Милашка для грубияна

Если честно, сейчас у меня только одно желание – пойти домой и завалиться спать. Но такую роскошь позволить я себе не могу, поэтому придется выслушать еще и нытье дизайнера.

– А что рассказывать, – Костик делает несчастные глаза. – Не знаю, нафига это надо шефу, но там все было совсем не так, как в Интернете написали.

– А как? – продолжаю допрос. – Кстати, ты фотки-то хоть сделал?

– Конечно. Мне вообще-то за это деньги в конторе платят.

– Тогда давай с подробностями.

– Да не было там ничего такого, из чего можно сделать сенсацию. Журналюги, – он по очереди смотрит на нас со Степой и краснеет, – как обычно перекрутили всё на свой манер. Черт, даже неудобно как-то.

– Неудобно спать на потолке, одеяло падает, – как же меня сегодня достали все своим нытьем и хождением вокруг да около! – Рассказывай, не томи.

– Губернаторский сынок нажрался, – вздыхает тяжело Костик. – Начал ко всем приставать.

– Как он вообще туда попал? – нагло перебиваю речь дизайнера. – Насколько мне известно, он не входит в ближайший круг общения Артема Вишневского.

Господи, за что мне такие мучения на больную голову? Не хочу ничего знать, слышать и видеть. Как же меня все достали сегодня.

– С кем-то пришел, точно не знаю, но могу поспрашивать.

– Не надо, – вздыхаю. Интересно, мы дойдем сегодня до главного или нет? – Пришел, нажрался, дальше.

– Пашка Балабанов пришел с девушкой. Это…

– Я знаю, кто такой Павел Балабанов. Лучший друг Артема, но они вроде в ссоре? – хмурю лоб.

– В ресторане обнимались, видимо, помирились. Короче, девушка стояла одна, а Владик, это сын губернатора, – Костик зачем-то смотрит в мою сторону, а я стону. Когда же он родит-то хоть что-то интересное? – Начал хватать ее за руки. После чего полез обниматься и, – парень запнулся, глядя на меня несчастными глазами.

– И? – поднимаю обе брови вверх.

– И начал лапать девушку за ляжки прямо посреди банкетного зала, задирая платье, – Костик покрывается пунцовой краской и отводит глаза в сторону.

– Какой нахал, – киваю головой из стороны в сторону, крутясь в кресле.

– Между прочим, не смешно, – вспыхивает дизайнер. – Я бы на месте Вишневского еще и не так бы его отделал! Все стояли и смотрели на это шоу, как на обезьян в зоопарке, когда они голую задницу показывают.

– Другого я от этой публики и не ожидала, – усмехаюсь. – То есть Артемка у нас рыцарь благородный, – стучу пальцами по столешнице. – А мы, журналюги проклятые, клевещем на бедного парня. Кстати, а где сам Балабанов был?

– В туалете, – зло бурчит Костик.

– Мог бы и даму с собой взять, – подмигиваю Степану, а тот в ответ улыбается, оценив мою шутку.

Мало кто ценит мой юмор, иногда черный, иногда совсем не смешной, но Степан уже привык к моим шуточкам, поэтому всегда готов поддержать.

– Я так понимаю, – Костик смотрит, как мы улыбаемся, – ты тоже будешь все перекручивать?

– Предлагаешь написать правду? – смотрю на Константина и поражаюсь чужой наивности. Вроде взрослый мальчик, а ведет себя, как двухлетний ребенок. Он молчит, а я продолжаю: – Дело в том, мой милый друг, мне в этом журнале как раз и платят за то, чтобы правду никто не узнал. Точнее, чтобы читатели пребывали под впечатлением от поступков нашего славного грубияна.

– Понятно, – Костик встает со своего места. – Рейтинги важнее. Завтра фотки будут у главреда, – не глядя на меня, разворачивается и выходит из кабинета.

– Обиделся, – Степка провожает взглядом уход паренька. – Зря ты так с ним.

– Пора уже повзрослеть и снять наконец-то розовые очки, – встаю с кресла. – Не переживай, к завтрашнему дню отойдет, – беру сумку и направляюсь к выходу. – До девяти утра меня не беспокоить.

Посылаю Степке воздушный поцелуй и выплываю в коридор. Честно говоря, наплевать, если даже на меня кто-то и обиделся.

Глава 3

До нашего кафе идти пешком минут пятнадцать, и я решаюсь пройтись и немного подумать. Конечно, Степан прав, и я зря обидела Костика. Но нельзя же быть таким наивным в тридцать лет или около того. Давно пора принять жестокие реалии окружающего мира, тем более если ты мужик. Да и стервозность является неотъемлемой частью моего скверного характера, и тут уж, как говорится, ничего не попишешь.

Ладно, переживет, завтра уже будет улыбаться и снова меня подкалывать. Что-что, а Костик быстро отходит, а то бы уже давно уволился после постоянных нападений нашего шефа.

Анька восседает за столиком на уличной площадке в гордом одиночестве, попивая чай. Слава Богу, похолодало, а то совсем уже замучила эта жара. А сегодня только первое августа, еще почти пол-лета впереди. Увидев меня, девушка улыбается и машет рукой.

– Привет, подруга, – говорю, подходя к ней и целуя в щеку. Своеобразный ритуал, как, в принципе, у всех девчонок. – Давно ждешь?

– Минут десять, – улыбается Анька. – Слушай, вот скажи мне, нерадивой, как можно так офигительно выглядеть с бодуна?

Я смеюсь, потому что только Анна со своей непосредственностью может отпускать искренние комплименты. Мы дружим давно, еще со школы. Даже не помню, чтобы когда-то с ней ссорились. С Дариной другое дело, у нее характер еще хуже, чем у меня. В детстве, бывало, даже за волосы друг друга тягали, а Анька вечно нас разнимала. Сейчас об этом вспоминаем со смехом.

Анютка милая девочка, хотя очень часто умеет показать зубки, поэтому ее слегка гламурная внешность периодически вводит людей в заблуждение. Невысокая, стройненькая блондиночка с огромными голубыми глазами и милой улыбкой занимается совсем не женской профессией – автослесарь. Честно говоря, чего-то подобного все от нее и ожидали, но никто всерьез не воспринимал ее увлечение автомобилями.

Кстати, увлекались ими мы втроем, благодаря Анькиному двоюродному брату. Леха был известным гонщиком, и мы с открытыми ртами слушали его рассказы о спорткарах и различных соревнованиях. Именно он преподал нам первые уроки вождения и научил разбираться в некоторых деталях. Леха погиб на одной из трасс, где не вписался в поворот, летя на бешенной скорости к финишу.

Аня поклялась, что будет продолжать дело брата, хоть родители и не поддержали ее инициативу. Гонщицей не стала, но водит машины круто. Отлично ремонтирует тачки, а я о них пишу – видимо, Лехины уроки не прошли даром и оставили след в моем сердце. Оказывается, девушки тоже читают о новых тачках и даже оформляют в салонах штучные эксклюзивы, чем обеспечивают меня работой и заказами.

Вместе с Вишневским, который, как назло, каждый месяц выкидывает очередной фортель.

– Ты знаешь, Анют, – сажусь на стул и подзываю официанта, – я заметила одну вещь. Как только ты готовишься к чему-то, красишься, тщательно выбираешь наряд, то в результате ничего у тебя не получается. А вот когда ты, наплевав на общественное мнение, выглядишь естественно, а если точнее, то ужасно – сразу же все обращают внимание, и тебе прилетает куча комплиментов от поклонников.

– Согласна, – Аня кивает головой, а я заказываю себе холодный апельсиновый сок. – Дарине звонила?

– Должна быть. Ты же знаешь, она вечно опаздывает.

Получаю свой сок, делаю первый глоток и наблюдаю, как окружающая публика замирает, а Анька начинает улыбаться. Сидя спиной ко входу не могу лицезреть шествие Дарины. А там есть, на что посмотреть. И мужчины это частенько замечают.

В отличие от нас с Анютой, Дарина высокая, практически метр восемьдесят роста. Черноволосая красавица с гордой осанкой и величественной походкой. Вот, у кого надо поучиться, как себя преподносить правильно! Она всегда производит фурор своим появлением не вызывающей одеждой, а именно красотой и умением себя подать. Десять из десяти мужчин скажут, что наша подруга красотка, только увидев ее. И только один (в лучшем случае) скажет, что Дарина – женщина его мечты уже после пятнадцати минут общения с ней. Остальные обычно разбегаются, как тараканы…

Естественный цвет глаз у нее темно-карий, но когда-то она решила поменять его на голубой, вставив линзы. Зачем ей это понадобилось, мы до сих пор не знаем. Но смотрится все вместе эффектно.

– Привет, малявки, – неизменные поцелуи, и Дарина садится на стул рядом со мной. – Замотали меня совсем. Поспать не дали, уроды.

– Тебя хоть чего вызывали? – спрашиваю, поворачиваясь к ней лицом, точнее, садясь на стуле в пол-оборота, чтобы видеть обеих девушек.

– Ну, как же, нехороший мальчик Артемка обидел хорошего мальчика Владика. Губернатор на ушах, все наши тоже, короче, дурдом.

– Это все понятно, – делаю глоток ледяного сока. – Тебя-то вызвали зачем?

– Так всех вызвали, – Дарина заказывает себе кофе, достает из сумки пачку сигарет.

– Ты же обещала, – Аня смотрит на действия подружки с осуждением.

– Я одну, Анют, – оправдывается Дарина, что на нее не похоже. – Правда, нервы ни к черту. Проверка с утра была, вот и пришлось тащиться на работу. Ненавижу этих мажоров, – девушка подкуривает сигарету, а официант приносит ей крепкий горячий напиток.

Дарина в этой жизни ненавидит три вещи – своего начальника, прокурора города, который уже не один год пытается залезть ей под юбку, но при этом каким-то немыслимым образом продолжает плясать под ее дудку, боясь нашу подругу до ужаса. Вторым и третьим пунктом идут мальчики-мажоры (мужчины после тридцати пяти в эту категорию не попадают, так как, по мнению Дарины, “богатых пап у них не было, и всего в этой жизни они добились сами”) и красный цвет. Любое платье или блузка даже с небольшими элементами красного вызывают в ней жуткое отвращение и кучу негативных эмоций. Зная эту неприязнь, мы с Анькой тоже перестали носить одежду этого цвета.

Наша подруга еще в школе увлеклась историей и правом, выигрывая всевозможные олимпиады по этим двум предметам. Когда пришло время определяться, чем же заниматься дальше в жизни, то никто даже не удивился выбору Дарины. Слово “Юрфак” большими буквами было написано у нее на лбу. И пока я познавала азы филологии, а Анька пыхтела над учебником по Термодинамике и разбирала по полочкам строение двигателя, Дарина осваивала уголовное и гражданское право. И, конечно же, ее выбор пал на городскую прокуратуру, как основное место своей трудовой деятельности.

Хоть и обладала наша подружка сложным характером, дело свое знала на “отлично”, поэтому уволить ее никому и в голову не приходило. В наше время трудно найти профессионалов, которые будут плясать под дудку руководства. Обладая не только внешностью роковой красотки, но и умением давить на людей так, что они безоговорочно капитулируют перед ее напором, Дарина не раз выступала обвинителем в суде, наводя на присутствующих в зале тихий ужас.

– Сегодня воскресенье, – ухмыляюсь. – Какая проверка?

– Сама офигела, честное слово, – Дарина делает глоток кофе и затягивается, выпуская тонкую струйку дыма. – Вчерашний инцидент не остался без внимания. Даже из Москвы какой-то чувак нарисовался, который мозг нашему Васильевичу вынес окончательно. Областники пожаловали, трусили все дела.

Васильевич – это прокурор города, как все догадались. И хоть Дарина его недолюбливает, иногда все же сострадает и жалеет, когда он “получает” незаслуженно, по ее субъективному мнению.

– Я так и не поняла, – Анька округляет глаза. – Из-за чего сыр-бор?

– Из-за вчерашней драки, конечно же, – Дарина вздыхает. – Вишневский сыну губернатора зарядил кулаком прямо в челюсть. Потом еще и со ступенек спустил, и у парня сотрясение мозга.

– Лучше б он ему все мозги отбил, – вставляю, усмехаясь. – Хотя, что там отбивать-то.

– Вот-вот, – Дарина снова пьет кофе. – Губернатор прилетел с утра, красный как рак, орал на всю прокуратуру, что уволит всех нахрен. Юрка Сазонов на дежурстве был, заявление принял, все как положено. Но и Вишневского твоего, – кивает мне, – не на помойке нашли. Один звонок из Москвы, и наш Васильевич за голову схватился. Юрка вообще пол-утра валерьянку пьет, так его достало все. Два раза заявление на увольнение рвал. Не пойму только, что за привычка – чуть что, сразу же в прокуратуру бежать. Как будто у нас своих дел нет, как разбираться в обычной бытовухе.

– И чем все закончилось? – аккуратно спрашиваю.

– Да ничем, – вижу, что Дарина злится. – Вишневского вызвали, пальчиком погрозили, он обязался оплатить лечение, и на этом все разошлись, как в море корабли. Нас потрусили немного, вроде как создали видимость проверки, и отпустили по домам.

– Правильно Артем сделал, – резко сказала Аня, и мы вдвоем уставились на нее. – А чего вы так смотрите? Любой нормальный мужик так бы поступил. И я его за это не осуждаю.

– Конечно, правильно, – выпаливает Дарина. Если бы перед ней была не Аня, а кто-то другой, чувствую, порвала бы на мелкие кусочки. – Тем более что ему за это ничего не будет. Подумаешь, челюсть немного подправил парню и сотрясение организовал. Не убил же.

– То есть ты считаешь, – не унимается Анька, – что надо было стоять и смотреть, как этот урод лапает девушку?

– Не считаю, – спокойно отвечает Дарина.

– Тогда я тебя не пойму, – Аня откидывается на спинку стула.

На тот момент Дарину я прекрасно понимала. Как и Анну, в принципе, тоже. Палка о двух концах, и у каждого своя “правда”. Может, не всегда справедливая и законная, но главное, что она есть.

– Хорошо, я задам тебе один вопрос, – Дарина смотрит на Аньку в упор. – Представь себя на месте Вишневского. Что бы ты сделала в этой ситуации?

– Ну-у, – тянет девушка в ответ. – Попыталась бы его просто оттащить.

– Вот, – Дарина тычет в нее пальцем. – Оттащить, на крайняк охрану позвать, или друзей попросить, чтобы помогли аккуратно выпроводить нахала за дверь. Там целый табун мужиков стоял, и никто, – девушка делает акцент на последнем слове, – никто, – зачем-то повторяет, – не полез разнимать. А знаешь, почему?

– И почему же? – удивляется Анна.

Кто бы знал, как мне нравится наблюдать за их перепалкой.

– Потому что проблемы никому не нужны, – заканчивает Дарина, затягиваясь в последний раз и туша окурок в пепельнице.

– А Вишневскому, значит, нужны, – ухмыляется Анюта в ответ.

– А Вишневский у нас неприкосновенная личность, – продолжает Дарина. – Это тебе или Катюхе что-то было бы за это. А ему ничего, – разводит руками в разные стороны. – Поэтому он и творит, что хочет.

– Я с тобой не согласна, – Анька продолжает стоять на своем, выводя Дарину из равновесия. Никак не уймется. – С такими отморозками, как губернаторский сынок, только силой и надо разговаривать.

– А мне не нужно твое согласие, – зло произносит Дарина. – Есть такое слово – “закон”, а в уголовном кодексе есть статья за нанесение телесных повреждений средней тяжести.

– Хреновая статья, – выпаливает Анька. Вот уж от кого я ничего подобного не ожидала. Умеет зубки показать.

– Смотря, в каких случаях, – кивает Дарина утвердительно головой. – Я тут две недели назад отличилась умом и сообразительностью, – хмурится, но продолжает: – И ни капельки не жалею, хоть могла и вылететь из прокуратуры с волчьим билетом.

– Что случилось? – глаза Анны округляются. Как бы эти двое не спорили, все равно будут поддерживать и переживать друг за друга. Как, в принципе, и я за них, а они, в свою очередь, за меня.

– Попало ко мне одно дело недавно, – Дарина допивает кофе и отставляет пустую кружку в сторону. – Чем-то похоже со вчерашним “приключением” Вишневского. Парень провожал любимую девушку домой, стояли возле подъезда и прощались. Тут трое пьяных отморозков начали цепляться. Один девку схватил и даже по морде пару раз заехал. Парнишка – чемпион по каким-то видам единоборств, я в них особо не разбираюсь. Спортсмен, примерный мальчик, не наркоман, не пьет и даже не курит обычные сигареты, – девушка делает паузу.

– Навалял? – вздыхает Анна.

– Еще как, – усмехается Дарина. – У одного из отморозков кисть руки сломана, а у второго сильно подбит глаз и черепно-мозговая. Третий отделался только легким испугом, а зря. Но не это главное.

– А что?

– А то, что у первого дебила папа местный депутат, а у второго – кум нашего мэра, какой-то бизнесмен.

– Понятно, – вздыхает Анька.

– Ничего тебе не понятно, – перекривляет ее Дарина. – Слава Богу, дело попало ко мне на стол. Очень быстренько они его сфабриковали, следак районный все грамотно оформил и передал также скоренько в прокуратуру. Парню светило от трех до пяти. Минимум – условка. И я бы его посадила, – она смотрит на Аньку. – Потому что он виноват. Если бы не еще одно “но”. Депутат приперся ко мне в кабинет и начал меня строить.

Мы смеемся с Анной одновременно. Это ж каким надо быть олухом, чтобы угрожать или запугивать нашу красотку! Хотя, мужик, скорее всего, об этом не знал. Но мог бы поинтересоваться, в конце-то концов, с такими возможностями и связями.

– Анекдот дня, – говорю, вытирая выступившие слезы.

– Вам смешно, – кривится Дарина. – А у меня сначала дар речи пропал от такой наглости, а потом словарный запас попер, как у сантехника.

– Представляю, – Анька тоже смахивает слезы с глаз. – Надеюсь, ты ему доходчиво объяснила, куда следует идти?

– А также в каком виде, в какой позе и в каком темпе, – Дарина делает паузу. Вздыхает тяжело. – Не сдержалась, девочки. Почему этим мажорам все можно, а нормальным парням нужно судьбу ломать? Ведь, по сути, он прав. Таким, как Вишневский, все сходит с рук, и по одному телефонному звонку из Москвы все стоят по стойке смирно, а тут парня надо отправлять в тюрьму за то, что заступился за любимую девушку. Потому что по закону.

– Дело закрыла? – спрашивает Анька с надеждой в глазах.

– Вылеживается положенный срок, а потом отправится в архив. Приложила справку с побоями девочки, попросила эксперта подделать кое-какие данные, а также припугнула депутата, что у меня есть знакомая журналистка, – подмигивает мне, – которая из этого сделает сенсацию. Присмирел, но побежал жаловаться Васильевичу. Тот немного поорал на меня, влепил выговор, правда, устный, и отправил работать.

– Хороший он мужик, – улыбается Аня. – А ты все время гонишь на него.

– Местами бывает, я ж не спорю, – усмехается Дарина в ответ. – Мать этого парнишки приходила потом. Учительницей младших классов работает. Принесла мне тридцать тысяч в знак благодарности.

– Не взяла?

– Нет, конечно. Ты же знаешь, взяток я не беру. От мажоров – из принципа, а от простых смертных из…, – Дарина смотрит на меня. – Не могу слово подобрать. Но вы поняли.

Я киваю, и Анька тоже, потому что мы ее понимаем, как никто другой. За то, что у нее есть принципы, а также обычное человеческое сострадание, мы ее и любим. И за то, что работа не сделала из нее монстра.

– Ты молодец, – улыбка Анечки расплывается на все лицо. – Горжусь тобой.

– А ты чего молчишь? – Дарина поворачивается ко мне.

– Слушаю и анализирую, – серьезно отвечаю. – Пытаюсь понять, чьи доводы весомее. Вы так прекрасно спорили, – усмехаюсь, – что не хотела вас перебивать. Мне еще статью писать сегодня.

– Не топи его, – Аня смотрит на меня умоляюще.

– А если топи, то обоих, – поддакивает Дарина.

– Подумаю, – отвечаю честно, так как в данный момент в голове куча информации, которая никак не хочет раскладываться по нужным полочкам.

– Твой Вишневский, – Дарина смотрит на меня в упор.

– Хватит о нем уже, – вспыхиваю, потому что не хочу больше ничего слышать и знать об Артеме Вишневском. – Задолбали. Полдня уже только о нем и слушаю. Давайте сменим тему.

Мы плавно переходим на автомобили, благо, все втроем неплохо разбираемся в этом вопросе. Мы с Дариной выпиваем еще по кружке кофе, а Анюта чай. Сорок минут болтаем ни о чем, после чего прощаемся и расходимся по домам.

Глава 4

Придя домой, первым делом отправляюсь в душ. Это лучшее, что я могу сейчас сделать, чтобы прогнать сонливость и усталость. А еще собраться с мыслями, чтобы понять – о чем писать, а о чем умолчать.

“Если топить, то обоих”, – всплывают в памяти слова Дарины, когда я стою под тонкими струями теплой воды. И в этот раз я с ней полностью согласна, хотя, кое-какие мысли все же не дают покоя.

Контрастный душ, а также очередная, не помню какая по счету за сегодняшний день, кружка кофе делают свое дело. И вот я полна сил и энергии для новых свершений и достижений очередных вершин своей карьеры. Но на душе тоскливо, даже не знаю, почему.

Открываю ноутбук, нахожу нужный файл с уже ранее написанной статьей, читаю и кривлюсь. Не то, совсем не то. Если оставить в прежнем виде, то нормально, как сказал главред, даже отлично. Но исправлять уже написанное не вижу смысла. Почти недельная работа коту под хвост. Чтоб жилось и радовалось на свете Артему Вишневскому. Один вечер плюс одна ночь, чтобы написать статью наново. Может, я все-таки переоценила свои силы и решила замахнуться на то, что в принципе сделать нереально?

Но сдаваться не в моих правилах и не с моим характером. Не привыкла пасовать перед трудностями и включать заднюю. Особенно, если дело принципа.

“Привет всем! Очередной выпуск журнала “Shick”, а значит, нас ждут новые приключения Артема Вишневского! О чем я незамедлительно поведаю”.

Стандартное приветствие копирую из старой статьи. Все уже давно привыкли к моей непринужденности и нестандартному подходу вести диалог с читателями, а не просто писать сухие строчки с очередной констатацией того или иного факта. Шеф говорит, что в этом моя “фишка”. Не уверена, но спорить с руководством не стану. Ему, этому самому руководству, виднее, за что платить мне деньги.

– Вы должны пообщаться с читателями, – всплывают в памяти слова лектора по основам журналистики. – Понять, что ему интересно, а что нет. Что он будет читать и ждать, а какие темы вызывают у него негатив. Задайте несколько вопросов, чтобы люди захотели на них ответить. Захотели вступить с вами в диалог и высказать свое мнение. Дождитесь писем с ответами, и вам все сразу станет ясно.

– А если писем не будет? – кричит кто-то с последнего ряда.

– Тогда, молодой человек, не стоит заниматься журналистикой в принципе.

В аудитории раздаются смешки, лектор, женщина сорока пяти лет, тоже улыбается, после чего продолжает дальше учить нас, нерадивых, уму разуму.

Господи, как давно это было. Кажется, целую вечность назад, а на самом деле прошло всего семь лет.

Откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза. Воспоминания нахлынули мощной волной и не хотят отпускать. Сто лет уже не вспоминала этапы своей жизни. Интересно, в какой момент я стала такой циничной и стервозной особой? Или это у меня заложено на генетическом уровне?

Отец нас бросил, когда мне едва исполнилось пять. Помню его смутно, зато никогда не забуду, как просыпалась по ночам и молча слушала мамины рыдания в подушку. Это так ярко запечатлелось в моем, тогда еще детском восприятии, что, наверное, в дальнейшем повлияло на мое отношение к противоположному полу в целом.

После длительных рыданий и стенаний наступила пора затишья. Это потом я узнала, что мама ударилась в загул. Причем всерьез и надолго, в поисках одного единственного, которого каждая из нас мечтает встретить на своем жизненном пути. А что, женщина молодая, не отягощенная семейными узами, имела право. Правда, мама никогда не приводила в дом мужчин, а зря. Я бы не стала препятствовать ее семейному счастью, реши она тогда выйти замуж второй раз.

Я частенько подслушивала, как бабуля ее отчитывала за то, что не занимается ребенком, бросила, регулярно отправляя меня с ночевками то к ней, то к подружкам, у которых, слава Богу, были дети, чтобы мне не было скучно.

Бабули не стало, я выросла, и теперь проводила долгие вечера, а иногда и ночи в гордом одиночестве. Анькина строгая мама была для меня пиком совершенства, а родительница Дарины так вообще супер-мамой, которая многое нам позволяла, хоть подруга на нее регулярно жаловалась, как это любят делать подростки.

Я тихо завидовала девочкам, в глубине души надеясь, что и моя мама скоро одумается и снова обратит на меня внимание. Но чуда не случилось, как бы я не мечтала. Однако близкий человек все же появился в моей жизни – учительница русского языка и литературы, Наталья Евгеньевна.

Где-то в классе седьмом я прочитала залпом роман Тургенева “Отцы и дети”, хотя до этого читать не любила в принципе. По-своему поняв это произведение, решила удариться в книги, что было замечено учителем. И я очень обрадовалась, что хоть кто-то обратил на меня внимание. Она начала подсовывать мне книжки, которые, по ее мнению, воспитают во мне личность. Потом пошли олимпиады, литературные конкурсы и прочие мероприятия. Я бежала к ней и в радости, и в горе, как говорится – за советом, помощью, поделиться хорошими новостями или просто поболтать. Помню, как рыдала у нее на плече после первой несчастной любви в шестнадцать лет.

– Не плачь, – Наталья Евгеньевна гладила меня по голове. – У тебя еще все впереди.