Сага о Хельги

– Еще один парус за кормой!

Оттуда к ним мог идти только еще один враг. Стало заметно, что и на драккарах тоже заметили парус. Оттуда раздались радостные крики. Теперь они снова подходили к кораблю Гудбранда с двух сторон, но один из них держался чуть позади, а второй чуть впереди, чтобы Рагнар не вздумал снова обвести их вокруг пальца. И в этот раз они не спешили, а медленно сближались, не давая вырваться из их тисков.

– Спустить парус, – приказал Гудбранд. – Пора проверить, правду ли говорят, что люди Олафа так искусны в битвах. Или они так же хорошо сражаются на земле, как управляются с кораблями.

– На веслах можно никого не оставлять, – снова раздался голос Гудбранда. – Теперь у нас каждый воин на счету.

– Если мы отобьем их первый натиск, – сказал Кетиль Хельги, – то, возможно, они больше не полезут. А может, и полезут. Но в любом случае стоит попробовать.

– Смотри, не наложи в штаны, крошка Хельги. Сейчас мы увидим, чего ты стоишь, – прошептал ему сзади Аслак.

Так Хельги снова взял свой пробитый щит и вытащил из ножен меч. Они стояли вдоль бортов, готовясь отбиваться, с какой бы стороны на них ни напали. Но люди Олафа теперь не спешили и были настороже. В этот раз они не стали кидать крючья, потому как увидели, что на кнарре убрали весла и ему от них не уйти. Вместо этого их гребцы подняли свои весла и положили их концами на борт кнарра. Тут же, прыгая по веслам, как по мосткам, несколько воинов с криками кинулись на людей Гудбранда.

Их встретили удары мечей и топоров. Борта у всех трех кораблей были примерно одинаковой высоты, у кнарра даже немного повыше, потому как строили его для открытого моря. Потому людям Олафа было не слишком легко оказаться на борту кнарра, особенно когда их встречал строй щитов.

Хельги после обидных слов Аслака набрался смелости и сквозь зубы поклялся умереть под топорами, но не отступить назад. Как во сне, он принял удар какого-то бородатого воина на щит и, согнувшись, ударил его мечом по ногам. Тот поскользнулся и упал за борт.

Тогда с драккаров все-таки кинули крючья, и в этот раз никто не пытался их обрубить, ведь схватка на кнарре становилась все жарче. Все три корабля подтянули бортами друг к другу, и люди Олафа начали с разбега, ударяя щитами в щиты, перепрыгивать на чужой борт. Какой-то воин в шлеме, закрывающем пол-лица, прыгнул прямо на Хельги, и они вдвоем повалились на палубу. Хельги выронил меч и зажмурился, но сейчас же снова открыл глаза и увидел, как Кетиль, почти не глядя, перехватил меч лезвием вниз и ударил воина, что навалился на Хельги, в бедро. Тот застонал, Хельги столкнул его с себя и, подобрав свой меч, вернулся в строй. Кетиль кивнул ему и сказал:

– Не теряй свой меч, я не всегда буду стоять рядом. И держи нож под рукой. Тогда тебе не придется ждать, что кто-то снимет с тебя твоего врага.

Хельги кивнул и поправил шлем.

Новых врагов на палубе кнарра становилось все больше, и строй вдоль бортов скоро рассыпался. Теперь схватка продолжалась на носу и на корме. Хельги получил скользящий удар меча по шлему и был ранен в руку, но изо всех сил защищал правый бок Кетиля, который сражался за них обоих. Хельги же только принимал удары на щит и пытался достать кого-нибудь из врагов отцовским мечом.

Люди Олафа потеряли немало воинов, и постепенно их натиск стих. Однако и со стороны Гудбранда была дюжина убитых, а почти все остальные были ранены. Сражаться могли только восемь человек во главе с самим Гудбрандом на носу и шесть человек на корме. Топор Рагнара уложил не меньше пяти врагов, но теперь и он был ранен в ногу и руку.

Воины стояли в нескольких шагах друг от друга и пытались отдышаться. Ни у Гудбранда, ни у Рагнара сил, чтобы напасть и очистить свой корабль от врагов, уже не было. А люди Олафа, было видно, ждали свой третий корабль, чтобы начать последний приступ. Человек в серебряном шлеме стоял на палубе своего корабля и отдавал приказания.

– Назови себя, о смелый воин, прячущийся за чужими спинами, – крикнул ему Гудбранд.

Тот обернулся к нему:

– Не думаю, что рад ты будешь услышать мое имя, но знай, что тебя победил Черный Ульф. И будь уверен, что окажись ты знатным человеком, а не простым морским разбойником, я бы бился с тобой сам.

– По-твоему, имя Гудбранда Белого недостаточно знатно?! – крикнул ему Кетиль.

– Наш конунг сам решит, что с тобой сделать, и если он прикажет, я убью тебя. Но кем бы ты ни был, думаю, недолго тебе бороздить моря, – ответил Черный Ульф.

Хельги посмотрел на приближающийся третий драккар и сначала даже не смог сосчитать все весла вдоль его бортов.

– Это корабль Олафа? – спросил он у Кетиля.

– Да, Олаф выбирает для себя самые длинные корабли, – ответил тот. – У этого – тридцать пар весел, и вряд ли кто-то из купцов смог бы уйти от него, встреться они в море. Видать, скоро мы увидим самого Олафа Трюггвасона, если эти трусы не решатся напасть на нас раньше.

Но было видно, что пыл нападавших иссяк. Они явно ждали подкрепления, чтобы не терять слишком много людей.

– Что ж, – сказал Гудбранд, – если мы и умрем, то с честью. Олаф не будет прятаться за спинами своих людей.

– Да, непохоже, чтобы мой первый поход оказался удачным, – грустно сказал Хельги.

– Мой тебе совет, – ответил Кетиль, – когда начнется новая схватка, ныряй за борт. До берега не так далеко. Если не замерзнешь и тебя не заметят, то сможешь выбраться.

– Да, – сказал Гудбранд. – Несправедливо будет тебе отправляться в Валхаллу вместе с нами. Ты не успел даже дать клятву ярлу Эйрику. Ты можешь уйти, в том не будет урона твоей чести.

Хельги собирался что-то ответить, но тут посмотрел на Аслака. У того кровь текла из-под шлема, и был он ранен в левое плечо.

– Да, крошка Хельги, ты можешь сбежать, – сказал он.

– Не много будет славы в том, чтобы на меня охотились, как на лосося. Лучше проверим, была ли у меня удача, – помолчав, сказал Хельги.

– Не стоит слушать Аслака, – ответил Кетиль, – не сказал бы я, что он желает тебе добра.

– Аслак не тот человек, к чьим словам стал бы я прислушиваться, даже если бы у него открылся дар провидения, – ответил Хельги. – Просто я боюсь, что слишком разгорячился, размахивая мечом, и после холодной воды могу заболеть. Было бы обидно умереть в жалкой рыбацкой хибаре на соломе, так и не увидев Олафа Трюггвасона.

В то время корабль Олафа подошел к ним. С него к ним на палубу перебрались несколько человек. Один из них был такого высокого роста, что многие другие не доставали ему даже до плеча. В груди он был широк, точно медведь, и даже Гудбранд по сравнению с ним казался тощим. И все поняли, что это и есть конунг Олаф.

Олаф прошел между воинами. К нему подошел Черный Ульф и начал что-то объяснять. Но Олаф не слушал его:

– Я конунг Олаф Трюггвасон. А вы кто такие? – крикнул он. – И почему вы напали на моих людей?

– Меня зовут Гудбранд Белый, и это твои люди напали на нас первыми, – прозвучал ответ.

– Я слышал о тебе, Гудбранд Белый. Ты верно служил ярлу Хакону и его сыну Эйрику. А кому ты служишь теперь? – снова спросил Олаф.

– Я и мои люди давали клятву Эйрику, теперь он наш ярл. И, как я слышал, он еще жив.

– Да, он жив, но не скоро вернется он в родные места. Хакон Злой слишком многим стал не по нраву у нас. И Эйрик вместе с ним. И кому же ты будешь служить теперь?

– Я и мои люди давали клятву ярлу Эйрику. Как я слышал, он еще жив, – снова ответил Гудбранд.

Было видно, что слова Гудбранда не понравились Олафу. И он сказал так:

– Не прошло еще и пяти дней, как я стал конунгом, вернув то, что было мне положено по праву рождения. И не готов я щадить людей, что служат моим врагам. Но мой бог, Белый Христос, велит мне проявлять милосердие. И жалко было бы мне убить таких славных воинов, что в будущем могли бы послужить и мне. Потому предлагаю я вам выбор: либо вы все не доживете до конца этого часа, либо примете святое крещение, и я дарую вам жизнь. Но служить вы будете мне.

Предложение это не понравилось Черному Ульфу:

– Конунг, эти люди убили две дюжины твоих людей и ранили моего брата, предательски кинув копье, когда мы ничего не подозревали.

– Это правда? – спросил Олаф.

– Если это его брат стоял на носу этого корабля перед началом боя, – Гудбранд показал на левый из драккаров, – то был он ранен своим собственным копьем, – ответил Гудбранд. – Ему следовало бы быть посноровистее в обращении с оружием, а то немудрено и пораниться. По поводу остальных могу сказать, что слышал я, что в битвах люди, случается, погибают.

Многие рассмеялись, и было заметно, что слова Гудбранда понравились и Олафу:

– Вижу я, у тебя не только острый меч, но и острый язык. Но не слышал я, что ты сказал в ответ на мое предложение, – произнес конунг.

– Вижу я, что хороший выйдет из тебя конунг, – ответил Гудбранд, – ведь великодушие твое не знает пределов. Но я и мои люди давали клятву ярлу Эйрику. Как я слышал, он еще жив.

– Что ж, вижу, ты человек чести, – ответил Олаф. – Я сам убью тебя.

– Это будет великой честью, конунг, но позволь мне сначала размяться. – Гудбранд говорил спокойно, хотя видно было, что непросто ему было отвергнуть предложение Олафа. – Один из твоих людей обвинил меня в предательском ударе. Хотел бы я показать ему, как пристойно вести себя воину. И проверить, кто из нас больше похож на труса.

Черный Ульф выкрикнул какое-то ответное оскорбление, но Олаф сказал, что он может и подождать, и если Ульф лишит его сегодня хорошей схватки, то он не расстроится – не пристало конунгу каждый день обнажать меч. Тогда Гудбранд встал впереди своих людей, а навстречу ему вышел Ульф. Оба были без щитов, но в кольчугах и шлемах.

Для поединка воины расчистили место на носу, чтобы не мешали скамьи. И хотя люди Олафа не добрались до площадки на носу кнарра, вся палуба и здесь была залита кровью, что хлестала из ран убитых и раненых. Свободного места на носу было пять шагов. Ульф был совсем свежим, а у Гудбранда было уже несколько легких ран. К тому же Ульф был лет на десять моложе. Но видно было, что он не так уверен в победе, как можно было бы судить по его словам.

Гудбранд же не колебался. Одним прыжком он преодолел разделяющее их расстояние и начал наносить удары. Обоим было нелегко, потому как приходилось сохранять равновесие на скользкой от крови палубе. Все же Гудбранду удалось ударить Ульфа в лицо левой рукой. Тот отлетел на несколько шагов назад, на руки своих людей. Они подхватили его, и он удержался на ногах. Гудбранд в это время, нарочито повернувшись спиной, также отошел назад.

– Не знаю, чем ты славен, Черный Ульф, но в битве тебя не назвать ловким, – сказал он.

Ульф ничего не ответил. Он сделал два шага вперед и встал, широко расставив ноги, стараясь не поскользнуться. Меч он занес над правым плечом.

– Пора заканчивать разминку, Черный Ульф, твой конунг ждет, – сказал Гудбранд.

И с этими словами с короткого разбега кинулся на скользкую от крови палубу ногами вперед и проскользнул на спине между ногами Ульфа, так что тот не успел ударить. Меч Гудбранда вонзился Ульфу в пах, и тот согнулся. Тогда Гудбранд вскочил на ноги и одним ударом отрубил Ульфу голову. Потом он поднял упавший с головы Ульфа серебряный шлем и кинул его Кетилю:

– Я же говорил, что он будет служить нам вместо солнечного камня. – Гудбранд оперся на вонзенный в палубу меч.

В это время ближние люди стали упрашивать конунга пощадить Гудбранда и тех, кто с ним, говоря, что не много чести ему сражаться против раненого, который, тем не менее, способен на такой подвиг. Но конунг не сдавался. Тогда Гудбранд встал на одно колено и сказал, что не станет сражаться с самим Олафом Трюггвасоном и сразу признаёт себя побежденным. Тогда конунг сказал:

– Вижу, ты перехитрил меня, Гудбранд Белый. Теперь я не могу сражаться с тобой, а казнить тебя мне не позволяет честь. Но не думай, что конунгом может стать человек, который не найдет выхода из такого положения. Потому вот мое последнее слово тебе: ты и твои люди становятся христианами и после этого на пять лет отправляются в изгнание. И вы дадите мне клятву, что в эти пять лет ни один из вас не ступит на землю Норвегии. И раньше, чем минет пять лет, вы сможете вернуться только при двух условиях: или Эйрик умрет, или вы перестанете служить ему.

– А что будет через пять лет? – спросил Гудбранд.

– Если Эйрик не будет мне опасен в эти пять лет, то не будет опасен и после, – ответил Олаф. – Думаю, вы сами поймете, кому лучше служить.

– А что будет с нашими землями и семьями? – снова спросил Гудбранд.

– Ваши семьи останутся при своем добре. Никто их не тронет, пока вы храните клятву, – снова ответил Олаф.

Хельги не спускал глаз с Гудбранда.

– Что ж, конунг, ты благородный человек, и твое предложение справедливо. Мы принимаем его, – сказал Гудбранд.

Было слышно, как Хельги и еще несколько людей Гудбранда облегченно выдохнули. Всего их осталось в живых двадцать два человека.

И корабли пристали к берегу. И люди конунга вытесали из стволов нескольких сосен часовню в устье маленькой речушки. Священник, который был с конунгом, потребовал, чтобы Гудбранд и его люди зашли в воду и погрузились с головой. Сам он в это время распевал заклинания на непонятном языке и размахивал большим деревянным крестом, окованным серебром.

Гудбранд и его люди в это время утешали друг друга тем, что ярлу Хакону тоже пришлось креститься, когда его заставил Харальд Синезубый, король данов. Однако удачи ему после этого хватило еще лет на десять.

Потом священник осмотрел их раны и наложил повязки. Затем им отдали их корабль и напомнили, что пять лет им нельзя возвращаться в земли конунга Олафа Трюггвасона.

Грести из них могла лишь половина. И они медленно двинулись на юг под парусом. Когда корабли Олафа остались за горизонтом, Кетиль сказал:

– Велика удача у тебя, Хельги. Не знаю, суждено ли было нам спастись, если бы ты не был с нами.

На что Хельги ответил:

– Если чья удача и спасла нас, так это удача Гудбранда. Что касается меня, то я не назвал бы то, что случилось со мной, удачным. Еще месяц назад я мирно пас овец недалеко от отчей усадьбы. После того нашел я девушку, на которой хочу жениться, убил своего первого врага, у меня появились кровники. Затем поступил я на службу к ярлу, которого изгнали, меня несколько раз чуть не убили, потом меня крестили, и теперь я на пять лет в изгнании, потеряв всякую возможность жениться на девушке, что я выбрал. Ты бы на моем месте назвал это удачей?

На это Кетиль ответил:

– Зато теперь ты стал воином. И ярл Эйрик вознаградит тебя. А если ты сложишь песню о наших скитаниях, то он наградит тебя еще больше.

Тогда Хельги ответил висой:

Несчастья, как лебеди крови,Преследуют Торбранда сынаДолгие годы скитаться,Забыть о родне и любимой[22].

На это Кетиль сказал, что вместе с даром слагать висы у Хельги должно улучшиться настроение. Хотя ему бы хотелось, чтобы висы Хельги были бы более веселыми.

Тогда Хельги спросил:

– Скажи, Кетиль, – спросил он, – почему Олаф отпустил нас, если мы отказались идти к нему на службу? Неужто он и вправду так благороден, как об этом говорят скальды?

– Не думаю я, что дело в благородстве, – ответил Кетиль. – Просто он захватил власть, не пролив крови, и хочет, чтобы люди запомнили это. К тому же Гудбранд сослужил ему службу, убив Черного Ульфа.

– Если я и понимаю, почему он хочет сохранить мир, то мне не понять, какая выгода была ему от смерти Ульфа.

– Черный Ульф был слабым хёвдингом. Он потерял вдвое больше людей, чем мы. И если бы не появился Олаф, неизвестно, как бы закончилось дело. Сам же он не участвовал в схватке. Однако просто отправить его восвояси Олаф не мог – Ульф привел к нему много людей с юга. Гудбранд вовремя понял, чем недоволен Олаф, и вызвал Ульфа на поединок. Однако важно было убить его так, чтобы люди потом рассказывали об этом. И чтобы Олаф не мог просто приказать добить нас.

– Скажи, Кетиль, – снова спросил Хельги, – ты что, как Один, принес себя в жертву богам, чтобы набраться всей этой премудрости?

– Многие народы впитывают такую премудрость с молоком матери. В их крови лисица уживается со змеей. Когда мой отец женился в третий раз, он отдал меня на воспитание своему брату Хёгни Путешественнику, когда тот отправился в Миклагард[23] к ромеям, чтобы служить в страже их конунга. И там я провел семь лет. Сначала слугой у воинов, потом воином. А потом я стал десятником. Но служить их конунгу, которого они называют базилевс, совсем непросто. Хотя я и стал богаче многих из тех, кто владеет большой усадьбой в наших краях. Ромеи в окружении базилевса постоянно враждуют между собой и спорят за награды и место около правителя. И воину с Севера там никогда не стать большим вождем. Потому я вернулся. У моего сводного брата Гудмунда уже есть свой корабль, и он сейчас в походе в земле франков. И я тоже хочу иметь свой. Но сначала мне надо прославиться дома, чтобы люди пошли ко мне в команду. А пока я – простой воин у своего отца.

Хельги задумался.

– Слышал я, что не в обычае у конунга Миклагарда держать среди стражей воинов иной с ним веры, – начал он…

– Да, мне уже доводилось креститься. Но я решил, что креститься второй раз не повредит. Тем более, когда об этом с мечом в руках просит сам Олаф Трюггвасон. От лишнего же крещения Белый Христос может только обрадоваться.

И весь путь до датских проливов Хельги расспрашивал Кетиля про Миклагард. И Кетиль рассказывал, как могуч базилевс, и как много у него золота, и какие высокие там дома и святилища Белого Христа. Еще он рассказывал про воинов разных народов, служивших у базилевса: армян, франков, печенегов, булгар, – и про то, как они ведут себя в бою, и в чем их сила, а в чем – слабость.

Датские проливы они собирались пройти вечером и ночью, когда корабли данов, сторожившие проход, возвращались к берегу. Из двадцати двух человек, которых отпустил Олаф, двое умерли, а биться могли только четырнадцать. Потому встреча с кораблем конунга Свейна могла обернуться для них либо смертью, либо рабством. Но Рагнар сказал, что в этих местах он плавал больше раз, чем в его жизни было дней без ссор с женой, когда он бывал дома. И поэтому проведет их через проливы с завязанными глазами.

Гудбранд на это ответил, что вообще не знает о таких днях, потому есть у него сомнения в клятве Рагнара, но добавил, что другого выхода у них нет.

Потому, приблизившись к Зунду, повернули они к берегу и весь день прятались в маленьком заливе. А когда начало смеркаться, то обмотали весла ветошью, чтобы не плескали, и отчалили.

Хельги вместе с остальными всматривался в море, пытаясь предугадать, откуда придет опасность. Но никаких кораблей видно не было. Потому лица у всех начали светлеть, а Арни даже тихо затянул песню гребцов.

Внезапно, когда проходили они мимо острова в двух милях от места их стоянки, из-за него показались два боевых корабля с двумя десятками пар весел у каждого. Корабли эти шли быстро, и по всему было видать, что Гудбранду и его людям даже не стоит пытаться уйти от них, чтобы перед битвой не утомлять людей греблей. Потому он приказал повернуть корабль носом к преследователям, а дюжине людей – надеть шлемы, взять щиты и копья и стать на носу, чтобы казалось, будто у них на корабле полно воинов. Сам он надел серебряный шлем, что взял в бою у Черного Ульфа, и стал впереди.

Хельги и еще три человека остались сидеть на веслах, чтобы корабль мог немного поворачиваться. И Хельги сказал Арни, который снова сидел рядом с ним:

– Не лучшая судьба – попасть в плен к данам, чтобы они продали тебя на юг черным людям – маврам.

– Если не хочешь в плен, то крепче держи меч, – ответил тот. – Тогда можешь надеяться попасть в чертоги Одина. А если не сможешь уже держать меч, то бросайся за борт. Так ты не попадешь к Одину, но избежишь рабства.

Хельги сглотнул.

– А ты сам какой путь выбрал бы? – немного запинаясь, спросил он Арни.

– Ну, я выбрал бы путь, по которому корабли эти оказались бы кораблями ярла Эйрика, мы бы пристали к берегу, он обнял бы нас и велел открыть бочонок пива.

– Что же, хороший путь, я бы тоже прошел по нему, – ответил Хельги, слегка улыбнувшись.

Два преследующих корабля быстро сблизились с ними. На носу того, что был чуть больше, стоял человек в синем плаще и в черном шлеме. Подойдя на полет стрелы, он крикнул:

– Я вижу сверкающий серебряный шлем, но не вижу здесь моего друга Черного Ульфа. Уж не случилось ли с ним чего?

Гудбранд ответил:

– Ты и вправду видишь шлем, который носил Ульф, но теперь по наследству он перешел мне.

Человек в синем плаще крикнул:

– Так ты родственник Черного Ульфа? Что-то я не слышал, чтобы у него в роду были люди, похожие на тебя. Меня зовут Аксель сын Гуннара. Назовись и ты!

– Меня зовут Гудбранд Белый из Опланда, я не родственник Черного Ульфа и взял этот шлем в бою.

– Так мой друг Черный Ульф уже сидит по правую руку от Одина и пьет пиво, что подносят девы-валькирии? – спросил Аксель. – Хотел бы я знать, как он умер?

В это время датские корабли уже подошли к кнарру Гудбранда и стали борт о борт.

– Ему отрубили голову, – ответил Гудбранд. – Он слишком близко наклонился к земле.

– Уж не ты ли это сделал? – спросил Аксель.

– Именно я, хотя не хотел я той битвы, – ответил Гудбранд.

Аксель смотрел на него и молчал. Так же молча стояли воины на кораблях данов, держа в руках щиты и копья. Кто-то медленно размахивал крюком на толстой веревке. Молча стояли и люди Гудбранда, а сам он опирался на большой боевой топор.

Наконец Аксель рассмеялся, а потом сказал:

– Что же. Я рад видеть человека, который достал эту змею, Ульфа. Он украл у меня половину добычи, когда мы вместе были в Англии. Мы доверили ему подсчет дани, что пришлась на нас, а потом сравнили то, что отдал нам, с тем, что раздал на своем корабле. Но сам он к тому времени был далеко вместе с Олафом Могучим. Хотел бы я, чтобы это мой меч срубил ему его гадючью голову – воровать у товарищей, которым дал клятву верности!

Аксель сказал так:

– Гудбранд Белый, местные рыбаки донесли нам, что в этих водах скрывается корабль викингов. Не иначе чтобы ночью пограбить окрестные деревни. Потому и отправились мы сюда, чтобы отучить пришлых воинов воровать наш скот и женщин. – Тут Аксель улыбнулся. – Но, вижу я, вы – люди добрые и с чистыми намерениями. Да и людей у вас, сколько бы воинов ты ни выставил на нос, не так много, чтобы победить даже пару дюжин рыбаков. Не согласишься ли ты перейти на мой корабль и выпить свежего пива?

Потом он крикнул своим людям, чтобы убрали копья и крючья. Гудбранд ответил:

– Рад я твоему приглашению. Но хотел бы взять с собой трех моих людей – у них жажда до пива самая нестерпимая.

Аксель ответил:

– Бери хоть всех. Нет в моих словах ловушки, а пива у нас много.

Но Гудбранд взял с собой только Кетиля, Асгрима и Харальда Зайца. Остальные спали на веслах, ожидая, не раздастся ли тревога и не придется ли грести полночи, спасаясь от преследователей в темноте. Мало кто мог сказать наверняка, чем кончится пир на борту у Акселя. Однако все обошлось: данам было не до них, потому как конунг Свейн Вилобородый Датский только-только собирался с силами после неудачной войны с Эйриком Победоносным[24]. Свейн после поражений, что претерпел он от свеев, уже было сбежал к йомсвикингам, бросив свой двор в Роскилле, а потом, как безземельный конунг, отправился с Олафом Трюггвасоном грабить в земли англов. Но тут и от самого Эйрика конунга свеев отвернулась удача.

Аксель, громко смеясь, рассказывал, как сначала всем казалось, что нет человека удачливей конунга Эйрика. Однако, выиграв битву, за которую его и прозвали Победоносным, у Стюрбьёрна и прогнав Харальда Синезубого с сыном Свейном из Дании, он настолько уверился в своих силах, что решил взять вторую жену. Чего не стоило бы делать, имея первой женой женщину, похожую на Сигрид Гордую, дочь Тосте Лесоруба из Гётланда. И вот не прошло много времени, как Сигрид покинула его, уведя с собой треть кораблей – все корабли из Гётланда, что достались ей от отца. А потом вышло так, что и здоровье Эйрика оказалось слабей, чем его голод до любовных утех. Так что всего через месяц после того он умер, оставив королевство свеев сыну своему от Сигрид – Олафу. Тут в Данию и вернулся Свейн, которому до этого, правда, пришлось жениться на дочери конунга вендов, чтобы пополнить свою казну.

В ответ Гудбранд рассказал данам о печальной судьбе Хакона ярла. А Кетиль, изрядно опустошив запасы пива, шутил, что в северных землях нет больше опасности для правителя, чем красивая женщина. Ибо в один год любовные утехи лишили свеев и норвежцев их правителей. А конунгу данов выпала судьба жениться в Йомсборге.