Полная версия
Доминум
Альдебаран ощущал себя ничтожным, глядя на древний необъятный полис. Никто не мог отделаться от этого чувства незначительности, даже звезды. Слишком много эпох повидал Люксорус, слишком много историй в себе хранил. Он походил на колосса из старых легенд – такой же грандиозный и величественный, но в то же время уставший от своего существования.
Здесь, в Люксорусе, находились резиденции главных организаций Света; указы и управление исходили отсюда. Однако не все бюрократические отделы и министерства тут помещались, а потому некоторые занимали соседние планетарные системы.
Альдебаран не мог представить, сколько же душ обитает в Люксорусе. Он глядел на толпы, снующие по переходам, улицам, стенам. Вдали легко угадывался анимериум – строгое аскетичное здание, мрачно возвышающееся над другими. Еще дальше мерцал главный корпус рекрутов, представляя собой стеклянный многоугольник с гербом Света. А чуть в стороне, у внутреннего края Люксоруса, гордо высилась статуя первого Верховного Света – Баэрдода. Она была обращена к его небесному телу. Из ладоней, сложенных горстью, вниз потоком тек чистейший белый свет.
Но не эти явные места привлекали внимание Альдебарана. Неподалеку от Зеркального Шпиля виднелась световая статуя – полупрозрачная, красная, возведенная сразу после битвы за Люксорус. Альдебаран с тяжелым сердцем взирал на нее с такого большого расстояния и все равно узнавал изображенного эквилибрума. Так много времени прошло, а в памяти до сих пор были свежи образы рушащегося полиса. Запах гари словно въелся в каждую трещину этого места, а стены еще отражали тяжелый стон падающих в пустоту башен. Альдебаран находил что-то неправильное в изящной целостности Люксоруса. Его душа была твердо уверена, что полис обязан оставаться в руинах, охваченный Тьмой, огнем и дымом. Ровно таким, каким его покинул Антарес Непогасимый.
– Альдебаран?
Он спокойно обернулся. Навстречу по белокаменной лестнице спускался облаченный в коричневую мантию звезда. Высокий воротник эквилибрума украшало серебро, под мантией виднелся темно-красный мундир, а на голове красовался простой и толстый серебряный венец.
– Светлого времени, отец, – сдержанно сказал Альдебаран.
Основных различий между Альдебараном и Арктуром было четыре: отец казался заметно ниже сына, впрочем, как и многие вокруг. Они оба принадлежали к красному спектру, достигнув предела своих сил, но если у Альдебарана волосы были темно-алыми, то Арктур обладал гривой бледных, нежно-красных прядей и аккуратной бородкой того же цвета. Кроме того, на великодушном лице отца, таком же скуластом, с теми же густыми бровями, не было ни единого шрама. Арктур имел их раньше, но после возвращения из сомниума, в котором пробыл пятьдесят долгих Генезисов, он не принимал участия в военных действиях. И наконец, Арктур был гораздо щедрее на эмоции, нежели его кажущийся куском стали сын, которому увечья добавляли суровости.
Минуя толпу планетаров, Арктур приблизился к сыну и добродушно потрепал его по плечу.
– Давно не виделись.
– Я и не заметил, но твоя правда, – уклончиво согласился Альдебаран и оглянулся. Что-то не давало ему покоя. – Ты здесь как правовед?
– Да, я обязан присутствовать при таком важном событии, это моя работа. И ты, я так понимаю, тоже? В роли префекта, разумеется. Вряд ли тебя допустили бы сюда как правоведа. – Эквилибрум рассмеялся над собственным замечанием. – Какая все-таки удачная встреча, согласись.
Пока Арктур легким движением поправлял фибулу с гербом Белзирака – такую же, как у Альдебарана, – тот наконец заметил упрямые взоры группки звезд голубого спектра. Судя по форме – рекруты, совсем юнцы. Вероятно, впервые пришли в мир при прошлом Генезисе. А значит, эфиророжденные. В пользу этого говорили недоуменные взгляды, так нагло и неприкрыто бросаемые на префекта и одного из главных правоведов Магистрата Света. Рекруты обсуждали их, Альдебаран знал это наверняка.
«Белзирак», «Элизиум» – доносилось до него надменным шепотом.
– Идем, – сказал Альдебаран отцу. – Скоро начнется.
Когда они проходили мимо хихикающих рекрутов, щеку обдало горячим воздухом. Затем последовали громкий щелчок, хрип боли и взволнованные возгласы юных звезд. Альдебаран не стал оборачиваться, только с ровным сердцем скосил глаза на Арктура. Казалось, его улыбка стала только довольнее.
«Чем быстрее все поймут, каким преимуществом обладают магно-генумы над эфиророжденными, тем лучше», – один из негласных девизов Белзирака – генума, прозванного военным за их опасный дар.
– Итак, ты давно не посещал нас, – спустя пару мгновений продолжил Арктур. Вальяжно сцепив руки замком, он лукаво поглядывал на сына.
– На мне лежит большая ответственность, – холодно ответил Альдебаран. – Вселенная никому не отпускает лишнего времени.
– О да, мне ли не знать! Префект Кальцеона, такая честь. Меньшего мы от тебя и не ждали. Ты всего несколько Генезисов на должности, но под твоим управлением это место воистину засияло.
По одну сторону от них вдоль коридора тянулись высокие статуи бывших Верховных из белого камня, хранившие их подробнейшие черты, вплоть до характерных эмоций. По другую – сплошное окно во всю стену: за ним Баэрдод начал медленно прятаться за Ревершилем, погружая эту часть Люксоруса в темноту.
Арктур смиренно взглянул на небесные тела и сказал:
– Будет крайне интересно посмотреть на развитие событий.
– Какие там события, – прогудел Альдебаран. – Бетельгейзе Хранящая официально выдвинет свою кандидатуру на пост Верховной Света, и ее изберут на первичный срок. А после начнется подготовка к ее полноправному вступлению в должность.
Стоило отцу язвительно усмехнуться, как внутренности Альдебарана стянуло узлом. Арктур не сделал агрессивного выпада, даже не упрекнул сына. Но это было так привычно для их отношений. Альдебаран всей душой ненавидел отцовское снисхождение, тяжкой поступью плетущееся из тех невероятно давних времен, когда он был еще ребенком и ругался с братом, за проделки которого отчитывали обоих.
Альдебаран отбросил эти мысли и сухо осведомился:
– Имеешь на этот счет другое мнение?
– Согласись, в этот раз кандидатур больше чем одна.
Поначалу Альдебаран не понял, о ком он говорит, но, осознав, рассерженно нахмурился.
– Зербраг?
– Верно. Думаю, он тоже неплохо бы смотрелся на посту Верховного, – воодушевился Арктур, указывая на статуи. – Зербраг Прожигающий вполне достоин занять свое место среди этих великих правителей! Разве ты так не считаешь?
Казалось, в воздухе повис запах паленой плоти. Во рту Альдебарана осел стальной привкус с мрачным оттенком ужаса и отвращения. Затем воспоминания прорезал жуткий болезненный вопль.
Альдебаран затрясся от гнева, искры чудом не слетали с его кожи.
– Поверить не могу, что именно ты об этом говоришь. Особенно после того, что он сделал с…
– То умерло в вечности, – отмахнулся Арктур. – Что было, то прошло. А Зербраг не только являлся главнокомандующим твоего легиона, но и взял тебя в свой личный отряд, когда ты только занялся военным делом. Ты ему многим обязан! Зербраг должен был стать Верховным еще после Неста Хрупкого, да будет его дальнейший путь гладок. Но тогда Верховным, ко всеобщему удивлению, стал Антарес.
– И что же? Считаешь, что и Антарес не по праву занял это место?
– Нет-нет! Как же я могу? – Для убедительности Арктур отрицательно затряс головой. – Антарес был практически членом нашего генума. Он являлся неоспоримо сильной личностью и полностью заслужил быть Верховным.
– Бетельгейзе тоже нам не чужая, – веско подметил Альдебаран. – Белзирак всегда поддерживал генум Анимера. Ты готов предать эти традиции ради… чего? Этого деспота?
– Брось, тебе лишь бы преувеличить. Бетельгейзе сильна, в этом никто не сомневается. Но она юна. В сравнении с опытным Зербрагом уж точно. Он величайший воин из ныне живущих! Умный, храбрый и расчетливый. Свет многим ему обязан. Подумать только, сколько бы полисов и префектур пало, сколько месторождений омния мы бы потеряли, если бы не он. Зербраг уже давно готов вести всех нас вперед.
Арктур остановился и подманил сына к окну. Альдебаран нехотя повиновался, окидывая взглядом высокий мост, ведший к закрытым Лучистым воротам Шпиля. Там столпилось необъятное число эквилибрумов. Все приготовились наблюдать за происходящим на заседании через проекции, а затем чествовать главного претендента на должность Верховного. Альдебаран чувствовал поток эмоций, вполне способный снести окна и стены. Надежда. Ее испытывали все: и планетары, и небулы, и астероиды, и звезды, и прочие души. Сейчас, когда Свет пошатнулся и остался без Верховного, надежда была необходима каждому. Потому столь внушительная толпа, занявшая не только этот мост, но и соседние, а также площади и близлежащие улицы, ждала. Кто-то держал в руках облачные свечи, иные принесли знамена. Они были готовы ждать сколько угодно.
– Им как никогда нужен пастырь, – сказал Арктур. – Особенно сейчас, ведь все больше наших земель отходит Тьме. Верховная Оттана отличалась добросердечием, она боялась погубить светлые души, потому приказывала раз за разом отступать. Сколько Генезисов мы так прожили? Сколько новых поколений взращены на этой почве? Все больше Тьмы, все больше иноверцев и отступников, заслуживающих гало-пленения и паноптикума. И так с самой битвы за Люксорус, со смерти Антареса. Мы медленно, но верно гаснем и падаем в бездну. Лишь Вселенной и Судьбе известно, где и как скоро светлые части префектур захотят независимости и отделения от Армии, из-за чего нам придется пуститься в новый Сумеречный поход против своего же народа? Да, давно не вспыхивало Великих войн, только тихие склоки между Светом и Тьмой, – но кто знает, когда пламя бойни вновь заревет? Мы должны быть готовы. Кто-то должен защитить нас от Тьмы, вновь навести порядок, вернуть в головы светлых правильные ценности. Ты ведь и сам помнишь о наших постулатах.
Арктур самозабвенно взмахнул рукой в сторону Ревершиля и Баэрдода. Он пристально смотрел на небо, в котором горели тысячи звезд.
– У каждой светлой души свое место. Мы рождаемся с предопределением, и Светлая армия толкает наши силы в самом продуктивном для нее направлении. Находя счастье в системе, мы зарабатываем больше Света для себя. Становимся мощнее. Ради Армии. Делай ее сильнее, Альдебаран, укрепляя свою душу. Делай все лучшее во имя нее и никогда не сомневайся в отведенной тебе роли. Она велика, и ты ее заслужил своим трудом. Порядок и подчинение правилам – наше естество.
Альдебаран склонил голову, с досадой понимая, что отец прав. Свободным никто из них по-настоящему не был.
– Мы рождаем свою силу во служении Свету, – вымолвил он общеизвестную истину. – И личные интересы неотрывно связываем с его судьбой.
– Люби свою судьбу во всех ее проявлениях. И прими, что нам всем необходимо занять самое полезное для общего дела место. И именно Зербраг на месте Верховного будет продуктивнее для всего Света, чем кто-либо еще.
Альдебаран не стерпел и продолжил идти в сторону форума.
– Да, если он наконец-то вернется из своих бессмысленных походов. Когда там его видели в последний раз? Зербраг столь эгоистичен, что не признавал ни Паладинов над ним, ни даже Верховной. С тех пор как он вернулся из сомниума, все приказы для него были пустым звуком. Он пытался поднять бунты легионов, хотел обратить против Оттаны несколько префектур и – что самое отвратное – нашел немало сторонников здесь, в Люксорусе! Да, она не была лучшей Верховной, да, она отдавала земли темным взамен на жизни светлых. Но какое он имел право судить, что есть истинное служение Свету, а что – подрывание устоев: спасение светлых душ или сохранение тартских территорий? Пока что, отец, он с трудом может разобраться даже в себе самом. Он зависим от пророчеств сказителей горизонтов и благодаря их туманным намекам уверился в своем праве на место Верховного. Он одержим этой идеей еще с тех пор, когда я был в его полном подчинении! Но как Вселенная уберегла нашу Армию от его власти во времена Антареса, так убережет и в этот раз. Он Второй паладин, а не Первый. Ему поможет только чудо.
И вновь снисходительная улыбка от Арктура.
– Чудо или нет, но уже бывало так, что при общей поддержке Верховным становился и Второй, и даже Пятый паладин. И весь Белзирак на стороне Зербрага, сын. Ты бы знал об этом, если бы почаще с нами общался.
Альдебаран почувствовал, что если скажет отцу еще хоть слово, то взорвется. Потому стих, раздраженно отвернувшись. Прошло с полсвегиды глухого молчания, и, похоже, Арктур почувствовал напряжение. До него такие вещи всегда доходили долго.[3]
– Ямера спрашивала о тебе, – внезапно и с чуть заметной тяжестью в голосе сказал он.
От этих слов раскаленная скорлупа на душе Альдебарана треснула.
– Я не знал, что мать вернулась из похода в предельные префектуры. Разве там еще не идут военные действия?
– Уже полтора эллера, как она вернулась домой. Остатки ее легиона отозвали по причине почти полного его уничтожения[4]. – Арктур немного помолчал, явно ожидая от сына каких-либо слов. – Она волнуется о тебе. Признаться, странно видеть, что она вообще о чем-то беспокоится.
– Странно? Она всегда обо всем волнуется с тех пор, как брата не стало. – Альдебаран сказал это строго, с холодной прямолинейностью.
Арктур смутился лишь на мгновение.
– Верно. Но с того момента твое положение устремилось к зениту, а это влечет за собой опасности.
– Вряд ли хоть кто-то будет оспаривать мое место как префекта, особенно ввиду тех старых событий с…
– Хватит! – резко воскликнул Арктур, вскидывая руку. Он переменился в настроении, словно погода на поверхности планеты. – Довольно, не будем об этом. Ты и сам знаешь, что таких разговоров в подобном месте лучше не заводить.
Эквилибрум всегда начинал злиться, когда тема заходила о тех самых событиях, которые вознесли Альдебарана в глазах вышестоящих звезд, но на долгое время очернили репутацию Белзирака. Арктур каждый раз притворялся, что ничего и не происходило. Игнорировал не только их, но и собственную кровь…
Альдебаран внимательно и с интересом наблюдал, как Арктур стальными движениями приглаживает растрепавшиеся волосы. В его глазах промелькнули алые искры. А может, то было лишь сияние угасающего Баэрдода. От напряженного разговора их спасла только представшая впереди колоннада форума.
Арктур кивнул Альдебарану.
– Договорим в другой раз. Надеюсь, ты все же навестишь нас с матерью. Пусть Свет озаряет твой путь.
Альдебаран проследил, как отец скрылся за аркой среди других эквилибрумов, и только затем облегченно вздохнул. После происшествия с братом выносить Арктура ему стало куда сложнее.
Когда Альдебаран пробирался сквозь толпу, чтобы занять отведенное ему место, кто-то подергал его за рукав. То был щуплый орнега – серый и незаметный во всех смыслах, одетый в строгий белый костюм местной обслуги. Он пристально и бесстрастно взирал на Альдебарана узкими синими глазами.
– Альдебаран Стойкий, верно? – уточнил он. – Можете уделить мне немного времени?
– Смотря что вам нужно, примум, – устало ответил эквилибрум.
– После собрания вас будут ожидать на пятой малой обзорной площадке. Опаздывать нельзя.
На такое заявление Альдебаран в непонимании качнул головой.
– Кто тебя послал?
Но орнега не ответил – и скрылся так же внезапно, как появился, оставив после себя лишь ворох вопросов.
Глава III
Исход
Встал я недавно, даже завтракать еще не спускался. Хотя такие слова, как «завтрак», «обед» и «ужин», в Соларуме почти не употреблялись. Их называли просто приемом пищи. Конечно, свой отсчет времени здесь был и определялся по Гринвичу и нулевому меридиану. И все равно каждый жил в своем темпе: когда одни отдыхали после тяжелого дня, иные только вставали и готовились к очередному заданию на другом конце земного шара.
Пока что выделенное жилье не очень приходилось мне по душе – я никак не мог его обжить, оттого оно казалось отталкивающим и холодным. И все же я понимал, что однажды придется ко всему привыкнуть и наконец достать вещи из дорожных сумок, чтобы переложить в дубовые шкафы. Но сейчас единственное, что нравилось мне в этом месте, – вид с балкона. Все тринадцать башен протекторов возвышались над лесом, синяя листва которого призрачно переливалась в темноте. Над головой находилось вечно звездное небо – бесконечное и глубокое. Темнота была постоянной в Соларуме – он витал над Землей, ровно напротив Солнца, отчего никогда не озарялся его светом.
Я держал в руках полупрозрачную инфору, между двумя частями которой образовался свиток-проекция. Я читал, пытаясь отвлечься, но не мог запомнить ни строчки. Последние дни прошли как в тумане, в постоянных домыслах и лечении телесных и душевных ран. До этого же мне, протектору без небесного знака, пришлось столкнуться с кучей проблем. И пара случаев, когда я чуть не умер, казались самыми смехотворными из них. Главной незадачей был тот факт, что моя душа оказалась раздроблена. За последнюю неделю что с ней только ни происходило: начиная от потери осколка и заканчивая слиянием со звездой красного спектра – Антаресом Непогасимым. Тот был бывшим Верховным Света, которого все считали давным-давно умершим, пока не узнали, что один из его осколков оказался внутри мелкого протектора. Все перечислять слишком долго, но вот как теперь представлялись дела: душа в моей оболочке состояла лишь из двух моих осколков и одного чужого – разума Антареса. Помимо этого, не так давно мне открыли, что всю свою жизнь (по крайней мере, очень долгое время) я ходил без третьей части души, что вообще звучало неправдоподобно, ведь при потере осколков творятся, мягко скажем, вещи малоприятные. В общем, я не знал, где моя пропавшая часть души и как ее искать. Даже не имел понятия, откуда начинать поиски. Зато у меня на руках оказался огромный запас светозарного огня Антареса, его эфирное сердце – оно находилось в звезде-подвеске. Я как раз уныло рассматривал ее – в тысячный раз за пару дней. Мне хотелось задать ей вопросы, но ответов я все равно бы не получил. Еще подвеска напоминала мне об отце – необъяснимая и хрупкая нить, оставшаяся между нами. Лишь недавно я вспомнил, как он отдал мне ее прямо в руки. В ней заключалась огромная яростная мощь, которая могла уничтожить все вокруг за долю секунды. И находилась она у обычного адъюта, коим мой отец и являлся. Откуда? Я не знал. Но желал узнать.
– Опять ты в своем депрессивном облаке? – внезапно раздалось за спиной.
Я дернулся от неожиданности. Естественно, это был Дан – протектор под знаком Волка, рафинированный эстет в два метра ростом. Он был уже при параде, и, пускай у всех нас одна форма, на Дане она все равно выглядела опрятнее и утонченнее. Меня это не раздражало, но вот что реально бесило – его постоянные скачки в пространстве. Дан обожал свою способность, а потому считал святым долгом возникать посреди комнаты и вызывать инфаркт у окружающих.
– Тебя стучаться не учили? – проворчал я, пряча подвеску подальше и откладывая инфору. – Знаешь – дверь, постучать в нее… Нет?
– Это очень долго. И неинтересно. Неинтересные вещи не для меня. Я выше таких церемонностей.
– Зато пунктуальность у тебя ниже плинтуса.
– Ну ты, возможно, не поверишь, но даже я не во всем идеален, – усмехнулся он. – Только это останется нашим маленьким секретом, хорошо?
– Ты зачем пришел?
– Фри и остальные волнуются. Ты не показывался никому уже почти сутки, да и выглядишь, мягко скажем, паршиво.
Я метнул в него неодобрительный взгляд.
– А как бы ты выглядел, если бы твоя душа была слита с бывшим Верховным Света?
– Ослепительно, – невозмутимо хмыкнул Дан.
Вид у меня действительно был так себе. Я даже не осмеливался заглядывать в зеркало. Оно лишний раз напоминало о положении вещей. Немногочисленные алые пряди в волосах, мертвенно-бледная кожа и, наконец, серебро, трещинами прокравшееся в радужку глаз. Это походило на какую-то паранойю, но меня пробирало от одной мысли, что мое тело медленно переходит во власть могущественного гостя. Происходившие со мной метаморфозы – включая кровь цвета серебра – присущи только звездам и могли быть первым звоночком в череде непоправимых последствий. Антарес уже управлял мной, когда нам пришлось столкнуться с Лэстрадой – дэларшей, чья душа скрывалась в теле звезды Меморы. И тогда я был не против такого сотрудничества, но теперь оно неотвратимо пугало. Будто Антарес медленно опутывал меня изнутри: органы, кровь, мысли – и только ждал момента, чтобы навсегда отобрать это, запихнув меня в самый дальний уголок сознания. Он ведь мог. Он сильнее меня. Сильнее всех звезд на небе. И я думал об этом каждую свободную минуту, с трудом ел и спал и продолжал вслушиваться в тишину, но ничего не слышал. За последние дни Антарес, которого я изо всех сил старался считать союзником, не проронил ни слова. И от этого в голову лезли пугающие мысли.
– Ты прям позеленел, – просветил протектор, да таким тоном, будто я постоянно вытворял подобное и он устал укорять меня за это. – Тебе нужны общение с другими людьми и еда. А то забился тут и даже не позволяешь манипуляционному отделу себя осмотреть.
– Нам пока не отдали распоряжений, так какая разница? – пробормотал я, подрагивающей рукой приглаживая растрепавшиеся волосы. – Эквилибрумам нужна еще по крайней мере неделя, чтобы восстановить возможность транспортировки на Землю. А связи с ними тоже нет – вы сами говорили, что Лэстрада умудрилась создать манипуляцию, которая отрезала любые сигналы с небес. И эта неделя скоро закончится, и за мной придут все – восставшая часть Армии Света, посланники Бетельгейзе и черные дэлары.
С грохочущим сердцем я затравленно посмотрел на темное небо.
– Они придут. И захотят прикончить меня.
Дан приложил руку к подбородку и задумчиво прищурился.
– Ладно, ситуация действительно так себе, но ведь все могло быть хуже! А по поводу распоряжений – мы как раз хотели обсудить с тобой наш следующий шаг.
– Выяснили, где Поллукс? – Я встрепенулся.
Дан хитро и заговорщицки улыбнулся.
– Да, эта рыжая птаха не успела упорхнуть за пределы Земли до обрушения портала. Наши постоянно наблюдали за «Белым лучом» и теперь точно уверены: он там.
– Тогда почему мы все еще здесь?! – воскликнул я, второпях направляясь к двери. – Мы должны его допросить!
– Эй, тпру. Нельзя выдвигаться прямо сейчас.
– Это еще почему? Мы и так долго ждали!
На лице Дана возникло такое кислое выражение, что мне расхотелось с ним ругаться. Вообще было сложно поверить, что протектора, который вечно влезает в какую-нибудь авантюру, что-то останавливает.
– Ты недоговариваешь, – с нажимом заявил я. – А ну выкладывай.
Как же порой везло, что Дан в нужные моменты был тем еще треплом.
– Ну, – заколебался он, – как бы сказать. Решения еще не вынесли, но Сара хочет уговорить Коула, чтобы он заставил тебя сидеть в Соларуме.
– Что?!
– Она печется об Антаресе и…
– Да плевать мне, о чем она там печется! У Поллукса находится орнега, которая знает о моем прошлом! Я не могу тут сидеть. Звезды, почему все вечно пытаются сбросить меня со счетов?!
– Успокойся, – посоветовал Дан.
– Я спокоен!
Слова вырвались намного резче, чем надо бы.
– Где Коул? – спросил я, умерив пыл.
– Там же, где и Сара. На пятом этаже.
Я хотел было поинтересоваться, что они там забыли, но протектор уже демонстративно отворил дверь и махнул, подгоняя меня на выход. Я подхватил мундир – важный атрибут формы протектора – и натянул его на лестнице.
Мы добрались до транзитного круга и благополучно спустились на пятый этаж. Дан уверенно шествовал по этим путаным коридорам и помещениям, а вот я вполне мог заблудиться. Из-за недавних событий память у меня продырявилась, как ржавая консервная банка, и многое забылось, оттого дороги, которые были знакомы мне ранее, благополучно стерлись из головы.
Приближение карцера стало заметно по общей атмосфере: свет потускнел, пути сужались. Дан рассказал про это место. Чаще всего в камеры бросали дебоширов или врагов. Не раз бывало, что кто-то в Соларуме лез в драки, не подчинялся правилам, буянил, психовал. Тогда таких людей помещали сюда и могли продержать достаточно долго. После нарушителей спокойствия на время лишали какого-то процента памяти или отправляли в ссылку в малоприятные по климату места либо, что еще хуже, заставляли вести дополнительную вахту в горячих точках. Каждый люмен-протектор был обязан за год отработать определенный срок в тех местах, где приземленные проводили военные действия. Людские сражения – ночной кошмар для Соларума. Сплитов там было как грязи, они сновали между воюющими сторонами на поле брани и пожирали души умирающих. Приземленные сами выполняли за чудищ грязную работу. Потому протекторы и адъюты там и охотились – только они, в отличие от тварей, которых простые пули и снаряды не трогали, вполне могли умереть под перекрестным огнем. Оттого все старались особо не делать глупостей, чтобы однажды не услышать от Смотрителя что-то вроде «дополнительный месяц на Ближнем Востоке».