Хранимая благодать

– Вы что, шутите?

Он даже не понизил голос. Поскольку его совершенно не заботило, что окружающие их слышат, она тоже не стала об этом тревожиться. Ее голос был так же силен, как и его, когда она ответила:

– Шучу с вами во время брачных клятв? Нет, милорд. Я вполне серьезна. Таковы мои условия. Принимаете ли вы их?

Сдерживаться больше не было сил, и он расхохотался. Прилив мужества сразу в ней иссяк, она смутилась и почувствовала себя униженной, но вопрос был слишком важным, чтобы отступить. Был только один способ настоять на своем – удалиться. Она распрямила плечи, выдернула ладонь из руки жениха, сунула ему свой общипанный букетик и, сделав реверанс священнику, быстро пошла прочь.

Все было ясно, однако не все маклоринские воины это уразумели.

– Как, невеста уходит? – достаточно громко, чтобы услышали все, спросил Кит, их командир.

– Она сбегает, Макбейн! – крикнул другой.

– Что ее так расстроило? – воскликнул отец Маккечни. – Разве я сказал что-нибудь неприятное?

Николас бросился было за сестрой, но Макбейн поймал его за руку и, отрицательно покачав головой, сунул ему букетик, пробормотал что-то себе под нос и направился за невестой.

Она уже почти добралась до свободного пространства, когда Макбейн перехватил ее, взял за плечи и повернул к себе. Она не смотрела на него, он приподнял ее лицо за подбородок. Джоанна вся сжалась, приготовившись к его гневу: он, разумеется, высмеет ее, – но тут же напомнила себе, что должна быть сильной.

– Но вы ведь постараетесь? – раздался его спокойный голос.

Ее так удивила его реакция, что страх тут же исчез, а на лице появилась улыбка. Она только что сумела противостоять лэрду и заставила принять ее условия… ну или хотя бы попыталась.

– Да, постараюсь, – пообещала Джоанна и тут же добавила: – Если получится.

Словно в молитве он поднял глаза к небу, решив, что потратил достаточно времени на обсуждения, и, опять завладев ее рукой, повел обратно к алтарю. Ей пришлось почти бежать, чтобы поспевать за ним.

Николас перестал хмуриться, когда заметил улыбку сестры. Ему, конечно, было чрезвычайно любопытно узнать, о чем шел спор, но он решил дождаться конца свадебной церемонии, а потом уже выяснить, что случилось.

Джоанна взяла злополучный букет и, повернувшись к священнику, пробормотала:

– Пожалуйста, простите, что прервала вас, отец.

Маккечни кивнул и повторил свои слова о необходимости любить, почитать и слушаться своего мужа, но на этот раз добавил «пожалуйста».

– Я буду любить, почитать и… стараться слушаться моего мужа, – пообещала Джоанна.

Николас хихикнул, поняв, о чем шел спор, зато маклоринцы и макбейнцы задохнулись от изумления и ужаса, но стоило лэрду скользнуть по ним взглядом, как наступило молчание. Затем он повернул свое хмурое лицо к невесте:

– Послушание и смирение далеко не одно и то же.

– Меня учили иначе, – возразила Джоанна.

– Вас плохо учили.

Его угрюмость пугала, и ее снова охватил страх. Дай Бог пройти через это.

Она опять сунула букетик Макбейну и повернулась, намереваясь уйти, но лэрд хлопнул букетиком о протянутую руку Николаса и перехватил Джоанну прежде, чем та успела сбежать.

– Ох нет, не надо, – шепнул он. – Нам не пройти через это вторично. – Желая доказать, что он подразумевал именно то, что высказал, он положил руки ей на плечи и притянул ее к себе: – Было бы неплохо закончить церемонию до следующего утра, Джоанна.

Она чувствовала себя дурочкой. Священник смотрел на нее с таким видом, словно сомневался, в своем ли она уме. Она вздохнула, опять приняла цветы у брата и обратилась к Маккечни:

– Пожалуйста, простите меня за то, что прервала вас, отец. Прошу вас, продолжайте.

Священник вытер лоб льняным платком и перенес все свое внимание на жениха. Джоанна едва слышала поучение священника о похвальности качеств доброго мужа, поскольку не могла одолеть смущение, но решение было принято, и будь что будет. Она сотворила быструю молитву, решив, что будет правильно предать все свои страхи в руки Господа, но все же хотелось бы, чтобы Всевышний послал ей какой-то знак, который возвестил бы, что все действительно будет хорошо. Какая она все же мечтательница! Она женщина, и потому Господь ее меньше любит, как не раз повторял епископ Холвик. У Бога наверняка нет времени прислушиваться к ее мелким тревогам, и она, вероятно, впала в грех тщеславия, ожидая какого-нибудь знака.

Она чуть слышно вздохнула, но Макбейн услышал и оглянулся, и она ответила ему слабой улыбкой.

Теперь пришел черед лэрда отвечать на вопросы священника. Он начал со своего имени и титула.

Его звали Габриель.

Господь подал ей знак. У Джоанны едва челюсть не отвалилась от изумления, но она постаралась овладеть своими эмоциями, однако мысли удержать не удалось. Вопросы возникали один за другим. Намеренно ли мать назвала его именем ангела, наиболее отмеченного любовью Господа? Джоанна хорошо помнила, что архангел Габриель защищает невинных, а еще известен как покровитель женщин и детей. Она помнила удивительные истории, передаваемые из поколения в поколение, от матери – к ребенку, о самом величественном из всего небесного воинства. Мать говорила, что Габриель всегда наблюдает за ней. Это был особый архангел, которого надлежало звать на помощь в глухую ночь, когда снятся кошмары.

Джоанна покачала головой: чересчур уж она романтична, вот и все. В имени мужа нет ничего символического. Вероятно, его матушка пребывала в мечтательном настроении после его рождения, а может, его и вовсе назвали в честь какого-нибудь родственника.

Это прошлая бессонная ночь виновата в том, что ею овладели столь сумасбродные мысли, но ведь именно тогда она молила о чуде, а несколько минут назад попросила Господа подать ей знак, который позволил бы понять, что все будет хорошо.

Джоанна как-то видела изображение архангела Габриеля, сделанное древесным углем, и до сих пор помнила каждую деталь рисунка. Архангел был представлен в образе рослого воина с мечом в руке и крыльями за спиной.

У мужчины, что стоял рядом с ней перед алтарем, крыльев не было, но вот меч действительно висел на боку.

И звали его так же, как архангела. Неужели Господь услышал ее молитвы и дал ей ответ?

Глава 5

Матушка должна была назвать его Люцифером.

К такому заключению Джоанна пришла уже к концу дня. Впрочем, ему подошло бы имя Варвар или Дикарь. Его высокомерие и властность были поистине дьявольскими, и он понятия не имел о хороших манерах.

Он совершенно не понимает, что драться в день своей свадьбы по меньшей мере невежливо.

О, начал Габриель довольно неплохо. Как только отец Маккечни благословил их и закончил церемонию, супруг повернул ее к себе лицом и набросил ей на правое плечо красивый многоцветный плед, под стать его собственному, а на левое – другой плед, иной расцветки. Первый, как объяснил он, был символом принадлежности к клану Макбейна, а второй – Маклорина. Он дождался ее понимающего кивка, после чего привлек к себе и поцеловал так, что у нее захватило дух.

Губы Макбейна были жесткими и горячими, и страстный поцелуй так воспламенил ее, что ни сил, ни желания сопротивляться не осталось.

Смех за спиной наконец заставил Габриеля оторваться от нее. Увидев совершенно ошеломленное лицо супруги, он удовлетворенно кивнул и вновь повернулся к священнику, а она тем временем пыталась прийти в себя.

Отец Маккечни поспешил обогнуть алтарь, чтобы поздравить молодоженов, и, едва сдерживая смех, заметил:

– Это была прекрасная церемония, но в какую-то минуту я подумал было, что нам не суждено ее закончить.

Джоанна улыбнулась:

– А я не сомневалась. Если какое-то решение принято, нужно довести до конца.

Алекс, топтавшийся рядом, дергал ее за полы, и священник подвел его к отцу, поставил слева.

Мужчины не обратили внимания на ее хвастливое заявление, а Маккечни предложил:

– Не пора ли уже начать принимать поздравления? Весь клан хочет высказать вам свои добрые пожелания.

Габриель продолжал смотреть на жену. Казалось, хотел ей что-то сказать, но не находит нужных слов, – и она решила ему помочь:

– Я слушаю вас, Габриель.

– Не называйте меня так! Терпеть не могу.

– Но почему? По-моему, прекрасное имя, к тому же отмеченное печатью Господа.

Он недовольно заворчал, но она постаралась не обращать внимания на это и спросила как можно любезнее:

– Как же мне тогда вас называть?

– Лэрд, например.

Он что, серьезно? Но ей это не нравится. К чему такие официозы? Она решила все же не выказывать прямого неповиновения и тихо спросила:

– А наедине? Наедине я могу называть вас Габриелем?

– Нет.

– Тогда как же?..

– Если я разрешу вам обратиться ко мне, называйте меня… Макбейн. Да, именно так.

– Если вы разрешите? Понимаете ли вы, сколь высокомерно говорите со мной?

Он лишь пожал плечами и предпочел не обсуждать эту тему.

– Вы поступили правильно, подозвав сюда мальчика.

Его тон был довольно грубым, а она все еще пыталась понять нелепое предложение называть его Макбейном и потому не сразу сообразила, что он благодарит ее.

Она не знала, как на это отвечать, и, кивнув, заметила:

– Да, только было бы неплохо его помыть перед церемонией.

Макбейн с трудом сдержал улыбку. Следовало бы одернуть ее после такого выговора, но он был рад увидеть, что у нее доброе сердце, и спустил ей дерзость.

– Я учту это, когда буду венчаться в следующий раз.

Она не оставила без внимания эту шпильку:

– Вы любите, чтобы последнее слово было за вами, не так ли, милорд?

– Люблю, – согласился он с усмешкой.

Алекс смотрел на Джоанну с восторгом, и сколько бы его ни отводили в сторону, чтобы не вертелся под ногами у взрослых, малыш опять протискивался к ней поближе.

Итак, его жена покорила его сына за несколько минут. Сколько же времени потребуется ему, чтобы завоевать ее сердце? Глупый вопрос. Какое ему дело до ее чувств к нему? Брак закрепил за ним эту землю. Вот и все. Только это имеет значение.

Воины из обоих кланов один за другим выступали вперед, чтобы представиться Джоанне и принести поздравления своему лэрду. За ними следовали женщины. Одна юная рыжеволосая девушка, назвавшаяся Лилой, из маклоринского клана, вручила Джоанне красивый букет пурпурных и белых цветов. Новобрачная поблагодарила дарительницу и хотела было присоединить ее букет к тем цветам, которые сжимала в другой руке, но, взглянув на них, увидела, что они совсем осыпались, и прыснула: это что же, она все время держала в руке пучок голых стеблей?

Наконец представления завершились. Женщины принялись проворно разносить подносы с едой по столам, за которыми собирались мужчины. Габриель углубился в разговор с двумя маклоринскими воинами, а Джоанна повернулась к Колуму и Киту.

– Там, на нижнем лугу, пасется шестерка лошадей…

– Одна лошадка будет моей! – выпалил Алекс, вертевшийся рядом.

Макбейн услышал возглас сына и, обернувшись, заметил:

– Твоей будет та, какую оседлаешь.

Джоанна не обратила внимания на это замечание мужа и продолжила разговор с воинами:

– Это мой свадебный подарок супругу… и Алексу. Может, пошлете кого-нибудь привести их?

Воины, поклонившись, удалились, и тут Алекс подергал Джоанну за фату:

– А тебе папа сделал подарок?

На вопрос ответил сам лэрд:

– Нет, Алекс, не сделал.

– Ну почему же нет? Конечно, сделал, – возразила Джоанна.

– Что же он тебе подарил? – спросил малыш.

Макбейну тоже любопытно было это узнать.

– Твой папа подарил мне тебя. Теперь у меня есть сын, – улыбнулась она Алексу.

Это заявление застигло Макбейна врасплох, а мальчик вовсе не понял, что она имеет в виду, и заявил:

– Но я папин сын.

– Разумеется, – согласилась Джоанна.

Мальчик улыбнулся:

– А сын лучше шестерки лошадей?

– Конечно.

– И даже лучше сотни?

– Да.

Уверившись в своей важности, Алекс гордо оглядел присутствующих.

– Сколько же тебе лет? – удивленно посмотрела на мальчика Джоанна.

Малыш открыл было рот, собираясь ответить, но по его озадаченному виду Джоанна поняла, что он не знает что. Она повернулась к мужу, но он лишь пожал плечами, и это ее ужаснуло.

– Вы не знаете возраста вашего сына?

– Он молод, – ответил Макбейн.

Алекс тут же кивнул в знак согласия и повторил:

– Я молод. Папа, можно я пойду посмотрю лоша- док?

Отец кивнул, и малыш, выпустив фату Джоанны из рук, ринулся догонять Колума и Кита.

Отец Маккечни, наблюдавший всю эту сцену, заметил лэрду, глядя на Алекса, мчавшегося по двору:

– Она покорила мальчишку, не так ли?

– Скорее подкупила. Мужчину не так-то легко покорить, – возразил Макбейн.

– Я и не собираюсь никого покорять, милорд. А сейчас, прошу прощения, я хотела бы поговорить с братом.

Это была замечательная попытка проявить свою волю, но она полностью провалилась: муж схватил ее за руку и притянул к себе.

Николас должен был подойти к ней сам. Его окружили женщины, конечно же, покоренные его красотой и обаянием, и Джоанне пришлось долго ждать, пока он заметил ее знаки и освободился от поклонниц.

Сначала Николас обратился к Макбейну:

– Может, прислать сюда на месяц-другой людей, чтобы помочь в восстановительных работах.

– Вы не пришлете сюда никого. Я убью любого в ту же минуту, как его нога ступит на эту землю, – отрезал Макбейн.

– Вы упрямец, как я погляжу.

– Каков размер пени, что вы заплатили своему королю?

– Что за пеня? – не поняла Джоанна.

Они не обратили на нее никакого внимания, просто брат назвал сумму, а лэрд заявил, что возместит издержки.

Джоанна наконец сообразила, о чем речь, и повернулась к брату:

– Не хочешь ли ты сказать, что Джон заставил тебя уплатить пеню? За что, Николас?

– За то, что не он выбрал тебе мужа, а я. Он же лишь согласился со мной… за деньги.

– А если бы меня устроил его выбор?

– Уильямс?

Она кивнула.

– Тогда, конечно, пени бы не было.

– Так ты мне солгал, когда сказал, что у тебя нет денег на уплату налога Джону. Я могла бы еще год оставаться свободной.

Николас вздохнул и признался:

– Да, солгал. Ты пыталась избежать неизбежного, а я заботился о твоей жизни. Проклятье! Ведь ты жила в Лондоне узницей. У меня не было уверенности в твоей безопасности, и я боялся, что Джон отдаст маклоринскую землю кому-нибудь еще.

Она понимала, что брат прав, и знала, что он любит ее и заботится о ней.

– Я прощаю тебе этот обман, Николас.

– Уезжайте, барон. Сейчас же. И не возвращайтесь. Вы свой долг выполнили. Теперь я несу ответственность за эту женщину.

Джоанна была потрясена грубостью мужа, и у нее вырвалось:

– Сейчас же? Вы хотите, чтобы он уехал прямо сейчас?

– Именно, – отрезал тот.

– Мой брат…

– Он вам не брат.

Она была так оскорблена, что чуть было не закричала, однако он, не обращя на нее никакого внимания, в упор смотрел на Николаса.

– Я должен был это понять сразу. Вы с Джоанной не похожи на брата и сестру. А когда она назвала священнику свое полное имя, я понял, что вы никакая не родня. Ваши чувства к ней…

Николас не дал ему закончить:

– Вы чрезвычайно проницательны, но Джоанну не должны касаться никакие подозрения, милорд. Немедленно прекратите это.

– Милорд…

– Оставь нас, Джоанна. Этот разговор не для твоих ушей.

Его тон не допускал возражений. Она принялась обрывать лепестки цветов из свежего букета, глядя на мужчин, угрюмо уставившихся друг на друга, и никак не могла решить, уйти ей или остаться. Отец Маккечни слышал, однако, достаточно, чтобы сообразить, что в воздухе запахло ссорой, схватил Джоанну за руку и заговорил с преувеличенным воодушевлением:

– Вы обидите здешних женщин, если не попробуете хотя бы несколько особых блюд. Пойдемте. Они очень расстроятся, если не услышат хотя бы крошечную похвалу от своей новой госпожи. Вы помните, как сказать «спасибо» по-гэльски?

И священник утащил Джоанну подальше от рассвирепевших мужчин. Оглядываясь на них, она пыталась понять, что же происходит. Супруг все время что-то говорил. Николас, заметив, что она наблюдает за ним, сказал об этом Макбейну, тот кивнул, и они оба пошли прочь и скоро исчезли из вида.

Когда солнце уже стало клониться к западу, она увидела, как они поднимаются на холм, и испустила громкий вздох облегчения. Оранжевые полосы от заходящего солнца расцвечивали небо за их спинами. Их силуэты, черные на этом ярком фоне, казались какими-то мистическими существами, словно они поднимались из-под земли подобно могущественным, непобедимым божественным воинам, легким и грациозным.

Да, это были два самых лучших воина из всех, что она когда-либо видела. Архангел Габриель наверняка улыбнулся бы, глядя на эту пару.

Джоанна улыбнулась своим мыслям, но когда они подошли ближе и она увидела их лица, то едва не задохнулась от ужаса. У Николаса был разбит нос, правый глаз заплыл. Не в лучшем виде был и Макбейн: кровь сочилась из глубоких ссадин на лбу и в углу рта.

Кто-то закричал при их появлении, а ей захотелось броситься к Николасу, посмотреть, тяжелы ли раны, но только она подобрала подол платья и кинулась бежать, как поняла, что сначала должна подойти к Габриелю: ведь он ее муж, и о нем она должна думать прежде всего. И может, она сумеет сделать так, что он сменит гнев на милость и позволит брату остаться еще на несколько дней.

– Вы дрались!

Она выкрикнула это обвинение, добежав до мужа. Черт возьми, разумеется, они дрались. Его не слишком заботило недовольство, прозвучавшее в ее голосе.

Джоанна вытащила из рукава платья льняной платок и, встав на цыпочки, промокнула кровь у него на лбу, увидела, что рана достаточно глубокая, и мягко отвела назад волосы, мешавшие ей, но он смахнул их обратно. Он не привык, чтобы кто-то беспокоился о нем, и не знал, как к этому отнестись.

– Стойте спокойно, милорд! Я не собираюсь делать ничего лишнего.

Макбейн послушно замер и позволил жене хлопотать над ним. Проклятье, но ему это понравилось. И не только ее забота, а то, что она подошла сначала к нему.

– Так вы разобрались со своими разногласиями? – поинтересовалась Джоанна.

– Думаю, да, – угрюмо ответил Макбейн.

Она перевела взгляд на брата:

– А ты, Николас?

– Да, – буркнул тот.

Она опять повернулась к Макбейну:

– Зачем вы задеваете Николаса? Он мне больше, чем брат. Мои родители взяли его в возрасте восьми лет, а я называла его братом с того самого момента, как научилась говорить. Вы должны принести ему извинения, милорд.

Макбейн не обратил на ее слова никакого внимания и, отбросив ее руку подальше от своего лица, повернулся к Николасу:

– А теперь попрощайтесь с ней! Вы никогда больше ее не увидите.

– Нет! – выкрикнула Джоанна, вырвалась из рук мужа и кинулась в объятия брата. – Ты сказал мне неправду: никакой он не добрый. Он черствый и жестокий. Даже представить не могу, что больше никогда не увижу тебя. Я не вынесу этого. Я люблю тебя. Ты оберегал меня, как никто. Ты веришь в меня. Николас, пожалуйста, забери меня домой. Я не хочу здесь оставаться.

– Вздор, Джоанна. Все будет хорошо. У Макбейна есть веская причина отправить нас поскорее обратно. Учись доверять мужу.

Николас говорил с сестрой, но не отрывал взгляда от Макбейна.

– Но почему он против твоих визитов сюда?

Николас покачал головой, и она поняла, что он не скажет.

– Что передать от тебя матушке? Я увижу ее в следующем месяце.

– Я поеду вместе с тобой!

Улыбка брата была исполнена нежности, но голос оставался тверд:

– Но ты замужем, Джоанна. Здесь твой дом. Твой долг – оставаться с мужем.

Поскольку она никак не могла оторваться от брата, тот поцеловал ее в лоб, осторожно разжал руки и слегка подтолкнул ее к мужу.

– Не обижайте ее, Макбейн, или, клянусь всеми святыми, я вернусь и убью вас.

– Мы с вами пришли к пониманию. Я привык держать слово, барон, – отозвался Макбейн.

– Так же как и я, милорд.

Мужчины кивнули друг другу. Джоанна смотрела на брата, и по лицу ее текли слезы. Его конь был уже оседлан и готов отправиться в путь. Николас вскочил на него и, ни разу не обернувшись, галопом поскакал вниз.

Когда он исчез из виду, Джоанна огляделась. Она стояла одна на пронизывающем ветру, такая же опустошенная и одинокая, как и местность вокруг, и пока солнце не исчезло за горизонтом, не тронулась с места.

Потом, замерзшая, потирая ледяные руки, она медленно направилась обратно во двор, по дороге не встретив ни одного шотландца, или так ей казалось. Потом она вдруг увидела мужа: тот стоял, прислонившись к дверям башни, и наблюдал за ней.

Джоанна отерла слезы, распрямила плечи и поспешила вперед. Торопливо взбираясь по ступенькам, она мечтала лишь об одном, хотя, возможно, это выглядело по-детски: без обиняков, прямо высказать ему, как он ей противен.

Только сделать это ей не удалось. Как только она приблизилась, Макбейн обхватил ее могучими руками и крепко прижал к себе, стараясь утешить, и это ее смутило. Он был единственной причиной ее огорчения и вот теперь старался утешить. Этот длинный трудный день слишком ее измотал, и, конечно, только поэтому она не попыталась вырваться из его объятий. С ним так тепло, а ей необходимо согреться, так сказала она себе, но как только это произойдет, она все ему выскажет.

Несколько минут Габриель держал ее в крепких объятиях, терпеливо поджидая, пока к ней вернется самообладание.

Наконец она оторвалась от него:

– Из-за вашего отношения к моему брату я очень несчастна, милорд.

Она надеялась, что он извинится, но прошло несколько минут, и поняла, что зря: извинений не будет.

– Не будете ли вы так любезны проводить меня к моему жилищу? Я очень хочу спать, а отыскать его в такой темноте сама не смогу.

– Домик, в котором вы провели прошлую ночь, принадлежит одному из моих воинов, вам там ночевать больше не придется.

– И где же я буду ночевать?

– В башне. Над лестницей сохранились две комнаты. Маклоринцы сумели остановить огонь до того, как он добрался до нижних ступенек.

Он широко распахнул дверь и жестом пригласил ее войти, но она даже не шелохнулась:

– Могу ли я спросить вас кое о чем, милорд? – Дождавшись его утвердительного кивка, она продолжила: – Почему вы так поспешно отправили отсюда моего брата и запретили сюда возвращаться?

– В свое время вы сами все поймете, но если этого не случится, я буду рад объяснить.

– Благодарю вас.

– Я умею быть любезным, Джоанна.

Она не фыркнула только оттого, что леди это не подобало, однако по выражению ее глаз он понял, что она не верит его заявлению.

– Я избавил вашего брата от тяжкого бремени, жена.

– Это я была тяжким бременем?

Габриель покачал головой:

– Нет, не вы.

У подножия лестницы стояла женщина, которая вручила ей свежий букет после венчания.

– Джоанна, это…

– Лила, – подхватила она, не дав мужу закончить. – Еще раз благодарю вас за прекрасные цветы. Вы были чрезвычайно внимательны.

– Миледи очень добра, – раздался нежный музыкальный голос.

Приятная улыбка озарила лицо огненно-рыжей женщины, и Джоанна поняла, что они с ней почти ровесницы.

– Вам, верно, было непросто оставить семью и друзей и приехать в такую даль? – спросила Лила.

– У меня нет близких друзей, – покачала головой Джоанна.

– Значит, вы не жалеете о своих прежних слугах? Наш лэрд разрешил бы вам взять с собой горничную.

Джоанна почти не знала своих прежних слуг: Рольф менял их каждый месяц. Сначала она полагала, что он просто чрезвычайно требователен, но потом смекнула, в чем дело: опасался, что она кому-то доверится. Она должна была полагаться только на него. После смерти мужа ее, не спросив, увезли в Лондон, и там она жила на положении узницы при дворе короля Джона, поэтому ни к кому не могла проникнуться ни симпатией, ни доверием.

– Я не позволил бы приехать сюда ни одной англичанке, – ответил за жену Макбейн, пока та колебалась.

– А они были рады остаться в Англии, – съехидничала Джоанна.

Лила кивнула и жестом предложила подняться по лестнице следом за ней, тихо спросив:

– Так вы думаете, что будете счастливы здесь?

– О да! – сказала Джоанна, моля Бога, чтобы оказалась права. – Здесь я буду в безопасности.

Макбейн нахмурился. Он стоял внизу у лестницы, наблюдая за женой. Джоанна даже не догадывалась, как много эти слова сказали ему о ее прошлом.

Но Лила не была столь же проницательна, как лэрд, поэтому уточнила с усмешкой:

– Но я спросила не о безопасности: разумеется, наш лэрд защитит вас, – надеетесь ли вы быть здесь счастливой?

Джоанна предпочла оставить ее вопрос без ответа, поскольку не хотела, чтобы девушка знала о ее сомнениях. Остановившись, она взглянула на мужа: