храма науки на улицу.

– Ничего не слышу! – пожаловался Егор Колюне, который прикуривал от зажженной спички неизменную сигарету без фильтра. – Что? – уже в мобильный спросил он. – Не слышу! Повтори, пожалуйста! У нас тут просто занятия закончились, поэтому очень шумно. Ты не передумала?… Вот что, давай я буду говорить, а ты слушать, хорошо? Я спросил, ты не передумала, насчет завтра? Мы собирались компанией за город, на природу? Колюня будет обязательно, без него никак, девчонки какие-то, сам не знаю еще какие, ну, парни наши из группы, ты их знаешь. Так договорились? Ты поедешь? Точно?… Отлично! Я тебе еще позвоню, ближе к ночи. Ну пока. Целую.

Егор отключил телефон и бросил его в спортивную сумку, перекинутую через плечо.

– Все в порядке, – сообщил другу. – Да не дыми ты на меня! – замахал руками, разгоняя сигаретный сизый дым.

– Я на тебя не дымлю, – прохрипел Колюня. – Это ветер.