Во славу Отечества! – 2. Лето долгожданных побед

Берг посчитал, что ослышался в отношении своего звания, и, не придав этому особого значения, увлеченно и напористо продолжил свой доклад. Вновь полилась его плавная неторопливая речь, состоящая в основном только из сухих фактов и цифр, которые тем не менее оказывали на кайзера завораживающее действие. Вскоре Вильгельм вновь прервал его, в момент, когда Берг подробно описывал мощь и силу созданных дирижаблей:

– А Москву и Петербург мы сможем достать этими штуками или хотя бы Могилев со Ставкой Корнилова? – с большим интересом спросил кайзер, азартно бегая взглядом по карте России, расстеленной на одном из столов императорского кабинета.

– Сейчас, увы, нет, ваше величество. Созданные нами машины пока еще не в силах совершить столь дальние броски от наших фронтовых рубежей в глубь русской территории. Но на следующий, 1919 год я вам твердо обещаю, что наши бомбы обязательно упадут не только на Могилев и Москву, но даже на Нью-Йорк и, может быть, Вашингтон.

Вильгельм удовлетворенно кивнул головой и вновь полностью обратился в слух, при этом рисуя в своем мозгу красочные картины горящих вражеских столиц. Нездоровый румянец азарта разлился по щекам властителя рейха, и Людендорф понял, что дело в шляпе. Едва только Берг закончил свой доклад, как кайзер принялся радостно похлопывать его по плечу, что было высшим знаком монаршего одобрения.

– Вы просто молодец, полковник, да-да, именно полковник, герр Берг, вы не ослышались в моей скромной оценке вашего огромного подвига. То, что вы свершили, поднимет наш рейх на небывалую высоту и, несомненно, приблизит нашу долгожданную победу над врагами. Я полностью поддерживаю ваш план и требую, да-да, требую его скорейшей реализации. Если все пройдет блестяще даже хотя бы на первом этапе, клянусь всеми святыми, Железный крест первой степени вам обеспечен.

– Тогда вам следует отдать приказ к началу операции «Валькирия» и подписать эту директиву, ваше величество, – незамедлительно произнес Людендорф и с проворством заправского шулера положил перед кайзером листок с проектом директивы приказа. По лицу Вильгельма пробежала тень брезгливости, когда он прочитал его и осознал всю свою ответственность в этом ужасном деле. Гримаса отвращения пробежала по его лицу и погасла.

– Напрасно вы, Людендорф, думаете, что я буду колебаться перед этим жалким клочком бумаги! – презрительно бросил Вильгельм в лицо лучшему тевтонскому уму. – Вы, проливший море крови, не хотите пачкаться в этом. Хорошо, я сделаю это за вас, ибо я не боюсь простой людской молвы и хулы. Может быть, позже мне и будет стыдно, но сейчас я не колеблясь подпишу этот приказ. Я подпишу его ради судьбы рейха и всей Германии, ради нашей общей победы. Цель всегда оправдывает средства, господа военные.

Закончив свою пафосную тираду, Вильгельм, не колеблясь ни секунды, взял в руки стальное перо и одним росчерком подписал поданный ему Людендорфом документ. Затем, величественно положив ручку на инкрустированный яшмой и малахитом письменный прибор, кайзер презрительным жестом оттолкнул от себя подписанный меморандум в сторону Людендорфа и Гинденбурга.

– Можете быть свободны, господа фельдмаршалы, отныне у вас появилось очень много новой работы. Не смею задерживать.

Лучший военный ум рейха и его первая надежда и опора, скривившись, проглотили горькую пилюлю кайзера, а тот, демонстративно не глядя в сторону оплеванных фельдмаршалов, приблизился к стоявшему в сторонке Бергу. Вильгельм крепко пожал ему руку и, еще раз хлопнув по плечу, произнес:

– Действуйте, герр оберст, я очень надеюсь на вас и ваши дирижабли и жду скорейшего результата.

Окрыленный этими словами фон Берг лихо щелкнул каблуками и, повернувшись через левое плечо, четко печатая парадный шаг, покинул кабинет кайзера. С этой минуты ему предстояло много сделать во славу любимой Германии, рейха и своего кайзера. Он очень хотел новых чинов, славы и наград.

…Окна штабного вагона литерного поезда Верховного правителя Корнилова были широко открыты. Крыша вагона была сильно накалена от июньского зноя, и поэтому кабинет командующего непрерывно проветривали. Легкий ветерок приносил живительную прохладу обитателям вагона, позволяя им находиться в слабо расстегнутых кителях. Стоявший у окна Духонин просто блаженствовал на ветерке, подставляя его прохладному дуновению свою раскрытую шею и грудь.

Сегодня в ставку были вызваны генералы Деникин и Дроздовский для обсуждения планов летнего наступления. Все основные его моменты уже были тщательно сверстаны и утверждены Корниловым и Духониным вместе с генералом Щукиным, и теперь предстояло озвучить их перед теми, кому предстояло воплотить бумажный план в жизнь.

Это был очень благоприятный момент для России: напуганные непрерывным наступлением немцев на Париж союзники с новой силой ринулись в Могилев, настойчиво требуя от Корнилова незамедлительно спасти Францию новым русским пушечным мясом. Посол Франции вместе с двумя военными атташе союзников каждый день буквально атаковывали кабинет Верховного правителя, извещая его об отчаянном положении Парижа и немецком наступлении на фронтах. При этом француз постоянно интересовался, какие меры собирается предпринять русский диктатор для улучшения положения его страны.

И здесь господа союзники впервые за все время войны получили хороший и крепкий отлуп. Корнилов твердо и убедительно доказывал, что Россия уже выполнила все взятые на себя союзнические обязательства: вывела из вражеского лагеря Турцию и провела наступление в Румынии, на большее у нее просто не было сил.

Закатывая глаза и яростно жестикулируя руками, союзники рьяно напирали на Корнилова, призывая бросить на австрийцев знаменитую корниловскую железную дивизию под командованием Деникина, успешно показавшую себя в прежних русских наступлениях. Верховный хитро улыбался себе в усы, а затем твердо заявлял, что не может бросить свой стратегический резерв, поскольку именно на нем базируется вся крепость его положения внутри России. Услышав это, союзники временно отступали, имея перед глазами пример русской неудачи на румынском фронте. Их наблюдатели сами прекрасно видели это наступление, находясь на переднем крае, со всеми подробностями описав в своих рапортах слабость русского воинства.

Затишье продолжалось до нового германского придвижения к французской столице, и все повторялось сначала. Постепенно разговоры перешли в откровенный торг, в котором обе стороны оговаривали цену, за которую Верховный решался продать свою стратегическую гвардию ради спасения Франции. На быструю помощь со стороны Штатов Париж не особенно рассчитывал и поэтому был вынужден идти на поклон к русским.

В этих встречах союзники очень быстро поняли разницу между прежним Верховным главнокомандующим в лице Николая, который зачастую уступал их нажиму, иногда идя даже вразрез с интересами своего государства, и Корниловым, который всегда руководствовался интересами своей родины. Главной его целью было сбережение русского солдата и целостности отечества, во благо которого и велась эта кровопролитная война. Оказалось, что у Корнилова было множество пожеланий к своим стратегическим партнерам как в политическом, так и в экономическом аспекте, от которых он никак не желал отступать.

Для принятия окончательного решения по столь важному для союзников вопросу было решено пригласить генерала Алексеева, на чьи плечи фактически легли обязанности премьер-министра. Соглашаясь на привлечение к переговорам этого не слишком лояльного к союзникам генерала, они исходили из соображения, что тот мало что смыслит в экономике, и поэтому на этом поле его будет легко если не переиграть, то наверняка уменьшить русский аппетит. Однако здесь их ждало сильное разочарование.

На переговорах появилось совершенно новое лицо, которое основательно спутало все карты западным партнерам. Вместо столь привычного для них генерала Духонина в комнату вошел человек невысокого роста, кавказец со следами оспы на лице. Это был на вид сорокалетний мужчина с острым взглядом, одетый в простой полувоенный френч.

– Иванов, – чуть глуховато, с явным грузинским акцентом представился он изумленному французскому послу, с достоинством склонив голову. Появление кавказца Иванова сильно обеспокоило посла, который инстинктивно почувствовал определенную опасность, исходящую от этого невысокого человечка.

Это был специальный советник московского генерал-губернатора Иосиф Сталин, которого Алексеев специально привез с собой из Москвы. За все эти месяцы мало кому известный эсдек совершил стремительный рост под крылом своего всемогущего патрона. Оставаясь по-прежнему на своей малозначимой должности, Сталин курировал большинство вопросов, связанных с укреплением экономики России и ее безопасности. Молодой трудоголик, он мог сутками работать над спешно порученной ему работой и при этом продолжать контролировать другие, ранее возложенные Алексеевым на его плечи.

За короткий срок он подготовил подробный отчет об экономическом сотрудничестве страны с Европой, консультируясь при этом со многими специалистами в этой области. Когда Алексеев ознакомился с этими материалами, он ужаснулся той огромной степени финансовой зависимости России от западного капитала. По сути дела, страна была в долговой кабале у господ союзников, которые непременно воспользуются этим рычагом давления в самое ближайшее время. Из-за гигантской финансовой задолженности все победы русского оружия в мгновение ока свелись бы на нет при дележе победного пирога.

Поэтому именно на экономику собирался делать упор Корнилов в срочных переговорах с союзниками, стремясь выбить из их рук оружие, способное нанести смертельный удар русским. Отправляясь на переговоры в Могилев, генерал-губернатор решил взять с собой Сталина по нескольким причинам. Во-первых, по сути дела, тот являлся автором доклада по экономическому положению в стране и как никто другой владел всеми нужными цифрами и аргументами. В силу своей основной профессии Алексеев мог проявлять твердость характера, но помнить все необходимые для переговоров данные он был не в состоянии.

Во-вторых, сам Сталин прекрасно владел искусством переговоров и благодаря своему прошлому не был связан ни с одной из финансовых и политических сил страны. Будучи волком-одиночкой в чужеродной среде, он поневоле был вынужден верой и правдой служить только одному хозяину, Корнилову. И в-третьих, Алексеев верно рассчитал, что замена Духонина на темную лошадку заставит союзников насторожиться и собьет их с толку, что было очень важно на столь решающих переговорах.

Согласно обговоренному протоколу переговоры вел Алексеев, сидевший в центре стола, тогда как Корнилов и Иванов расположились по бокам от генерала. Оба мало что говорили, но между собой общались при помощи записок, передаваемых друг другу через личного адъютанта Корнилова. Желая сохранить все дело в тайне, стороны согласились на присутствие лишь одного французского переводчика, хотя это было грубым нарушением протокола переговоров.

С первых минут встречи Алексеев начал с выяснения судьбы русского золота, которое было вывезено из страны в 1915 году в качестве залога за иностранное оружие, в котором Россия тогда так остро нуждалась. Деньги были своевременно уплачены, однако ни Англия, ни Франция не поставили в срок уже проданный товар, ссылаясь на военные трудности. Император Николай с пониманием отнесся к положению союзников, и выплаченные деньги благополучно зависли.

Алексеев со скрупулезной точностью развернул этот счет в девятнадцать миллионов фунтов стерлингов, заботливо приплюсовав туда набежавшие проценты от неустоек. Союзники дружно багровели и мрачнели на всем протяжении речи генерала и попытались оспорить некоторые из приведенных цифр, и в этот момент в дело вступил таинственный Иванов, до этого меланхолично куривший свою маленькую трубку.

Не торопясь, в полной уверенности своей правоты, он вытаскивал из папки одну за другой нужные бумаги с подписями союзных чиновников, которые полностью свели на нет все попытки союзников повернуть дело в выгодное им русло. Стремясь спасти честь своего мундира, французский посол и британский атташе попытались воззвать к русскому состраданию в отношении своих боевых друзей. Кавказец с пониманием покивал головой, а затем сказал, обращаясь к Корнилову:

– На сегодняшний день, Лавр Георгиевич, наши проплаченные заказы выполнены всего на двадцать три процента, и, согласно докладу господина Рафаилова, полностью выполнить их союзная промышленность сможет только к концу 1923 года.

Услышав эти слова, британский атташе пошел багровыми пятнами на лице, и только требовательный взгляд французского посла заставил его молчать. Месье заявил, что непременно доведет до сведения союзных правительств русские требования. Не изменившись в лице, Иванов, пыхнув своей трубкой, высказал надежду, что ответ союзники дадут в самое скорое время и тем самым не позволят русским усомниться в честности и искренности своих боевых товарищей.

– Я приложу для этого все свои усилия, господин Иванов, – как можно дружественнее произнес посол, стараясь изо всех сил удержать на лице маску участия и доброжелательности.

– В таком случае вас не затруднит дать нам разъяснения относительно судьбы русского залогового золота в сумме 42 миллиона фунтов стерлингов, которое было передано русским правительством под военный заем у Англии на двести миллионов фунтов в 1914 году. Золото было отправлено в декабре того же года, а денег правительство его королевского величества так и не предоставило.

– Это ужасная ложь, господин Иванов, и вы ответите за нее немедленно, – взорвался от негодования красный от злости бритт, вскакивая из-за стола.

– Господин Гордон излишне эмоционален, господа, он солдат, и этим все сказано, – поспешил разрядить обстановку француз, – но я полностью согласен с его несогласием с претензиями господина Иванова, о такой сумме залогового золота даже я ничего не слышал. Не соблаговолит ли русская сторона предоставить документы, в противном случае…

– Конечно, господин посол, – согласился с ним кавказец, – документы у нас есть.

Как завороженные смотрели союзники на коричневую кожаную папку, из которой их усатый оппонент с ловкостью факира извлек подтверждающие его слова документы.

– Вы, господин посол и господин Гордон, не могли знать об этой сверхсекретной операции по перевозке такого количества золота. С нашей стороны об этом знали только государь император и министр финансов. – Иванов вновь пыхнул своей трубкой, с невозмутимым лицом смотря, как взбудораженные союзники изучают переданные им бумаги. – Это английские копии, господа, специально сделанные для вас нашими секретарями. Если у вас есть сомнения в их достоверности, то я готов показать вам русские оригиналы с подписью главного британского казначея.

– Мы охотно верим вам, господин Иванов, но, как вы понимаете, эти бумаги требуют полного и всестороннего изучения, прежде чем мы сможем дать вам ответ.

Горец вновь благосклонно кивнул головой послу и ласково погладил свою папку. От этого движения француза передернуло в душе, и он инстинктивно почувствовал, что собеседник готовит ему еще одну гадость.

– Разберитесь, господин посол, разберитесь. Мы также просим разобраться с судьбой русских ценных бумаг, вывезенных нашими специальными чиновниками из Берлина и Вены перед самым началом войны. По приказу министра финансов они были в спешном порядке изъяты из отделений наших банков, дабы избежать конфискации немцами и австрийцами. Все они были переданы на хранение в Банк Франции, согласно меморандуму от августа 1914 года, заверенного французской стороной. Общая сумма этих ценных бумаг равна двенадцати миллионам золотых рублей.

Иванов ловко распахнул нутро своей дьявольской папки и любезно явил на свет тщательно сколотые документы. Француз собрал все свои силы и недрогнувшей рукой принял очередную порцию бумаг. Довольный собой черноусый курильщик, выпустив очередное колечко дыма, облокотился на свою ужасную папку, демонстрируя готовность вновь открыть ее и продолжить удивлять господ союзников.

От подобных действий несносного Иванова настроение у западных переговорщиков резко упало, но, сохраняя мину при плохой игре, посол был вынужден согласиться со всеми высказанными претензиями и пообещать разобраться в этом вопросе как можно скорее.

За все время переговоров Корнилов только хитро улыбался в свою короткую бородку, ловко прикрывая рот ладошкой. За час до встречи он имел приватную беседу с помощником Алексеева и остался доволен его ответами. Теперь диктатор на деле убедился в правильности своего выбора привлечения к переговорам бывшего эсдека. Неторопливость и деловитость кавказца, с которой он отбил все нападки союзников на Алексеева, породили симпатию в душе Корнилова к этому молодому человеку.

Французский посол быстро отошел от шока, в который ввергли его бумаги Иванова, вспомнив, в каком плачевном состоянии пребывает его страна. Отодвинув полученные документы в сторону и косясь глазом в сторону кожаной папки, месье учтиво спросил Алексеева:

– Надеюсь, господин генерал, у русской стороны больше нет претензий к союзникам, и мы сможем продолжить наши переговоры?

– Ну что вы, господин посол, разве это претензии? То были простые рабочие вопросы, в отношении которых нам нужно было получить от вас пояснения, и не более того. Мы готовы выслушать просьбы и предложения наших верных союзников и выполнить их по мере возможности наших сил.

Удовлетворенный этим ответом француз посмотрел на британского атташе, который немедленно встал со стула и, придерживая рукой свой стек, торжественно произнес:

– Господин генерал, по личному указу его величества короля Георга я имею честь поздравить вас с награждением британским орденом Святого Михаила и Святого Георгия. Отныне ваш вензель будет красоваться на стенах храма этих святых в Лондоне. Также мое правительство награждает генерала Духонина Большим крестом короля Георга в знак признательности за его труды в борьбе против наших общих врагов.

Едва только Алексеев успел поблагодарить англичанина, как незамедлительно поднялся французский военный атташе и объявил, что, согласно указу президента Франции, присутствующие здесь подполковник Покровский и господин Иванов награждаются орденами кавалеров Почетного легиона. У Корнилова не дрогнул ни один мускул на его скуластом лице, когда он услышал эти слова, а Алексеев сумел скрыть лукавую усмешку, вовремя повернув голову в сторону горца, невозмутимо принявшего весть о своем неожиданном награждении.

Столь неожиданное награждение было обусловлено следующим фактом: желая подсластить русских переговорщиков, союзники заранее расписали между собой, кого и чем будут награждать. Англичане, как всегда проявив свою природную скупость, решили наградить русских генералов менее значимыми орденами, объяснив это несоответствием рангов заслуг награждаемых более высоким наградам Британской империи. Французы, как наиболее зависимые переговорщики, должны были нести главное бремя по раздаче наград русским союзникам, и поэтому их военный атташе имел три наградных листа ордена Почетного легиона, которыми мог наградить по своему усмотрению любого из числа переговорщиков. Поэтому кавказец Иванов и попал в число награжденных, поскольку француз не рискнул обделить орденом столь важного участника.

Согласно плану французского посла, церемония награждения должна была состояться после начала переговоров, но генерал Алексеев спутал ему все карты, и поэтому раздача наград несколько запоздала.

Оба награжденных поблагодарили правительство и народ Франции за столь высокие награды и оценку их скромной деятельности, заверив, что отныне они с еще большими усилиями будут трудиться на благо общего дела. Когда раздача слонов закончилась, исполнив свою миссию, союзники постарались взять быка за рога или, вернее сказать, ухватить за шиворот медведя.

– Господин генерал продемонстрировал нам, что русские умеют хорошо считать, – начал француз, чуть откинувшись на спинку кресла, – позвольте и нам показать нашу арифметику. Перед войной долг русского правительства перед странами Антанты составлял почти миллиард золотых франков. С учетом набежавших процентов этот долг на сегодняшний день составляет миллиард двести миллионов, господин Алексеев.

Француз на секунду замолчал, желая насладиться мгновением триумфа, однако страха на лицах своих собеседников он не увидел.

– Если быть точным, господин посол, миллиард сто семьдесят два миллиона триста двадцать одну тысячу, – поправил его Алексеев, а Иванов с готовностью тронул замок своей окаянной папки.

– Вы совершенно верно назвали цифру своего долга господин Алексеев и, как любой здравомыслящий человек, должны понимать, что миллиард золотом – это очень большая сумма для наших стран.

– Господа союзники хотят вернуть свои деньги сейчас или смогут подождать полгода, за которые мы сможем полностью погасить наш долг без угрозы для своего рынка? – невинно спросил Иванов, невозмутимо набивая новой порцией табака свою кривую трубку.

Посол сильно смутился, он только хотел отыграться за свои прежние обиды и сделать русских более сговорчивыми. Он знал, что привыкшие к войне генералы плохо ориентируются в вопросах цифр и всегда пасуют в разговоре, боясь выдать собеседнику свое невежество. Так было почти с каждым из них вне зависимости от национального мундира, надетого на военного.

Однако Иванов явно не был военным, и цифры долга его совершенно не пугали. Он явно выпадал из всей русской колоды переговорщиков и вместе с тем был ее козырным джокером.

– Так как, в какие сроки вы желаете получить этот долг, господин посол? – впервые за все время переговоров подал свой голос Корнилов, холодно посмотрев на француза.

– Нет, господин Корнилов, речь, конечно, не идет о немедленном погашении всей суммы вашего государственного долга. Просто, следуя примеру господина Алексеева, мы также решили навести ясность в наших финансовых отношениях с вашей страной и очень рады убедиться, что Россия по-прежнему является нашим достойным политическим партнером.

– Ну что же, я рад этому и думаю, что пришла пора поговорить о наших совместных действиях против кайзера Вильгельма и императора Франца. Мы уже выполнили все взятые на себя обязательства перед союзниками, проведя наступление в Румынии для оттягивания на себя части сил нашего противника. Я уже слышал ваши горячие просьбы начать новое наступление ради спасения Франции, но неудача майского наступления очень осложнила и без того напряженное положение внутри страны. Еще одна неудача на фронте, и я не смогу полностью ручаться не только за спокойствие в истерзанной войной России, но и за ее возможность продолжать войну. Вспомните, каким катастрофическим было положение России в августе 1917-го, когда только благодаря героическим действиям корпусов генералов Крымова и Деникина мне удалось удержать страну от ее полного развала. Только опираясь на верные штыки, не охваченные большевистской заразой, Крымов смог навести порядок в Петрограде, а железный корпус Деникина удержал фронт от развала. И бросать в бой сейчас свой последний резерв я не могу.

Корнилов замолчал, давая возможность французскому послу осмыслить сказанное и выложить свои соображения на этот счет. Тот глубокомысленно помолчал, а затем, сведя брови, трагически произнес:

– Значит, генерал, вы отказываетесь помочь истекающей кровью Франции. Это ваш окончательный ответ?

– Наша страна не меньше Франции страдает от людских потерь, господин посол, – перехватил нить разговора Алексеев, опасаясь, что Корнилов с солдатской простотой может наговорить дерзостей. – И вы напрасно так однобоко трактуете наши слова. Господин Верховный главнокомандующий четко и ясно дал вам понять, в каком состоянии находится наша страна на данный момент, и не более того. Мы вовсе не против того, чтобы оказать помощь своему боевому союзнику, но вместе с этим мы не хотим кидать своих солдат на пулеметы и колючую проволоку врага полностью неподготовленными. Такие кровавые жертвы ради временного ослабления немецкого давления под Парижем Россия себе позволить не может. По моему глубокому убеждению, для коренного изменения ситуации нужно полномасштабное наступление против австрийцев, к проведению которого наши армии будут готовы только к середине августа, и не ранее.

– Но недавно генерал Дроздовский провел успешную операцию по освобождению Риги при поддержке кораблей Балтийского флота, – язвительно заметил британский атташе. – Значит, все же русская армия может успешно наступать?

– Не надо путать удачную операцию местного значения со стратегическим наступлением, господин Гордон, – холодно одернул его Алексеев. – Мы вынуждены были провести эту операцию для устранения негативных последствий среди населения, вызванных неудачей румынского наступления. По сути дела, мы только отбросили немцев с позиций, которые они занимали до августа 1917 года, и не более. Только благодаря тому, что все было подготовлено заранее по приказу ставки, наступление не было связано с большими потерями.