Слезы русалки

Надежда Виданова

Слезы русалки

Пленённая дева печальной красы,

Тюрьма твоя вширь необъятна.

Здесь травами души кругом проросли,

Не будет дороги обратно.

Ты волосы чешешь под полной луной,

На волны штормящие смотришь.

И хочется всех утянуть за собой,

И страхам в лицо ты хохочешь.

С водой воедино навеки слилась,

Нашла в ней защиту и дом свой.

На мягкие волны сама улеглась,

Заснула под шум их спокойный.

Ты видишь и бури, и мирную гладь,

Характер воды – точно женский,

Горячие ласки и гордая стать,

И скорая гибель в отместку.

Зачем ты не хочешь его пощадить?

Он тонет, он гибнет, отравлен!

За что ты решила его погубить?

С водою он силой неравен.

А ты все смеёшься, тянув за собой

Погибшую страстную душу.

Идёт он зов, он тонет с тобой,

Ему не вернуться на сушу.

Пролог

Черная вода и белый свет луны образовали воистину мистическое сияние. Море и небо слились, став одной стихией.

Он зажег сигарету, поразившись, что огонь вторил краскам воды и воздуха своей приглушенностью.

Она разлеглась на берегу, бесстыдная и нагая, как Ева в раю. Зажженная сигарета освещала ее лицо, для того он, собственно, и зажег свою самокрутку. Прозрачно-зеленые глаза поймали свет луны, вода ласкала длинные точёные ноги.

Четыре стихии встретились, чтоб отдать ей должное. Она принимала их поклонение со спокойным достоинством языческой богини.

Реальность замелькала перед глазами и отступила. В эту ночь безумия и колдовства его приворожила русалка, и он поверил в существование сущностей, невидимых глазу простого смертного.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Все время люди ищут красоту,

Она приносит в душу вдохновенье,

Она способна подарить мечту,

Пусть даже только на одно мгновенье.

За красоту цепляется наш глаз,

Нельзя вот так пройти и не заметить.

Все время на виду и напоказ

Стоит и зазывает в свои сети.

И добровольно мы сдаёмся в плен,

Так сладко погибать и наслаждаться.

И это стоит огненных геенн.

Гореть, сгорать дотла и не бояться!

Спасает или губит красота?

Она скорее держит на балансе.

В ней всей палитры красок полнота.

Она игра, подобная пасьянсу.

Глава 1

Вера чуть не свернула шею, пытаясь рассмотреть широкую полосу моря, мелькавшего вдалеке.

– Глаз не хватает! – ахнула она, глядя на мужа.

– Увы, дорогая, мы не будем тут останавливаться, – улыбался Саша. – Тем более, это далеко не самое прекрасное, что тебе предстоит увидеть. Ещё успеешь сломать глаза.

– Я хочу посмотреть всё-всё-всё!

Саша только ухмылялся. Вера всегда выглядит рядом с ним словно маленький ребенок.

Муж практически никогда не смеется искренне и от души, его картины (а он художник) вгоняют Веру смущение. Разумеется, Саша хорошо рисует, он мастер своего дела. В его полотнах есть мрачное очарование, но кисть рисует исключительно безысходность.

Он хочет нарисовать море, затем они и едут. Именно Чёрное море, что омывает берег его отчего дома. Ну и еще, как бы между делом, он собирается познакомить жену со своей семьей. И это после четырех месяцев со дня свадьбы и более года настойчивых ухаживаний!

Они познакомились на старом Арбате. Просто Вере вдруг резко захотелось, чтобы ее нарисовал художник. Странное для неё дело, ведь в век фотографий и выдающихся способов их обработки она считала живопись ремеслом, которое должно кануть в Лету.

Но фото фиксировали ее усталый взгляд, скорбно опущенные уголки губ, заискивающее бледное лицо. Неужели она и в самом деле такая? В зеркале Вера видела себя очаровательной, может быть, разве что чуточку серьезной. Улыбка дарила ямочки щекам, голубые глаза смотрели безмятежно и ясно.

Какая она на самом деле? Она нуждалась в независимом и беспристрастном взгляде. В особом взгляде, что не сможет солгать, – взгляде художника, запечатлённом на холсте.

– Сколько стоит портрет маслом? – спросила она у старика, довольно похоже копирующего лицо женщины с фотографии.

– Пять тысяч рублей, но ради вашей красоты нарисую за четыре. – Художник дыхнул на неё дымом дешевых сигарет.

– А у вас? – Вера посмотрела на семейную пару художников, разложившую картины по соседству.

– Четыре тысячи, девушка, – прозвучал ответ. – У нас единый тариф.

– Для любого художника честь написать портрет такой красавицы. Вам ни к чему торговаться. Вы уже подарили мне вдохновение, а чего ещё мне от вас желать?

Это был, конечно, Сашин голос. И Вера отправилась с ним под ругательства старика и убедительные нелюбезные просьбы семейной пары не сбивать цены. Саша выглядел таким спокойным и безмятежным, даже не удостоил арбатских коллег ответом на громкий скандальный вопрос, что он, собственно, о себе возомнил. Вере это понравилось.

В крошечной, несколько неопрятной мастерской, которую он арендовал на старом Арбате, чтобы рисовать в дождь или зимой, были только картины и несколько бутылок вина.

Вера села на складной стул и нервно пригладила волосы. Саша перебирал кисти. Вере было жутко неловко, она всегда робела перед привлекательными, уверенными в себе людьми. Она робко поднимала глаза, пытаясь разглядеть своего художника, но стоило ему вскинуть голову, учуяв ее взгляд, как Вера тут же опускала ресницы и становилась пунцовой от стыда. Сашина энергетика подавляла ее, он заполнил собой мастерскую, проникая в самые крошечные щели, пока воздух вокруг не стал его запахом – запахом красок, сигарет и свинцового мужского пота. Урывками Вере удалось разглядеть темно-русые волосы, сероватый цвет лица, жесткую властную линию полных губ. Широкоскулое лицо располагало к себе, от природы Саша обладал приятной внешностью. Но было что-то неприятное в самом выражении лица, что-то жестокое и отталкивающее. Вера непременно вычислила бы, что именно так портило Сашино мужественное лицо, не будь она трусихой, неспособной выдержать его взгляд.

– Из-за того, что у меня нет денег, вы поругались с коллегами. – Вера извиняюще улыбнулась. Она произнесла это, чтоб хоть как-то унять свою дрожь, разрядить атмосферу. Или чтобы в этой каморке, дышащей своим хозяином, освободилось немного места и для ее собственного дыхания.

– А, это, – отмахнулся Саша, – не берите в голову, они меня и без вас не любят.

– Вы так молоды и нашли своё призвание. Завидую. Я до сих пор не знаю кем я стану, когда вырасту. – Они оба засмеялись. Сашин смех показался Вере наигранным и излишне громким, так не подходившим к его мелодичному спокойному голосу.

– Иногда призвание само находит тебя, – отвечал Саша. – Рисуешь, когда не можешь не рисовать. Творческие люди всегда не согласны с миром. Они хотят свой, другой мир. И каждый делает его как может – пишут картины, книги, стихи или музыку. И прячутся в этом придуманном мире.

– Ваш мир мрачноват, я бы к вам туда не хотела.

Сашины картины висели на стене, лежали на столе, валялись на полу. Они были беспризорниками. Картины писались уверенными, жесткими, решительными и злыми мазками, идеально передававшими тревожные сюжеты. Ни одного портрета – только пейзажи. Чёрный волк (или пёс?), оскалившись, выл на бледную луну серой ночью. Ночное море штурмовало и топило корабль, накрывая его черно-зеленой волной, без намёка, что кто-либо спасся. Страшное чудовище (неведомое рогатое мифическое существо со щупальцами вместо конечностей) восседало на троне в окружении лежащих обнаженных дев (спящих? мертвых?).

– Не бойтесь, портреты у меня получаются вполне классические. – Саша заметил, какое впечатление на Веру произвели его картины. – Признаюсь, я не слишком люблю портреты, всю жизнь рисовал бы Арбат да море, но заработать можно, только изображая людей. Вот и рисую лица, а в свободное время сочиняю свою мифологию.

– Любите море?

– Я люблю красоту. Красота – гораздо более сложное понятие, чем принято считать. Морская буря намного красивее залитой солнечным светом цветочной поляны.

– Да, наверное, вы правы. Я об этом не подумала.

– Сделайте злое лицо.

Саша внимательно посмотрел на Верину гримасу и покачал головой.

– Нет, это не про вас. В вас есть что-то детское, ещё и ямочки на щеках. Как я могу судить, вы человек добрый и милосердный. Почти вымирающий тип людей в хаосе всеобщего эгоизма. Миром правит дьявол. Отчего же ему не удалось купить вашу душу? Как вас зовут?

Они представились друг другу.

– Так и думал, что вы обладательница благонравного имени. Это логично, как логично и обоснованно почти все в этом мире. Говоря «почти», я имею в виду все, кроме красоты. Вера, а как вы считаете, красота зла или красота гнева – словом, красота любой отрицательной эмоции существует?

– Вы знаете, Александр, по правде сказать, я считаю, что только такая красота и существует. Улыбка, смех, добрый взгляд, – это помощники. Человек, который улыбается, не может быть некрасивым. Я не беру частные случаи, например проблемы с зубами и так далее. Я имею в виду в общем.

– Да, да, я понимаю. – Саша слушал ее с большим интересом.

– И наоборот: очень сложно оставаться красивым при высокомерном выражении лица, и когда человек зол или плачет. И если ему это удается, то человек на самом деле красив. Без всяких «но» и снисхождений. Я не встречала таких людей, если честно. Поэтому совершенная красота человека для меня утопия, я не уверена, что она есть на свете в чистом виде. Но даже если и есть, ее просто не признают массы. Это как то, о чем вы говорили. Очень многое зависит от восприятия. Цветочная поляна вызывает восторг, и значит, порождает красоту, а страшная морская буря угнетает, человек не хочет на это долго смотреть, неприятно и страшно. Редко кто задумается, что красота поляны примитивна, а неистовость бури – воистину масштабное зрелище. Просто оно несёт погибель, а цветочки никому зла не причиняют.

– Как удивительно, я во всем с вами согласен. Я понимаю красоту так же, как и вы. Для меня красота человека или мира неотделима от страха. Помните, как у Достоевского? Я б от себя добавил, что красота не только страшная сила, но и разрушительная. Она так желанна, потому что масштабна и пугающая. Но практически ни один человек не в состоянии вынести силу красоты, как бы дико это ни звучало. Красота – это вечная мечта человечества. А вы знаете как бывает с мечтами? Страстно желаешь, не гнушаешься ничем, чтобы обладать своей мечтой, а получив, не знаешь, как от неё укрыться. Красота, как и все великое в этом мире, не приносит человеку добра и спокойствия. Дьявол ревнует.

– Вы встречали людей такой красоты хоть раз в жизни?

– Всего один раз.

– Расскажите.

– Тогда я буду рисовать вас до ночи. Давайте на неделе за чашкой кофе?

– Вы предлагаете встретиться мм… вне рабочей обстановки?

– Да. Поймите меня правильно и будьте снисходительны. Я просто не имею права вас упустить. Вы особенная.

Вера увидела себя в его глазах. Увидела окрылённой, счастливой, красивой… действительно особенной.

Уже на следующий день они пили кофе на одной из лавочек Никольской улицы. Вера рассказала, что повесила портрет прямо в коридоре, так решила ее мама. Мама сказала, что получилось похоже, Саша должен воспринять это как особую похвалу, Вериной маме редко что по нраву, она женщина деловая и строгая.

А Вера влюбилась впервые в жизни. Свою юность она отдала изучению медицины, как хотела мама, и вот наконец дождалась любви. Саша увидел ее улыбающейся и красивой, она не видела себя такой даже в зеркале, в моменты, когда хотела понравиться себе. А он ее такой видит – волшебный, окрыляющий факт. Вера была обречена на любовь к Саше и на скорое замужество. Осталось уговорить маму, которая хотела, чтоб дочь вышла замуж не по любви, а удачно.

Но Вере не был нужен другой мужчина, хоть бы тот ее озолотил. Она находила Сашу великим, потрясающим, ни на кого не похожим мужчиной. В его крови кипела особая сила – бурная, сродни безумию. Не надоедало подолгу смотреть в его глаза, где горел негасимый серый огонь, пожирающий все, чего касался взгляд. Вот такими и должны быть глаза художника – сумасшедшими, дикими, неистовыми.

Вера совсем позабыла о первом впечатлении и об обещании разглядеть нечто отталкивающее и неприятное в лице Саши. Он оказался безупречным. Красоту его глаз, как истинную великую Красоту, невозможно вынести простым смертным. Вера гордилась, что ей удалось разглядеть Сашу и стать его избранницей.

– У тебя восхитительная внешность. – Саша проводил рукой по Вериным длинным волосам, а она трепетала от этих слов. Ей мало в жизни делали комплиментов, а комплимент художника всегда на вес золота.– Светлая кожа и тёмные волосы – это порода.

– Мама говорит, моя бледность ненормальна. Якобы я похожа на панночку из «Вия» или на девушку в колодце из фильма «Звонок». Словом, на покойницу.

Когда она произнесла последнее слово, Саша резко отдернул руку с её волос и застыл, оглядывая ее лицо внимательным долгим взглядом. Вере стало страшно, она смотрела на него во все глаза, боясь и ожидая, что он предпримет дальше.

Но он овладел собой и провёл рукой по Вериной щеке. И сделал это особенно нежно, никогда ещё не был так ласков.

– У тебя восхитительная внешность, – повторил он. Вера выдохнула.

Верина мать Сашей не впечатлилась. При знакомстве она смотрела на будущего зятя взглядом, где совмещались в равной степени презрение и недоумение. По мнению этой мудрой и сильной женщины, Саша крайне бесперспективен. Что значит работает художником на старом Арбате? Без всяких подработок? Он даже какие-нибудь приличные курсы не желает пройти? Просто плывет по течению навстречу не слишком обеспеченной старости? Чтоб быть таким бездельником – это надо совсем ума не иметь! Нет, сам он, конечно, может хоть под мостами валяться, ей-то что за дело? Но Вера – приличная образованная девушка, которую необходимо содержать. Ах, он поищет работу? Ну-ну, хотелось бы на это поглядеть. А Верка-то? Взгляд влюбленный, как у коровы. Смотреть тошно, ей-Богу. Нет, им не видать ее материнского благословения как своих ушей.

Саша с Верой обхаживали маму целый год, и она сдалась, хоть и скрепя сердце. Просто не увидела другого выхода, чем дать непутевой дочери перебеситься. Пускай хлебнёт со своим художником бедности и разочарования. Потом прибежит обратно к матери как миленькая. Такое тоже полезно в воспитательных целях. Раз ума Бог не дал, приходится обжигаться опытном путём – таков закон жизни. Короче говоря, Верина мама надеялась на их скорый неминуемый развод.

А про того человека совершенной страшной красоты Саша, кстати, так до сих пор Вере и не рассказал.

Ее воспоминания оборвались вместе с Сашиным глубоким вздохом:

– Будем ехать весь день, я боюсь.

Ну и прекрасно. Вере было неуютно от мысли о предстоящем знакомстве с Сашиной семьей.

– Поехали со мной, там море, – соблазнял Саша. – Тебе никто не будет докучать. Отец стар, ему больше хочется покоя. Мама сильно болеет, она много лет не выходит из своей комнаты. Есть, правда, брат Вадим с семьей. Они живут в доме его недавно умершего тестя, но родителей часто навещают. Насчет Вадика вообще не думай, он еще более нелюдим, чем я. Его жена – вздорная девчонка, она раздражала меня ещё со школьных времен. Впрочем, брак с моим Вадиком унял ее спесь. Вадикова тёща разве что – ведьма, каких сам черт не знал. Отродясь не видал такой противной старухи. Но я умею давать бабуле отпор, она ко мне после пары случаев больше не суётся.

– Саш, мы их даже на свадьбу не позвали, – отвечала Вера. – Мне перед ними неудобно.

– Перестань, у нас расшатаны семейные ценности, это никого не будет волновать.

У них расшатаны семейные ценности! И как прикажете это понимать? Заметно, что Саша вообще не привязан к родным, он не звонил им месяцами. На ее вопрос, почему бы не узнать, как поживают родственники, он пожимал плечами:

– Ну что мне им говорить? Новостей у меня особо нет, о женитьбе своей я сообщил смской. А плохие вести найдут тебя сами, как известно.

Вера, всю жизнь звонившая матери по сто раз на дню, притом что жила с ней в одной квартире, не понимала мужа.

Когда появились горы, Вера взбодрилась. Местность постепенно открывала свои красоты. Вера достала телефон и на ближайшие часы заняла себя тем, что фотографировала и снимала, фотографировала и снимала. В перерывах отсылала фотографии и видео матери, которая горячо не одобряла эту поездку. Та отвечала сухо, деловую женщину не так-то просто заставить оттаять от природных ландшафтов.

Вера украдкой взглянула на себя в автомобильное зеркало и ужаснулась. Выглядела помятой и уставшей, волосы растрепались, под глазами залегли темные круги. Видок прямо для знакомства с родственниками мужа. А ведь она изначально знала, что лучше не ехать.

Они свернули в совершенно жуткий узкий квартал с невероятными для Вериного неискушенного глаза подъемами. Как бы ей ни хотелось разглядеть обжитой район, она в ужасе зажмурила глаза. Осталось только одно – верить, что Саша умелый водитель и они доедут в целости и сохранности.

Они остановились возле двухэтажного дома из красного кирпича, ещё довольно крепкого и не нуждающегося в ремонте. Дом построил своими руками Сашин отец, построил для Сашиной матери, посему тот впитал в себя энергию глубокой любви. Так говорил муж, но Вере дом показался недружелюбным и мрачным, а также отчего-то холодным. Но крепким и симпатичным. На фоне соседних строений он выглядел богатым особняком, хоть и проиграл бы с потрохами самому среднему дому в Подмосковье.

Не успела Вера поправить волосы, как к ним подбежал мальчик на вид лет пяти и преданно уставился на Сашу.

– А вот и мой Арсений, – представил мальчика Саша. – Я скучал по тебе, сынок. Распаковывай мой рюкзак, там тебе подарки.

Его Арсений? Вера порадовалась, что ее мозг совсем отупел от дороги, и она неспособна даже на глубокий шок.

– Мой крестник. – Саша улыбкой ответил на ее выразительный взгляд. – Сын брата Вадима.

– Очень приятно, – устало сказала Вера. Действительно, как же приятно, когда у твоего мужа нет внебрачных детей.

– Твоя жена? – покосился на нее мальчик, доставая из рюкзака конструктор. – Бабушка говорила, что ты женился. Поздравляю.

– Да, проводи в дом, сынок. – Саша потрепал крестника по белокурым волосам.

При встрече с новыми родственниками Вера натянула самую очаровательную улыбку, глаза же пытливо их рассматривали, пытаясь понять, что они собою представляют. Веру била лёгкая дрожь, когда Саша открыл дверь и пропустил ее вперёд, эта же дрожь не отступила до самого конца.

Запах в доме витал затхлый и неприятный, как в больничной палате. Возможно, именно так и должно пахнуть в жилище одиноких стариков. Сашины родители, как Вера узнала, жили совсем одни. Мать была узницей четырёх стен, а отец – в преклонных летах. Разница в возрасте у Сашиных родителей составляла семнадцать лет.

В остальном же в доме царили чистота и опрятность. Тоже как в хорошей больничной палате.

Первым делом Верин взгляд упал на старика. Сашин отец был совсем плох. Его широкое доброе лицо исказили глубокие крупные морщины, глаза – бесцветные и водянистые. Он сидел в кресле-качалке, его ноги, несмотря на сильную жару, укрыты пуховыми платками. Саша говорил, что отец почти не ходит. Своим опытным взглядом прилежной студентки медицинского университета Вера отметила к букету заболеваний свекра, слабо функционирующую щитовидную железу, об этом свидетельствовали рыхлое тело, визуальное увлечение шеи в объеме, повышенная сухость кожи. Старик действительно выглядел жалко. Он источал зловоние болезни, и этот запах, как обычно бывало, смутил молодую здоровую Веру, побудив в ней невольную брезгливость и даже вину за силы собственного тела. Сколько б она ни повидала старых и больных людей, Вере так и не удалось избавиться от этих недостойных чувств.

Вера улыбнулась Сашиному отцу, вышло слегка натянуто. Свекор ответил на ее улыбку лучистым взглядом, и пелена неловкости исчезла. Вера улыбнулась во второй раз, уже более широко и доброжелательно.

В кресле с книгой в руках сидела молодая женщина, на нее и походил светловолосый голубоглазый Сашин крестник. Жена Сашиного брата. Вера оглядела ее беглым взглядом – худенькая блондинка, очень изящная, лишенная угловатости, длинные волосы.

В кресле напротив расплылась женщина лет шестидесяти, по паспорту она лет на десять моложе. По рассказам Саши, Вера поняла, что две женщины в комнате – мать и дочь. Мать блондинки словно сошла с анекдотов про злобных тещ: нарисованные чёрным карандашом тоненькие неестественные брови и дешевая розовая помада делали женщину похожей на клоуна из фильмов ужасов. Очевидно, импозантная по молодости, теперь же она расплылась до шестидесятого размера одежды.

– Господи Иисусе! – Необъятная женщина первой нарушила молчание. – Заявился! Мы тебя вчера ждали, думали, уж не приедешь опять. Родителей-то совсем забросил.

– Вы же знаете, Алена Михална, что в сезон добраться до вас не так уж просто. Мы больше суток простояли в пробках. – Саша с радушием обнял большое тело, будто и не называл родственницу при Вере «умалишенной старухой», затем подошёл к жене брата. – Юлечка, ты все такая же красавица.

– Это твоя жена? – Юлия приняла объятья, но не сводила с Веры пристального взгляда, свойственного симпатичным женщинам при виде потенциальных соперниц.

– Да, это моя Вера, прошу любить и жаловать, – ответил Саша. Вере хотелось быть столь же уверенной и естественной как он, но плечи и голова предательски клонились к полу. – А где Вадим?

– Боюсь, что он твою братскую любовь не разделяет. – Алёна Михайловна скривила губы в неприятной улыбке. – Как услышал, что ты едешь сюда, да еще и с женой, тем же вечером смотал отсюда удочки в неизвестном направлении.

Саша усмехнулся уголком губ.

– А жена-то твоя уж больно на Лидку похожа, – скрипучий смех Алены Михайловны сотряс воздух. – Она как вошла, я уж подумала, что эта бедовая опять с тобой заявилась.

Саша посмотрел на тещу брата долгим недобрым взглядом. Вера видела у мужа подобный взгляд однажды и вновь до смерти перепугалась.

– Я не понимаю, о чем вы. – Голос Саши сделался глухим и мрачным.

– Да-да, я тоже заметила сходство. – Юлия подлила масла в огонь.

Сашины губы сжались в тонкую полосу. Его ноздри медленно втягивали в себя воздух, Саша всецело отдался этому дыханию.

– Подойди ко мне, Сашенька, я тебя обниму. – Вера вздрогнула, услышав голос свекра – слишком громкий и ясный для его возраста и состояния здоровья. – И пусть твоя жена тоже подойдет. Я хочу поцеловать ее.

Вера смутилась. Она с трудом сделала шаг навстречу Сашиному отцу, подавляемая пристальным взглядом Алены Михайловны и ее дочери.

Саша опустился перед отцом на колено, они тепло и сердечно обнялись. Вера долго медлила, но решила последовать его примеру. Руки старика были шершавыми и холодными. Он погладил ее по волосам.

– Добро пожаловать в семью, дочка, – произнес он, держа в руках Верино лицо. – Как тебя зовут?

– Вера, – ответила она.

– Мое имя Петр Сергеевич. Можешь называть меня так, а можешь папой. Как тебе самой удобнее.

Вера не смогла назвать его отцом, и знала, что не назовет и впредь, но была благодарна Петру Сергеевичу за такой тёплый приём.

– Спасибо, – сказала она.

– Отдохните с дороги. Завтра мы нажарим шашлычков в честь вашего приезда.

Саша взял Веру за руку и повёл по лестнице на второй этаж. Все его движения были резкими и нервными, он не удостоил жену и тёщу брата взглядом, только лишь кинул им в лицо своё надменное безразличие, как кидают крохи со стола надоевшим псам.

Вот ты совсем один,

И это твоя воля.

Ты жизни властелин.

Сладка ведь твоя доля?

Ты бросил всё и всех,

Никто тебе не нужен.

И это твой успех,

Теперь ни с кем не дружен.

И вспомни же теперь,

Как сильно докучали.

И вот закрыл ты дверь,

Все сразу замолчали.

Ты счастлив, что один?

Что, чай твой отсырел?

Не ври хоть сам себе —

Душой ты постарел.

Глава 2

Вадим Дронов – один из немногих, кто любит лихие дороги-серпантины. Нет, он не относит себя к числу бывалых и рисковых водителей, напротив, на дорогах отличается достаточной аккуратностью.

Просто извилистые горные дороги помогают ему забыться. Вадим сосредоточенно впивался руками в руль и силой давил на газ при подъемах, затем вдумчиво притормаживал на спусках. Занимательная автомобильная игра. Благослови Бог эти сложные, требующие внимания дороги.

Вадим ехал в ночь, заранее зная, что день обещает насыщенные эмоции.