If you get me. Книга первая. Если ты достанешься мне

Мохаммеда предложил прогуляться по скверу, она согласно кивнула, тем временем думая: «Несомненно, нужно уехать и забыть этот период с Сысоевым, как дурной сон: Одновременно отнеся эти мысли и к «присутствующему».

За ужином, они решают, что завтра к обеду разъедутся: Людмила на метро но, первым такси покинет отель Мохаммед

Вот, они вышли из роскошного среднеазиатского ресторана Узбекистан…, в эту минуту им захотелось пройтись вдоль Цветного бульвара по направлению к Московскому цирку. Там они постояли у монумента Никулина, затем повернули назад и перешли проезжую часть, следуя к скверу. В центре этого сквера среди Цветного бульвара была разбита площадка с фонтаном и скульптурками в виде весёлых зверюшек и бронзовых клоунов. Людмила с Мохаммедом какое-то время потешались над тем, как дети лазают по скульптуркам у небольшого фонтанчика, предаваясь минутной забаве. Там были и удобные лавочки, и тут на одной из них, ближе к концу вытянутой площади сквера, перед ними предстало мерзкое зрелище: на лавочке находилась группа бомжей, одни из них спали, другие сидели, а кто между тем, пережевывал жирные беляши, среди них находились и две женщины, пившие пиво. Среди двух женщин, она разглядела одну, напомнившую, чем – то Светлану, ту няню, с ней прежде имелось знакомство, в одной из фешенебельных квартир высотки по улице Трубной, немногим выше Цветного. Когда женщина повернулась, сомнения Людмилы отпали и, действительно, не показалось то, и была Светлана. Людмила с отвращением посмотрела на бывшую няню, одетую в плащ-пальто цвета детской неожиданности, из-под полы непонятного цвета, высовывалась засаленная подкладка, плащ её был в грязных разводах, от пролитого пива. А тем временем, не обращая внимания на проходящий мимо народ, Светлана, с жадностью, свойственной ей, запихивала в рот свой беляш и ела, запивая пивом.

Людмиле было противно наблюдать за опустившимися людьми; бомжами и, взяв Мохаммеда за руку, они немедленно перешли дорогу к двухэтажному зданию, что виделось в перспективе Цветного бульвара. В «Черетто», что поблизости от метро Цветной бульвар и в двух шагах от отеля «Венеция», они завершали свой вечер за чашечкой кофе с канноли по-сицилийски, проведя в итальянском кафе, немногим более часа. Затем на Цветном свернулись к парадной «Венеции», на лифте поднялись до дверей к вестибюлю, пройдя через холл отеля «Венеция». В окна отеля с бульвара сочился неоновый свет, сверкание улиц в люминесцентных огнях, в вечерней подсветке цветных фонариков подмигивал сквер и, тут же, через дорогу у цирка, жонглируя яркими бликами, перепрыгивал на крыши машин, а следом неоном на стены домов, переливаясь цветами рекламы, трепетал, отраженьем на высотных стеклобетонных домах. Вся панорама Цветного бульвара; ночные улицы, сквер, рестораны, магазины в старинных и фешенебельных домах, предстала призрачным отражением жизни, той праздности, в которой они пребывали; она и её однокурсник, будто бы, гримирующийся под годы студенчества.

По отъезду, прощаясь, Мохаммед пролепетал что – то о встрече, хотя она знала точный ответ: «Встречи не будет» но, улыбнулась и промолчала.

Не прошло и недели, как в московской квартире раздался звонок от Мохаммеда, прервав свободное витание мыслей, одиноко сидящей у плоского экрана в гостиной, присматривая по каналу TLC передачу «Второе платье невесты», Людмила теперь никуда не спешила, как и все эти дни.

– Люд, знаешь, я очень хочу приехать к тебе не через две недели, а раньше; я пятый день, не могу спать, всё думаю о тебе. В каком отеле, мы могли бы остановиться, только выбери, забронирую.

– Вряд ли, – сейчас она отказывала в просьбе Мохаммеда перед отлётом в Париж, – и с ровной интонацией, изъяснилась, – полагаю, что не смогу.

– Признайся, у тебя всё в порядке? – допытывался Мохаммед.

– Да нет, замечательно, – пытаясь разуверить собеседника по телефону, с улыбкой смотрясь в круг зеркальца, тем временем, строя весёлые рожицы, «чтобы интонация речи могла хоть кого убедить».

– Дело в том, что работодатели пригласили меня, вот только вчера.

В трубке спросили о месте работы.

– Понимаешь, – объясняла Людмила, – по договорённости, я не могу выдавать подробности, о месте работы, могу только сообщить, что в районе посёлка Красная горка, – при этом раздумывая: «А стоит ли, рассказывать обо всём да, несомненно, с ним не стоит встречаться, чтоб без инцидентов покинуть Москву, не нужны эти сложности, – подумав про хозяина московской квартиры: Наверняка не знаешь, что он предпримет, после новой встречи с Мохаммедом…, однако странное дело, что после всего, он стал давать мне карточку банка. Следует вывод, здесь что-то не так…, вероятно он в курсе остановки в отеле «колибри», спасительно ухватившись за мысль: Благо, что поменяли отель, на «Венецию», где и след затерялся. Не стоит обострять ситуации, а то, неизвестно какой фортель он выкинет …, да и к тому же, Мохаммед оказался женат, спрашивается, на что он надеялся, на какое продолжение встреч? Да и встречаться с «женатыми» – претит моим принципам и, не только, я просто не вижу себя с человеком, кто лицемерит по отношению к женщинам», – объясняясь с однокурсником, Людмила озвучила:

– В настоящий момент придётся немного поработать в Москве, на юге сезонность, задержусь с отъездом на месяц, максимум на два.

Под вечер, Людмиле позвонила сестра

Людмила вышла из кухни, пройдя гостиную, открыла дверь, на балкон.

– Алё…

– Привет, Люд ты дома? – и затем бодро сказала:

– Да, вот, возвращаясь из художественного салона, а вчера побывала и на выставке японских и индонезийских художников, слышу шум, ты на улице, что ли?

– Нет, стою на балконе, как ты помнишь, на кухне про слушка. Ты знаешь, что, несмотря, на нынешнюю полноту, как и, прежде, я нравлюсь Мохаммеду.

– А он звонил?

– Да, хотел приехать, но я солгала, что выхожу на работу. Хотя не до того, не до работы, я чувствую себя словом, неважно…, бывает, выпью кофе, чтобы взбодриться, так нет же, страдаю от боли, голова просто раскалывается и тут, в полуобмороке не иначе, как падаю на диван.

– Однако в отеле Колибри, с Мохаммедом, как я помню, ты говорила мне, что головная боль твоя, куда – то ушла. А к концу третьего дня ты, помнишь…, ты сама себя не узнала, да, просто, ты ожила!

Тем временем, Людмила пришло понимание, причин увеличения веса; припомнился случай:

– А кстати, до меня тут доходит; помню тот случай. Когда, по прилёту из Лондона, Камилла с отцом, занимались на кухни какими – то банками с сахаром. А, когда я вышла из кухни, исполнить одно из требований, истерички Камиллы: Открывать окна комнат и так далее.

Сестра перебила:

– Не иначе, как у Камиллы, обострилось состояние климакса…

Думаю, да, так вот, с кухни послышались возгласы этих двух заговорщиков, слышу Сысоев Камилле: Хватит, ты, что много так сыпешь, вдруг станет плохо? А Камилла ему: Ничего с ней не будет, добавь, добавь, говорю тебе, немного ещё! Слышу, она Сысоеву: Ничего с ней не будет, добавь, добавь, говорю тебе, немного ещё!

– Люд, я боюсь за тебя, постарайся как можно быстрее уехать, сообщи, как мне как билеты возьмёшь…

Затем, чтобы немного успокоить Людмилу сестра рассказала свой жизненный анекдот:

– Еду на такси… Таксист мне: Замужем? А я таксисту:

Да, говорю, а таксист: Не повезло мне. А, я ему говорю: зато мне повезло…

Переговоры с сестрой закончились, с балкона, она вернулась через гостиную в кухню, открыла крышку сахарницы, чтобы вновь осмотреться жёлто – белый песок: «Похоже, что в банки с сахаром, возможно и в кофе что- то подсыпано, а что – это может быть, если не гормональное средство; Людмила задумалась: «Когда нахожусь в квартире Владимира, предпринимаю попытки урегулировать вес; по две недели и больше изнуряю себя рационом диет: ананасов с бананами, йогуртов. Но, все попытки безрезультатны; несмотря на пробежки по стадиону с утра. А стоит лишь, оказаться мне вне квартиры Владимира; у работодателей дома так, там за неделю могу сбросить вес.

И тут сдавило виски, она вытянулась на узеньком диванчике кухни, устроив подушку повыше, под голову, страдая от нарастающей боли, охватившей плотным кольцом череп, виски, лицевые нервы, с ощущением зубной боли мигрени.

Глава одиннадцатая

До отъезда домой из столицы Людмила решила навестить свою тётку в подмосковном Ногинске. На сайте «зоо нянь» она отыскала контакты для передержки своего неразлучника и ближе к полудню, созвонилась с людьми, согласными присмотреть за питомцем и на такси, доставила птицу по ближайшему адресу, оставив у них на два дня.

Возвратившись, в подтвержденье догадок: по поводу Сысоевой слежки, в квартире застала Владимира. В последнее время, оставаясь с Владимиром наедине, казалось, совершая насилие над собой, его присутствие стало невыносимым и, вроде бы, каждый из них и жил в своём мире, но никуда не девались совместные ужины, походы по магазинам, словом объединявший быт.

Войдя в гостиную, увидела его на балконе; с растерянным видом он стоял и курил, не на работе, где должен быть, а через комнату, не раздевшись – в чёрном плаще.

– Привет, ты так рано…, не на работе или что – то случилось? – поинтересовалась Людмила, выходя из прихожей, тем временем, направляясь к нему.

С минуту помедлив, не сразу заметив её, он повернул голову, «во взгляде читалось недоумение»:

– Да, а где птица? Решил; ты уехала вместе с ней. Не сказав мне ни слова…, что и остаётся мне думать, я старый козёл, захотелось любви!

– Я отдала её на передержку, поеду к двоюродной тётке, побуду в Ногинске дня два.

Его откровение вызывало улыбку, которую она сдержала с трудом: «Да, отлично звучит про козла, если я и питала к тебе уважение но, до тех пор, пока не узнала о чужих «огородах».

– Да, мало ли какие у вас планы, впереди выходные. Владимир, не надо здесь сцен о любви, о какой…, к кому…, к Тамаре? Веди с ней беседы у тебя времени – целый вагон два дня впереди ну, мне пора спешу к тётке, мы договорились с ней, она ждёт, мне ещё на вокзал, номер мой знаешь, если что позвони.

Вечером зазвонил телефон.

– Людмил, не пойму не знакомый номер? – Удивившись, тётка, сняв телефонную трубку:

– Алё, я слушаю Вас, что? Вас не слышно, кто, кто это звонит?

– Это же, Вы мне звоните – А, Вы кто? – допытывалась тётка Людмилы, Валентина, заинтригованная столь поздним звонком.

– Никто.

– Дед «пихто»? – уточнила у него хохотушка и вскинула бровь.

– Да, дед «пихто»? – пауза длилась недолго и тут, на другом конце провода раздался щелчок, повесили трубку.

– Вот кадр, звонит, сам не знает куда, переберут со спиртным ну и…, устраивают «развлекушки» а, что, ты настроена уезжать?

Людмила кивнула в ответ.

– Мы с Сашенькой, – делилась с племянницей Валентина – последнее время почти разбежались, приходит так иногда, наобещает, а чуть что…, «я болею, подожди моя дорогая, а через месяц, Валечка я всё, всё исполню».

– Исполняет?

– О чём ты, Людмилка, – выразив отрицание, помолчав с минуту и, в подтверждении промолвила, – То-то и оно, естественно нет, у него то, одно то, другое, зла не хватает, выгнала я его и это у нас постоянно.

– Может, он сейчас и звонил?

– Нет, что ты, Сашенька повёл бы иначе, он не молчит, класть трубки не будет, попробуй только, заговори.

В задушевных беседах о здоровье, проблемах, пробегали минуты. На старом диванчике в простенькой обстановке, хрущёвки, тётя с племянницей перебирала старые семейные фото в альбомах.

Тем временем, Валентина открыв старый конверт, достала пару листов со стихами, в письмах, что отправлены с фронта от дяди Валеной мамы, так было трогательно и неожиданно прочитать: « Вот вам и беззаботный нрав Валентины, однако, хранившей долгие годы дорогие сердцу реликвии; эти старые фото и письма в стихах».

– А если взять, твоего отца или деда, все они натуры тонкой души, вот и ты, Людмилка пишешь романы, хотелось бы, что – либо из твоего почитать.

– Признательна, мне приятно, – Людмила указала название сайтов, в приватной беседе, между тем, в домике настенных часов показалась кукушка, прокуковав им: – Ку-ку, – и стрелки в полночь, приступили к новому кругу. Как ни верти, за окнами хозяйничает глубокая ночь, незримо опуская плотные шторы, за непроницаемой мглой в тишине улиц, за занавеской из тюля сквозь стекло чуть виден старенький двор. Едва доносился шум тёмных улиц, на стеклах окон отблескивала света игра, слабо мерцали на окнах люминесцентные блики фонарных столбов то, временами вспышки от фар отражали движенье, клонило ко сну. Людмила направилась в ванну, взяла полотенце, немного задумалась: «Но, не понятно, если это Сысоев, неужели ему нечем заняться с Тамарой, нечего делать, как названивать мне? Теряясь в догадках: Каким образом, он раздобыл телефон тётки в Ногинске, его не сообщали ему, на первый взгляд такое представляется невероятным но, факты говорят за себя; он рылся в телефонных контактах».

Из гостиной доносилось чёткое тиканье, со временем звуки будильника становились чуть глуше, движение стрелок на циферблате между тем завершило ещё один круг и тут…, стихая куда – то ушло.

Состояние Людмилы улучшилось; куда – то ушла сжимавшая голову тяжесть и боль понемногу затихли. «Не верится но, и правда мне становится лучше, вчера я боялась, что в Ногинске разболеюсь совсем…, и всё же, что – то, не то происходит в московской квартире; упадок сил, тошнота и мигрень. В столичной квартире день за днём мне становится хуже, таит здоровье, и только стоит уехать, как ощущаю прилив новых сил, вот и сейчас…», путались мысли, между тем, она засыпала.

Теперь разомлев на просторной перине, она уже видела безмятежные сны, всё глубже погружаясь в царство морфея, а там…, в забытье Людмиле чудилось: «Она идёт по зелени луга, подходит ближе к ручью, едва доносятся звуки и вот, летят брызги воды и с лёгкостью бьются о камни…». – Ку-ку, – прокуковали часы гостиной, снова пробило час, кукушки скрылись в часах, перелетев в новый круг, круг за кругом и вот уже, тревожные мысли, остались где – то там позади; в смоге столичных построек, бесконечных кварталов и улиц с рядами высотных домов. Тревоги дня, тая и тая, всё растворялись вдали, где – то там, за окнами спальни вместе с капелью весенних сосулек, дождинок, за стенами подмосковной квартирки, ей сладко спалось на пуховой перине, под ватным тёткиным одеялом, в уютном покое виделись десятые сны.

Когда – то прежде она бывала и в этом провинциальном Ногинске, где сохранились постройки Хрущёвских времён , граничащие с микрорайонами девяностых, мост через реку, старинный одноэтажный вокзал, не доходя до железнодорожного здания, автовокзальная площадь, за годы мало что изменилось. А следующим днём, к полудню, сопроводив на маршрутку племянницу, Валентина торопилась успеть на работу, у микроавтобуса быстро расцеловавшись, расстались.

И снова за окнами в брызгах от снега, от грязной слякоти на шоссе, замелькали огни светофоров на перекрёстках дорог, со временем маршрутка влилась в движение столичного транспорта, проехав пару кварталов, притормозив, Людмила и пассажиры маршрутки, покинув салон, следовали до метро. «Сегодня предстояло успеть немало; сначала с пересадками на метро доехать до лаборатории, взять справку питомца ну, а потом с результатами, заехать за птицей, необходимо спешить».

А вечером: «Владимир Арнольдович, естественно был лежащим в постели. Неудивительно, ничем хорошим и не могли увенчаться эти бурные встречи в объятьях подруги и с коньяком и, несомненно, там как следует, они и развлеклись».

Тем временем в телефоне не прекращались гудки, и, несмотря на настойчивость, с которой трезвонили, Людмила решила не отвечать на неизвестный ей номер, однако Владимир сообщил, что это телефонный номер Тамары, которую вчера с сердечным приступом положили в больницу. «Понятно, не первый сердечный приступ Тамары, с которым ту доставляют в больницу но, жизнь ничему так и не учит. И хватает же наглости названивать мне и оттуда?» Хотя не неприятны эти звонки, но великодушие к людям не позволяло проигнорировать звонок сердечно больной. Тамарины россказни, припомнились ей: Как до знакомства с Сысоевым на пляже в Крыму её обокрали, после чего она загремела в больницу, про случай послуживший мотивом поездки на море и про всё то, что довело эту женщину до больницы, «а что же ещё может быть, как не чрезмерное злоупотребление алкоголя? Сначала с каким – то мужчиной, нанятым по ремонту квартиры, с обворовавшим её, а теперь лейтмотивом жизнь продолжается с ним…, с любимым Тамариным и неужели, она снова начнёт мне «вешать эту лапшу»?!»

Людмила услышала, как в трубку тяжело задышали: «Как тяготит меня это общение с ней, неужели нужно давить на меня, не получилось воздействовать на него или с его стороны охлаждение? Неужели никому не понятно и то, что не интересно мне знать, как прекрасно этой женщине с Володей в постели и к чему только она прошлый раз приплела про какое – то там ограбление?».

Людмила взглянула в окно: над городом серый смог облаков, снег не таял с приходом весны, кое-где на серых ветвях появлялись первые набухшие почки но, ощущение смога, заметно в воздухе по вечерам, что выходил тёмными кольцами из высокой трубы котельной напротив балкона, портилось всё впечатление. Задымлённость на улице словно мешала круговороту энергии, проникая внутрь его небольшой квартиры, в замкнутом пространстве, которой Людмила ощущала себя словно насекомым под куполом, где обитает Владимир, «вероятно, этот старый вампир, за выходные без подпитки от донора радости, сник. Да и что говорить», – размышляла она: «Он живёт по известному принципу: взять всё от каждого дня, от каждой женщины, пускаясь в загул…, ну и пусть Владимир Арнольдович и продолжает жить и дальше в его удовольствие, но зачем мне подобное ощущать, задыхаться в его зловонном присутствии подобно рыбе, вынутой из воды. В событиях с затхлым душком в его бетонном капкане но, не могу я, не в силах больше всего выносить, обстановка нервирует и нет мне пространства в его душном загоне».

Хотелось увидеть зелень деревьев на даче, листья бананов, вырастающих как трава до окон вторых этажей, вначале июня ощутить на губах первую сладость инжира. Дышать и дышать, гуляя часами вдоль пляжа, подолгу вглядываться в прибрежные силуэты гор, внимать колыханью волны почувствовать гладкие камушки под ногами и на лице от лёгкого бриза солёные капли».

И тут, она объявила ему о своём отъезде, Владимир встал и вышел из комнаты, сначала молчал, храня хладнокровие …, без эмоций спросил: – Люсьель, не рано ли ты собралась, вода в море не холодна?

«Что за вопрос, опять сплошное притворство, неужели он вынуждает солгать? Кто же он на яву, как он тяжёл, и что он за человек такой?» – Обратив внимание, как он привалился к двери: «По вероятности, стопы его распухли после гусарских запоев по выходным, а теперь, что же, он сник, – «не стоит скандалить с человеком в его состоянии, да нужно ли, выяснять отношения, а то, как вдруг того покарает инфаркт?»

Тем временем, пощадив мужское его самолюбие, она не стала вдаваться в подробности и более объясняться: «Нет в этом смысла, да и, зачем?» Она не намерена с ним оставаться, идёт на разрыв. Теперь, сославшись на семейные обстоятельства, сообщив, что уедет на днях, в связи с неважным состоянием матери: – А лучше не откладывая в долгий ящик, завтра, прямо с утра, не теряя минут, посещу ветеринарную клинику, а после за билетом на железнодорожную станцию.

– Люсьель, завтра я поеду с тобой, у меня недавно был врач, я взял больничный, – Сысоев подошёл к холодильнику, – Люсьель, будь добра принеси из гостиной, бокалы, выпьем шампанского из хрусталя.

– Ну, если тебе этого хочется то, я сейчас, – возвращаясь обратно на кухню, он посмотрела на пустое место над аркой, там недавно висели часы, которые недавно он задел рулоном ковра.

Сысоев открыл по-гусарски бутылку, с дымком и со свистом, – гулять так, гулять, у меня где – то залежалась баночка чёрной икры или тебе красной рыбки?

– Да и того и другого да и порежу пару кусочков хлеба да, сыра и овощей,– «он понял и ждал, неужели надеялся, что не передумаю и снова останусь, как случилось тогда в ноябре?»

Раздался звонок.

– А, Камилла, а……, у меня как дела? Да вот жив пока, – он включил громкую связь в телефоне, – «что – то странное, зачем ему это?»

– А, твоя как, вернулась и, небось, в кроватку к тебе забралась, подлегла, а ты и растаял?

– Ну, да, да, – рассмеялся он. Довольный папочка, услышав эти «подколки», произнёс, – какие фантазии. Одновременно, Сысоев впился в Людмилу глазами, – «он, что испытывает меня, что за импровизацию они мне устроили, как не понять, такая пошлая инструкция понятно, что для меня. И кто бы подумал, что дочь его будет досадовать, желая, чтобы я не покидала папашу, конечно, ей было удобно, переложить все заботы о нём на меня, что за дрянь».

Владимир Арнольдович с каждым словом Камиллы расплывался в широкой улыбке, – Да, моя дорогая, Люсиль находится со мной за столом, пьём шампанское, нет, не работаю завтра, я нахожусь …, – последовала небольшая пауза, я взял больничный.

– Я постараюсь, заехать папочка, да не с утра, – пояснила Камилла, – пока.

– О Кей.

Затем, вытянув ноги с дивана, он окликнул её, посмотрев на неё, сидящую в узком проёме на стуле, между столом и плитой у окна.

– Люсьель, ну, что там?

Тогда она тут же встала и, отодвинув штору, спросила:

– А, что, там? – прекрасно, зная о том, что без пульта с дивана ему не удастся включить телевизора, который со вчерашнего дня он не может найти: «Естественно, ему нужно встать, а зачем, если есть «прислуга», Людмила?»

– Ну…, потянул он, – ты, что-то никак не поймёшь?

Сделав вид, что заинтересованно смотрит в окно, хотя ей было понятным, что от неё ожидают, уточнив:

– Поправить штору? – при этом, вопросительно посмотрев на него, услышала:

– Да, нет же, Люсиль – ответил он, махнув рукой, жестикулируя в сторону телевизора, подвешенного на стене.

– Не знаю, что ты там хочешь, – прекрасно понимая, что он ждёт но, пройдя мимо телевизора, взглянув на красную кнопку но, так и не нажав её, чтобы включить телевизор, удовлетворённо, проследовала в коридор, между тем бросив, – Мне нужно найти свой телефон.

Проследовав с кухни в прихожую, Людмила зашла в гостиную, где в действительности лежал телефон, взяв трубку с комода, она продолжала стоять, ощущая приливы вредности: «Я становлюсь вредной, как старая клюшка, чего и следовала ожидать…, с кем поведёшься…»

В ту же минуты, в голову закрались мысли, что не давали покоя, « да, они, что – то затеяли и всё это неспроста» – подозреваю подвох, явного сговора Володи с Камиллой, – «но, эти препоны с билетами а, мне нужно постараться уехать, главным образом, дабы не встречаться с Камиллой. А стало быть, Тамара – эта подруга с квартирой, после инсульта стала им не нужна?» Людмиле припомнился обрывок из разговора Камиллы с отцом, который случайно услышала, в момент, когда покидая квартиру, Сысоев замешкался на пороге с ключом, одновременно беседуя с дочерью.

В апрельском воздухе было не продохнуть, парило как летом. Ощущая палящий зной, она стояла на пыльной дорожке, ожидая очереди у касс, хвост которой тянулся от дверей вокзала до улицы. Спустя время всем объявили, что у кассира начался перерыв на обед, ничего не поделать, Людмила вернулась к припаркованной у тротуара машине, где вольготно устроившись, в прохладном салоне с включенным радио прохлаждался Владимир.

– Давай вернёмся, назад, в агентство железнодорожных и авиакасс, что с полдороги от нас. Билеты разумеется там, с наценкой.

– Как же, ты мог знать и молчать? Благодаря чему, я попусту тратила время, – «он что надсмехается или склероз», – но, сдержалась и дополнила вслух, – похвально, что вспомнил, – сказала Людмила, усаживаясь, пристегнула ремень, и Сысоев плавно вырулил с обочины по расплавленному асфальту трассы.

В высотках, где первые этажи занимали всевозможные офисы, располагалось агентство продажи авиа и железнодорожных билетов. В офисе внутри холла перед небольшим окошечком стояла женщина, судя по всему, она выбирала подходящую дату билета, медлила, но ожидание в помещении с прохладою кондиционеров было вполне терпимым.

– Мне один на ближайший маршрут, на сегодня.

– Не получается, а как скоро, только на завтра? Ну, пусть…, – услышав ответ кассира, Людмила принялась объяснять, – Понимаете, с собой у меня будет птица, – за этим последовала небольшая заминка. Кассир оторвала свой взгляд от монитора, обратилась к Людмиле:

– Вам не все поезда подойдут. Как получится…, посмотрим…

– Идёт, спасибо, а доплата за птицу?

– Что же, понятно, доплачу перед выездом, на вокзале, да, Казанском, какая сумма? Слова доносилось до Владимира, сидящего неподалёку, в развалку в кресле холла.

После озвученной суммы, подлежащей оплате, Сысоев подошёл к кассе и наличными рассчитался с кассиршей.