Непобеждённые. Баллады о Солдатах…

Павел Зарубин

Непобеждённые. Баллады о Солдатах…

Рассказ 1

Учитель

– Притон блатных и хевра нищих, я приветствую тебя!

Дверь класса отворилась и из коридора легко, элегантно и в то же время величественно вошёл учитель русского языка и литературы Ростислав Георгиевич. Высокий, с копной вьющихся седых волос, обычно непокорных и приглаживаемых им рукой в минуты глубокой задумчивости – любимый и обожаемый всеми учениками 10 «Б». Он слегка припадал на одну ногу, но хромота нисколько не портила его и даже придавала ему толику дополнительного шарма.

– Кто сегодня дежурный?

– Я! Со своего места из-за парты поднялась рано оформившаяся в теле девушка, на которой трещала школьная форма, подчёркивая рельефные изгибы девичьего стана.

– Дугина, да неужели ты?

– Я, а что не так?

– Распустила девка косы, а за ней бегут матросы! – Глаза учителя смеялись, но ничто более в его лице не выдавало эмоций.

– Матрасы! – раздалось с «камчатки» – одной из последних парт. Это Сергей Катюхин позволил себе угадать настроение учителя и оседлать волну его настроения.

– Сходи-ка, родной, в учительскую, да принеси пару кусочков мела. А ты, дорогая, сотри лишнее с доски, все уже ознакомились с этим шедевром.

А на доске красовалась надпись мелом: «Кто болеет за «Торпедо», тот родился от соседа!»

Учитель сел за стол, согнув правую ногу в колене и примостив её под столом. Левая нога никак не умещалась под стандартной мебелью, не рассчитанной на гренадёрский рост и её (ногу) пришлось вытянуть в проход между средним и крайним рядом парт.

– Итак, уважаемые и периодически уважаемые, сегодня мы продолжим изучение романа М.А. Шолохова «Поднятая целина» и особое внимание обратим на образы основных персонажей этого произведения, в которых автор отразил и воплотил характерные черты и признаки новой исторической эпохи – эпохи революционной и весьма непростой замены старого мира на новый.

Голос учителя привычно завладел неокрепшими сознаниями юношей и девушек «со взором горящим». Урок привычно вкатывался в нужное педагогическое русло. А это был последний на сегодня, 6-й по счёту урок. И скоро домой. Моя парта была второй у окна, за которым вовсю пригревало не по-весеннему жаркое солнце и ветви высоких деревьев старого школьного парка ритмично раскачивались, укачивая моё несознательное сознание. Незаметно для себя я ткнулся носом в парту и задремал тихим сном праведника.

– Вставайте, граф, Вас ждут великие дела! – надо мной, спящим, с высоты своего богатырского роста заботливо склонился и поглаживал мои вихры на затылке Ростислав Георгиевич!

Класс дружно взвыл от смеха, от души кидая в меня скомканными бумажками.

– Спокойно! Что за бунт на корабле?! Зачинщиков на рею!

Я неловко стёр с лица слюни такого короткого, но такого сладкого сна.

– Сходи-ка, дружок Зарубин, в туалет, да смой с лица свою вековую классовую усталость. Да не перепутай, болезный, помещения – тебе туда, где буква ЭМ, но не ЖО.

Поплескав в лицо холодной водой из умывальника (горячую воду почему-то отключили, хотя на дворе был апрель месяц), я не спешил возвращаться в класс. Посидел для порядка на подоконнике распахнутого окна, подышал весенним, пахнувшим травой ветерком и вернулся к героям Шолохова.

Что-то незаметно, тревожно и неумолимо изменилось в классе.

Класс притих… Учитель сидел за столом сгорбившись, согнувшись почти до столешницы. Руки прижаты к телу, левая нога торчала как кочерга в проходе между партами. Учитель молчал, опустив голову и закрыв глаза. Класс безмолствовал.

Ростислав Георгиевич медленно поднял голову. Открыл глаза. Тихо спросил:

– У вас этот урок последний?

– Да!

– Собирайтесь домой. Урок окончен. Только расходитесь тихо, не мешайте другим. Зарубин и Катюхин старшие – всех тихо проводите из школы. Всё понятно? До свидания …

Класс не совсем тихо слился по коридору и по лестнице и растворился на улице. Мы с Серёгой, не сговариваясь, вернулись к Учителю.

– Ростислав Георгиевич, что с Вами?

– Да нога, остеомиелит проклятый …

– А это что?

– Нога у меня, ребятки, на войне прострелена. Кость перебита. Иногда болит не к месту. Вот как сегодня. Не к месту …

Учитель сжал зубы, замолчал, пережидая приступ накатившей боли, жгущей ногу от колена до кончиков пальцев. Кудрявая голова клонилась всё ниже …

– Встать сможете? До дому дойти?

– Нет, уважаемые, не смогу. Пока не смогу.

– Может, «скорую» вызвать?

– «Скорую» не стоит вызывать. Точно в больницу упекут. А мне ещё четыре десятых класса к выпускным экзаменам готовить. Только не в больницу.

Он попытался привстать, опираясь на здоровую ногу, осторожно перенёс вес тела на покалеченную и тут же со стоном опустился на стул.

– Нет, ребята, не дам я вам пулемёт – за улыбкой учителя пряталась нешуточная боль.

– Чё? – мы не поняли шутку.

– Чё-чё, ничо! Хотя …

– Что?

– Вы, парни, уже взрослые, скоро в армию пойдёте. Можете сделать доброе дело и языками при этом не трепать? Могу на вас надеяться всерьёз?

– Обижаете!

– Ну да ладно, сам напросился. А сгоняйте-ка, мои хорошие, в магазин, в штучный отдел и купите мне лекарство, от которого я встану и сам домой дойду. Ферштейн?

– Опять обижаете!

– Сможете или напартачите?

– Да взрослые мы уже, говорите, чего и сколько нужно.

– Эх вы, защитнички мои! Водку вам не дадут, молодые ишшо, купите «Агдам».

– Сколько?

– Катюхин, не умничай. 1 бутылку. И спрячьте хорошенько, чтобы в школе никто не увидал. Сделаете?

– Без проблем. Одна нога здесь, другая там!

Учитель выдал нам «трёшницу» (3 советских рубля). Поняв, что мы знаем цену продукту, пояснил, чтобы прикупили пару яблок, а сдачу забрали себе. Сказано – сделано! Гордые оказанным высоким доверием, мы принесли заказанное да с перебором + захватили плавленый сырок «Дружба» и вернули сдачу.

– Ну вы меня что, за алкаша принимаете, соколы? Сырок зачем?

– Пусть будет!

Достав из классного шкафа пустой, но чистый стакан, учитель наполнил его. Спокойно выпил, подождал, откусил яблоко, налил и выпил снова.

– Ну как?

– Вы о чём, дети лейтенанта Шмидта?

– А расскажите, как фашисты Вам ногу прострелили!

– А вдруг не фашисты, может свои по-пьяни?

– Ростислав Георгиевич, расскажите…

– Ну, соколы мои, сами виноваты. Слушайте…

Вырос я в простой семье. Родители любили меня и воспитывали по-старому: в уважении к личности, любви к книгам, истории Отечества, умению слушать и слышать музыку. Do you undestend, comrads?

– Yes, of course!

– Ты смотри, смышлёные дети попались.

Ну в общем, в армию я был призван в 17 лет в марте 1942 года Горьковским городским военкоматом. Пришлось прибавить себе год, так на войну хотелось пойти фрицев бить. Да и высокий как видите, обман мой прокатил. А музыку любил и люблю. В 40-м году летом в кинотеатры страны вышел в прокат американский фильм «Большой вальс». Он был на русском языке, актёры, игравшие главные роли и актёры, их дублировавшие, были великолепны. Вся страна влюбилась в этот светлый и радостный фильм, просто сказка по сравнению с нашей тогдашней жизнью. Я его посмотрел раз пять, не меньше – после школы бежал в кинотеатр имени Маяковского, расположенный на одноимённой улице, доставал заветный рубль – столько стоил билет – и наслаждался невиданным прежде зрелищем заграничной жизни ушедшего века. Действие фильма происходило в далёкой и прекрасной Австрии, в её сказочной столице – Вене. Красивые и ухоженные женщины в криолиновых платьях, паркетные полы, натёртые до зеркального блеска в огромных танцевальных залах, дорогие рояли, на которых играли галантные кавалеры и музыка, очаровательная музыка, навеянная маэстро Иогану Штраусу – королю вальсов – сказочным венским лесом и чудесной рекой Дунай.

– Немец, что ли? – поинтересовался Сергей Катюхин.

– Австриец, мон шерр, австриец. У тебя по географии что, мой юный друг?

–Ну так, в общем…

– Понятно. Зарубин, подтяни своего любознательного приятеля, а то девки засмеют – в глазах учителя появились весёлые огоньки и, кажется, его боль начинала отступать.

– На чём мы остановились?

– На женщинах, натёртых до зеркального блеска.

– Ну да, ну да. С тех пор моей мечтой стало хоть одним глазком увидеть Австрию, Вену, реку Дунай и послушать вальсы Штрауса. И невдомёк мне, молодому, что фильм снят в Америке, в Голливуде и лес в кино был не настоящий и река не Дунай. Чтобы хоть на чуточку приблизить свою мечту, стал я захаживать к знакомым нашей семьи, у которых имелся старый рояль и сначала одним пальцем, а затем несколькими, учился играть на этом величественном инструменте. Слухом меня родители не обидели и через год я вполне сносно по памяти исполнял пару венских вальсов Штрауса из этого фильма. У нас сегодня какое число?

– 12 апреля, день космонавтики.

– Да, други мои, поистине мистика и акустика!

– Чего?

– А того, лекари и защитники мои, что именно в этот день, только в 1945 году, именно в сказочной Вене – столице Австрии – и прострелили мне ногу всего за день до освобождения этого славного города вальсов.

– Да ладно, так не бывает!

– Оказывается, бывает. Ну, слушайте. На тот момент мне было 20 и я был гвардии сержантом, командиром отделения первого стрелкового батальона 301 гвардейского стрелкового полка 100 гвардейской стрелковой дивизии 2 Украинского Фронта. Фу-у, еле выговорил. С 5 апреля мы начали штурм города. Указание Командующего фронтом было строгое – столицу Австрии, этот город-музей, состоящий из дворцов, театров и ратуш (церквей по-нашему) брать щадяще – сильно, но нежно, лишних разрушений не допущать. Ну и как щадяще – фрицы-австрийцы бились насмерть. Адольф Гитлер объявил Вену "городом-крепостью". Битва за столицу была жестокая. Нашей армии противостояли лучшие силы врага – танковые дивизии войск СС, офицеры венских военных училищ, моряки, мобилизованная городская полиция и согнанные под угрозой расстрелов отряды «фольксштурма» – вооружённое гражданское население. Бои велись за каждый дом. 10 апреля мы уже завладели центральными кварталами города и отбросили врага за Дунайский канал.

12 апреля моё отделение преследовало уходящую группу бойцов СС по одной из центральных и похоже, очень дорогой, улице Грабен. Рассказывали, что в древности на этом месте был древнеримский оборонительный ров (слово Graben и значит «ров»). Пока мои бойцы гнали по пыльной и грязной мостовой эсэсовцев, я разинув рот пялился на стоящую посреди пешеходной зоны «чумную колонну» – огромный и пугающий монумент, воздвигнутый в 17 веке после избавления жителей Вены от страшной болезни.

– Рост, командир, помогай! – это Николай Комаров, гвардии сержант, вывел меня из ступора.

Фашисты, взбивая фонтаны пыли своими коваными сапогами и стуча ими как лошади, ломились по широченной улице. Впереди нарисовался неработающий фонтан с широким многоугольным бассейном на нескольких каменных ступенях. В центре бассейна на постаменте расположилась статуя какого-то кудрявого мужика с посохом, завёрнутого в тогу.

– Во что?

– В тогу, Сергей. Ну, для тебя лично – в простыню…

– А, понятно!

– За его ногу цеплялся какой-то каменный голый толстый мальчуган, тоже кудрявый. И морды львиные по всем сторонам постамента! Наверное, в мирной жизни это выглядит красиво, но сейчас за бассейном этого кудрявого мужика спрятались два дюжих эсэсовца. Остальные ломанулись через выбитые парадные двери в шикарное, но закопчённое, старинное здание с лепниной, балюстрадами, балконами и террасами. А мы залегли напротив за опрокинутыми крепкими столами уличного кафе.

– Шеф, сейчас мы их выкурим! – Комаров держал в руке пустую пивную бутылку толстого тёмного стекла.

– А бир где?

– Бир здесь, командир! Николай довольно погладил себя по брюху.

– Да как ты…

– Спокойно, командир! Щас усё будет. Гляди!

– Ахтунг, брандкугель!!! – дико заорал он, размахнулся и метко швырнул бутылку в статую кудрявого мужика. БАЦ!!! Бутыль лопнула, брызнув россыпью осколков.

– А-А-А!!! Оба эсэсовца разом вскочили и попытались вломиться в разбитую дверь здания, но получили вдогонку автоматную очередь, одну на двоих. Им хватило. Два тела в строгих чёрных мундирах упокоились у заветных дверей особняка.

– Ты что кричал-то?

– Берегись, говорю, зажигательная граната.

– А вот оно что. Занятно.

– Что тут у вас? – на звуки стрельбы к нам подбежали остальные бойцы моего штурмового отделения.

– В здании напротив зашли четверо эсэсовцев. Комаров – остаёшься на месте, страхуешь нас. Особо не высовывайся. И чтобы без пива.

– Обижаешь, начальник!

– Остальные – за мной перебежками слева-справа по одному – марш!

Комаров на всякий случай дал очередь по высоким стрельчатым окнам третьего этажа, что подслеповато смотрели на улицу пустыми без стёкол глазницами оконных проёмов. А мы уже были в вестибюле особняка. Пол, выложенный большими разноцветными плитками, дорогие плюшевые кресла, лежащие на боку, огромная картина в дорогой раме, криво висящая на стене, изображающая какую-то лохматую собаку с красным ошейником – всё это видел лишь мельком, сердце глухо бухало в груди и гнало вверх, выше, по лестнице с мраморными ступенями, чёрными коваными перилами и огромными разбитыми зеркалами на лестничных проёмах; туда, где цокают подковки на эсэсовских сапогах, гнало, чтобы очистить этот райский дворец от фашистской нечисти!

Один из бойцов подкрался к резным дверям второго этажа, ведущим, вероятно, в очередной роскошный кабинет, снял с головы пилотку и повесив её на ствол автомата, медленно приоткрыл дверь и осторожно, на уровне головы слега выставил пилотку в дверной проём. Тихо! Он опустился на колено и чуть заглянул в двери.

– Чисто! Командир, куда дальше?

– На третий этаж. Двое – по коридору налево, двое – по коридору на право. Смыкаетесь одновременно. Вперёд!

– Двое – контролируете центральную лестницу. Чуть выждете – и вперёд, зайдя на этаж, расходитесь в стороны навстречу парам. Далее – в том же порядке.

– Понятно, командир!

– Я страхую здесь. Вперёд!

Бойцы легко взбежали на третий этаж и затихли. А я заглянул в приоткрытую дверь и … обомлел!

Огромный белый зал со стрельчатыми окнами от пола до потолка! Одна из стен полностью зеркальная и кажется, залу нет конца! Витиеватые золочёные люстры, ровным рядом спускающиеся с высокого потолка. Роскошные застеклённые филёнчатые двери с полукруглым верхом распахнуты и ведут на веранду с каменной балюстрадой, нависающей над мостовой на высоте не менее 5 метров. Колышутся гигантские когда-то белоснежные занавеси и чудом сохранившиеся золочёные шторы. А в центре зала – я потряс головой и потёр глаза кулаками – в центре зала стоял белый рояль.

Белый роскошный РОЯЛЬ!!!

С откинутой крышкой. Настоящий «Стейнвей и сыновья» (Steinway & Sons). Нет, не белый, а скорее цвета слоновой кости. В зале было несколько вычурных кресел и стульев, один из которых я подтянул к роялю. Осторожно провёл пальцами по клавишам – пыль. Протёр клавиатуру ладонью, на что инструмент отозвался чистым нерасстроенным звуком. Опустился на стул, мысленно откинув фалды концертного фрака назад. И в моём исполнении в центре Вены зазвучал вальс «Сказки Венского леса» из любимого довоенного фильма. Руки вспоминали забытые движения, были грубы, но не фальшивили. Всё быстрее и увереннее. Как в кино!

Наверху раздалась автоматная очередь, за ней ещё несколько, затем грохот падающей мебели. Лопнуло разбитое стекло и на веранду посыпались крупные осколки. Грохнул взрыв – похоже граната – пол вздрогнул, осыпалась штукатурка с потолка и всё стихло.

А я играл и не мог оторваться от королевского инструмента.

– Командир, ты как? – в дверь заглянул Комаров.

– Нормально. Как там?

– Всё, добили гадов!

– Всех?

– Всех, Георгич! Что дальше?

– Идите, покурите на улице. Но без пива. Я скоро.

Николай ушёл. За ним с шумным обсуждением завершившегося боя прогрохотали остальные бойцы моего отделения. Все живы. Я встал и прикрыл тяжёлые двери. И снова уплывал на волнах «прекрасного голубого Дуная» в царство венских вальсов. И вновь маэстро Иоганн Штраус дирижировал моей неумелой игрой, подмигивая мне и смешно топорщя свои усы. Я играл и музыка не кончалась.

– Командир, обедать пора! Айда назад до кухни! – донеслось с улицы.

– Да скоро я, скоро.

И снова незабвенные Шанни и Польди Штраус из довоенного чёрно-белого фильма кружились в вальсе и улыбались друг другу. Тарам-тарам-тарам-пам-пам! И раз-два-три-раз-два-три!

– Шеф, кончай лабать, от твоей музыки только есть сильней охота! – дверь в музыкальный салон распахнулась и на пороге возникла довольная рожа Пашки Ерёмина, ещё одного моего «штурмовика».

– Да иди уж, пива что ли попей!

– А где взять то?

– У Комарова спроси. Пошёл! – я вытолкал недовольного бойца в коридор, плотно притворил двери и заблокировал обе створки своим автоматом ППС-43. Надёжно, как шваброй.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.