Исповедь колдуна. Повесть

Анна Плекун

Исповедь колдуна. Повесть

Глава 1. Странный попутчик

– Я не колдун, слышишь, я – избранный!

Семён наполнил себе и собеседнику еще по одной стопке.

– За что пьем-то, избранный? – захмелевшему Сашке после рассказа случайного попутчика уже не шли в голову никакие тосты. И водка, горькая, отупляющая, тоже не шла.

Больше всего ему хотелось закончить этот странный разговор, лечь спать, а утром выйти на своей станции и забыть все услышанное, забыть этого чудаковатого мужичка в желтой рубашке с зелеными пальмами и холодным отрешенным взглядом.

– Ну, давай хоть что ли за веру!

Чокнулись, выпили. Противная водка обожгла горло, спустилась ниже, недовольно отозвавшись в желудке болезненным спазмом, отчего Сашка пожалел о выпитой стопке и тут же решил – все, это была последняя.

– Вот я вижу, не веришь ты мне, Сашка, – продолжал Семён, который после приличного количества выпитого был ни в одном глазу.

«Тьфу ты, и впрямь колдун какой-то, – подумал Сашка, – пьет одну за одной, не закусывая, и ничего его не берет!»

– Между тем, Саша, вера – это главное. И самое дорогое, что может быть! Вот Они мне поверили, а я…, – после долгой паузы рассказчик тяжело вздохнул.

Слово «они» Семён произнес, подняв глаза наверх и ткнув указательным пальцем в воздух. Сашка тоже невольно посмотрел на потолок купе, где тускло горела лампочка под прозрачным пластмассовым колпаком, а вокруг нее сонно ползали две мухи.

Ночная исповедь, как и бутылка «Столичной», подходила к концу. Больше всего Сашка боялся, что сейчас Семён, как фокусник, вытащит из рукава еще одну и не даст ему спать до самого утра.

Но Семён, видно, почувствовал настрой собеседника и никаких фокусов проделывать не стал.

– Пойдем, покурим, и спать! – скомандовал он.

Сашка очень обрадовался такому повороту. Он послушно поднялся с полки и, пьяно пошатываясь в такт поезду, последовал за соседом в тамбур.

– Ты, думаешь, они на тебя обиделись? – спросил Сашка, выпуская струю синеватого дыма.

– Девки твои пусть на тебя обижаются, что юбку задрал, а замуж не позвал! – рассердился Семён.

Досадно ему было, что не прочувствовал собеседник его истории. И, вместе с тем, он был очень благодарен Сашке, что выслушал. Один был Семён на целом свете. И тяжело было с таким грузом по земле ходить.

Когда-то была у Семёна полноценная семья. Жена Валентина, двое деток – мальчик и девочка, погодки. Жили в деревне, хорошо жили – работа, дом, скотина, птица, огород. С женой душа в душу, к спиртному прикладывался редко-редко. По праздникам только.

В тот день они всей семьей как раз ехали на праздник – в соседнее село лучшую подружку жены замуж выдавать.

– Чего мы каждый раз к ней ездим? – ворчал тогда Семён, уверенно ведя по трассе свою «семерку», – Она вон уже третий раз замуж выходит, не уживаются с ней мужики. Ведьма она!

– И ничего не ведьма! – заступалась жена за подругу. – Просто мужики малахольные нынче пошли. Им бы штаны на лавке просиживать с утра до вечера, да перегаром ночью дышать в лицо. Ни денег заработать, ни по хозяйству управиться. Как хорошо, что ты у меня не такой!

И Валя ласково прижалась щекой к его плечу. Семёна такой волной тепла обдало, он повернулся и поцеловал светлую Валькину макушку. На одну секунду от дороги отвлекся. И надо же было такому случиться, что в эту самую секунду вылетел им на встречу «Урал». Как из-под земли выскочила махина, которую на большой скорости несло на их полосу, разворачивая боком – видимо, колесо переднее лопнуло. Последнее, что Семён запомнил, как крутанул руль влево, пытаясь уйти от аварии. Потом был удар, звон стекла, слившийся с истошным Валиным криком, и темнота…

А дальше – то ли сон, то ли явь, не понятно… Видит Семён, что стоит он на обочине дороги, странной дороги – не грунтовой и не асфальтовой. Дорога была какая-то гладкая, чуть блестящая. Семён даже сначала подумал, что это река. Осторожно ступил, боясь намочить ботинок. Твёрдо! И пошел по этой дороге, озираясь в разные стороны, начал своих звать:

– Валя! Катенька! Антошка!

И нигде их нет. И машины их разбитой нигде не видно и этого злосчастного «Урала».

– Что за черт! – думает Семён, – Не могло же меня так далеко отбросить от удара. Валя! Катенька! Антошка!

– Мы здесь, Сёмушка! – услышал он знакомый ласковый голос.

– А, где?! – заметался в растерянности Семён. – Валя! Вы где?

– Ну как же, здесь! Тебе навстречу идем! – отозвалась Валя.

Семён крепко зажмурился, через несколько секунд открыл глаза, видит – и правда! Валька, его Валька, и двое его ребятишек идут, за руки держатся все втроем. Целые и невредимые! Но медленно как-то идут, нерешительно, будто держит их что-то, к Семёну не пускает.

Семён, не помня себя от счастья, кинулся им навстречу. Но не тут-то было. Он шаг вперед, а они – не ближе, а дальше становятся! И с каждым шагом все дальше и дальше.

– Валя! Что все это значит?! – не помня себя от страха, завопил Семён.

– Это то значит, Сёмушка, что тебе нельзя пока к нам, – ласково проговорила Валя. – У нас с Катей и Антошей теперь в другом месте дом будет, а ты к нам потом переберешься. Мы как устроимся, я тебе расскажу, как тут и что. Не скучай, родной, и помни – ты ни в чем не виноват!

– Папа, ты ни в чем не виноват! – хором повторили Катя и Антон.

Потом они втроем взяли и исчезли – как и не было.

– Валя! Катенька! Антошка! – надсадно кричал Семён, ничего не понимая. – Вернитесь! Куда вы?! Зачем?!

И снова наступила темнота.

***

– Валя! Катенька! Антошка! – Семён в бессилии опустился на колени возле трех земляных холмиков с тремя крестами.

Он тихо хрипел – в горле комом застряли три родных имени, ни кричать, ни плакать не получалось… Их схоронили, когда он был в больнице – десять дней пролежал без сознания. У Семёна было сильное сотрясение, а тело почти не пострадало – рука была сломана, да пара ушибов.

В доме стояла зловещая тишина. Никто не подготовил его к приезду Семёна. Близких родственников у них с Валей не было – оба детдомовские. Соседи да мужики с работы подсуетились с похоронами. Видимо, они себе в благодарность за это «выписали» всю птицу и скотину у Семёна со двора. А может, думали, что он тоже не выживет – не пропадать же добру…

Семён даже рад был, что никто его не ждал, никто не лез в душу с дурацкими соболезнованиями и сочувствиями.

Все вещи так и лежали на тех местах, как они их оставили, спешно собираясь на эту проклятую свадьбу, пропади она пропадом. Вот Валькины белые босоножки, в которых она на собственной свадьбе была. Каблуки, говорила, высоковаты для нее стали: «Куда я, Сёмушка, в них сейчас? Вот Катюша вырастет, себе заберет…»

Антошкино деревянное ружье на диване. Он так хотел взять его с собой, но в последний момент забыл. Чуть всплакнул по дороге, но быстро успокоился. На письменном столе лежат какие-то Катюшины тетрадки, раскраски, карандаши цветные рядом – и кажется, что вот-вот раздастся ее звонкое: «Пааап! А облачка белые или синие рисовать?»

Семён слабо опустился на кровать, лег на спину, сложил загипсованную руку на груди – да так и пролежал неподвижно с закрытыми глазами до самого вечера.

Открыл глаза, когда сумерки окутали деревню, и за окном уже сложно было что-то разглядеть. В доме было зябко, хоть и лето на дворе. Курить хотелось ужасно. Семён поплелся на кухню, набрал из-под крана воды в электрический чайник, вставил вилку в розетку, щелкнул кнопкой. Чайник поприветствовал хозяина дружеским урчанием.

Рукастый Семён был мужик, полностью дом «упаковал» – и водопровод провел, и туалет устроил, и ванную. У Вали была стиральная машинка-автомат, самая современная электроплита, микроволновка и даже кофемашинка простенькая. Очень уж Валя любила свежего кофе сварить и посидеть в тишине после утренней дойки. Управится Валя, корову на выпас отправит, разольет молоко парное из ведра по стеклянным банкам и, пока все спят, сидит на кухне кофеек смакует.

Чайник выключился. Семён достал из шкафа чашку, положил туда чайный пакетик, налил кипятка. И все это одной рукой. Наливал чай и думал, что даже когда кость срастется и гипс снимут, он будет чувствовать себя калекой. Одноруким и беспомощным. Без Вали, без ребятишек. Без опоры до самого конца жизни.

Глава 2. Незваный гость

Семён сидит за столом и помешивает ложкой остывший чай. Ложка звякает о стенки чашки, часы на стене ритмично отсчитывают секунды. Перевалило за полночь. Нужно что-то делать завтра. Прибраться в доме, убрать вещи Вали и ребятишек. Не совсем убрать, а хотя бы по коробкам да по шкафам, чтобы глазом лишний раз за них не цепляться, душу не травить. Нужно сходить в магазин, взять каких-нибудь продуктов. Нужно зайти в контору, поблагодарить директора и мужиков за то, что похороны организовали. Да и с работой что-то надо было решать – не сидеть же ему дома, так от тоски по своим с ума можно сойти.

– Где бы сигарет взять? – спросил сам у себя Семён.

Ответ тоже сам собой нашелся. Через открытую дверь в комнату с кухни хорошо просматривался книжный стеллаж, а на самой верхней полке отчетливо виднелась бело-синяя пачка…

– Валя! – с нежностью подумал Семён. – Вот никогда прятать не умела.

Валентина всю жизнь сигареты от мужа прятала. Не нравилось ей, что он курит, все настаивала, чтобы бросал. Если оставит Семён пачку без присмотра, так Валя ее сразу куда-нибудь припрячет – то в шкаф, то в комод, то на полку, даже как-то раз в холодильник спрятала, за кастрюлю с супом. А Семён прикидывался, что не замечает ничего – не хотел Валю расстраивать. Просто привык по две пачки сигарет покупать: одну при себе всегда держал, вторую для Вали, чтобы прятала.

Вышел Семён на крыльцо, сел на ступеньку, закурил. Ночь была звездная-звездная, слегка прохладная.

– Привет, сосед! Закурить не будет? – раздался в абсолютной ночной тишине молодой мужской голос.

Семён от неожиданности аж закашлялся – дыхание перехватило, а дым выдохнуть не успел. Ведь только что не было рядом никого.

– Кто здесь?! – Семён вскочил на ноги и, перепрыгнув через ступеньку, оказался на земле. – А ну, выходи!

Не получив ответа, Семён нервным шагом направился в сторону калитки. Не доходя до угла дома, резко остановился, рассчитывая застать незваного гостя врасплох. Но за углом никого не было. Только кот соседский прошмыгнул под ногами и скрылся в кустах.

– Выходи! Все равно придется! – Семён решительно зашагал вокруг дома, и, обогнув свое жилище, замер в оцепенении. На крыльце, где полминуты назад никого не было, стоит парень лет двадцати. Стоит и улыбается во весь рот.

– Чего кричишь, сосед? – вкрадчиво сказал молодой наглец. – Здесь я.

– Кто ты? Что надо?! – Семён старался сделать как можно более грозный вид.

Вдруг на глаза ему попались вилы, лежащие на траве. Не сводя глаз с незнакомца, Семён резко наклонился, здоровой рукой схватил вилы, но выпрямиться не смог – резко закружилась голова. Несостоявшееся оружие упало на землю, а Семён, пытаясь удержать равновесие, беспомощно повалился на колени. Перед глазами замелькали темные пятна, и он подумал, что теряет сознание.

– Ну, что же ты так резко после сотрясения-то? – вполне дружелюбно сказал парень. – Тебе же нельзя.

Сказал и сделал шаг к Семёну, желая помочь ему подняться.

– Не подходи! – от негодования у Семёна вдруг охрип голос. – А то не поздоровится! Убирайся лучше, пока цел!

– Невежлив ты с гостями, Семён Егорыч. А Валентина говорила, ты радушный хозяин, – ухмыльнулся незнакомец.

– Что? Откуда про Валю знаешь? Я в первый раз тебя в нашей деревне вижу!

Услышав про Валю, Семён рассвирепел. Как смеет какой-то малец в такой момент заявляться без спроса, да еще издеваться над его горем. В одну секунду он вскочил на ноги и, с гипсом наперевес, кинулся на парня. Будь что будет! Но парень продолжал невозмутимо стоять на месте и даже не принял никакой защитной позы. Семён сам не понял, как это произошло, но в момент столкновения с наглецом он не почувствовал ничего. Совсем. Вернее, даже самого столкновения не почувствовал. Он как будто пролетел СКВОЗЬ парня…

А дальше как в эпизоде какого-нибудь боевика, когда идет сцена драки – один из противников ловко уворачивается, а второй летит со всей дури на землю. Но в этот момент кадр замедляют, и он летит очень плавно, и на лице его появляются разные гримасы – сначала губы в трубочку и глаза выпучены, потом глаза зажмуриваются и стискиваются зубы, потом рот широко раскрывается в крике, и в конце сцены – встреча с землей как с неизбежностью.

Семён лежал лицом на траве. Самым отвратительным было то, что он упал на больную руку, и, несмотря на гипс, похоже, здорово ее повредил – как бы ни еще один перелом.

Он лежал и думал, что это конец. Что парень, наверняка, сейчас воспользуется ситуацией, добьет его и вынесет из дома все ценное, может, и дом подожжет, чего уж там. И зачем он только выжил в этой аварии…

***

– Семён Егорыч, а ты фантазер! Ну, какой я тебе вор и поджигатель! – парень сидит с ним рядом на траве и посмеивается. – Вроде взрослый умный мужик, а такие глупости городишь.

Семён смутился, подумал, что он после падения свои мысли вслух произнес. Он вообще перестал понимать, что происходит. Но парень, похоже, и впрямь не собирался на него нападать и причинять какой-либо вред.

– Кто ты? – хриплым голосом спросил Семён и закряхтел, пытаясь приподняться.

Не без усилий ему удалось сесть на траву рядом со странным персонажем.

– Сигарету? – незнакомец достал из кармана пачку, заботливо вынув из нее две сигареты. Одну протянул Семёну, другую взял себе. Чиркнул спичкой, дал подкурить сначала Семёну, потом подкурил сам.

– Кстати, возьми, это твое, – протянул он Семёну пачку и коробок.

– Скажи мне, я сошел с ума, да? – устало затягиваясь, произнес Семён.

– В некотором роде, – ответил парень. – Но тебя можно понять, у тебя большое горе.

– И все-таки, кто ты такой и зачем пришел?

– Арсений я. Можно просто Сеня, – простодушно представился странный ночной гость. – Я когда-то жил в доме напротив.

– Но я тебя не помню. Ты, наверное, жил здесь до того, как мы с Валей сюда перебрались. Маленьким уехал отсюда?

– Верно. Я здесь до вас жил… Лет так семьдесят назад.

Последние слова Арсений произнес, пристально глядя Семёну в глаза. Глаза Арсения стали пронзительно синими, они, словно электрический разряд, посылали ему в сознание мысль: «Верь мне!»

Семён молчал в оцепенении. Арсений не стал больше ничего говорить. Он сделал широкий взмах рукой, словно стирая пыль с какого-то огромного экрана. И перед Семёном поплыли кадры черно-белого кино.

Вот их улица, только дома другие. Но он отчетливо видит избушку, что когда-то напротив его дома стояла. Во дворе три солдата с автоматами, приперли к стенке испуганного парня. Кадр меняется. Крупным планом бледное лицо Арсения. Солдаты что-то кричат, Семён слышит, что по-немецки. Арсения резко разворачивают, толкают в спину, чтобы шел в дом. Арсений падает на колени, кричит: «Нет! Нихт! Нихт!»

Но солдаты хватают его и бросают на приоткрытую дверь, парень беспомощно падает внутрь, трое вваливаются за ним. Опять смена кадра. Солдаты выволакивают на улицу женщину, следом – визжащую девчушку лет пяти. На заднем плане кричит и рыдает Арсений. Один из солдат приставил ему к горлу автомат и кричит: «Зеен! Зеен!» – смотри, значит.

А двое других в это время расправлялись с женщиной и девочкой. Потом несколько автоматных очередей, и все закончилось. Экран погас…

Семён не мог произнести ни слова.

– Да, я выдал им мать и сестру… – отрешенно произнес Арсений. – Мне было шестнадцать. Отец на фронте погиб. Знаешь, а меня ведь оставили жить. Не спрашивай, почему. Сам не знаю. Но это с их стороны было жестоко. Оккупация закончилась, война закончилась. Жизнь у людей стала налаживаться. Я ведь еще четыре года проболтался здесь, непонятно, зачем. А что потом? Петля, боль, темнота.

– Почему ты пришел ко мне? – хрипло произнес Семён.

– Спасти твою обездоленную душу. И свою заодно…

– Каким образом?

– Не дать тебе сделать то, что я сделал с собой.

– И все? Зачем тебе моя душа?

– Что я, дьявол что ли? – рассердился Арсений. – Мне она совершенно ни к чему. Своя меня больше волнует.

– А если я жить не хочу? Что мне без них здесь делать? Я же убил их, понимаешь! – Семён тоже начал выходить из себя.

– Кажется, я тебе только что показал, кто такие настоящие убийцы. Повторить кино?

– Скажи, что ты от меня хочешь?

– Хочу, чтобы ты прошел свой путь до конца.

– А тебе это зачем?

– Понимаешь, Семён, у меня с Ними уговор. Я спасаю от гибели одну душу, а Они возвращают мне мою.

– Ну, допустим. Допустим, не стану я ничего с собой делать. Буду жить потихоньку, на работу ходить, горе водкой глушить…

– А вот этого не надо, – Арсений не дал ему договорить. – Ты людям будешь помогать, а они будут к тебе, как мотыльки на свет, слетаться. Тебе откроется такое, что мало кому дано видеть. Ты будешь предвидеть зло и чувствовать черные мысли. Ты сможешь даже лечить болезни, перед которыми бессильны врачи.

– Это что, я колдуном что ли буду? – Семён издал нервный смешок. – Не на того напал ты, Сеня! Я в эти игры не играю. Когда Валя моя начинала про порчи да про сглазы небылицы всякие собирать по деревне, меня аж передергивало всего. Ну как можно во все это верить?

– Валя твоя – чудесная, светлая душа. Ты это и сам знаешь. И всегда верила в добро. А сейчас… очень верит в тебя!

– Врешь! Нет больше моей Валеньки, и в загробную эту вашу жизнь я не верю! – закричал Семён.

– Не горячись, Сёмушка! – Арсений назвал его точь-в-точь, как Валя, и посмотрел ему в глаза таким же синим пронизывающим взглядом, как перед показом ужасного «кино».

Всю злость у Семёна как рукой сняло.

– Никаким колдуном ты не будешь, – продолжал Арсений. – Если хочешь, считай себя, ну, избранным что ли. А я буду тебе помогать.

– И сколько ты собираешься со мной возиться? Я ведь могу еще долго жить.

– Это по вашим меркам долго, а там время совсем по-другому измеряется. Ну, что, по рукам?

– Погоди, а на что я жить-то буду? Мне ж на работу надо ходить. Когда делами-то этими всеми мне заниматься?

– Нет у тебя больше работы – завтра сам узнаешь. А благодарных людей вокруг тебя всегда много будет. Прокормишь ты свою плоть.

На этих словах Семён провалился в глубокий сон.

Глава 3. Пророчество начинает сбываться

Семён проснулся от яркого солнечного света, льющегося в окно. Проснулся в своей кровати, но совершенно не помнил, как туда попал.

– Приснится же такое, – подумал он про себя, – гости с того света, немцы, спасение душ… Это все сотрясение. Говорят, после него и не такое может привидеться.

Слегка покачиваясь, Семён пошел на кухню. Да так и застыл на пороге от удивления. На столе стояла чашка свежесваренного кофе, а рядом на блюдце – бутерброд с колбасой.

Семён протер глаза и еще раз посмотрел на стол. Приготовленный для него завтрак никуда не делся.

– С добрым утром! – раздалось откуда-то с потолка.

Семён от испуга плюхнулся на стул.

– Сеня? Ты?

– Ну, а кто же еще. Давай завтракай скорее, пока кофе не остыл.

– Так ты мне не приснился… – растерянно пробормотал Семён, в глубине души надеясь, что он все еще спит.

– А сам-то как думаешь?

– Я уже ничего не думаю, Сеня. Я думаю, что я сошел с ума.

– Ну, вот опять двадцать пять… Да ты такой же сумасшедший, как я – живой! – расхохотался Арсений.

– А почему я тебя не вижу? Ночью ты и впрямь был как живой. – Семён машинально отхлебнул из чашки.

– Это я специально, чтобы сильно тебя не пугать. Согласись, когда видишь, с кем разговариваешь, услышанное не кажется таким уж странным. Но с сегодняшнего дня привыкай, ты будешь только слышать мой голос. И ни в коем случае никому не показывай, что меня слушаешь. Ты должен все говорить и делать, как будто от себя. У нас с тобой впереди много работы.

Семён поперхнулся кофе.

– Стой! Какой работы? Чертовщиной вашей заниматься? Я на это не подписывался!

– Во-первых, не смей чертыхаться, когда высшие силы с тобой говорят, – рассердился Арсений. – Во-вторых, никакого отношения к магии и колдовству наша работа не имеет. Это провидение, и провидцем будешь ты!

– Высшая сила! – вспылил Семён. – Висельник несчастный ты, а не высшая сила! Нагрешил-то побольше моего!

Стоявшая на столе стеклянная сахарница вдруг резко поднялась в воздух и полетела об стену. Осколки разлетелись в разные стороны, а белые песчинки усеяли пол.

– Они дали мне шанс! – закричал Арсений. – И поэтому я здесь. Так бы ты мне и даром не сдался – слишком много чести!

– Ладно-ладно, извини, Сеня, – Семёну стало неловко за свои слова. – Ну, сам посуди, какой из меня провидец? Я наладчиком работаю на мясокомбинате. В колбасном цехе! Да меня с этим провидением на смех поднимут, скажут, умом тронулся совсем мужик после аварии.

– Так кто тебя заставляет с трибуны-то докладывать о своих способностях, – смягчился Арсений, – Люди постепенно узнавать начнут. Те, кто сомневаться будут, поверят. Смотри, а к тебе пришли!

Семён выглянул в окно. У калитки стояли двое – директор комбината Степан Ильич Поляков и начальник колбасного цеха Миша Егоров. С минуту потоптались и вошли во двор. Семён вышел на крыльцо встречать не самых желанных гостей.

– Аааа, Сёма! Рад видеть тебя, дорогой! – расплылся в неискренней улыбке толстый Поляков и протянул Семёну правую руку.

Семён в знак приветствия едва коснулся ее здоровой левой.

– Здравствуй, Миша! – Семён кивнул начальнику. – Чем обязан?

Семён прекрасно понимал, что руководство пришло явно не для того, чтобы справиться о его здоровье или выразить соболезнования.

– Очень сочувствуем твоей утрате, Сёма. Мы до сих пор поверить не можем! – Поляков играл настолько неестественно, что Семёну захотелось спустить его с крыльца.

– Спасибо, Степан Ильич. И тебе, Миша, спасибо, что помогли с похоронами. Не знаю, как вас и благодарить. – Семёну очень хотелось поскорее закончить этот дурацкий спектакль.

– А вот это, Сёма, совершенно лишнее, да, Миша? – не унимался Поляков.

– Угу, – согласно мыкнул Миша.

Миша хорошо относился к Семёну, и ему очень не хотелось сообщать сейчас своему лучшему работнику, что его на предприятии больше не ждут.

Пока Семён был в больнице, ему нашли замену. Это оказалось нетрудно, с работой в их районе всегда было туго, и даже на место талантливого технаря Семёна работника нашли почти сразу.

А Поляков был очень рад, что появился повод избавиться от Семёна, он ему давно мешал. Чем мог быть неугоден рядовой сотрудник руководителю большого предприятия? Тем, что никогда не молчал, если видел какую-то несправедливость. А такого на их производстве хватало. По бумагам, должны были закупить в цех новое оборудование – импортное, с кучей автоматики и электроники. А купили какую-то ерунду, непонятно чьего производства. Она ломается через раз, и весь конвейер встает. Ясно, что денежная разница между техникой «на бумаге» и той, которая была «на деле», шла в карманы Полякову и его приближенным.

Весь комбинат шепотом возмущался, а Семён громко. Даже работников цеха подбивал устроить что-то вроде забастовки – просто остановить производство и требовать, чтобы начальство оборудование заменило на то, которое полагалось. Но никто Семёна не поддержал, все боялись работу потерять.

Были и другие случаи, когда Семён выражал недовольства. То смен рабочих добавят в месяце, а зарплату добавить забудут. То на демонстрацию очередную всех погонят в город, идти флагами махать в колонне, а транспорт выделить забудут. Добирайтесь, как хотите, хоть под дождем, хоть в потемках. А кто не придет, о премии в этом месяце пусть и не мечтает.

– Сёмушка, ну зачем тебе это надо? – причитала Валя. – Уволят же, что ты делать будешь?

Семён только вздыхал. Не прожить им было только огородом да скотиной, он это прекрасно понимал.

– Слушай, Сеня, тут такое дело… – Поляков начал заготовленную заранее речь. Говорил долго. И складно. Что-то про оптимизацию производства – мол, в цехе их скоро сплошь одна автоматика будет стоять, там другого профиля специалист понадобится, аж с высшим инженерным.

«Ага-ага, знаем мы вашу автоматику», – думал про себя Семён.

Миша ничего не говорил, только молча кивал. Когда Поляков закончил, Семён, к его удивлению, не сказал ни слова. После неловкой паузы только произнес:

– Я должен что-то подписать?

– Да-да, сейчас! – засуетился Поляков. – Миша, где бумаги?

Миша достал из папки бумажку, на которой уже было написано заявление об уходе по собственному желанию от имени Семёна. Следом выудил ручку, и, подложив под бумажку папку, протянул Семёну.