Леди и некромант – 2. Тени прошлого

Он поморщился.

– Я говорил, что меня заставляли наизусть заучить его славную биографию? И пороли за малейшую неточность. Отец полагал, что я должен брать пример…

Генрих откинулся.

Он был тощ.

И длиннорук.

И темная повязка, перетянувшая тело его, казалось, не доставляла лойру ни малейших неудобств.

– И я жил, осознавая, что недостоин носить его имя… ничтожен… перед великими деяниями, – Генрих закрыл глаза. – Вы, наверное, не знаете, что мой славный предок не только поддержал мятеж, но и сумел поднять чернь… он захватил градоправителя. И вынудил его отдать приказ о разоружении имперской сотни… и освобожденный народ, ведомый чувством праведного гнева, сверг гвардейцев… так писали в семейных хрониках.

Вода оказалась горячей.

Настолько горячей, что первым порывом Ричарда было выскочить из треклятой чаши, но гордость помешала. Лойр лежит? И Ричард сумеет.

– Я никогда не задумывался над тем, как это было… гневом так гневом… главное, заучить. А теперь вот… осознаю, что имперская гвардия – это не просто солдаты, это еще и маги, они и без оружия могли бы расправиться с сотней-другой селян… не говоря уже о том, что подобному приказу не подчинились бы. Все было иначе, но как?

Генрих щелкнул пальцами, и молочная поверхность взбурлила.

– С градоправителем ясно… вероятнее всего гражданское лицо, которое не сильно-то умело воевать… градоправителю сие без надобности…

– Дом.

– Что?

– Почему этот дом такой? – спросил Ричард, понимая, что мысль безнадежно упущена.

– Какой?

– На тюрьму похож.

Генрих задумался.

И поморщился. Потрогал плечо.

– А я ведь раньше дуэлями баловался… считал себя отличным фехтовальщиком… в десятке лучших… будет наука.

Если он был в десятке лучших, то Ричард вполне мог бы отнести себя к десятку худших. Настроение испортилось окончательно. И Ричард, не особо стесняясь, поскребся спиной о камень.

– Зудит? Это целебный источник. Вода проходит сквозь толщу вулканических пород, обогащается какими-то там газами… точно не знаю, не вникал, главное, что очень полезна… а дом… знаете, пока вы не спросили, я как-то не обращал внимания… привык? Мое детство прошло здесь. Отец с матушкой не больно-то ладили, поэтому он и сослал ее сюда… и меня заодно. А вот когда исполнилось двенадцать, соизволил призвать. Наследник, как ни крути… в детстве мне нравилось здесь… ощущение… убежища? Здесь, если хотите знать, почти ничего не изменилось с той поры. Отец слишком ценит нашего доблестного… – это слово Генрих почти выплюнул, – предка, чтобы утеплить окна или вот вместо каминов провести трубы… матушка умерла от банальнейшей простуды…

Генрих зачерпнул воду раскрытой ладонью, поднял ее и смотрел на тонкие нити, что потянулись к бассейну.

– Окунитесь с головой, полезно. Так значит, тюрьма… что ж, теперь я вижу… ему было кого держать… меня это всегда удивляло… ладно, он убил отца, который отказался присягнуть новому императору, сомнительного качества подвиг, но с моим батюшкой сомнения лучше оставлять при себе… но нигде, ни в одной хронике не упоминалось о том, что случилось с остальными… с его матерью вот… или с сестрой… только дата смерти… ее похоронили внизу. Стоит ли мне наведаться?

– Вам решать.

– Решу… время есть… еще есть… знаете, я читал, что в Старой Империи при храмах были лечебницы для неимущих… как по мне отличная идея…

– Собираетесь строить?

– Должен же я как-то… мне кажется, ему должно прийтись по вкусу. У моей семьи много денег. Настолько, что, кажется, даже мой отец точно не знает, сколько именно… этот город… он формально свободен, а на деле… давно уже нет свободных городов, да… рудники… и с полсотни мануфактур… мы держим торговлю со Светлым лесом. И шахты, где добывают алмазы, хорошие алмазы всегда в цене… и еще вот воды… знаете, сколько приносит один курорт? На лечебницу хватит…

– Я рад за вас.

Зуд прошел.

А кожа будто покрылась чем-то осклизлым, но не сказать, чтобы неприятным.

– Не дерите, – Генрих приоткрыл один глаз. – Это мелкие… насекомые… сядьте, звучит мерзковато, а на деле они столь крохотны, что глазом не различить. Они обретают в самом источнике, а питаться там нечем. Вот и поглощают жиры и пот. Кожу очистят до скрипа, а заодно уж смягчат все рубцы и шрамы. Что я могу сделать для вас?

– Помимо ванны и ужина?

– Ужин подадут сюда, – Генрих щелкнул пальцами и где-то далеко раздался звон колокольчика. – Но утром вы уедете.

– Это приказ?

– Совет. Как я сказал, этот город принадлежит моей семье, а я лишь часть ее. И полагаю, о вашем прибытии отцу уже доложили. Утром мне доставят распоряжения, вероятнее всего, памятуя о моем дурном нраве, за подписью Императора. Я буду обязан исполнить их, если не пожелаю прослыть мятежником. И почему-то мне кажется, что эти распоряжения коснуться вашей… миссии.

– Так вас же уполномочили… содействовать?

Тело стало мягким.

Чужим.

Расслабленным. Пожалуй, Ричарду и языком шевелить лень было. Закрыть бы глаза и в дрему погрузиться, восстанавливая прерванный сон.

– Меня попросили содействовать, – уточнил Генрих. – И просьба исходила от папенькиного старого приятеля… скажем так, их дружба никогда не мешала придерживаться радикально разных взглядов на то, что пойдет на пользу Империи…

Во всем виновата была вода.

И тепло.

И место это, наполненное вязкой тишиной, теплом и паром. Усталость еще. И пережитое вместе, что, конечно, объединяло…

– Теперь на мне долг крови… и рода, – Генрих закрыл оба глаза. – Я не собираюсь его забывать, но… вы понимаете, вам еще рано начинать открытую войну.

– Грядет беда.

– Да, я помню. В городе уже расклеивают листовки с напоминаниями. Стражу усилим, защиту… кладбища… сам видел.

– Видел, – согласился Ричард. – На этот раз все будет иначе… оно, чем бы то ни было, набирает силу…

Излагать выстраданную свою теорию, лежа в ванной – что может быть глупее? Но, видно, ночь такая, на глупости гораздая, вот Ричард и говорил.

Кратко.

А Генрих слушал.

– В этом есть смысл, – сказал он, пошевелив пальцами. – Ноет… надо будет сочинить что-то героическое батюшке… или правду рассказать? Боюсь, правду он не примет… не сразу… значит, полагаешь, будто твоя монетка – это своего рода манок для нечисти?

Ричард подумал и кивнул, уточнив.

– Часть манка… большого манка, который накрывает всю Империю…

– И если так, то твое желание уничтожить его в целом логично и полезно… для общества.

Ричард вновь кивнул.

– …но не выгодно Гильдии некромантов. Более того, чревато утратой статуса… и за меньшее убивали. Кто знает о твоих…

– Глава гильдии… и не только.

– Значит, все более-менее заинтересованные лица, – Генрих осторожно потрогал перевязь. – И это плохо… это, к проклятым богам, вовсе отвратительно… но гораздо хуже, если узнают, что ты прав.

– Почему?

– Потому что, дорогой мой друг…

…когда это Ричард успел другом стать?

– …пока ты – всего-навсего чудак с безумной фантазией, которая, пусть и выглядит довольно логичной для фантазии, но все одно является придумкой, а значит, относительно безопасна. А вот если окажется, что эта фантазия, так сказать, материально подтверждена…

По потолку плыли корабли.

Узкие триремы с хищными носами.

Тонкие ребра весел едва касались барашков-волн. Яркими пятнами выделялись паруса. И корабли готовы были столкнуться в бою…

– …это заставит задуматься многих. И боюсь, две трети придут к весьма однозначным выводам.

…под кораблями вытянулись ленты водных змеев. И море оскалило зубы рифов, готовое собрать дань с наглецов, дерзнувших пройти водным путем.

– Знаешь, сколько Император выделяет на поддержку гильдии некромантов?

– Нет.

– Десять миллионов золотых в год.

– Сколько?

Эта сумма не укладывалась в голове Ричарда.

– Это четверть всех доходов Империи, – усмехнулся Генрих. – И в теории идет она на всякие весьма полезные дела. На содержание училищ, на оплату вольных некромантов… или вот тех, что при городах остались. Жалование-то они от гильдии получают.

…и на жалование это кота содержать не получится, не говоря уже о человеке.

– На исследования природы нежити. На разработку новых способов борьбы с нею…

Альер захохотал.

Он возник вдруг на краю ванны, сел, опустил ноги в вязкую белую воду.

– И у вас воруют?

– Фи, какое пошлое слово! Используют ресурс, – Генрих фыркнул. – Папенька мечтал, чтобы я возглавил очередной фонд при Академии, занялся поисками средств упокоения малой и средней нежити.

– Так ведь… – Ричард запнулся.

Средств таких было известно превеликое множество, и выверенные столетиями, работали они весьма неплохо.

– Вот и я о том же, – Генрих поскреб шею. – Гильдия давно стала болотом, но весьма доходным болотом. Для избранных… В Совете собираются провести закон, запрещающий среднему сословию поступать в Академию. Училища – вот ваш потолок. Империи нужны некроманты, но такие, которые будут работать, вот как ты… все одно городов и сел больше, чем свободных рук. Да и гибнете вы частенько…

– То ли дело благородные лойры, – не удержался Ричард.

– Именно, – Генрих, казалось, нисколько не обиделся. – Я получил отличное образование…

Альер вновь рассмеялся.

– …которое по сути мне не нужно. Да, я держу охранные контуры кладбищ. Время от времени выезжаю за город, скажем, поохотиться на дикого упыря или еще какую нежить, но и только. А большинство моих однокурсников и того не делает. Но если до них дойдет слух, что ты вот-вот сломаешь кормушку…

Генрих замолчал. И пауза тянулась, тянулась…

– Тебя объявят проклятым…

И будут правы.

Глава 8. Леди и призрак

Колеса кареты грохотали по дороге. В узком оконце проплывал чужой город, сонный и ленивый. На курортах ложатся рано, и город, несмотря на то, что ночь только-только началась, был уныло пуст.

Рядом, понурившись, сидел Грен. Тихон был задумчив и поглаживал черную змею, что обвилась вокруг запястья этаким живым браслетом. И мне бы очень хотелось заглянуть в его мысли. Я пыталась выкинуть из головы сцену, свидетельницей которой была, но… не получалось. Тихон, такой мирный и спокойный Тихон, стал вдруг…

– Когда-то я был Стражем последней двери, леди, – произнес он, нарушая затянувшееся молчание.

И Грен вздрогнул, уставился на приятеля с явным ужасом.

– Прости, мой друг, но я посчитал, что это знание навредит, а потому предпочел оставить его при себе.

И все же я не понимаю.

– Палач, – тихо произнес Грен. – Он был палачом.

– А разве у эльфов… у альвов есть палачи? – не нашлась я с ответом.

…и все-таки Ричард мог бы записку прислать. Едем… куда едем? Зачем? И не опасно ли это? После того, что днем случилось… я ведь ждала его.

К ужину ждала.

Отбивных вот сделала, вымещая на мясе накопившуюся злость. И надо сказать, отбивные удались. Гуля вот оценил, а Ричард…

…стук в дверь.

Лакей в синей ливрее.

Поклон.

И найлюбезнейшее приглашение. Колечко Ричарда серое, которое Тихон взял, покрутил в пальцах и, надев на мизинец, сказал:

– Будем рады…

Я вот рада не была. Как-то живы были относительно недавние воспоминания о другом любезном хозяине прекрасного дома. Правда, ныне мне не навязывали ни нарядов сомнительного свойства, ни еще более сомнительных украшений.

– Не стоит переживать, – Тихон, как обычно, мысли мои прочел с легкостью. – Если бы наш друг чувствовал опасность, он прислал бы другой перстень…

…а может, не он прислал, а какой стянули, такой и стянули… хотя, конечно, признаю, вероятность подобного развития событий не так и велика.

– А палачи… не совсем верный термин, – Тихон наклонился и поскреб Гулю за ухом. – Надеюсь, ты его кормила?

– Она скорее нас не покормит, чем эту тварь, – буркнул Грен, отодвигаясь настолько, насколько это было возможно в тесном экипаже. – Не по коню узда, не по мужику…

Он крякнул и рот закрыл.

Дернул за косицу, в которую ныне заплел бороду.

– Палачи казнят…

– А ты…

– Альвы живут долго… настолько долго, что порой жизнь становится в тягость, – он позволил змее переползти с руки на руку. – Душа, разум и тело… тело бессмертно, а вот душа устает… или разум… альвы обладают немалой силой и, когда уходит разум, получается нехорошо.

Я вдруг отчетливо представила альва со старческой деменцией.

Сильного физически.

И одаренного магически.

Вздрогнула.

– Вижу, ты понимаешь. Но хуже, когда разум остается, а душа гаснет. Это случается редко… но всякий раз… Светлый лес знает лишь два случая… и оба причинили бед больше, чем все Императоры вместе взятые. Мой долг – помогать уходить тем, чья пора пришла…

– И кто… определяет?

– Страж двери, – ответил Грен.

А Тихон лишь кивнул.

– Я… не желал становиться Стражем, но моя семья… это высокая честь. Большая ответственность…

– А еще власть.

– Да, – Тихон не стал отрицать. – Меня всегда привлекала механика. Мои сородичи полагали это несколько противоестественным, достаточно странным, чтобы свидетельствовать о жесткости натуры… тот, кто предпочитает иметь дело с неживым металлом прекрасно справится и с… прочим. Так они полагали. И моя матушка согласилась.

– А ты…

– Суп варили, и петуха пригласили… – вставил Грен.

– У нас не принято перечить родителям, – уклончиво ответил Тихон. – К счастью, мне не часто приходилось исполнять свой долг. Взамен я получил доступ к библиотеке, и лабораторию… и право делать все, что считал нужным.

Меж тем экипаж остановился. И Тихон, выбравшись наружу, подал руку.

– Ты не спросила, – сказал он, когда пальцы мои коснулись теплой его ладони.

– Что не спросила?

– Скольких я… увел за дверь.

– А мне нужно это знать?

Тихон улыбнулся и ответил:

– Сама решай.

Тяжко выскочил Гуля, потянулся, зевнул во всю клыкастую пасть и совершенно по-собачьи, поскреб ногою за ухом.

Нас ждали.

И очередной слуга соизволил провести нас в темную утробу особняка. Зданьице было мрачным, даже зловещим. И я поневоле вцепилась в Гулин ошейник, попросив:

– Чур меня одну здесь не оставлять…

…а то мало ли, какая пакость здесь водится. Шершавый язык гуля скользнул по ладони, успокаивая. Вот и отлично, а то некоторые некроманты обещают сначала защиту, потом же исчезают неведомо куда. Гули в этом плане, похоже, надежней.

Как ни странно, ночь прошла спокойно, разве что перед рассветом я проснулась. У постели моей стояла девушка.

Полупрозрачная.

И явно неживая.

Наверное, раньше, увидев призрака, я пришла бы в ужас, но теперь лишь покосилась на Гулю. Тот не спал, но к появлению гостьи отнесся с поразительным равнодушием. Следовательно, опасности она не представляла.

Бледная какая.

Волосы светлые, почти белые, волнами лежат на плечах. Личико узкое, пожалуй, красивое, несмотря на изможденность. На ней была короткая, до середины бедер, рубашка. Широкий ворот ее съехал на плечо, позволяя разглядеть и узкие ключицы, и россыпь синяков, и еще ожог в виде лилии.

…местная графиня де ля Фер?

– Здравствуй, – сказала я.

И девушка кивнула.

Подняла бледную руку с остатками кандалов, которые смотрелись этаким, весьма специфического толку украшением, и поманила за собой.

Идти?

Вряд ли это разумно.

Разумно – оставаться в своей постели и не искать приключений, но…

Она остановилась и лицо… его выражение сделалось таким, будто призрак вот-вот разрыдается. И я встала.

– Надеюсь, тебе-то не нужны ни сокровища, ни моя шкурка, сапог из нее все одно не получится.

Призрак лишь пожал плечами и подхватил сползшую рубаху.

Она прошла сквозь стену, а вот мне пришлось воспользоваться дверью.

Коридор был темен.

Узок, что кишка.

Тих.

И как-то вот… вспомнилось нехорошее. Гуля, тихо шедший следом, ткнулся носом в спину, будто подталкивая. И значит… значит, опасности он не чует? Впрочем, что чует или не чует мой гуль оставалось большой загадкой для всех, включая некроманта. Ричард, как по мне, вообще терпеливо ждал, когда же Гуля проявит истинную натуру и кого-нибудь сожрет.

Полагаю, Ричард надеялся, что сожрут именно меня.

Я предпочитала верить в лучшее.

Остановившись перед каменной стеной, призрак указала на рыцарский доспех.

– И что мне с ним сделать? – поинтересовалась я.

Доспех выглядел грозным. Выше меня на голову, он принадлежал, казалось, какому-то гиганту, а меч, в латных перчатках зажатый, был, верно, с меня длиной.

Призрак исчез в стене.

И выглянул.

Поманил за собой.

– Извини, но сквозь стены я ходить не умею, – я развела руками.

Она же вновь указала на статую. Конечно, какой старый дом без тайного хода. И доспехи – ключ?

– Что нужно сделать? Сдвинуть рыцаря… нет, – я говорила не столько с призраком, которая все одно не способна была ответить, сколько с собой. Уж очень жутко было в полной тишине. – Это неразумно. Во-первых, мало ли кто мог налететь на доспех и открыть ход. Во-вторых, уж больно громоздкая конструкция.

Я, встав на цыпочки, дотянулась до забрала.

Открыла.

Пусто.

И тихо.

– Не так? Конечно, слишком просто…

Руки, согнутые в локтях, не спешили опускаться, благо, остов, на который доспех навесили, оказался достаточно прочным, чтобы не развалиться. Все же сложновато будет объяснить любезному хозяину, отчего ж мне настолько не спится в предрассветный сей час.

Латы… выглядели литыми.

На всякий случай я постучала по кирасе, насладившись гулким звуком пустоты.

Исследовала шипастые наколенники, попытавшись дернуть за каждый шип… нет, не то… латы выглядели именно так, как полагается рыцарским латам – грозно и бессмысленно.

…а вот меч…

…не великоват ли он будет?

…и поза такая вот… нехарактерная… нет, я с рыцарями знакома не была, но вот мнилось мне, что мечи у них все ж поменьше были. Зря меня никогда не интересовали оружейные залы.

Я отступила, окинув статую придирчивым взглядом.

Рыцарь стоял, не столько опираясь на меч, сколько удерживая его от падения. Рукоять кренилась влево, и я решительно поправила ее.

Пошла она со скрежетом.

И кусок стены отполз в сторону. Из тайного хода пахнуло сыростью и тленом.

– Определенно, идея не самая лучшая, – сказала я Гуле, и тот фыркнул.

Но девушка не исчезла.

Она переминалась с ноги на ногу, и ноги эти были тонки, что тростиночки… а ведь из благородных, вон до чего тонка кость и черты лица правильные. И у нее нет причин желать мне зла.

Надеюсь.

А то может статься, какой-нибудь далекий мой прапрапра и еще черт знает сколько пра-дед ее умучил, и теперь неупокоенная душа ищет мести…

Гуля первым ступил в тайный ход.

А я последовала за ним, подумав, что если и влипну в историю, то сама буду виновата. Мысль эта не принесла облегчения, но не отступать же…

…вернуться и разбудить…

…Грена?

Тихона?

Ричарда, который спрятался где-то в этом огромном доме…

…разумная мысль.

Проход был узким и темным, правда, стоило мне ступить, и в стенах его тускло загорелись каменные шары светильников.

Грубый камень. Кладка. Раствор.

Пыль и грязь, которыми ступеньки затянуло, что ковром. И ступать по этому ковру неприятно, но я иду.

Ниже.

И еще ниже.

Воздух тяжелый, сырой. На стенах плесень… призрак становится плотнее будто бы, во всяком случае, я уже не могу рассмотреть стену сквозь мою провожатую.

Гуля здесь же.

И его присутствие придает уверенности.

Шли мы, шли и вот пришли…

Дверь массивная на тяжеленных завесах. Пусть и покрытые толстым слоем ржавчины, они все равно выглядели достаточно надежными, чтобы удержать ее.

Замок…

– И как мне открыть? – поинтересовалась я. Призрак же приложила к двери руку и сделала вид, что толкает. Понятно, значит, не заперто.

Гуля встал на задние лапы, втянул воздух и затряс головой, скривился брезгливо, следовательно, вряд ли зрелище, которое меня ждет, приятно глазу.

Я сделала глубокий вдох.

Закрыла глаза.

И толкнула дверь… еще раз толкнула. И навалилась всем телом. Она поддалась медленно с душераздирающим скрипом.

Вдох.

И выдох.

Порог высокий.

Холод.

И темнота. Здесь шары не спешат загораться, то ли выдохлось заклятье, то ли приводится в действие иначе.

– Где ты? – позвала я, и эхо откликнулось, покатило мой голос по стенам.

Где ты?

Гдеты.

Тыгде.

Где, где…

Шары вспыхнули так ярко, что я зажмурилась, вцепилась в жесткую шкуру гуля. Мне вдруг представилось, что дверь эта захлопнется, а та, которая наверху, и подавно… и кто меня найдет здесь?

Кто меня вообще искать станет.

– Это… – я усилием воли выкинула жуткую мысль из головы. – Это ты хотела показать?

Комната.

Или, скорее, комнаты. В подземелье… странное место… я еще понимаю, тайный ход, который выводил из дома, но второй дом внизу? Какой смысл в этом?

Их было несколько.

Гостиная.

Гнилой ковер на полу. Истлевшие гобелены на стенах. Мебель порчена, потемнела от возраста и пахла гнилью. Пожалуй, ни столик, ни изящные стулья не выдержали бы и прикосновения, не говоря уже о весе. Я потрогала длинный сундук с высокой крышкой и поспешно вытерла пальцы о халат. Ржавчина.

И короста лишайника.

Мха.

Что-то еще, осклизлое, неприятное. Патина на медных подсвечниках. Шары и те заросли толстым слоем грязи, из-за которой свет обретал странный зеленоватый оттенок.

Вторая комната – спальня.

Огромная кровать с остатками балдахина.

…умывальня с чашей ванны. На дне скопилась вода, в которой что-то копошилось мелкое и осклизлое. Уточнять, что именно, я не стала.

Библиотека?

Шкаф.

Тубы темные то ли от грязи, то ли сами по себе. Паутина… стол и мертвец, свернувшийся калачиком под ним…

…не мужчина.

Я не сразу поняла, что это – не мужчина.

Ей остригли волосы, обрядили в мужской наряд.

И приковали цепью.

Из какого металла она была, если осталась такой же новенькой, блестящей даже? Не знаю.

– Это ты?

Призрак кивнула и протянула руки к себе. Завыла беззвучно, но от этого воя у меня волосы дыбом стали.

– Как твое имя?

Она указала на кусок пергамента, который лежал на столе.

– А он не рассыплется?

Все же не хотелось мне уничтожить ненароком важный документ. Но призрак покачала головой.

…пергамент был зачарован.

Он заботился о своем наследии и не допустил бы, чтобы знания исчезли из-за такой нелепости, как сырость или огонь. Пожалуй, защитные заклятья – единственное, что у него получалось, и это злило Харвара.

В злости он был страшен.

…первое время ей казалось, что именно она, благородная Хиргрид из рода, с которым дважды роднились Императоры, сошла с ума, ведь невозможно такое, чтобы родной брат вдруг стал чудовищем.

Потом она поняла, что ошибалась.

Не стал.

Был.

Всегда.

Просто на это не обращали внимания… кошки? Кто их считает… слуги-мальчишки? Их мало меньше кошек… собаки, кони… рабы… у молодого Харвара дурной нрав, это известно многим, но ведь и кровь огненная – не водица.

Повзрослеет.

Остепенится. А он взял и не стал остепенятся, но принес в дом яд, который подсыпал отцу. Верно, в честной схватке он вряд ли одержал бы победу, а так… взять и перерезать горло за обеденным столом… и смеяться… так жутко смеяться… матушке он выколол глаза, прежде чем подарить смерть.

И сказал:

– Смотри, пока есть чем… зажмуришься, я решу, что и тебе они не нужны…

…он отдал теток и кузин чудовищам, которых назвал своими людьми, а потом, когда те наигрались, полубезумных и нагих, растерзанных и опозоренных, велел гнать за ворота.

– Что, дорогая сестричка, – сказало чудовище ей, – все изменилось, верно?

Было страшно.

– Чем мы не императорская чета? – чудовище, напившись чужой крови, добрело. – Но если ты думаешь, что этим меня удержишь…

…ему нужно было иное.

Знания.

Те знания, в которых ему самому было отказано. И разве виновата была Хиргрид, что Вдова выбрала именно ее, ничтожную? Она ведь никогда-то и набожностью не отличалась, а тут…

…высокая честь.

…храмовая школа.

…и пять лет, чтобы подняться на первую ступень.

…еще бы десять, и Хиргрид вошла бы в число сильнейших жриц, которым…

…храмы закрыли, а некоторые и разрушили. И боги, перед которыми недавно пресмыкались люди, стерпели оскорбление. Чего ждать от людей?

…первый год он держал Хиргрид в башне, не забывая, впрочем, навещать.

…он забрал сына.

…и сказал:

– Ты умерла.

А она поверила, потому что на самом деле умерла уже давно. И какая разница, где оказаться? Над землей или под землей. Потом, конечно, она поняла, что разница есть – в башне видно было солнце, но мертвые не жалуются.