Полная версия
12'92
Павел Корнев
12’92
01|12|1992
день
Остаток осени прошёл без неприятных сюрпризов. Приятных, впрочем, тоже не случилось, если, конечно, не брать в расчёт тот немаловажный факт, что нас с Андреем не прихватили за известное место ни бандиты, ни менты. Ну а сами мы на рожон не лезли, сидели тише воды, ниже травы. Пацаны фасовали сахар, собирали мебель и скупали ваучеры, Воробей торговал своим ширпотребом, а Дюша буквально разрывался на части, в добавок ко всему перечисленному занимаясь организацией цеха по производству железных дверей и оконных решёток.
Сам я преимущественно учился, а в свободное время ходил в качалку или слушал музыку в компании Зинки. И так меня эта размеренность убаюкала, что сам не заметил прихода декабря, а там наступило время платить по счетам. К счастью, платить должен был не я, платить должны были мне. Оставалось лишь о долге напомнить.
Разговор предстоял не из лёгких, и по возвращении из института я забил на подготовку к семинарам и завалился на диван с томиком Рекса Стаута. Так до шести и читал, вроде как впустую время убил, зато голову разгрузил.
В шесть спустился этажом ниже и позвонил в квартиру семейства Марченко. Дверь открыла Зинка. Она обрадованно улыбнулась, привстала на цыпочки и быстро чмокнула меня в губы. Сразу отступила, кинула быстрый взгляд в сторону кухни и сообщила как-то очень уж громко, будто бы даже и не мне:
– Серёжа, а я ещё уроки не сделала! Историю учить надо.
И точно – не мне. С кухни выглянул её папенька – Борис Ефимович Марченко, он же с недавних пор Борис Нахимович Михельсон. Круглолицый и лысоватый сосед протянул руку и не преминул заметить:
– Вот-вот! Уроки делать надо!
Зинка ответила на это раздражённым фырканьем и спросила у меня:
– Серёжа, я зайду сегодня? Ксюша кассету новую принесла, музыку послушаем.
– Сегодня по работе мотаться буду. Не знаю ещё, когда вернусь. Звони.
– Ну, Серёжа!
– Завтра точно пораньше освобожусь, – пообещал я.
– Ловлю на слове!
Зинка отправилась в детскую, и тогда Борис Ефимович тяжело вздохнул.
– Вот же вертихвостка! Одна… музыка на уме!
Он выразительно глянул на меня, и сохранить невозмутимое выражение лица удалось с превеликим трудом.
– Так понимаю, Сергей, ты по делу? – уточнил Зинкин папенька, не дождавшись никакой реакции на свои слова.
– Угу.
Сосед махнул рукой.
– Заходи! – Он первым прошёл на кухню и предложил: – Чай, компот?
– Лучше – деньги.
– Деньги – лучше, – согласился Борис Ефимович и вновь вздохнул. – Ты, никак, о долге напомнить заглянул?
– О нём, – подтвердил я, усаживаясь на табурет.
Округлая физиономия Зинкиного папеньки явственно помрачнела.
– Серёжа! Ну мы же договаривались! Я же объяснял! До конца недели за акции НИИ по подписке надо деньги внести, а ты мне руки выкручиваешь!
– И в мыслях такого не было, – заявил я в ответ. – Насчёт акций и зашёл уточнить. Много получилось выкупить?
– Пока ещё нисколько. Пока только заявку утвердили. Семь процентов достанется. Думал, больше будет, но директор с замом подсуетились. Да и работники ваучеры сдавали охотно. С верой в будущее. Кретины!
– Семь процентов? – Я припомнил наш прошлый разговор и после несложных арифметических подсчётов уточнил: – Это немногим больше трёхсот тысяч?
Борис Ефимович кивнул.
– Примерно так. Но я ещё рассчитываю у коллектива сколько-нибудь акций скупить. Если наличку тебе отдам, как с людьми рассчитываться стану? Сам посуди: семь процентов – это ни туда и ни сюда! Вся затея псу под хвост! – Сосед вздохнул и уточнил: – Так чай или компот?
– Чай, – решил я.
– С печеньем или сахаром?
Я не выдержал и рассмеялся.
– У вас как в анекдоте: если руки с мылом моете, тогда чай без сахара!
– Много сладкого вредно, – насупился Борис Ефимович, выставил на стол розетку со смородиновым вареньем и вазочку с овсяным печеньем, налил в кружку заварки, добавил из термоса кипятка. – У меня, Серёжа, как ты сам знаешь, сейчас на руках тысяча двести долларов. По нынешнему курсу это что-то около полумиллиона. Если тебе долг верну, то впритык останется за акции внести.
– За акции ваучерами внесёте, – сказал я, отпив крепкого чёрного чая.
– Шутишь? – возмутился Борис Ефимович. – У меня их пять штук всего! Это пятьдесят тысяч!
– У вас пять, у меня поболее, – спокойно отметил я, вытянул из кармана толстую пачку приватизационных чеков и принялся отсчитывать: – Раз, два, три… – Выложил на стол двадцать шесть ваучеров и заявил: – С вашими пятью получается триста десять тысяч, как раз расплатиться за акции хватит. Остаток наличкой добьёте.
Сосед глянул на не столь уж и похудевшую стопку ценных бумаг и спросил:
– И много их у тебя?
Я из этого секрета делать не стал, как и не стал хранить в тайне свои планы.
– Ваучеров у меня на два миллиона с копейками. Собираюсь оставшуюся половину акций НИИ на открытых торгах скупить. Но там чеками можно только девяносто процентов от общей суммы оплатить, деньги понадобятся.
– Серьёзный подход, – медленно произнёс Зинкин папенька и вытер проступившую на лбу и залысине испарину. – У нас слишком много всего на хозблок завязано, нельзя контроль над ним терять. Иначе уже к лету с вещами на выход попросят, а то и раньше. Пройдёт приватизация, и новый собственник первым делом договор на охрану расторгнет. А так мои семь процентов и сколько ещё скуплю, да твои. Запросто сможем на что-то большее, нежели просто база отдыха, замахнуться. Но лучше, конечно, акции в одних руках аккумулировать…
Я на такую безыскусную уловку не поддался и помотал головой.
– Не стоит все яйца в одну корзину складывать. – Усмехнулся и припомнил слова соседа, с которыми тот занимал деньги: – В конце концов, у меня в отношении Зинки серьёзные намерения, а это всё ради семьи. Так?
– Так, – подтвердил Борис Ефимович и хлопнул мясистой ладонью по столу. – Хорошо! Возвращаемся к нашим баранам! Сколько за ваучеры хочешь?
– Двести шестьдесят тысяч, если по номиналу.
– Скажешь тоже: по номиналу! – немедленно взвился сосед. – Перекупы их по три-четыре тысячи берут!
– На то они и перекупы. Дальше сдают дороже.
– Серёжа, даже на бирже восемь тысяч – потолок!
Я надкусил печеньку и спокойно пожал плечами.
– Девять, на самом деле. Плюс вам ещё доллары на рубли менять, а это и риск, и потери на комиссии. Чисто по-семейному отдам себе в убыток за девять тысяч. На акции-то я их по номиналу сменяю, а наличка у меня ещё будет. Гуревич за аренду двадцатого числа рассчитается. Тут вам прямая выгода.
– Давай по восемь?
– По девять, Борис Ефимович. По девять. Вы на ровном месте двадцать шесть тысяч заработаете и при этом не нужно будет доллары непонятно кому сдавать с риском по голове получить и без денег остаться.
– Ты б меня прикрыл!
– Прикрыл бы. Но лучше до такого всё же не доводить, не так ли?
Сосед тяжко вздохнул, поднялся из-за стола и покинул комнату. Минут через пять вернулся, принялся отсчитывать на стол пятидесятидолларовые купюры, под конец присовокупил к ним двадцатку.
– Пятьсот двадцать копейка в копейку.
– Центр в цент, – пошутил я, убирая деньги, и поскольку чай к этому времени уже успел допить, засобирался домой, но не тут-то было.
– И вот ещё что, Серёжа, – придержал меня Борис Ефимович, – Софья вчера на родительское собрание в школу к Зинке ходила, вернулась вся в растрёпанных чувствах. Трояк у нашей деточки по истории корячится. Ты уж будь добр, повлияй на неё.
Я неуверенно повёл плечами.
– Одна тройка – не трагедия ещё.
– Аполитично рассуждаешь, – покачал головой сосед. – У Зинки сроду троек не было. С тобой дружить начала – и вот. Мысль продолжать надо?
– Не надо. Поговорю с ней.
– Поговори. А то мне Софья уже всю плешь проела. Так и до язвы недалеко.
Мы вышли с кухни в коридор, и я расслышал донёсшийся из детской комнаты напев:
Эй, ямщик![1]Борис Ефимович горестно поднял к потолку глаза.
– Уроки она учит!
Тут-то я и поспешил выскользнуть за дверь. В квартире надолго не задержался, только запрятал валюту и ваучеры в тайник, натянул турецкий свитер, надел кожаную куртку да сунул в карман газовый револьвер. Шарф, чёрная вязаная шапочка, перчатки – всё, к выходу готов.
По заведённой с недавних пор привычке на крыльцо выскакивать не стал и сначала оглядел двор через приоткрытую дверь, лишь после этого переступил через порог. Солнце давно село, но кое-где горели фонари и особо темно на улице не было. Во дворе – никого, лишь доносились от спортивной площадки скрип коньков по льду и хлёсткие щелчки бившихся о борта шайб. Незнакомых автомобилей на глаза тоже не попалось, вообще ни одна из машин не стояла с включённым двигателем, исторгая из выхлопной трубы серые клубы дыма, и я успокоился окончательно, двинулся вдоль дома.
К вечеру подморозило, но не слишком сильно: по прогнозу ночью ожидалось минус двенадцать; наверное, так сейчас примерно и было. Плевать, не замёрзну! Это не у «буханки» с утра до вечера пастись – дойти да вернуться. А пока двигаешься, не холодно.
Выйдя со двора, напрямик через частный сектор я решил не срезать и зашагал вдоль посёлка и даже так добрался до трёхэтажного жилого дома, часть помещений которого занимал безымянный кинотеатр, буквально в пять минут. Вновь оглянулся, нырнул в подъезд с сунутой в карман к револьверу рукой, но там меня никто не караулил. Позвонил, и сразу приоткрылась обшарпанная дверь.
– Заходи! – пригласил в квартиру Сева Лемешев – высокий и пузатый барыга, подвизавшийся на перегоне иномарок, а стоило лишь переступить через порог квартиры, и он сунул пухлый газетный свёрток.
– Здесь за сколько машин? – уточнил я, пряча тот во внутренний карман куртки.
– Семь в этот раз пригнали.
– Отлично. К кому обращаться – знаешь.
Но вот так сразу уйти не вышло.
– Погоди, – придержал меня Лемешев. – На одну машину покупатель уже есть – надо съездить, показать.
– Я тут при чём?
– За охрану деньги берёте, вот и охраняйте! – Перегонщик помялся и пояснил: – Человек новый, место незнакомое, меня б подстраховать.
Если начистоту, страховать Севу нисколько не хотелось, но и послать его куда подальше было никак нельзя: всё же с каждой машины нам капало по двести марок, из которых половина шла прямиком в мой карман. Раз пошлю, два пошлю, и люди точно задумаются, что свою долю не отрабатываю, а раз так, то и платить незачем. У нас тут хозрасчёт, подход «когда убьют, тогда и приходите заявление писать» не прокатит.
Но и позволять Лемешеву усесться себе на шею, я тоже не собирался, вот и спросил:
– Ты постоянно с новыми людьми работаешь. Что с этими не так?
Сева помялся, потом сказал:
– Да с утра Граф подкатывал, крышу предлагал. Трепанул кто-то, что машины свежие пришли. Я его отшил, но мало ли…
Меня так и подкинуло.
– Чего, блин?! И ты молчал?
– Так вот же – сказал!
– Я тебе свой номер на кой дал? А номер Козлова у тебя зачем? Сразу о таких вещах сообщать надо. Сразу!
Лемешев насупился, но ничего в своё оправдание говорить не стал, снял с вешалки дублёнку. Ехать мне с ним расхотелось окончательно. Одному – так уж точно.
– Позвонить дай, – потребовал я и даже присвистнул от удивления, когда перегонщик вынес из комнаты трубку с кнопками и короткой антенной. – Ну ничего себе! Красиво жить не запретишь!
– Имею право! – хмыкнул Лемешев.
– И с ней прямо везде ходить можно?
– Не, самое большее метров тридцать от базы берёт. Просто радиотелефон. Набирай номер, потом жми вызов – вон значок с трубкой.
Я поглядел на кнопки, помимо цифр на которые непонятно для чего нанесли ещё и буковки латинского алфавита, затем принялся тыкать в них указательным пальцем. Ничего не напутал, но и Андрея Фролова дома не застал. Тогда позвонил Янке Скоковой, и на этот мне раз улыбнулась удача.
– Дюша, ты там прописался, что ли? – спросил я, когда бывшая одноклассница позвала к телефону моего приятеля.
– Ага, – подтвердил он и гоготнул: – Меня ж типа ищут. Я ж типа скрываюсь.
– Блин, ну не совсем же Аня дура. Она вообще не дура, так-то. Поняла уже давно, что ты её динамишь.
Уверен, так оно и было. Это поначалу, когда я завалился на квартиру с сумкой денег и автоматом, Аню проняло до самых печёнок, ну так там и никакой игры не было, всерьёз когти рвали. Дальше-то она точно сообразила, что Андрей не скрывается от бандитов, а просто завёл новую подружку и перебрался к ней на квартиру.
– Да и хрен с ней! – отрезал Фролов. – Серый, ты чего звонишь-то? Я ужинать только сел.
– Минут через десять подваливай в кафетерий. Дело есть.
– Ну, Серый!
– Дюша, хорош! Тут всё серьёзно, нам за это деньги платят.
– Ствол брать?
– Обязательно.
Я протянул трубку Лемешеву, и тот сам нажал кнопку отбоя. К этому времени он уже обулся, застегнул дублёнку и водрузил на голову норковую формовку.
– А зачем нам кафетерий? – спросил он, выпуская меня из квартиры. – Сразу за ним бы и заехали.
Мне только и оставалось, что рукой махнуть.
– Надо!
Перегонщик от расспросов воздержался и принялся возиться с ключами, запирая квартиру, затем первым вышел из дома через чёрный ход. Я – следом, рука в кармане с револьвером.
Мало того, что куча чужих денег при себе, так ещё и Лемешева по своим делам уработать могут. Ситуация!
На заметённом снегом газоне прямо под окнами притулилась синяя иномарка: на решётке радиатора был размещён фирменный знак «опеля», на багажнике серебрилось название модели: «Senator». Перегонщик завёл двигатель и оставил машину прогреваться, сам закурил. Протянул пачку с верблюдом и мне, но я лишь покачал головой и принялся переминаться с ноги на ногу, не забывая поглядывать по сторонам. Вроде – спокойно всё.
Не обнаружилось никого подозрительного и у кафетерия. Лемешев остался ждать меня в салоне, я забежал внутрь. У витрины с алкоголем и заветренными бутербродами скидывались на водку три алкаша, отдел же с кондитерскими изделиями пустовал. За кассой там стояла миленькая платиновая блондинка с очень ладной фигурой, чего белый халат нисколько не скрывал, и я сразу указал ей в сторону подсобки.
Алёна стрельнула глазами на вторую продавщицу и кивнула:
– Проходи.
Она приподняла откидную крышку прилавка, и я проскользнул внутрь. В заставленной всякой всячиной комнатушке вытащил из внутреннего кармана пухлый газетный свёрток, разворошил его и принялся отсчитывать разной потрёпанности банкноты. Набрал двадцатками и полтинниками тысячу четыреста дойчмарок, сложил стопку банкнот надвое и убрал в карман, а почти не похудевшую пачку без пересчёта завернул обратно в газету и на выходе вручил Алёне.
– Для Козлова.
– В курсе, – кивнула продавщица и спрятала газетный свёрток под халат. Знала, о чём именно идёт речь, вот и отнеслась к поручению кавалера со всей ответственностью.
Я задержался и спросил:
– Он хоть тебя заберёт?
– А то что? – улыбнулась Алёна. – Проводить хочешь?
– Не хочу, но придётся, – ответил я совершенно серьёзно.
– Не бойся, заберёт.
– Ну и отлично.
Задерживаться в кафетерии я не стал и вышел на улицу, а там и Андрей подошёл.
– Ну что опять такое? – сходу потребовал он объяснений.
Вместо ответа я распахнул заднюю дверцу иномарки.
– Поехали, тачку покупателям покажем.
– А без меня никак?
– Дюша, не тупи! Разговор есть.
Мы забрались на заднее сиденье, Андрей поздоровался с Лемешевым, и вновь спросил:
– Ну что там ещё?
Перегонщик притопил педаль газа, и автомобиль тронулся с места, а я откинулся на спинку и усмехнулся.
– Сейчас – ничего, просто рядом постоим. А вот что с Графом делать – это ты мне скажи. Он на наш кусок пирога пасть разинул.
Фролов матерно выругался.
– Автобизнес крышевать, что ли, собрался?
– Подкатывал, да, – подтвердил Лемешев.
– Поговорю с ним, – пообещал Андрей. – Не знаю, получится достучаться или нет. Граф хорошо так поднялся, может быковать начать.
Я презрительно фыркнул.
– Да чего он там поднялся, Дюша? Видеосалон и блошиный рынок на «Диете» крышует? Ладно бы отжал, так само в руки упало!
И это было действительно так: после расстрела бригады боксёров Граф просто прибрал к рукам ставшие бесхозными точки и совсем не факт, что сумеет удержать их, когда вернётся из Казахстана Миша Тупин со товарищи. Если они, конечно, вернутся. Так-то местные ухари давно могли их где-нибудь в степи прикопать.
Андрей отмахнулся.
– Да не в этом дело, Серый! Он деловой стал до невозможности, ударит моча в голову, и закусится на ровном месте!
– Поговори с ним. Скажи, что так дела не делаются, а Сева не сам по себе. Да и мы тоже. Без подробностей, просто намекни.
– Намекну, ага, – кивнул Фролов. – Думаю, всё же сдаст назад.
– Наверняка сдаст. Только не факт, что надолго. Точно какую-нибудь падлу кинет. Он по жизни чужими руками жар загребает.
– Разберитесь, короче, с ним! – потребовал Лемешев. – Вам за это деньги платят.
Андрей вскинулся было, но я его придержал, вытянул из кармана стопочку банкнот и отсчитал приятелю две сотни.
– Твоя доля.
В октябре нам обломилось восемьсот марок, и в общак я отдал только половину, а Фролову вручил сотню, так что прибавка на сей раз получилась более чем существенная, возмущаться он сразу передумал. Только и проворчал что:
– Ну да, платят… – Потом вздохнул и спросил: – Едем-то куда?
– Тут недалеко, – неопределённо ответил перегонщик. – Просто рядом постойте, лицами поторгуйте.
И точно: домчались быстро. Пересекли Гагарина и Барбюса, а там ещё немного покрутились по району и вывернули к железнодорожным путям, точнее к протянувшимся вдоль них гаражам.
– Где-то здесь, – пробормотал Лемешев, углядел в свете фар какой-то ориентир и свернул в узкий проезд, покатил вглубь кооператива.
Один поворот, другой и вот уже иномарка уткнулась в ржавые ворота, за которыми маячила тёмная махина гаражного бокса.
– Стучите! – распорядился перегонщик, не спеша выбираться из-за руля.
– Пошли, – пихнул я в бок Андрея, сам вылез из салона через противоположную дверцу, встал рядом с машиной, огляделся.
Место нисколько не понравилось, но деваться было некуда, подступил к воротам, приложился к углу его створки ботинком.
– Открывайте!
Поначалу ничего не происходило, затем вспыхнула закреплённая на стене бокса лампа, хлопнула дверь, послышался скрип снега под ногами неспешно шагавшего к воротам человека. Дальше створки дрогнули, скрежетнули и начали расходиться, открывая проезд в небольшой закуток-дворик. Там стояли видавшие виды «жигули» шестой модели, а ещё у дальней стены высился сугроб, точно скрывавший в своих недрах какой-то автомобиль.
– Ты ещё кто такой? – недоумённо уставился на меня распахнувший ворота мужик в валенках, фуфайке и шапке-ушанке.
Ни одеждой, ни худой злой физиономией на денежного покупателя, способного приобрести иномарку, он нисколько не походил, и я несколько даже напрягся, сунул руку в карман. От мужика этот жест не укрылся, он попятился, но тут из машины выглянул Лемешев.
– Порядок! Это со мной!
Порядок? Лично я в этом уверен вовсе не был.
01|12|1992
вечер
Покупателем оказался долговязый тип в китайском пуховике и пыжиковой шапке. Особо состоятельным он тоже не выглядел, но по нынешним временам не угадаешь. Опять же – машину вполне могли брать на перепродажу.
Лемешев загнал иномарку во двор, и мужик в фуфайке вознамерился закрыть ворота, но Андрей привалился к створке с таким видом, что просить его отойти не стали. Подозрительные типы обменялись быстрыми взглядами, и только.
– Ну вот! – указал на автомобиль выбравшийся из-за руля Лемешев. – Всё как говорил: пятилетний «Опель «Сенатор», не битый, не крашеный, без пробега по России. Сто семьдесят семь лошадок, антиблокировочная система, усилитель рулевого колеса, центральный замок. И за всё про всё тринадцать тысяч марок. В рублях – три миллиона шестьсот пятьдесят тысяч.
Длинный с хмурым видом обошёл вокруг иномарки, попинал колёса, глянул на товарища, потом зыркнул на нас с Андреем и выдохнул облачко пара:
– Дорого.
Я всё так же с рукой в кармане сдвинулся немного в сторону, не желая упускать из виду мужика в фуфайке, который интереса к машине не проявил и отошёл к боксу, а вот Лемешев сгустившееся напряжение проигнорировал и всплеснул руками:
– Да в каком месте – дорого? Я и без того за срочность пятьсот марок скинул!
– Дорого, – дёрнул щекой покупатель.
Перегонщик торговаться не стал и распахнул дверцу с какой-то очень уж суетливой поспешностью.
– Ну, как знаешь!
– Да погодь! – попросил долговязый. – Сейчас мастер машину посмотрит и решим.
Мастером оказался поддатый дядька в замасленной спецовке. Он выглянул из бокса и махнул рукой.
– Загоняйте!
Но тут уж упёрся Лемешев.
– Так дорого или нет? – поставил он вопрос ребром.
Покупатели вновь обменялись быстрыми взглядами, и мужик в фуфайке едва заметно покачал головой. Тогда тип в пуховике предложил:
– Оставляй, посмотрим.
– Так дела не делаются! – отрезал Сева, уселся за руль и завёл двигатель.
Мастер немедленно сплюнул под ноги.
– Клапана стучат! Даже отсюда слышу! Барахло!
Иномарка сдала задом и выкатилась из ворот, мы с Андреем попятились, а стоило Лемешеву развернуться, медлить не стали и быстро забрались в салон. Когда выехали из гаражного кооператива, я не утерпел и спросил:
– Слушай, Сева, тебя кто с этими клоунами свёл?
– Там не клоуны, там другое, – выдавил из себя перегонщик.
– Поехал бы один, оттаял бы по весне где-нибудь за городом, – прямо заявил Андрей Фролов.
И вот уже на это замечание Лемешев не только не возразил, но и выдвинул вполне логичное предложение:
– Надо выпить.
Ну и покатили обратно в кафетерий. Взяли там три по сто и по бутерброду с селёдкой, заняли стоячий столик в углу. Не могу сказать, будто так уж хотелось водки, просто морозило не на шутку. А пару глотков сделал, и отпускать начало.
На теплоходе музыка играет![2]Я с шумом перевёл дух и заставил себя перестать сутулиться, понемногу расслабиться. Насчёт теплохода не скажу, а вот после такой вылазки запросто на шабашку перед подъездом похоронный оркестрик собраться мог.
Ну да пронесло – и ладно. Тепло, радиоприёмник негромко напевает, все живы и даже без замеса обошлось – ну хорошо же!
– Может, и в самом деле их Граф подвёл? – спросил я, закусив бутербродом с селёдкой. – Вполне в его духе. Он по жизни чужими руками действует.
Лемешев помотал головой.
– Сомневаюсь.
Тут звякнула дверь, с улицы зашёл старший оперуполномоченный капитан Козлов собственной персоной. Застать здесь нашу тёплую компанию он точно не ожидал, скрыть удивление и пытаться не стал.
– Пьянствуете? – поинтересовался, обменявшись со всеми рукопожатием.
– Нервы лечим, – ответил перегонщик.
– А есть повод?
– Да тут один деятель, Граф погоняло, крышу предлагал.
Козлов выжидающе посмотрел на меня с Андреем.
– Знаете такого?
– Знаем, – кивнул я.
– И за чем дело стало? – удивился капитан. – Разберитесь с ним, вам за это деньги платят. Так?
– Разберёмся, – пообещал Андрей, стянул вязаную шапочку и взъерошил короткий ёжик светлых волос. – Только мы сегодня все деньги до последнего пфеннига отработали!
– Это как?
Лемешев тяжело вздохнул и влил в себя остатки водки, после рассказал о неудачной попытке продать автомобиль.
– Ну-ка, ну-ка! – заинтересовался старший оперуполномоченный. – Объясни конкретно, где эти деятели базируются! Наведу на них местных, пусть проверят. – Он вздохнул и постучал пальцем по краю стола. – Но с Графом поговорите, не затягивайте с этим.
– Поговорят-то они поговорят, – скривился Лемешев, – только как бы исподтишка не нагадил. У меня ж все деньги в машины вложены! Хотя бы одну сожгут – в минус уйду!
– Они где стоят? – поинтересовался Козлов.
– Там и здесь, – неопределённо заявил в ответ перегонщик. – Но найти могут.
Я допил водку, мотнул головой и заявил:
– Не проблема. Можно на охраняемую стоянку перегнать. Люди надёжные и недорого возьмут.
– Займитесь, – одобрил это предложение капитан и спросил меня: – Передал уже? – А после моего кивка оставил нас, отошёл к прилавку с кондитерскими изделиями и зашушукался с Алёной.
– Что за стоянка? – тут же спросил Лемешев. – Точно люди надёжные? Не уведут оттуда машины?
– Двор, забор с колючкой, люди с ружьями. Плюс тревожная кнопка. Не уведут. Если есть время, можем прямо сейчас скататься.