Мир Гаора. Сторрам

– Прошу. Всё что хотите.

Гархем прошел к свободному креслу и сел, взял свою рюмку и отпил.

Гаор неподвижно стоял, и трое мужчин пристально рассматривали его.

В комнате было тихо. Только потрескивал огонь в камине – дорогая модель со звуковой имитацией, да очень тихо, но отчётливо, не смазывая звук, играла музыка в угловом тоже дорогом музыкальном центре, ему уже случалось такой проверять. Значит, это квартира, чья? Кто-то живет или так, «гнёздышко»? Это, похоже, их гость и его предлагают… как угощение, в дополнение к коньяку? Ну…

– Образование?

Гаор вздрогнул, не сразу сообразив, что спрашивают его и спрашивает незнакомец.

– Общевойсковое училище, солдатское отделение, полный курс, – и вовремя спохватился, – господин.

Не так одобрительный, как констатирующий кивок.

– Год выпуска?

– Пятьсот пятьдесят девятый, господин.

– Кем выпущен?

– Аттестованный рядовой, господин.

– Кем демобилизован?

– Старший сержант, господин.

На хрена это им? Сторрам решил похвастаться, какие у него рабы? Или… что это торги, Гаор старался не думать, сразу задавив мелькнувшую мысль.

– Встань сюда.

Гаор перешёл на указанное место и оказался практически в центре гостиной, освещённый и верхней люстрой, и угловым торшером, и пламенем камина.

– Раздевайся.

Гаор снял, привычно сложил и положил на пол – больше-то некуда – рубашку, расстегнул и снял, сложил поверх рубашки брюки и выпрямился. Если они думают, что он сейчас прикроется и тем подставит себя под оплеуху, то хрен вам, на такое новика можно купить, а он не первый раз на… аггел, неужели всё-таки сортировка, нет, не хочу, нет…

Трое мужчин спокойно поверх рюмок с коньяком рассматривали стоявшего перед ними обнажённого человека. Тихая приятная музыка, трепещущее пламя в камине, неслышно текущее время.

– Смирно.

Негромкий голос словно хлестнул Гаора, заставив подтянуться и напрячь мышцы.

Легко оттолкнувшись от кресла и не выпуская рюмки, незнакомец встал и подошёл к застывшему в уставной стойке рабу. Обошёл вокруг.

Как в музее – мелькнула у Гаора идиотская в этот момент мысль, но он и в самом деле вспомнил, что сам так же бродил вокруг древних статуй.

– Осколочные, пулевые, – пробормотали из-за спины с непонятной интонацией, и вдруг опять резкие, как выстрел, команды. – Руки вперёд! Наклонись! Ноги расставь!

«Столик»?! Зачем?! За что?!

Чужая рука проводит по его спине костяшками пальцев, слева от позвоночника, справа, так же проходится по ягодицам…

Это… Всё-таки это?! Нет, надо бить сейчас, сразу…

– Смирно!

Строевая команда разворачивает его в стойку, прижимая уже сжатые в кулаки руки по швам.

Гаор перевёл дыхание и с ужасом увидел улыбку Гархема. Тот явно наслаждался зрелищем. Так… так… нет, выдержу, не дам тебе этой радости. Сцепив зубы, Гаор изо всех сил сохранял по-армейски неподвижное лицо.

Незнакомец снова обходит его кругом и, улыбаясь, подмигивает Сторраму. И тот, тоже улыбаясь, говорит:

– Да, и даже не слишком волосатый.

Аггел, он же уже слышал это, тогда, там на аукционе. Так всё-таки торги?

– На потомство проверяли? – деловито спрашивает незнакомец.

Сторрам покачал головой.

– Я не занимаюсь разведением.

– Почему? Вам не нужен лишний доход? Детёныши дают неплохую прибыль.

Голос Сторрама серьёзен.

– Если чем-то заниматься, то серьёзно. Подобранное по этому функционалу поголовье, контроль размножения. Я занимался животноводством, у меня и сейчас небольшая конюшня, нет, капитан, породистое разведение требует больших вложений, им надо заниматься серьёзно, а пускать процесс на самотёк…

– Но вы, надеюсь, его не кастрировали?

– Разве не видно? – подчеркнуто удивляется Сторрам и хохочет.

Капитан подходит вплотную уже спереди, смотрит прямо в глаза.

– Если в аттестации сержанта написано «умён», не верь глазам своим, а?

Ответа явно не требуется, его попросту грубо и цинично лапают, ощупывая половые органы. Гаор непроизвольно зажмурился, чтобы ничего не видеть, не сорваться, потому что нападение на хозяина, а, сорвавшись, он уже разбирать не будет – это смерть и всем остальным, не дегфед, а каждого, нет, он не поддастся…

– И к тому же выдержанный, – с этими словами его отпускают и оставляют стоять одного.

Гаор медленно открыл глаза. И увидел беззвучно смеющегося Гархема. Зрелище было мерзким.

– Он у нас влюбчивый, – наконец, вытирая выступившие от смеха слезы, сказал Гархем и отхлебнул из своей рюмки. – Влюбился, понимаете, в рабыню-малолетку и безумствовал в лучших романтических традициях.

– Ну-ка, ну-ка, – усаживается в свое кресло капитан, – впервые слышу, чтобы раб безумствовал из-за женщины, да ещё в романтических традициях.

Смеясь и прихлёбывая коньяк, Гархем стал рассказывать:

– То на Новый год он её катал на перилах, по наружной лестнице.

– Там же восемь этажей! – изумился капитан.

– Шесть, – поправил его Сторрам и уточнил: – но высоких.

Капитан покачал головой.

– Действительно… безумство.

– Это ещё что! Вы ведь знаете, рабыни всегда себя чем-нибудь обвешивают. Особенно волосы, повязывают яркие тряпочки.

– Да, я с этим сталкивался.

– Ну вот, и у неё ветром унесло такую тряпочку, и прямо на эмблему, так он, – Гархем рюмкой показал на Гаора, – полез за ней. По стене, по растяжке… – Гархем снова отхлебнул и с живым интересом посмотрел уже не на собеседников, а на него. – Рыжий, она что, и в самом деле такая сладкая была?

– А сейчас она где? – спросил капитан.

– Утилизирована, – кратко ответил Гархем и неохотно пояснил: – Вышел не очень приятный инцидент, и её пришлось отправить на утилизацию. Так он прямо в буйство впал, пришлось изолировать. На пять суток, – и хихикнул уже вслух, – для успокоения и вразумления.

– Надо же, – капитан покачал головой, глядя на Гаора, – страсти какие. Так что, у всех, значит, вдоль, а у неё поперёк…

Стиснув зубы до боли в скулах, Гаор молча, не выдавая себя ни единым движением, слушал их разговор.

– Сколько постов на Седьмой Аллее?

Что? Это при чём? Но ответ выскочил автоматически:

– Три, господин.

– Назови.

– На повороте к Воротам Основателей, на развязке с тринадцатым шоссе и на развороте к главному Храму. Господин.

Спокойный кивок.

– Где воевал?

Опять снова-здорово, это-то зачем? Но Гаор добросовестно перечислил:

– Вергер, Алзон, Валса, Малое поле, Чёрное Ущелье.

– Ого, – капитан даже присвистнул, – живучий ты, редкость для сержанта, даже старшего.

Гаор прикрыл на мгновение глаза, не давая прорваться наружу клокотавшей внутри злобе. Его усилий, похоже, не заметили.

– Всё, что ни делается, всё к лучшему, – философским тоном заметил Гархем.

– Огонь хранит человека для предназначенного ему, – с подчёркнуто благочестивым видом кивает капитан.

И все трое смеются.

«Смейтесь, сволочи, Огонь, значит, меня для рабства хранил, ладно, хрен с вами». Но лицо Гаора сохраняло прежнюю неподвижность.

– Нормы выдачи?

Опять ему?! «Хрен с тобой, помню».

Спокойно равнодушным тоном Гаор перечислил нормы табельной выдачи по линиям фронта. Все три линии он хорошо знал, прочувствовав на своей шкуре, получая и выдавая пайки, а то и выбивая их из тыловых каптенармусов.

– Смотри, какая память, – весело удивился капитан.

И новые вопросы вперемешку: о дорогах Алзона и правилах списания, как проехать по Аргату и где на Малом Поле стояли морпехи, за сколько боёв дают медаль «стойкости» и правила переписки. Гаор отвечал спокойно, даже равнодушно. Гархем продолжал тихо хихикать, рассматривая свою рюмку, будто слушал анекдоты, а скорее всего, даже не слушал, а смеялся над чем-то своим. Сторрам одобрительно кивал на каждый его ответ, будто сидел на экзамене.

И опять внезапно.

– Упал, отжался.

Гаор качнулся вперёд, выставляя для упора руки. Сколько раз отжаться, ему не сказали, и он начал отжимания, готовый хоть к сотне, хоть… ни хрена себе господа развлекаловку устроили. Но это ладно, лишь бы опять лапать не лезли. Только сейчас до него дошёл весь ужас той, слышанной в отстойнике фразы: «купит тебя такой себе на подстилку, и спи потом всю жизнь у параши». Он не Тукман, за него так заступаться некому. Значит… значит, если опять полезет с руками, бить сразу. Хватит с него.

– Достаточно.

Команда прозвучала на шестьдесят восьмом отжимании, и, выпрямившись, Гаор перевёл дыхание двумя вздохами.

– Дамхар знаешь?

На мгновение выдержка изменила Гаору, и он удивлённо посмотрел на капитана.

– Там не воевали, господин, – вырвалось у него.

– Верно, – кивнул капитан, – глубокий тыл.

Кивнул и Сторрам.

– Сельская глубинка, – мечтательно произнёс он, – пастораль, патриархальные нравы.

– Да, полковник. И пока мир, надо его использовать.

– Пока? – оторвался от рюмки Гархем.

Капитан пожал плечами.

– Ничего вечного нет, особенно перерывов между войнами.

– Дамхар в глубине для любого фронта.

«Но не для дальних бомбардировщиков», – сказал про себя Гаор. Он хорошо помнил эти большие плотно идущие в вышине машины. Фронтовой пехоте, закопавшейся внизу по маковку в землю, они не угрожали, но, если истребители встречали их над фронтом и те начинали сваливать свои бомбы, предназначенные для городов и мощных тыловых укреплений, куда попало, тогда было по-настоящему хреново.

– Сколько отпущено Огнем, столько и возьмём.

«Много вы в этом понимаете», – по-прежнему беззвучно сказал Гаор. То, что про него вроде бы забыли, его не обманывало, но всё же позволило слегка перевести дыхание и привести в порядок мысли. Для торгов ему задавали слишком много и не тех вопросов, может, это и в самом деле, у них такие развлекаловки оригинальные. На любой вкус, но понемногу. А время уже не к отбою, а за отбой. И ему завтра с утра в гараж или, что ещё хуже, когда не выспишься, в рейс. Но чья же это квартира? Или… была у него уже мысль, что Гархем живёт прямо здесь в комплексе, и, если это его квартира… надо сообразить, входят ли его окна в полосу одностороннего стекла. Если да, то многое понятно. Стоит себе у окна, в зубах после завтрака ковыряет и видит всё и всех. Потому и оказывается вовремя и в нужном месте. Неплохо придумано. По коридору можно попасть минимум на три лестницы и спуститься и в рабский тамбур, и в административный корпус, и на склады. И Гархем… как паук в центре паутины…

– Руки за голову, десять приседаний!

«Пошли вы…» – мысленно ответил Гаор, выполняя приказ.

Сторрам посмотрел на часы.

– Да, – кивнул капитан, – согласен. Одевайся.

Фу-у, никак надоел он господам, может, теперь и отпустят. Глядя, как он одевается, привычными движениями застёгивая манжеты и заправляя в брюки рубашку, Сторрам усмехнулся.

– Ступай вниз.

– Да, хозяин.

Почти по-уставному – щелчок каблуками босиком и на ковре всё равно не получится, можно не стараться – Гаор повернулся и пошёл к выходу.

– Не заблудись, – сказал ему вслед Гархем.

Вот сволочь, теперь бежать придётся. Ну и хрен с вами, нашли себе развлечение!

И пробегая по коридору к лестнице, скатываясь по ступенькам к нижнему холлу, опять вниз, стоя под обыском в надзирательской, Гаор почти убедил себя в том, что это просто господа так развлекались, бывает. На фронте офицеры развлекались и покруче. Он снова и снова повторял это: развлечение, развлекались, развлекаловка, чтобы самого себя убедить в том, что только это и ничего другого и не было.

Свет погашен, и решётки задвинуты. Надзиратель подвёл его к мужской спальне и слегка отодвинул решётку.

– Вали, волосатик, носит тебя по ночам.

Надзиратель несильным ударом в спину вбросил его в старательно похрапывающую спальню, задвинул решётку и, громко зевнув, ушел.

Гаор прошёл к своей койке, разделся, бросив одежду на перекладины изножья, достал сигареты и зажигалку. Пусть хоть запорют, но если он сейчас не покурит, то точно сорвётся.

Ночью разрешалось выходить только в уборную, и курить он ушёл туда. Не успел сделать и затяжки, как в уборную вошел Старший.

– Ну?

Гаор вздохнул и зло выругался.

– Развлекаловку устроили. Сторрам с Гархемом, и гость у них. Ну и… – Гаор снова выругался и вымученно улыбнулся, – вроде, обошлось.

– Били?

– Нет, – мотнул головой Гаор, – лапали, правда, но… обошлось.

– А ещё? – неслышно вошёл Ворон.

– Приседал, отжимался, про фронт рассказывал.

Ворон задумчиво покивал. Гаор глубоко затянулся и снова выругался.

– Лапали, говоришь? Сзади… по спине гладили?

Гаор посмотрел на его хмурое лицо и, помедлив, кивнул.

– Всего ощупали, и задницу, и спереди, чтоб их…

– Плечи щупали? – встревожено спросил Старший.

Гаор покачал головой.

– Нет. Нет, Старший, я тоже испугался, но… нет, мускулы не смотрели.

– Ладно, – вздохнул Ворон, – будем надеяться… – и, оборвав фразу, ушёл.

Гаор докурил и выкинул окурок в унитаз, посмотрел на Старшего.

– Сам не знаю, как сдержался, – тихо сказал он, – вот так… по грани прошёл.

– Кто лапал? – глухо спросил Старший. – Гархем?

– Нет, гость их, они его капитаном называли. А что, Гархем…?

– Бывает с ним, – неохотно ответил Старший, – так-то он блюдёт себя, но иногда… Ладноть, хрен с ним, молись, чтоб этим обошлось.

– Молюсь, – серьезно ответил Гаор. – Что ещё мне остаётся? Но если полезет ко мне кто с этим… ни на что не посмотрю.

– Дурак ты, братейка, – вздохнул Старший, – кабы только этого бояться надо было. Ладноть, спать иди, а то завтра ввалят «горячих».

Гаор молча кивнул, не сказав, что «горячие» и вправду не самое страшное сейчас.

Вечер надо заканчивать вовремя. Когда ещё хочется и даже возможно продолжение, но лучше разойтись, чтобы последним было сожаление о прерванном удовольствии, а значит, осталось желание повторить.

– Да, значит, договорились.

– Вы заберёте его сейчас?

– Нет, у меня ещё дела в Аргате. Давайте через накопитель. Все равно они сдерут свой процент, так пусть, – Ридург Коррант рассмеялся, – пусть отрабатывают. Всё оформление я беру на себя.

– Разумеется.

– Спасибо за приятный вечер.

– Да, – улыбнулся Гархем, – ваше общество доставило мне истинное удовольствие.

Последние ритуальные слова и формулы прощания. Коррант надел свою армейскую куртку, надел пояс с кобурой и портупеей.

– Ещё раз благодарю. Полковник, подбросить вас?

– Благодарю, я на своей.

Гархем, стоя в дверях своей квартиры, проводил их взглядом до поворота на лестницу и только тогда закрыл дверь. Как и положено по древним обычаям, хозяин освещает дорогу припозднившимся гостям, стоя на пороге своего дома с фонарём в руке. Да, в следовании традициям есть нечто возвышенное.

Сторрам и Коррант спустились по внутренней лестнице к выходу из административного корпуса, вышли и ещё раз попрощались у фургончика Корранта. И когда Коррант сел в кабину и тронулся с места, уже Сторрам, выполняя долг хозяина, постоял, пока гость не съехал по пандусу к воротам и не миновал их, и только тогда пошел к гаражу, где его ждала одна из его машин.

Итак, какие изменения вызовет продажа Рыжего? Разумеется, шофера такого класса на торгах запросто не купишь, надо будет оставить заказ, чтобы известили о поступлении соответствующего материала, а пока… нанять ещё одного шофера, он же экспедитор. Двойной оклад. Нет, надо будет немного перетасовать состав наёмных работников. Двенадцать тысяч – неплохая цена, и для покупателя, и для продавца. Можно было бы запросить и больше, но не хочется обогащать Рабское Ведомство, двадцать пять процентов от любой купчей отдай и не греши, во-первых, больше двенадцати тысяч капитану не выложить, и сделка бы сорвалась, во-вторых. А Рыжий всё-таки как раб малонадёжен. Исполнителен, безусловно, но не покорен, тут Гархем прав, боевой сержант, прирождённый лидер, нет, кровь Юрденала ненадёжна даже в ошейнике. Не только Гархем, все говорят, что Рыжий молчит при любом наказании, сам это видел, и никогда не благодарит надзирателей, не здоровается с ними. И молодые повадились стоять вроде него в строю и молчать под дубинкой. Нет, пока парень не почувствовал своей силы, а он вожак, да ещё с боевым опытом и военным образованием… лучше продать, чем расстрелять. К сожалению, охрана из рабов слишком дорогое удовольствие, там он был бы на месте, но, когда не можешь изменить обстоятельства, к ним следует приспосабливаться. И это, в-третьих.

Коррант гнал машину по ночному Аргату и улыбался. Кажется, ему удалось сделать удачный ход. Конечно, парень вряд ли стоит столько, за двенадцать тысяч можно купить бригаду, скажем, из двоих: взрослого обученного с мальцом-подсобником, но полковника тоже надо ублажить. С таким ссориться не просто невыгодно, а опасно. Так что пусть себе радуется, как ему удалось обдурить недалёкого провинциала, а если удастся скинуть на парня непосредственное исполнение, то высвободится время для контактов, переговоров и контрактов, что неизмеримо важнее. Но какая же слащавая сволочь Гархем, недаром о нём ходили такие рассказы, похоже, любому спецовику фору даст и обыграет. Как это полковник с ним справляется? Но, слава Огню, это не мои проблемы. Нет, всё получилось очень удачно, и даже осталось на небольшие развлечения, мужчине необходимо расслабляться.

С утра всё как обычно. Подъём, завтрак, построение. Гаор, конечно, не выспался, голова была тяжёлая, как после выпивки, когда надрызгаешься не на радостях, а от тоски и одиночества. Но работа у него не сидячая, так что разойдётся, ни хрена с ним не будет. На построении он протрясся, ожидая страшного приказа остаться в спальне, но обошлось, Гархема не было: видно, отсыпается после вчерашней пьянки, так что обошлось, пронесло, ну, и выкинем из головы.

В гараже Махотку почти сразу отправили на автопогрузчике, а ему старший механик молча кивком указал на хозяйскую «коробочку». Так что предстояло работать одному, без подсобника. Гаор досадливо, но предусмотрительно беззвучно выругался, надел инструментальный пояс и раскрыл мотор. Но даже разобраться толком, что тут и как, он не успел.

– Рыжий!

Гаор выпрямился и оглянулся на голос. В дверях гаража стоял Гархем. Что, в рейс? Обычно о рейсе ему говорили на построении, а то ещё накануне. Махотка напортачил? Но обдумывая, он быстро подбежал к Гархему и вытянулся перед ним.

– Да, господин управляющий.

Гаор приготовился получить обычную оплеуху и выслушать приказание. Но Гархем, оглядев его, заговорил, не ударив.

– Пойдёшь сейчас в спальню, подготовишь койку и тумбочку к сдаче, одежду тоже, и жди. За тобой приедут.

Так… плотная серая пустота рухнула, окутав беззвучным, отрезавшим краски и звуки коконом. Вот и всё… вот и всё…

Гархем не так с удовольствием, как с интересом рассматривал, как стремительно бледнеет, становясь бескровно белым, лицо раба.

– Да, господин управляющий, – сказал Гаор безжизненно спокойным голосом.

Отвернувшись от Гархема, он расстегнул и снял пояс с инструментами, не глядя, но точным броском отправил его в шкафчик и, обойдя Гархема, вышел из гаража.

Гаор шёл через двор быстрым твёрдым шагом, выглядывая кого из парней, чтоб хоть как-то дать знать Старшему, чтобы хоть взглядом проститься, да, с братом. Но как назло, никого, все в разгоне, у складов, а ему туда не завернуть, Гархем, сволочь, смотрит в спину. Он, не оглядываясь, чувствовал этот внимательный по-змеиному немигающий взгляд. «Врёшь, гад, ты что думал, я на коленях поползу, умолять буду, не дождешься, врешь, я не сдамся, нет…»

И глядя ему вслед, Гархем удовлетворённо кивнул: вовремя продали, всё, что можно, этот раб уже дал, дальше начались бы проблемы.

По дороге Гаор то ли успокоился, то ли… но страха не было, а только холодное бешенство. Сволочи, не могли ему вчера сказать, он бы проститься успел, а сам он дурак, нашёл, кому верить, что им чистая развлекаловка понадобилась. Сам дурак, сам себя уговорил, вот оно, не пошёл к ёлке, рисковать не захотел, а Судьба рисковых любит, дурак, но вы, сволочи, ничего, не здесь, так у Огня сочтёмся…

Как всегда, надзиратели всё всегда знают, и его впустили в коридор, слегка обыскав, ни о чём не спросив и даже пинка не дав. В спальне на него изумлённо уставился дневаливший Турман.

– Рыжий, ты чего?

– Ничего, пошли они…

Гаор выругался так, что Турман даже не удивился, а испугался.

– Ну, ты уж и очень…

– Это я ещё мало, – ответил Гаор, срывая с себя комбез, и, стараясь не сорваться на крик, объяснил: – Велено подготовиться к сдаче и ждать. Приедут за мной.

Турман охнул и выбежал из спальни.

Гаор быстро открыл тумбочку. Так… мыло, мочалка… по хрену, пусть лежат, бельё… тоже, заделье – обрезки проводов, инструменты, незаконченные мечики и цветочки, бабочка с зажимом, чтоб цеплять за волосы… всё в узелок, фишки… много их набралось, так… как тогда Плешаку сказали, так и сделаем, две белых оставим, остальные вместе с коробочкой… к Старшему в тумбочку, вот так, теперь сигареты, аггел, полторы пачки почти, ну, так тоже две сигареты оставим, остальные…

– Рыжий, – в спальню вошла Маанька.

Он обернулся к ней, улыбнулся злым оскалом.

– Да, Маанька, вот. Узелок Матуне отдай, ладно? Бельё мне к тебе снести?

Она покачала головой, внимательно глядя на него.

– Нет, сними и стопкой на койке сложи, и одежду. Я принесу, во что переодеться.

Он кивнул и стал снимать с одеяла наволочку. Подошёл и встал рядом Турман. Гаор покосился на него.

– Ты того… – тихо сказал Турман, – такая уж судьба наша.

Гаор кивнул. Он молча быстро снял наволочки, скатал одеяло, тюфяк и подушку в рулон, уложил рядом стопкой бельё, разделся догола и сложил одежду и белье второй стопкой.

– Откуль знаешь так? – глухо спросил Турман.

– В армии, в казарме, так же при переводе сдают, – ответил Гаор и заставил себя усмехнуться, – только не раздеваются.

Вошла Маанька и протянула ему старенькие, многократно стираные и чиненые рубашку и штаны.

– Одевайся, – и объяснила, – на торги в бросовом увозят, всё равно отберут.

Он кивнул и стал одеваться. Когда-то это были брюки, но молния, видно, давным-давно сломалась, и их перешили в шаровары на шнурке, на коленях заплаты, на рубашке заплатан рукав, пуговиц не хватает, а те, что есть, все разные, и Гаор не стал её застёгивать, а завязал полы на животе.

Как-то незаметно в спальню вошли Маманя и другие работавшие на кухне женщины, дневалившая по женской спальне недавно купленная девчонка, он даже имени её ещё не запомнил. Гаор тряхнул головой и оглядел столпившихся вокруг.

– Давайте прощаться. Пока нет…

Он не договорил, но его поняли. Он обнялся со всеми.

– Турман, сигареты возьми, Старшему отдашь или сами поделите.

– Может, – неуверенно предложил Турман, – покуришь пока?

Гаор мотнул головой.

– Нет, обойдусь.

– Я тебе киселька сейчас принесу, – вышла из спальни Маманя.

За ней вышли остальные. Гаор сгрёб и сунул Турману сигареты.

– Держи, а то вроде уже…

Турман прислушался и метнулся к своей койке.

Стукнула, открываясь, дверь надзирательской. «Накрылся кисель», – со злым весельем подумал Гаор, стоя у своей койки. Тогда в Чёрное Ущелье они уходили, зло ругаясь, но не плача, и сейчас он не заплачет, нет, врагов не радуют.

В спальню вошли трое. Дежурный надзиратель, Гархем и сержант с зелёными петлицами. Гаор встретил их, стоя у своей койки, с заложенными за спину руками, но вскинутой головой. И увидев его, Гархем одновременно и нахмурился, и улыбнулся.

Оглядев собранную постель и одежду, Гархем кивнул.

– Всё правильно, показывай тумбочку.

Гаор молча повернулся, открыл тумбочку и отступил на шаг. Новый кивок.

– А почему так мало сигарет, Рыжий? – Гархем повертел в руках пачку, в которой болтались две одинокие сигареты.

Ах ты, сволочь, ну, получи.

– Выкурил, господин управляющий.

– А фишки все свои куда подевал?

– Потратил, господин управляющий.

Голос Гаора был почтителен ровно настолько, что придраться не к чему, а насмешка понятна. Надзиратель, скрывая улыбку, грозно посмотрел на Турмана, который стоял у своей койки, совсем как Тукман вылупив глаза и приоткрыв рот. Гархем сунул пачку с остатком сигарет и обе фишки в карман пиджака и обернулся к сержанту.

– Приступайте.

Раздеться, обыск по голому телу, рубашка и штаны прощупаны по карманам и швам, одеться, сверка номера на ошейнике с карточкой, и…

– Руки назад.

Щёлкают наручники.

– Вперёд.

Проходя по коридору, Гаор быстро скосил глаза на дверь столовой, но никого не увидел: женщины укрылись в глубине. От Гархема, понятно, но жаль. Нижний тамбур… вверх по лестнице… верхний тамбур-холл… наружная дверь… холодный бетон двора и машина, «серый коршун», почти вплотную к подъезду, и задняя дверца уже готовно раскрыта… аггел, даже оглянуться не успеешь, толчок в спину.