С этим же плащом, в этом же трико, сшитом из жёлтых и чёрных треугольников, народ привык его видеть во время представлений на ярмарках и воскресных гуляньях. Теперь высоко, под стеклянным куполом, маленький, тоненький и полосатый, он был похож на осу, ползающую по белой стене дома. Когда плащ раздувался, казалось, что оса раскрывает зелёные блестящие крылья.
– Сейчас ты свалишься, площадной плут! Сейчас тебя подстрелят! – закричал подвыпивший франт, получивший наследство от веснушчатой тётки.
Гвардейцы выбрали удобную позицию. Офицер бегал крайне озабоченный. В руках он держал пистолет. Шпоры у него были длинные, как полозья.
Наступила полная тишина. Доктор схватился за сердце, которое прыгало, как яйцо в кипятке.
Тибул задержался секунду на карнизе. Ему нужно было пробраться на противоположную сторону площади. Тогда он мог бы бежать с площади Звезды в сторону рабочих кварталов.
Офицер стал посредине площади на клумбу, пестревшую жёлтыми и синими цветами. Здесь были бассейн и фонтан, бивший из круглой каменной чаши.
– Стойте! – сказал офицер солдатам. – Я его сам подстрелю. Я лучший стрелок в полку. Учитесь, как нужно стрелять!
От девяти домов, со всех сторон, к середине купола, к Звезде, тянулось девять стальных тросов (проволок, толстых, как морской канат).
Казалось, что от фонаря, от пылающей великолепной Звезды, разлеталось над площадью девять чёрных длиннейших лучей.
Неизвестно, о чём думал в эту минуту Тибул. Но, вероятно, он решил так: «Я перейду над площадью по этой проволоке, как ходил по канату на ярмарке. Я не упаду. Одна проволока тянется к фонарю, другая – от фонаря к противоположному дому. Пройдя по обеим проволокам, я достигну противоположной крыши и спасусь».
Офицер поднял пистолет и стал прицеливаться. Тибул дошёл по карнизу до того места, где начиналась проволока, отделился от стены и двинулся по проволоке к фонарю.
Толпа ахнула.
Он шёл то очень медленно, то вдруг пускался почти бегом, быстро и осторожно переступая, покачиваясь, распрямив руки. Каждую минуту казалось, что он упадёт. Теперь появилась его тень на стене. Чем более он приближался к фонарю, тем ниже опускалась тень по стене и тем она становилась больше и бледнее.
Внизу была пропасть.
И когда он был на середине пути до фонаря, в полной тишине раздался голос офицера:
– Сейчас я выстрелю. Он полетит прямо в бассейн. Раз, два, три!
Выстрел грохнул.
Тибул продолжал идти, а офицер почему-то свалился прямо в бассейн.
Он был убит.
Один из гвардейцев держал пистолет, из которого шёл голубой дымок. Он застрелил офицера.
– Собака! – сказал гвардеец. – Ты хотел убить друга народа. Я помешал этому. Да здравствует народ!
– Да здравствует народ! – поддержали его другие гвардейцы.
– Да здравствуют Три Толстяка! – закричали их противники.
Они рассыпались во все стороны и открыли пальбу в человека, который шёл по проволоке.
Он был уже в двух шагах от фонаря. Взмахами плаща Тибул защищал глаза от блеска. Пули летели мимо. Толпа ревела в восторге.
Бах! Бах!
– Мимо!
– Ура! Мимо!
Тибул взобрался на кольцо, окружавшее фонарь.
– Ничего! – кричали гвардейцы. – Он перейдёт на ту сторону… Он пойдёт по другой проволоке. Оттуда мы и снимем его!
Тут произошло такое, чего никто не ожидал. Полосатая фигурка, в блеске фонаря ставшая чёрной, присела на зелёном кольце, повернула какой-то рычаг, что-то щёлкнуло, звякнуло – и фонарь мгновенно потух.
Никто не успел сказать ни слова. Сделалось страшно темно и страшно тихо, как в сундуке.
А в следующую минуту высоко-высоко что-то снова стукнуло и зазвенело. В тёмном куполе открылся бледный квадрат. Все увидели кусочек неба с двумя маленькими звёздочками. Потом в этот квадрат, на фоне неба, пролезла чёрная фигурка, и было слышно, как кто-то быстро побежал по стеклянному куполу.
Гимнаст Тибул спасся с площади Звезды через люк.
Лошади испугались выстрелов и внезапной темноты. Экипаж доктора едва не опрокинулся. Кучер круто свернул и повёз доктора окольным путём.
Таким образом, пережив необыкновенный день и необыкновенную ночь, доктор Гаспар Арнери вернулся наконец домой. Его экономка, тётушка Ганимед, встретила его на крыльце. Она была очень взволнована. В самом деле: доктор так долго отсутствовал!
Тётушка Ганимед всплёскивала руками, ахала, качала головой:
– Где же ваши очки? Они разбились? Ах, доктор, доктор! Где же ваш плащ? Вы его потеряли? Ах, ах!..
– Тётушка Ганимед, я, кроме того, обломал оба каблука…
– Ах, какое несчастье!
– Сегодня случилось более тяжёлое несчастье, тётушка Ганимед: оружейник Просперо попал в плен. Его посадили в железную клетку.
Тётушка Ганимед ничего не знала о том, что происходило днём. Она слышала пушечную пальбу, она видела зарево над домами. Соседка рассказала ей о том, что сто плотников строят на площади Суда плахи для мятежников.
– Мне стало очень страшно. Я закрыла ставни и решила никуда не выходить. Обед простыл, ужин простыл, а вас всё нет… – добавила она.
Ночь кончилась. Доктор стал укладываться спать.
Среди ста наук, которые он изучал, была история. У доктора была большая книга в кожаном переплёте. В этой книге он записывал свои рассуждения о важных событиях.
– Надо быть аккуратным, – сказал доктор, подняв палец.
И, несмотря на усталость, доктор взял свою кожаную книгу, сел к столу и стал записывать.
«Ремесленники, рудокопы, матросы – весь бедный рабочий люд города поднялся против власти Трёх Толстяков. Гвардейцы победили. Оружейник Просперо взят в плен, а гимнаст Тибул бежал. Только что на площади Звезды гвардеец застрелил своего офицера. Это значит, что вскоре все солдаты откажутся воевать против народа и защищать Трёх Толстяков. Однако приходится опасаться за участь Тибула…»
Тут доктор услышал позади себя шум. Он оглянулся. Там был камин. Из камина вылез высокий человек в зелёном плаще. Это был гимнаст Тибул.
Часть вторая
Кукла наследника Тутти
Глава IV
Удивительные приключения продавца воздушных шаров
На другой день на площади Суда кипела работа: плотники строили десять плах. Конвой гвардейцев надзирал за работой. Плотники делали своё дело без особой охоты.
– Мы не хотим строить плахи для ремесленников и рудокопов! – возмущались они.
– Это наши братья!
– Они шли на смерть, чтобы освободить всех, кто трудится.
– Молчать! – орал начальник конвоя таким страшным голосом, что от крика валились доски, приготовленные для постройки. – Молчать, или я прикажу хлестать вас плетьми!
С утра то́лпы народа с разных сторон направлялись к площади Суда.
Дул сильный ветер, летела пыль, вывески раскачивались и скрежетали, шляпы срывались с головы и катились под колёса прыгающих экипажей.
В одном месте по причине ветра случилось совсем невероятное происшествие: продавец детских воздушных шаров был унесён шарами на воздух.
– Ура! Ура! – кричали дети, наблюдая фантастический полёт.
Они хлопали в ладоши: во‐первых, зрелище было интересно само по себе, а во‐вторых, некоторая приятность для детей заключалась в неприятности положения летающего продавца шаров. Дети всегда завидовали этому продавцу. Зависть – дурное чувство. Но что же делать! Воздушные шары, красные, синие, жёлтые, казались великолепными. Каждому хотелось иметь такой шар. Продавец имел их целую кучу. Но чудес не бывает! Ни одному мальчику, самому послушному, и ни одной девочке, самой внимательной, продавец ни разу в жизни не подарил ни одного шара: ни красного, ни синего, ни жёлтого.
Теперь судьба наказала его за чёрствость. Он летел над городом, повиснув на верёвочке, к которой были привязаны шары. Высоко в сверкающем синем небе они походили на волшебную летающую гроздь разноцветного винограда.
– Караул! – кричал продавец, ни на что не надеясь и дрыгая ногами.
На ногах у него были соломенные, слишком большие для него башмаки. Пока он ходил по земле, всё устраивалось благополучно. Чтобы башмаки не спадали, он тянул ногами по тротуару, как лентяй. А теперь, очутившись в воздухе, он не мог уже прибегнуть к этой хитрости.
– Чёрт возьми!
Куча шаров, взвиваясь и поскрипывая, моталась по ветру.
Один башмак всё-таки слетел.
– Смотри! Китайский орех! Китайский орех! – кричали дети, бежавшие внизу.
Действительно, падавший башмак напоминал китайский орех.
По улице в это время проходил учитель танцев. Он казался очень изящным. Он был длинный, с маленькой круглой головой, с тонкими ножками – похожий не то на скрипку, не то на кузнечика. Его деликатный слух, привыкший к печальному голосу флейты и нежным словам танцоров, не мог вынести громких, весёлых криков детворы.
– Перестаньте кричать! – рассердился он. – Разве можно так громко кричать! Выражать восторг нужно красивыми, мелодичными фразами… Ну, например…
Он стал в позу, но не успел привести примера. Как и всякий учитель танцев, он имел привычку смотреть главным образом вниз, под ноги. Увы! Он не увидел того, что делалось наверху.
Башмак продавца свалился ему на голову. Головка у него была маленькая, и большой соломенный башмак пришёлся на неё, как шляпа.
Тут уж и элегантный учитель танцев взвыл, как погонщик ленивых волов. Башмак закрыл половину лица.
Дети схватились за животы:
Учитель танцев РаздватрисСмотрел обыкновенно вниз.Пищал учитель, точно крыса,Был у него длиннющий нос,И вот к носищу РаздватрисаБашмак соломенный прирос!Так распевали мальчики, сидя на заборе, готовые каждую минуту свалиться по ту сторону и улепетнуть.
– Ах! – стонал учитель танцев. – Ах, как я страдаю! И хоть бы бальный башмачок, а то такой отвратительный, грубый башмак!
Кончилось тем, что учителя танцев арестовали.
– Милый, – сказали ему, – ваш вид возбуждает ужас. Вы нарушаете общественную тишину. Этого не следует делать вообще, а тем более в такое тревожное время.
Учитель танцев заламывал руки.
– Какая ложь! – рыдал он. – Какой поклёп! Я, человек, живущий среди вальсов и улыбок, я, сама фигура которого подобна скрипичному ключу, – разве я могу нарушить общественную тишину? О!.. О!..
Что было дальше с учителем танцев, неизвестно. Да, наконец, и неинтересно. Гораздо важней узнать, что стало с летающим продавцом воздушных шаров.
Он летел, как хороший одуванчик.
– Это возмутительно! – вопил продавец. – Я не хочу летать! Я просто не умею летать…
Всё было бесполезно. Ветер усиливался. Куча шаров поднималась всё выше и выше. Ветер гнал её за город, в сторону Дворца Трёх Толстяков.
Иногда продавцу удавалось посмотреть вниз. Тогда он видел крыши, черепицы, похожие на грязные ногти, кварталы, голубую узкую воду, людей-карапузиков и зелёную кашу садов. Город поворачивался под ним, точно приколотый на булавке.
Дело принимало скверный оборот.
«Ещё немного, и я упаду в Парк Трёх Толстяков!» – ужаснулся продавец.
А в следующую минуту он медленно, важно и красиво проплыл над парком, опускаясь всё ниже и ниже. Ветер успокаивался.
«Пожалуй, я сейчас сяду на землю. Меня схватят, сначала побьют основательно, а потом посадят в тюрьму или, чтобы не возиться, сразу отрубят голову».
Его никто не увидел. Только с одного дерева прыснули во все стороны перепуганные птицы. От летящей разноцветной кучи шаров падала лёгкая воздушная тень, подобная тени облака. Просвечивая радужными весёлыми красками, она скользнула по дорожке, усыпанной гравием, по клумбе, по статуе мальчика, сидящего верхом на гусе, и по гвардейцу, который заснул на часах. И от этого с лицом гвардейца произошли чудесные перемены. Сразу его нос стал синий, как у мертвеца, потом зелёный, как у фокусника, и наконец красный, как у пьяницы. Так, меняя окраску, пересыпаются стёклышки в калейдоскопе.
Приближалась роковая минута: продавец направлялся к раскрытым окнам дворца. Он не сомневался, что сейчас влетит в одно из них, точно пушинка.
Так и случилось.
Продавец влетел в окно. И окно оказалось окном дворцовой кухни. Это было кондитерское отделение.
Сегодня во Дворце Трёх Толстяков предполагался парадный завтрак по случаю удачного подавления вчерашнего мятежа. После завтрака Три Толстяка, весь Государственный совет, свита и почётные гости собирались ехать на площадь Суда.
Друзья мои, попасть в дворцовую кондитерскую – дело очень заманчивое. Толстяки знали толк в яствах. К тому же и случай был исключительный. Парадный завтрак! Можете себе представить, какую интересную работу делали сегодня дворцовые повара и кондитеры.
Влетая в кондитерскую, продавец почувствовал в одно и то же время ужас и восторг. Так, вероятно, ужасается и восторгается оса, летящая на торт, выставленный на окне беззаботной хозяйкой.
Он летел одну минуту, он ничего не успел разглядеть как следует. Сперва ему показалось, что он попал в какой-то удивительный птичник, где возились с пением и свистом, шипя и треща, разноцветные драгоценные птицы южных стран. А в следующее мгновение он подумал, что это не птичник, а фруктовая лавка, полная тропических плодов, раздавленных, сочащихся, залитых собственным соком. Сладкое головокружительное благоухание ударило ему в нос; жар и духота спёрли ему горло.
Тут уже всё смешалось: и удивительный птичник, и фруктовая лавка.
Продавец со всего размаху сел во что-то мягкое и тёплое. Шаров он не выпускал. Он крепко держал верёвочку. Шары неподвижно остановились у него над головой.
Он зажмурил глаза и решил их не раскрывать – ни за что в жизни.
«Теперь я понимаю всё, – подумал он, – это не птичник и не фруктовая лавка. Это кондитерская. А я сижу в торте!»
Так оно и было. Он сидел в царстве шоколада, апельсинов, гранатов, крема, цукатов, сахарной пудры и варенья, и сидел на троне, как повелитель пахучего разноцветного царства. Троном был торт.
Он не раскрывал глаз. Он ожидал невероятного скандала, бури – и был готов ко всему. Но случилось то, чего он никак не ожидал.
– Торт погиб, – сказал младший кондитер сурово и печально.
Потом наступила тишина. Только лопались пузыри на кипящем шоколаде.
– Что будет? – шептал продавец шаров, задыхаясь от страха и до боли сжимая веки.
Сердце его прыгало, как копейка в копилке.
– Чепуха! – сказал старший кондитер так же сурово. – В зале съели второе блюдо. Через двадцать минут нужно подавать торт. Разноцветные шары и глупая рожа летающего негодяя послужат прекрасным украшением для парадного торта.
И, сказав это, кондитер заорал:
– Давай крем!..
И действительно, дали крем.
Что это было!
Три кондитера и двадцать поварят набросились на продавца с рвением, достойным похвалы самого толстого из Трёх Толстяков.
В одну минуту его облепили со всех сторон. Он сидел с закрытыми глазами, он ничего не видел, но зрелище было чудовищное. Его залепили сплошь. Голова, круглая рожа, похожая на чайник, расписанный маргаритками, торчала наружу. Остальное было покрыто белым кремом, имевшим прелестный розовый оттенок. Продавец мог показаться чем угодно, но сходство с самим собой он потерял, как потерял свой соломенный башмак.
Поэт мог принять теперь его за лебедя в белоснежном оперении, садовник – за мраморную статую, прачка – за гору мыльной пены, а шалун – за снежную бабу.
Наверху висели шары. Украшение было из ряда вон выходящее, но, однако, всё вместе составляло довольно интересную картину.
– Так, – сказал главный кондитер тоном художника, любующегося собственной картиной.
И потом голос, так же как и в первый раз, сделался свирепым и заорал:
– Цукаты!!
Появились цукаты, всех сортов, всех видов, всех форм: горьковатые, ванильные, кисленькие, треугольные, звёздочки, круглые, полумесяцы, розочки.
Поварята работали вовсю. Не успел главный кондитер хлопнуть три раза в ладоши, как вся куча крема, весь торт оказался утыканным цукатами.
– Готово! – сказал главный кондитер. – Теперь, пожалуй, нужно сунуть его в печь, чтобы слегка подрумянить.
«В печь? – ужаснулся продавец. – Что? В какую печь? Меня в печь?!»
Тут в кондитерскую вбежал один из слуг.
– Торт! Торт! – закричал он. – Немедленно торт!
В зале ждут сладкого.
– Готово! – ответил главный кондитер.
«Ну, слава богу!» – подумал продавец. Теперь он чуточку приоткрыл глаза.
Шестеро слуг в голубых ливреях подняли огромное блюдо, на котором он сидел. Его понесли. Уже удаляясь, он слышал, как хохотали над ним поварята.
По широкой лестнице его понесли кверху, в зал.
Продавец снова на секунду зажмурился. В зале было шумно и весело. Звучало множество голосов, гремел смех, слышались аплодисменты. По всем признакам, парадный завтрак удался на славу.
Продавца, или, вернее, торт, принесли и поставили на стол.
Тогда продавец открыл глаза.
И тут же он увидел Трёх Толстяков. Они были такие толстые, что у продавца раскрылся рот.
«Надо немедленно его закрыть, – сразу же спохватился он. – В моём положении лучше не подавать признаков жизни».
Но – увы! – рот не закрывался. Так продолжалось две минуты. Потом удивление продавца уменьшилось. Сделав усилие, он закрыл рот. Но тогда немедленно вытаращились глаза. С большим трудом, закрывая поочерёдно то рот, то глаза, он окончательно поборол своё удивление.
Толстяки сидели на главных местах, возвышаясь над остальным обществом.
Они ели больше всех. Один даже начал есть салфетку.
– Вы едите салфетку…
– Неужели? Это я увлёкся…
Он оставил салфетку и тут же принялся жевать ухо Третьего Толстяка. Между прочим, оно имело вид вареника.
Все покатились со смеху.
– Оставим шутки, – сказал Второй Толстяк, поднимая вилку. – Дело принимает серьёзный оборот.
Принесли торт.
– Ура!
Поднялось общее оживление.
«Что будет? – мучился продавец. – Что будет? Они меня съедят!»
В это время часы пробили два.
– Через час на площади Суда начнётся казнь, – сказал Первый Толстяк.
– Первым, конечно, казнят оружейника Просперо? – спросил кто-то из почётных гостей.
– Его не будут сегодня казнить, – ответил государственный канцлер.
– Как? Как? Почему?
– Мы пока что сохраняем ему жизнь. Мы хотим узнать от него планы мятежников, имена главных заговорщиков.
– Где же он теперь?
Всё общество было очень заинтересовано, даже забыли о торте.
– Он по-прежнему сидит в железной клетке. Клетка находится здесь, во дворце, в зверинце наследника Тутти.
– Позовите его…
– Приведите его сюда! – закричали гости.
– А ведь верно, – сказал Первый Толстяк. – Пусть наши гости посмотрят на этого зверя вблизи. Я бы предложил всем пройти в зверинец. Но там рёв, писк, вонь. Это гораздо хуже звона бокалов и запаха фруктов…
– Конечно! Конечно! Не стоит идти в зверинец…
– Пусть приведут Просперо сюда. Мы будем есть торт и рассматривать это чудовище.
«Опять торт! – испугался продавец. – Дался им этот торт… Обжоры!»
– Приведите Просперо, – сказал Первый Толстяк.
Государственный канцлер вышел. Слуги, стоявшие в виде коридора, раздвинулись и поклонились. Коридор стал вдвое ниже.
Обжоры затихли.
– Он очень страшен, – сказал Второй Толстяк. – Он сильнее всех. Он сильнее льва. Ненависть прожгла ему глаза. Нет силы смотреть в них.
– У него ужасная голова, – сказал секретарь Государственного совета. – Она огромна. Она похожа на капитель [5]колонны. У него рыжие волосы. Можно подумать, что его голова объята пламенем.
Теперь, когда зашёл разговор об оружейнике Просперо, с обжорами произошла перемена. Они перестали есть, шутить, шуметь, подобрали животы, некоторые даже побледнели. Уже многие были недовольны тем, что захотели его увидеть.
Три Толстяка сделались серьёзны и как будто слегка похудели.
Вдруг все замолкли. Наступила полная тишина. Каждый из Толстяков сделал такое движение, как будто хотел спрятаться за другого.
В зал ввели оружейника Просперо.
Впереди шёл государственный канцлер. По сторонам – гвардейцы. Они вошли, не сняв своих чёрных клеёнчатых шляп, держа наголо сабли. Звенела цепь. Руки оружейника были закованы. Его подвели к столу. Он остановился в нескольких шагах от Толстяков.
Оружейник Просперо стоял опустив голову. Пленник был бледен. Кровь запеклась у него на лбу и на висках, под спутанными рыжими волосами.
Он поднял голову и посмотрел на Толстяков. Все сидевшие вблизи отшатнулись.
– Зачем вы его привели? – раздался крик одного из гостей. Это был самый богатый мельник страны. – Я его боюсь!
И мельник упал в обморок, носом прямо в кисель. Некоторые гости бросились к выходам. Тут уж было не до торта.
– Что вам от меня нужно? – спросил оружейник.
Первый Толстяк набрался духу.
– Мы хотели посмотреть на тебя, – сказал он. – А тебе разве не интересно увидеть тех, в чьих руках ты находишься?
– Мне противно вас видеть.
– Скоро мы тебе отрубим голову. Таким образом мы поможем тебе не видеть нас.
– Я не боюсь. Моя голова – одна. У народа сотни тысяч голов. Вы их не отрубите.
– Сегодня на площади Суда казнь. Там палачи расправятся с твоими товарищами.
Обжоры слегка усмехнулись. Мельник пришёл в себя и даже слизал кисельные розы со своих щёк.
– Ваш мозг заплыл жиром, – говорил Просперо. – Вы ничего не видите дальше своего брюха…
– Скажите пожалуйста! – обиделся Второй Толстяк. – А что же мы должны видеть?
– Спросите ваших министров. Они знают о том, что делается в стране.
Государственный канцлер неопределённо крякнул. Министры забарабанили пальцами по тарелкам.
– Спросите их, – продолжал Просперо, – они вам расскажут…
Он остановился. Все насторожились.
– Они вам расскажут о том, что крестьяне, у которых вы отнимаете хлеб, добытый тяжёлым трудом, поднимаются против помещиков. Они сжигают их дворцы, они выгоняют их со своей земли. Рудокопы не хотят добывать уголь для того, чтобы вы завладели им. Рабочие ломают машины, чтобы не работать ради вашего обогащения. Солдаты отказываются служить вам. Учёные, чиновники, судьи, актёры переходят на сторону народа. Все, кто раньше работал на вас и получал за это гроши, в то время как вы жирели, все несчастные, обездоленные, голодные, исхудалые, сироты, калеки, нищие – все идут войной против вас, против жирных, богатых, заменивших сердце камнем…
– Мне кажется, что он говорит лишнее, – вмешался государственный канцлер.
Но Просперо говорил дальше:
– Пятнадцать лет я учил народ ненавидеть вас и вашу власть. О, как давно мы собираем силы! Теперь пришёл ваш последний час…
– Довольно! – пискнул Третий Толстяк.
– Нужно его посадить обратно в клетку, – предложил Второй.
А Первый сказал:
– Ты будешь сидеть в своей клетке до тех пор, пока мы не поймаем гимнаста Тибула. Мы вас казним вместе. Народ увидит ваши трупы. У него надолго пропадёт охота воевать с нами!
Просперо молчал. Он снова опустил голову.
Толстяк продолжал:
– Ты забыл, с кем хочешь воевать. Мы, Три Толстяка, сильны и могущественны. Всё принадлежит нам. Я, Первый Толстяк, владею всем хлебом, который родит наша земля, Второму Толстяку принадлежит весь уголь, а Третий скупил всё железо. Мы богаче всех. Самый богатый человек в стране беднее нас в сто раз. За наше золото мы можем купить всё, что хотим!
Тут обжоры пришли в неистовство. Слова Толстяка придали им храбрости.
– В клетку его! В клетку! – начали они кричать.
– В зверинец!
– В клетку!
– Мятежник!
– В клетку!
Просперо увели.
– А теперь будем есть торт, – сказал Первый Толстяк.
«Конец!» – решил продавец.
Все взоры устремились на него. Он закрыл глаза. Обжоры веселились:
– Хо-хо-хо!
– Ха-ха-ха! Какой чудесный торт! Посмотрите на шары!
– Они восхитительны.
– Посмотрите на эту рожу!
– Она чудесна.
Все двинулись к торту.
– А что внутри этого смешного чучела? – спросил кто-то и больно щёлкнул продавца по лбу.
– Должно быть, конфеты.
– Или шампанское…
