Пленница медведя

– Почему я не могу выйти отсюда?! – подскочила следом. – Почему эти твари не уходят?! Что… – по щекам снова покатились слезы.

– Потому что они твари, а ты для них – упущенная жертва, – хмуро глянул он на меня.

– У тебя есть машина, но ты даже пальцем не пошевелил… – всхлипывала я. – Ты… – Я спрятала лицо в ладонях.

– Я выстрелил в волка, который за тобой гнался, – зло цедил Медведь. – И это не пошевелил пальцем, по-твоему?

– Отпусти меня, пожалуйста! Я хочу домой!

– Машина не заводится, я пробовал.

Он отвернулся и ушел в кухню, но не успела я выпасть в новый виток отчаяния, вернулся с аптечкой. И только тут я заметила, что разбила колени в кровь, и та проступала через ткань штанов. Медведь рывком стянул их с меня, едва не уронив меня с дивана, потом достал бутылку с жидкостью, по запаху смахивающую на травяную настойку. Я не сопротивлялась. Просто стиснула зубы, когда защипала поврежденная кожа…

– Откуда яйца, если нет света? – взглянула на него.

– В подвале две холодильных камеры и генератор, – даже не задумался он. То, что я ему не доверяла, его не возмутило. – Еда – главное для выживания. Генератор сдох недавно, значит – я был мертв месяц…

Я помолчала какое-то время, глядя на то, как осторожно он меня лечит. И стало стыдно.

– Почему это с тобой случилось?

– Никто не знает, – хмурился он. – И лекарства нет.

– Мне жаль, – искренне признала.

– Мне тоже жаль, – говорил не про себя, подняв на меня взгляд, от которого снова захотелось потеряться.

– И что дальше? – осторожно спросила.

– У меня не большой выбор действий – заботиться о тебе, раз ты все же решила остаться, – он сгреб остатки средств в аптечку и поднялся, – и не обернуться снова зверем.

Я проследила за ним взглядом, но когда он пересек гостиную, поднялась и направилась следом:

– А если меня найдут?

– Здесь тебя не найдут, – даже не обернулся.

– Почему?

– Потому что это – территория Аджуна. На нее просто так не попасть. Нужны разрешения и согласования с нашим правителем.

– Неужели не дадут организовать поиски человека? – не верилось мне. То, что Медведь так спокойно обо всем этом говорит, повергало в шок.

– Даже если и дадут, то под присмотром. Но на мою территорию все равно не пустят, – обернулся.

– Что же делать? – проскулила я, снова впадая в истерику.

Будто Медведю есть дело. У него другие проблемы, и мое спасение в них не входит.

– Ждать, пока волки уберутся. Наверное, пригнали стаю из-за вчерашнего…

– Что? – распахнула я глаза в ужасе. Мне казалось, хуже быть не может? – А если они сюда ломанутся?

– Не должны, – сложил он руки на груди. – Они же не знают, что мне нельзя оборачиваться медведем…

– А еда? – быстро сужался круг моих требований к жизни.

– Пока достаточно, – жег меня взглядом.

– И сколько ты планируешь так тут жить?

– Как твое имя? – вдруг спросил, впервые проявляя какие-то живые эмоции.

– Дана.

Он молчал. Я думала, представится в свою очередь, но он не спешил с этим.

– Я не знаю, сколько буду человеком, Дана.

– А если снова станешь медведем? – обняла себя руками.

Все становилось каким-то безнадежным. Снаружи еще рванулся в порыве ветер, и я вздрогнула. Осознание, что я в ловушке, приходило медленно, и от этого было еще тяжелее.

Он не отвечал.

– А далеко отсюда до Аджуна?

– Мы не дойдем за день. А против стаи волков в лесу я не так хорош… И меня зовут Сезар.

Я развернулась и поплелась к дивану. Это все я виновата, при чем тут он? И имя такое…

Сезар…

Он подошел к камину и присел, взявшись за кочергу, а я подтянула ноги к груди и обняла их, ежась. Ступни совсем закоченели. Показалось, что в гостиной похолодало.

– Я поругалась вчера с родителями, – начала тихо. – Психанула…

Он поворошил бревна, высекая сноп искр.

– …Мне хотелось убраться подальше, – горько усмехнулась. – Говорят же – осторожнее с желаниями…

– Сколько было волков? – вдруг спросил он.

– Два.

– Зачем из машины вышла?

– Я не сразу поняла, что человек, который вышел к машине – тоже волк… Было темно. Я подумала – меня нашли.

Когда вспоминала пережитое, незнакомый до этого страх смерти возвращался. Когда волк выскочил мне под колеса, я крутанула руль на рефлексе. Чудом, что нашла тормоза и не достала до елки у обочины. А через несколько минут к машине вышел человек. Вернее, выглядел он как человек. А я была уверена, что за мной могли увязаться охранники резорта. Даже мысли не возникло, что это не люди…

– Он стукнул в стекло и крикнул, чтобы вылезала, – тихо продолжала я. Медведь щурился на огонь, молча слушая. – Я и вылезла. Думала, он знать хочет, что я не пострадала… А он дернул двери на себя и вырвал их с корнем. Я только успела баллончик с освежителем выплеснуть ему в морду…

Сезар продолжал молчать, думая о чем-то, а я смотрела на его профиль. В глазах мужчины прыгали блики от огня и будто тонули в них, угасая искрами на ободке радужки.

– Повезло, – наконец, выдал он и поднялся. – И я последний раз прошу – поешь. Еды не так много, чтобы выбрасывать.

Глава 2

Я направился к дверям, намереваясь глотнуть воздуха и перевести дух, но девушка была слишком напугана, чтобы оставаться одной:

– Куда ты? – вспорхнула с дивана, судя по звуку.

– Мяса достану… из камеры…

Хотелось занять руки чем-то привычным, спланировать хоть что-нибудь, пусть планы и ограничиваются этим днем, потому что другого может уже не быть. Я слушал ее, но все, что говорила, не трогало. Все, о чем я думал – как дожить человеком до утра. Потому что, если я не выживу… смысл? Тело все еще казалось выданным взаймы, как и разум. Мысли были будто чужими. Ну какая мне разница, что она поругалась с родителями? Что за ней гнались белоглазые…

Твари…

Но один толк от ее рассказа был – я понял, почему взял девчонку сразу же, не соображая. Белоглазым всегда нужны были самки, а своих не хватало. Эти никогда не гнушались кражами человеческих женщин. В нашей вчерашней стычке первым, что я сделал – присвоил самку себе. Кто первым покрыл, тот и в праве. Человеком я еще не соображал, что нужно делать, но зверь во мне оценил эту необходимость приоритетной. Только и всего… для зверя. И большая проблема для меня. Что меня удерживает сейчас от того, чтобы вернуться в зверя, было непонятно. Если ответ все также в девчонке… то мне нельзя ее отдавать. И оборачиваться зверем нельзя – без меня ей остаться тут тоже не вариант. Какого черта эти твари ошиваются вокруг дома, я не понимал. Чувствуют мою слабость? Решили забрать все же женщину?

Надо было звонить Рэму, но я не мог. Он встанет на мою сторону, не отдаст девчонку людям и подставится. А я не собирался этого допустить. Оставалось только затаится и постараться остаться как можно дольше в сознании.

На улице пахло дождем – скоро польет снова. И от этого в груди что-то защемило. Я сбежал по ступенькам и замер у лестницы, прислушиваясь. Чувство чужого взгляда из-за листвы дернуло нервы – следят. Я обошел лестницу и направился в гараж. Ноут и телефон лежали на столе у окна – я заранее вынес их сюда из спальни, чтобы врать девчонке слаженней.

Запустив компьютер, я принялся за дело.

Нашел я свою спасительницу довольно быстро – в сети уже раструбили о потере наследницы нефтяным магнатом Рупертом Файвелом. И имя сказала настоящее, что удивило. В свои двадцать три года Дана наворотила дел. Она была не так уж и равнодушна, как я поспешил ее обвинить. Особенно впечатлил условный срок за участие в протесте против запрета на передвижение по центру Дефореста оборотней. Но эта информация не была общедоступной – папочка постарался замять дело и стереть новостные ленты на эту тему. Только мне эти меры не были помехой – я специализировался на информации и ее извлечении любым способом. Пока продирался к базам данных Дефореста, отмечал, что дышится уже по-другому, что жажда жизни бьет по пальцам, возвращая чувство азарта. Я не хотел больше умирать, мне нужна была эта жизнь, в которой снова будет все, что я так любил – охота за теми, кто вставал на пути Рэма, просчет хода чужих мыслей и действий на опережение. Я нужен, черт возьми, своему народу, Рэму и себе!

Сжав кулаки, я откинулся на спинку стула и уставился на монитор. А она хорошенькая в той, другой жизни. Бунтарка. За кого она, интересно, замуж собралась? Любопытство удалось удовлетворить довольно быстро – сын одного из членов совета директоров папочкиной компании смотрел на меня в соседнем окне через двадцать секунд. Холеный. Взгляд наглый, полный вседозволенности. Что-то тут не клеилось… Бунтарка и защитница прав оборотней и это чмо? Правда? Покопавшись еще десять минут, я знал, что у Дениэла, как звали кандидата, три привода за езду в нетрезвом, сопротивление властям при аресте и море амбиций. Последней новостью шел анонс его скорого повышения до управляющего Национального банка. Не висло. Нарушения порядка, конечно же, были стерты из всех источников.

Нужно было закругляться, но взгляд прикипал к мобильнику. Так хотелось позвонить Рэму, услышать голос, рассказать, что вернулся… Его взгляд – последнее, что я помнил. Он звал, вцепившись в шею моему медведю, который воротил морду. Достаточно соображавший, что это – друг, но недостаточно для того, чтобы вернуться. Вспоминая те минуты, я вдруг отметил, что трогает меня это только сейчас, в человеческом теле. Тогда я смотрел в его тревожное лицо, понимал, что он в отчаянии, но ничего не чувствовал. Я хотел уйти, забыть… Черт, почему? Почему я выпал в это состояние апатии? Почему зверь внутри решил, что нам с ним больше не интересна эта жизнь? Или это был не я и не он, а кто-то решил за нас?

Я моргнул, сглатывая вязкую слюну. Во рту пересохло. У меня же сегодня праздник, второй день рожденья, мать его!.. Устал бояться, хватит. Захотелось чего-то особенного. Я порылся в запасах, выудил птичью грудку, достал вина из погреба. У меня все ж там девчонка, которую прижимал вчера к березе… Что за хрень происходит в моей жизни? И как из этого вылепить то, что нужно? Та еще задача. Но я же считал себя сообразительным.

Когда вернулся, на моей физиономии вероятно произошли слишком разительные изменения. Дана проследила за мной взглядом от камина, перед которым крутилась ежом.

– Что-то случилось? – хрипло спросила.

– Я осознал, что хочу жить, как никогда, – усмехнулся, ставя бутылку на стол. – Ты пьешь вино?

– Пью, – настороженно кивнула под моим взглядом.

– Отлично, – и я потянулся за бокалами. – Отметим?

– Что? – передернула она плечами.

– Я не знаю, – глянул в окно. – Хочется отметить…

По стеклам как раз забарабанило каплями, и желтый гравий во дворе потемнел. Хорошо подгадила погодка моим надсмотрщикам. Оборотни – не звери, мокнуть ой как не любят. Я демонстративно помахал бутылкой на лестнице, гарантированно расстраивая свой конвой за кустами. Лишняя демонстрация наглости не помешает.

Дана ничего не замечала – вернулась к созерцанию огня.

– Сколько тебе лет? – И я выдернул пробку. Глухой звук ее капитуляции усладил слух. Определенно мне возвращалась способность чувствовать простые радости.

– Смешно, – повернула она ко мне голову, – тебя это интересует, когда собираешься налить вина, но не интересовало вчера, когда… – Она запнулась и прикрыла глаза.

Я налил два бокала и направился к ней.

– Честно говоря, я не знаю, что тебе сказать, – протянул ей бокал. – Не соображал тогда, что делаю… Вернее, были причины, но не человеческие. Никогда бы не позволил себе в уме взять женщину вот так.

Дана слушала меня, сжимая бокал, и, что самое интересное, отвела взгляд только в последний момент.

– Ты пытаешься извиниться? – слабо усмехнулась.

– Нет, – и я сделал глоток из собственного бокала, наслаждаясь, как никогда в жизни. Она смотрела на меня все это время, ошалев от ответа.

– То есть? – моргнула она.

– То есть, ты сделала глупость, оказавшись в мире диких законов, где нет подобных сожалений. Я спасал твою жизнь…

Она дышала все чаще, и румянец, которым запылали ее щеки, оживлял ее бледное лицо.

– Когда трахал там в лесу? – прошептала возмущенно, а я вдруг ярко почувствовал не только вкус вина, но еще и то, что дерзкие слова из ее соблазнительного искусанного рта оживляют совсем не спасательные инстинкты.

– В дикой природе хорошие полуголые самки долго не бегают, – понизил голос, проникновенно глядя в ее большие глаза. Дана ошалело хлопала ресницами, задыхаясь от каких-то недоступных мне переживаний. – Или ты не знаешь, зачем белые волки выманивают одиноких водительниц из машины? Хотела приключений?

– Ну как же я могла без них уйти? – зло изогнула она брови. – Ты решил наказать?

– Присвоить, чтобы никто не претендовал. И я не решил – это было необходимо, чтобы спасти тебя.

– И теперь я что, твоя? – закипала Дана непонятным мне праведным огнем.

– По звериным законам – да.

– У нас в городе кто только не зажимается с оборотнями за березами, что-то не слышала, чтобы кто-то кому-то принадлежал!

– Это смотря, с каким намерением зажимать, – подался я к ней, наслаждаясь тем, как цепенеет от моей близости. – Я своим делиться не собираюсь и свой выбор смогу защитить.

– Я замуж выхожу вообще-то, – не выдержала она накала, подскакивая с бокалом.

– Надо было выходить и сидеть за высокими стенами! – рявкнул так, что она отшатнулась – еле успел перехватить бокал из ее рук.

– Никогда не психовал так, что плевать было на все и всех? – вдруг возмутилась она так, что аж губы затряслись. Какие все же у нее были яркие эмоции – почти осязаемые. – Да, я сделала тупость! Но я хочу ее исправить!

– Нет такой опции, – и я снова сунул ей бокал в руки. – Пей.

Так и подмывало спросить, кто ее замуж собрался брать, такую… Я сузил глаза на ее лице, пытаясь найти слово, которое крутилось в голове.

Ничья. Она же дикая!

– И за что тебя замуж отправили? – вопросил, когда она проиграла борьбу взглядов. Девчонка сразу же вернула мне все внимание:

– Что?

– Ты не похожа на девочку, которая жаждет замуж. Я тебя трахал вчера ночью, но ты не спешишь резать себе вены. Ты не любишь того, за кого тебя отдали, да?

– Не твое дело, – процедила, а я понял, что угадал.

– Очень даже мое. Я не сильно был бы рад настолько тебя раздавить…

– Со мной все нормально, – и она сцепила зубы, обрисовывая решительный овал лица. Часто так делает – мышцы челюсти развиты заметно.

– Так за что? – смягчил выражение лица, усмехаясь.

– Ты так уверен, что замужество для меня – наказание? – Только в голосе явно скользнуло удивление. А тебя, девочка, еще и не раскусывал никто никогда, но ты этого жаждешь.

– Ну скажи, что нет, – и я поднял бокал на уровень ее глаз.

Она вздохнула и осторожно брякнула о его бок своим:

– У меня судимость. Бойся.

– Трепещу, – и я довольно глотнул из бокала.

– Отец поставил условие – выхожу замуж за респектабельного жениха с родословной, либо остаюсь с клеймом преступницы, и не видать мне химфака, как своих ушей.

Тоже мне «респектабельное» чмо.

– Химфака? – усмехнулся я шире.

– Да. По задумке родителей мы же никогда не учимся на химфаке. – И она сделала наконец большой глоток. – Я должна была стать управляющей юридического отдела!

– И для тебя это нормально? – посмотрел ей в глаза. – Замуж – это ведь всерьез.

– Это если ты относишься всерьез, – с вызовом изогнула она бровь. – Доучусь на кафедре и пошлю этого их жениха в пешее эротическое!

Я усмехнулся. А она мне нравилась все больше. «Колючая, – подсказывал медведь изнутри. – Но теплая».

– Надо было идти на юридическое, Дана, экстерном. За выступления на демонстрации не дают клейма преступницы. Максимум – административное, – и я развернулся в сторону кухни.

– Откуда ты знаешь? – донеслось до меня предсказуемо.

– Посмотрел в базе.

– Это ты так за мясом ходил? – направилась ко мне, покачивая вино в бокале.

– У меня там рабочие мощности – я данными занимаюсь. Ты умеешь крупу варить?

– Ты серьезно?

– Серьезно. Я ем только мясо.

– Я про мощности, – поставила она пустой бокал на стол и подошла вплотную. А ей шел мой парфюм…

– Серьезно. Ты была плохой девочкой, да?

– Почему была? – осоловело моргнула она. – Давай свою крупу…

А ничего так девчонка смотрится на моей кухне. Я налил еще вина, с улыбкой глядя, как подтягивает мои штаны, чтобы не наступать на края внизу. Только стоило вспомнить, что под штанами ничего нет, улыбаться перехотелось.

– Я сломала руку полицейскому, который ударил оборотня, – отвоевала она кастрюлю у нижней полки с грохотом. – Так что вариантов не было…

– У твоего отца такие связи, и не было вариантов? – следил за ней.

– Смотрю, все уже узнал, – бросила на меня настороженный взгляд через плечо. – А с мясом что делать будешь?

– Тушить. С зеленью.

– А тебе сколько лет? – Я проследил, как потянулась за чашкой в шкаф и включила кран с водой.

– Тридцать три. – Вид ее натянутой шеи оживил ночные воспоминания. А когда она приложилась жадно к чашке с водой, я тяжело сглотнул и отпил вина.

– Кризисный возраст, – и она вытерла губы ладонью. – Крупу вообще надо на ночь заливать…

– Я был занят ночью, – усмехнулся, понимая, что слишком откровенно на нее пялюсь, но ничего не мог поделать. И не хотел.

Дана сдвинула брови, надкусила пачку зубами и придирчиво поворошила рис пальчиками. Потом набрала полную чашку зерен и всыпала в кастрюлю:

– Ты врешь, что не умеешь готовить крупу, – поднесла чашку к крану. – И что света у тебя нет – тоже. В подвале, значит, даже интернет есть…

– Ну вдруг ты решишь от меня сбежать все же, – усмехнулся шире, пристально следя, чтобы не напугать ее до дрожи снова. Мне нравилось это расслабленное перемирие.

– Смешно, – покачала она головой, привлекая взгляд к ее необычным волосам. – У меня нет ружья…

– Ничто не мешает тебе одолжить, – и я отставил бокал и потянулся за разделочной доской.

– Я не умею им пользоваться. Научишь?

Хваткая. Я извлек длинный нож из ящика:

– Посмотрим…

– Ну посмотри-посмотри, – усмехнулась она. – Соль где?

Вскоре она сидела с коробком моих запасов приправ, забыв посолить крупу.

– Ух ты, откуда у тебя шафран? – раскрыла мешочек и поднесла к лицу.

– Купил в Аджуне, – усмехнулся. Чем-то эта растрепанная птаха на кухне меня грела. «Теплая». Да-да, помню… А она уже полезла дальше по мешочкам:

– Твои пахнут не так, как у нас. Тоньше.

– Еще вина?

– Хочешь споить?

– Мне может жить осталось немного, почему не попробовать? Я вообще, кажется, многое упустил…

– Может, тебе дали второй шанс?

– Хотелось бы в это верить.

Я углубился в разделку мяса, не сразу осознав, что спину буравит взгляд.

– Может, ты больше не озвереешь…

Только прямого взгляда привычно не выдержала, сбежав. А я посматривал на нее, размышляя. Неужели она – то, чего не хватало и что может помочь задержаться в сознании? Почему она? Почему вообще кто-то? Неужели не все зависит от меня самого? Открытие пугало. Я ничто не любил так, как контроль над своей жизнью. Поиск ответов был смыслом всего, я наслаждался азартом погони за знанием, и ничто так не наполняло жизнью… В какой же момент все пошло не так?

– А как это?

– Что?

– Ну, как это… по ощущениям? Когда ты медведь и не можешь обратно…

– Тебе правда интересно? – огрызнулся, оборачиваясь как раз в тот момент, когда она пулей метнулась к ружью у входной двери.

Я только прикрыл глаза, слабо качая головой, и вернулся к разделке мяса. Послышался лязг – схватила довольно умело. Не один я тут врал.

– Сезар, у меня вообще-то ружье, – и она прокашлялась.

– Правда? – усмехнулся. – Ты же стрелять не умеешь.

– Ты выстрелил один раз. Значит, еще один выстрел есть. Не надо меня недооценивать. – Добавила голосу угрозы, и так это было смешно. Только мои губы поползли совсем в недоброй усмешке.

– Я тебя не недооцениваю, – продолжал нарезать мясо, прислушиваясь. Стоит на месте, дыхание разгоняется – еще бы, бокал вина залпом на голодный желудок. А еще столько адреналина…

– Пожалуйста, будь хорошим мальчиком – пошли к машине.

Как мы заговорили.

– Я был хорошим мальчиком все утро, если ты не заметила…

– Не надо мне зубы заговаривать! – разозлилась Дана, отходя от двери.

– Ты плохо меня слышишь? Машина не заводиться, – все также занимался готовкой. Только не был уверен, что доготовлю, а надо бы – силы нам понадобятся сегодня. Только позже.

– Ты врешь мне постоянно. Думаю, насчет машины тоже врешь.

– Ну, вру. И что? Я никуда тебя не повезу. – Только внутри закипала злость совершенно другой природы.

– Сезар, я выстрелю, – голос девочки дрожал.

– Выстрелишь, и? Убьешь меня, а с волками что будешь делать? Ключей от машины у тебя нет, – я бросил нож и направился к крану. При этом девчонка то ли скакнула куда-то, то ли просто отшатнулась. Как не выстрелила – непонятно. – Связи нет. Ружье хоть умеешь перезаряжать?

Я скомкал полотенце и бросил на стол, оборачиваясь и упираясь в нее взглядом. Ее лицо сливалось по белизне с волосами. Но выражение решительное, глаза большие – аж залюбовался. И шагнул к ней.

– Сезар, не надо, – попятилась она.

– Не выстрелишь, – и я метнулся к ней и вбок, хватаясь за ствол. Но выстрела так и не последовало. Она только всхлипнула, оставшись без оружия, а я схватил ее за шею и притянул к себе. – Идиотка.

Дана обхватила мое запястье, а я толкнул ее к ближайшей стенке и распял на ней, дурея от ее запаха, страха и темпа бьющейся на шее вены. Думать стало невозможно, запретить себе коснуться – тоже. А она и не сопротивлялась – задержала дыхание, когда впился губами в ее пульс, и застонала, хватаясь за плечи. Пальцы еще пахли смертельным железом, которым мне угрожала, и это только подстегивало отодрать ее до черных точек перед глазами, чтобы ходить, сучка, не могла до утра!

Я наступил на низ широких штанин и дернул ее из них, закидывая себе на плечо. Дана взвизгнула и задергалась, а у меня в груди стало жарко, столько жизни, казалось, рванулось в вены. Эти секунды хотелось пить. Ее хотелось пить, как лекарство от смерти!

Я швырнул девчонку на кровать и оскалился, глядя на испуганный, но затуманенный взгляд, на задравшуюся футболку, открывающую соблазнительные бедра, и потянул свои штаны вниз. Тут в ее глазах немного прояснилось, и она развернулась на живот, пытаясь отползти, но я нагнал ее в центре кровати и задрал футболку до поясницы, открывая вид на округлые ягодицы. В налитом паху резануло так, что аж в животе все сжалось. Сдержаться и на насадить ее на член тут же стоило титанических усилий.

– Куда ты, – выдохнул, тяжело дыша, и склонился к ее попке, хватая за талию. – Стоять…

Вкус ее кожи ударил в голову, добивая остатки рационального. Я прикусил ее ягодицу, оставляя метку, и Дана взвизгнула. Боится, дрожит… Так не пойдет… Крутанул ее на спину и подтянул за ноги к себе. Девчонка глупо цеплялась за задранную футболку, сжимая ее на груди, только запах не мог врать – хочет. Может, еще не понимает последствий, но протолкнуть ее «быть может» и сделать из него «да, пожалуйста» казалось несложно.

Взгляд скользнул по ее дрожащему животу и спустился меж ног. Красивая… кожа гладкая, плотно сжатые складочки, как лепестки бутона, и крышесносный аромат. Ее трепетный стыдливый стон сдавил нервы в комок, когда запустил язык в сердцевину.

– Н-н-н… – задергала попкой. Пришлось сжать и рыкнуть для острастки:

– Поздно. Разбудила уже зверя.

И я запустил в нее пальцы…

Ее всхлип рванул нервы чуть ли не с корнем, а вид ее небольшой напряженной груди обострял бесконтрольный животный голод. Что-то сделал со мной этот месяц смерти – я никогда так не дурел от женщины, а сейчас одна мысль о том, что она сбежит от меня, заставляла звереть… Но не уходить в себя, а наоборот – возвращаться. Я двигал пальцами все быстрее, жадно впитывая ее бурный ответ. Девчонка жмурилась, мяла простынь пальцами, кусала губы и стонала так, что скручивало внутренности в узел. Такая отзывчивая, чувствительная, моя… Стоило провести по ее налитой сердцевине чуть шершавым языком и надавить сильнее, и она задохнулась и задрожала.

А я смотрел и понимал, что все это больше никто не увидит кроме меня. Я не знаю, что с ней не так. Почему она влетела под кожу и выжгла там бездну, полную жажды эту бездну заполнить. Стало страшно, но лишь на вдох. Что мне, почти мертвому? Плевать, какой ценой я буду здесь держаться… Несколько секунд тишины показались мне гробовыми, и я не стал больше слушать ее поверхностное дыхание – подтянул за ноги к краю и вошел в нее с силой, возвращая себе ее стон. Я бы предпочел, чтобы она вообще больше рта не открывала, кроме как для этого. Пожалуй, ее крики – лучшее, что я слышал за всю жизнь. А она билась в моих руках, как в последний раз, забыв, что планировала сбежать. Когда я навис на дней, вжимая в кровать, Дана вцепилась в плечи и закусила губы, не понимая, что делает, подставляя шею. И я объяснил со всей страстью, щедро осыпая ее фарфоровую кожу метками.