Скользкая тема

Алексей Аберемко

Скользкая тема

То, что ребёнок родился в день юбилея Председателя научно-экономического совета при Совете Министров СССР, Засядько Александра Фёдоровича, в семье Тимофеевых восприняли за добрый знак. Имени тоже придавалось большое значение: назови человека сто раз свиньёй, на сто первый – захрюкает.

Несмотря на щедрый подарок родителей в виде звучного имени, удачную дату рождения и популярное направление исследований в виде генной инженерии, младший научный сотрудник Института общей генетики, Гений Кузьмич Тимофеев, звёзд с неба не хватал. Получил к концу жизни только повышение в виде отъёма от названия должности прилагательного «младший». Великий передел социалистической собственности тоже ничем не наделил. То ли у самого учёного с генами было не всё в порядке, то ли от пристрастия к зелёному змию, ушёл из жизни Гений Кузьмич рано, далеко не дотянув до пенсионного возраста. По известному принципу, природа выдала способности через поколение. На радость предкам, Мендель Гениевич получился умным. Закончил с красным дипломом Университет имени Сеченова, аспирантуру, но в Москве не остался, а сразу после защиты кандидатской диссертации принял предложение занять должность заведующего лабораторией в Уральском научно-исследовательском институте вирусных инфекций. Работа живая, интересная, а главное, очень полезная для общества. Можно не только делать карьеру и получать удовольствие от любимой работы, но и чувствовать себя хорошим человеком. А это многого стоит.

Хорошим человеком Мендель не только себя чувствовал, он им был, поэтому не мог отказать в просьбе своей старой учительнице, которая внезапно позвонила своему ученику два дня назад. Дарья Лориэриковна, женщина солидных лет, ещё при Брежневе работавшая в Главной Санитарно-гигиенической лаборатории Москвы, а потом преподававшая в сечиновском институте эпидемиологию. Отечественные вузы, как отлаженные конвейеры, стабильно пополняют научный мир молодыми дарованиями, которым нужно кормить их молодые семьи. Подпираемый поршнем молодой активной молодёжи столб занятости выталкивает заслуженных работников в мир счастливой беззаботной пенсии. Но не той породы была профессор Гольдберг, чтобы всю свою всё ещё неиссякаемую энергию бросить на борьбу за дачный урожай. Огромный багаж знаний пригодился в одном из элитных медицинских центров, которые, как прыщи у человека с пониженным иммунитетом, повыскакивали на теле столицы.

– Здравствуйте, Мендель, – голос в трубке разбудил в груди приятно щекочущее воспоминание студенческой юности, – не забыли старушку?

Это кокетство было небольшой слабостью, попыткой тихо выкрикнуть о своём одиночестве. На самом деле Дарья Лориэриковна регулярно получала от любимого студента открытки с Восьмым марта и Новым годом. Настоящие, бумажные, по почте! А в день её рождения Мендель старался подгадать командировки так, чтобы прилететь в Москву и поздравить лично.

– Что Вы, Дарья Лориэриковна! Я могу огорчить любимую наставницу только своей болезнью, а я здоров. Как Вы себя чувствуете?

– Не смешите меня, Мендик, я пользуюсь очень платными услугами нашего буржуйского предприятия вполне бесплатно. В моём распоряжении достижения медицины настолько передовые, что их даже ещё не изобрели. Если совсем умру, мне что-нибудь имплантируют и выпустят работать, чтобы не беспокоиться о больничном и погребении. Кстати о болезнях. В наш центр обратилось уже несколько пациентов с вирусным заболеванием. На первый взгляд, обычный аш один эн два, но симптоматика напоминает аш семь эн девять, а по патогенности даже, на тип Б вытягивает. Похоже, новый вирус. Я воспользовалась хорошими людьми и отправила тебе спецпочтой образцы. Пока эпидемии нет, можешь уже работать над вакциной. Когда получишь Государственную премию, угости старушку чаем.

– Какая Вы старушка, Дарья Лориэриковна?! Вы – Великий учёный!

– Слава Богу, дожила до возраста, когда лучшим комплиментом становится «Великий учёный»!

– Между пациентами связь какая-нибудь прослеживается? – попытался перевести тему Тимофеев.

– В том то и дело! – обрадовалась Дарья Лориэриковна. Видно, этот козырь она держала «на сладкое. – Они, пациенты, в Африке побывали. По работе или туристами, но посещали континент. Прямо носорожий грипп какой-то.

– А в свой институт не пробовали передавать?

– Кому?! Вот этим: «Алиса, перечисли мне постулаты Коха»? Чтоб я этих выскочек так забыла, как я их помню!

В перспективу получения Нобелевской премии, да и в открытие ранее неизвестного вируса, Мендель Гениевич не верил. В крайнем случае – новый штамм. Однако будучи педантом и перфекционистом, Тимофеев решил присланные образцы зарегистрировать, внести в план работы лаборатории как внеплановые.

Пока эпидемий не объявляли, и один из боксов лаборатории простаивал. Мендель надел противохимический костюм, респиратор и очки, разложил на столе материалы. Анализы решил проводить самостоятельно, чтобы, в случае чего, не позорить старую учительницу. Сначала исследовал пробу под микроскопом. Это действительно был родственник вируса гриппа. Посеяв образцы в биоматериал, для чистоты эксперимента ввёл разведённую субстанцию нескольким мышам. Хотя материала было катастрофически мало для полноценных исследований, контрольный образец был спрятан в сейф-холодильник. Введён препарат был и в человеческие ткани. Пройдя дезинфекцию, Мендель Гениевич покинул лабораторию и, занятый более важными делами, удалил этот вопрос в самые дальние уголки мозга.

К московским образцам удалось вернуться только через день. Результаты, мягко говоря, не обрадовали, но были ожидаемы: в большинстве посевов было пусто, в одном только развились бактерии, скорее всего попавшие туда при неправильном хранении. В крови мышей тоже не обнаружилось никаких патологий. С образцами в человеческой ткани было ещё грустнее: три из пяти прекратили свою жизнедеятельность, в остальных вирус не появился, но жизненные процессы как-то замедлились. Нужно будет пожаловаться, что прислали просроченные материалы из морга. Неприятно было признавать, но Дарья Лориэриковна ошиблась. Оставалось только отправить все рабочие субстанции на утилизацию, а мышей вернуть к их сородичам. Как назло, замок контейнера заедал, а новый в морге точно подменят. Справившись с непослушным механизмом, Тимофеев поднял трубку:

– Сергей Владимирович, пришли кого-нибудь забрать отходы в крематорий, я на столе оставлю. Добро. Нет, на субботник не иду, спецзадание.

В столовой за столик подсел Игорь. Если вы думаете, что научные работники занимаются исключительно научной работой, то глубоко заблуждаетесь. Большую часть рабочего времени занимает бизнес-планирование, рассмотрение предложений поставщиков оборудования для тендера на закупку. При этом приходится заносить данные в новые электронные системы документооборота. Как будто учёных пытаются превратить в эффективных менеджеров. Но к решению сложных задач мозг учёного привычен. Мендель Гениевич нашёл выход: взял на должность младшего научного сотрудника настоящего эффективного менеджера. Игорь не только как рыба в воде чувствовал себя в процессах закупок, планирования и отчётов, но и обладал исключительной харизмой, а может – либидо, от которых таяли все женщины института, поэтому вопросы в бухгалтерии и других непрофильных отделах решались легко и быстро. Работу Игорь выполнял хорошо, если не забывал. На этот случай в штате была Элла Владимировна, женщина недалёкая, но организованная. За глаза коллеги её называли «Напоминалка». Хотя при такой организации труда Тимофеев наукой занимался практически в одиночку, но хотя бы мог ею заниматься. С людьми Игорь общался простовато, балансируя на грани бестактности:

– Генич, можно я на субботник не пойду? Отпустите? Мне кой-чё прикупить на выходные надо, а после работы – пробки. И Ленку бы тоже, я её на дачу позвал. Чтобы не поздно.

– Ты не охренел?! – взорвался Тимофеев, но быстро взял себя в руки. – Вашим рабочим временем после обеда, Игорь Александрович, заведует заведующий хозяйством, у него и отпрашивайтесь. А Елена Эдуардовна будет занята в архиве.

Есть как-то сразу расхотелось. Мендель Гениевич поставил разнос с почти нетронутым обедом в окно грязной посуды и зашагал в лабораторию. Из-за объявленного администрацией субботника институт почти опустел, можно заняться делом, о котором в институте никто не догадывался. Учёный достал из шкафа небольшую картонную коробку. Внутри, по бережно постеленной сухой траве, ползали четыре крупных лесных слизня. Мендель внимательно их рассмотрел. У каждого было своё имя. Тимофеев знал, что брюхоногие – обоеполые, идя на поводу стереотипов, тех что поменьше назвал женскими именами, а более крупных – мужскими. Ричард, названный королевским именем за шикарную, почти чёрную мантию на спине, спокойно дремал в углу коробки. Зинаида лакомилась листом салата. Генриетта оседлала Виталия Алексеевича Голубева, который своим унизительным положением не оправдывал имя задиристого одноклассника Менделя Гениевича.

Тайной страстью учёного была генетика. Она захватывала возможностью строить из наимельчайших кирпичиков, слабо различимых даже при помощи самых мощных электронных микроскопов, строить существа по собственному замыслу. Замыслу Творца! Пойдя по стопам отца, Тимофеев-младший мечтал облагодетельствовать человечество великим даром. В отличие от Гения Кузьмича, работавшего над увеличением продолжительности жизни, сын увлёкся вопросом регенерации тканей. Этот процесс происходит в любом живом организме: клетки обновляются, раны заживают. Однако интенсивность регенерации у всех видов разная. Мендель Гениевич экспериментировал с моллюсками. До кольчатых червей, которые при полном разрыве образуют две самостоятельные особи, этому типу беспозвоночных далеко, но они эволюционно более продвинуты. Тимофеев мечтал поработать с осьминогами, прекрасными созданиями океана, но втихаря выкроить из бюджета баснословную сумму на аквариум с морской водой, а потом его прятать, было не реально. Брюхоногие, тоже неплохо. Они тоже могут отращивать повреждённые щупальца. Это те, которые: «Улитка, улитка, покажи рожки».

В любимое дело, как всё, во что вкладываешь душу, продвигалось вполне успешно. Мендель Гениевич уже выделил у слизней регуляторные последовательности TREEs1, усиливающими регенерации тканей. Оказалось, в этих элементах отсутствуют гены PAX3, которые ранее считались жизненно необходимыми для развития организма, их место занял PAX7! Последнее открытие ускорило работу. Если удалить из структуры ген, ограничивающий рост, способность к регенерации увеличивается в разы.

Слизней люди зря не любят. Это прелюбопытнейшие создания. А слизь… Что слизь? Вообще-то, правильно говорить: «Муцин». Это очень полезное вещество, участвующее в процессе регенерации. К тому же, легко смывается водой. Мендель Гениевич некоторое время наблюдал за любимцами, потом поставил коробку на стол. Долго не мог найти записи последних экспериментов. Непорядок, совсем заработался. необходимо было привести мысли в порядок, потом навести порядок и в лаборатории. Мендель пригласил к себе в кабинет лаборанта Лену, которой вместо рыхления земли и побелки стволов деревьев поручил архивацию старой документации.

Как казалось самому учёному, их отношения с женой были вполне нормальными. Обычная молодая семья. Муж – учёный, руководитель среднего звена, жена – экономист с перспективой развития в филиале солидного банка, дочка трёх лет от роду. Окружающие тоже считали семью Тимофеевых вполне нормальной, за исключением имени дочери: девочку по родовой традиции назвали Идеей. И только жена Менделя, Светлана, постоянно пыталась что-то поменять. То она сидела на какой-нибудь диете, то покупала дорогущий вебинар по психологии отношений или развитию детей. В выходные предлагала «Поменять локацию, чтобы зарядиться энергией. Иногда муж сдавался, и они вместе ехали часа четыре на машине, чтобы восхититься каким-нибудь «обалденным видом».

В сексе жена тоже искала чего-нибудь нового: читала статьи, подписывалась на специальные каналы и старалась делать всё, что там ей советовали. Не то чтобы ей нравилось все эти приёмчики физиологически, она любила учиться. Но это было бы ещё полбеды. Светлана хотела, чтобы и партнёр тоже действовал по этим самым рекомендациям. Так, дескать, их отношения поднимутся на новый уровень. Мендель не любил спорить, а жену любил, поэтому вырывал из своего сжатого графика время, чтобы послушать бесконечные пошаговые аудио рекомендации о длительных любовных прелюдиях, а потом уныло воплощал их в жизнь.

Тимофеев был здоровым мужчиной с развитым либидо, и ему необходимо было удовлетворять свои физиологические потребности. Но именно удовлетворять, и именно потребности. Удовольствие же можно получать и от качественно выполненной работы. Так появилась Леночка.

На банкете, устроенном по поводу издания первой монографии Менделя Гениевича, недавно принятая в штат лаборантка воспользовалась моментом и затащила начальника в кабинку туалета. Девушка деловито застелила крышку унитаза туалетной бумагой, села и расстегнула ширинку брюк слабо сопротивляющегося подвыпившего доцента.

От начальника Леночка ничего не требовала, иногда жаловалась на нехватку денег для покупки какого-нибудь очень необходимого элемента гардероба. Из семейного бюджета Мендель средства не изымал, просто при распределении премий завышал любовнице коэффициент трудового участия. Деньги капали на карту незаметно от других работников лаборатории. Такая вот удобная форма производственной проституции.

Сотрудница вошла в лабораторию, привычно щелкнула замком.

– Привет, Котик, – чмокнула Менделя в щёку и нагнулась, опёршись локтями о стол.

– Виделись, Зая, – так же немногословно приветствовал Тимофеев.

Он задрал подол рабочего белого халата подруги, явив свету ярко-красные резинки телесного цвета чулок и такие же красные кружевные трусики. Как всегда, Леночка была во всеоружии. На тумбочке у входа зазвонил телефон, но отвечать мужчина, занятый мужским делом, не собирался. В кармане спущенных брюк разрывался сотовый, щекоча вибрацией лодыжки хозяина. Мендель повернул подругу к себе лицом, взял за упругие ягодицы и посадил на стол. Руки скользнули вниз по бёдрам, приподнимая. Девушка послушно легла. На столе что-то хрустнуло, потом звякнуло, но было уже совсем не до этого.

Когда любовники приводили свой гардероб в порядок, Мендель – суетливо, Леночка – спокойно, со знанием дела, Тимофеев заметил беспорядок на столе.

– Я пораньше уйду, – даже не пытаясь придать словам вопросительный тон, бросила от двери Леночка. Вот так нужно отпрашиваться.

Заведующему лабораторией было не до неё: коробка со слизнями лежала на боку. Вернее сказать, это была уже коробка из-под слизней, так как её бывшие обитатели покинули своё жилище и ползали по разлитому посеву московского вируса. Как он мог не заметить, что контейнер с материалом до сих пор стоит на столе: отнести в крематорий было некому – субботник. Тимофеев досадливо поморщился: «Вот что бывает, когда мыслительный процесс перекрывается физиологическими потребностями». Он возвратил беглецов в коробку, тщательно продезинфицировал стол. Отходы, вместе с перчатками и респиратором убрал обратно в утилизационный контейнер, включил кварцевание.

«А ведь Лена лежала практически лицом в луже с вирусом! – пронеслось в голове. – Нужно заставить её сдать анализ под каким-нибудь предлогом». Мендель Гениевич вспомнил про пропущенный звонок. Звонила секретарь ректора. Это серьёзно! Он поставил коробку обратно в шкаф и решительно направился к начальству.

В одном из коридоров он увидел бегущую ему навстречу секретаря Галину Васильевну, которую в институте уже двадцать лет называли Галочкой. Вид у женщины был возбуждённый. Ещё издалека, она стала громко, на грани истерики, разговаривать с Тимофеевым:

– Мендель Гениевич, что Вы со мной делаете?! Я Вам ни на сотовый, ни на стационарный дозвониться не могу! Дмитрий Иосифович сказал – срочно! Он рвёт и мечет!

Чтобы умеющий держать себя в руках Ивановский «рвал и метал», представить было трудно. Однако ректор не любил медленного выполнения заданий. Сотрудники, которые заставляли ждать высокое начальство, надолго попадали в немилость. Но, на этот раз, Тимофеев придумал чем погасить гнев ректора, а заодно и оправдать своё отсутствие на субботнике. Можно было неудачу с образцами, присланными Дарьей Лориэриковной, обратить в попытку предотвратить катастрофу, а под шумок заниматься любимой генетикой.

Дмитрий Иосифович Ивановский, хотя был немолод, не собирался сдаваться возрасту: спортивная фигура, элегантный костюм всегда аккуратная причёска и модно постриженная бородка выгодно отличали его от вошедшего заведующего лабораторией. В работе Мендель Гениевич старался быть аккуратистом, чего нельзя было сказать о его внешнем виде. При среднем росте, его тело было не толстым, не худым, а каким-то невнятным. Мендель регулярно по утрам делал зарядку, ходил не работу и с работы пешком и считал, что такие нагрузки достаточны для жизнедеятельности его организма. Стригся Тимофеев тогда, когда надоедало приглаживать по утрам пышную, не желающую лысеть шевелюру, смачивая её водой. В одежде единственным критерием являлось то, что она должна быть чистой. Жена не поддерживала данную концепцию и старалась купить мужу что-нибудь новенькое, модное. Мендель же утверждал, что и старые рубашки ещё не износились, лучше бы купила себе что-нибудь. Новая вещь отправлялась в шкаф «до особого случая», каковых в семье Тимофеевых было не так уж и много.

Дмитрий Иосифович поднялся из кресла, дружелюбно улыбнулся, протянул вошедшему руку:

– Мендель Гениевич! Хорошо, что зашёл, – сказал он, как будто сам не вызывал сотрудника, – у меня для тебя есть интересное задание.

– Дмитрий Иосифович, – перебил Тимофеев, – из Москвы прислали образцы вируса. Возможно, новый штамм. У меня есть уже наработки.

Ивановский поморщился. При всей своей открытости дружелюбии и демократичности, он считал сотрудников существами более низкой ступени эволюции, чем он сам, поэтому ненавидел, когда они, эти самые сотрудники не беспрекословно выполняют мудрые указания, а проявляют вредную инициативу. Да ещё и перебивают! Однако, каким-то невообразимым образом, с пока ещё засекреченным вирусом Тимофеев угадал. Показывать, что не всё в институте находится под недреманным оком было не солидно. Да и работы по вирусу стояли на контроле у самого президента, поэтому Дмитрий Иосифович снова улыбнулся:

– Я и сам хотел тебе это предложить. Подключишься к группе профессора Абрамова.

Тимофеев не любил спорить, но выполнять указания этой посредственности, бездарного выслуживателя запенсионного возраста?! Нет уж, увольте!

– Можно, я сам поработаю, альтернативно, так сказать. Если одна группа вдруг зайдёт в тупик, у другой могут возникнуть свежие идеи. Потом объединимся, поделимся результатами.

– Добро, – согласился ректор. Он любил конкуренцию, когда подчинённые расталкивают друг друга локтями в попытке понравиться начальству, – я позвоню Абрамову, чтобы передал часть проб. В понедельник к концу дня жду первых результатов.

Выйдя от ректора, Мендель Гениевич вспомнил, что сегодня так и не пообедал, спустился в буфет, съел какую-то выпечку с какой-то начинкой, выпил стакан компота. Идти к Вячеславу Викторовичу Абрамову за пробами и выслушивать его возмущение по поводу того, что ему, профессору, доктору наук, не доверяют и поручают перепроверять результаты какому-то доценту, не хотелось. За образцами после субботника отправит мэнээса2 Серёжу.

Вернулся в лабораторию, открыл дверцу шкафа. Тут же резко закрыл. Не хотелось верить, что расстройства психики начались в столь раннем возрасте. У гениев так бывает, но сейчас это подтверждение гениальности как-то не радовало. Мендель Гениевич мысленно досчитал до десяти и распахнул обе створки. Картина не изменилась: по полке расползлись четыре слизня величиной с крупных крыс. Генриетта вытянула глазные щупальца и повернула их в сторону человека. Глаза были не похожи на человеческие, но это были именно глаза! Создавалось отчётливое впечатление, что слизень смотрит. Прямо в душу! Заведующий лабораторией тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Нужно было срочно узнать, что вызвало столь стремительный рост образцов. Мендель Гениевич догадался, что в мутации виноват вирус, с которым контактировали подопытные, других версий не возникало. Необходимо понять, какие гены подверглись мутации. Взрывной рост! Это тянуло на Нобелевскую премию.

Учёный сделал соскоб муцина с полки, потом взял в руки щипчики. Отрезать плоть у до сих пор наблюдавшей за ним Генриетты было как-то неприятно. Тимофеев щёлкнул по краю ноги не проявлявшей активности Зины. Две пары щупалец не втянулись, как обычно бывает у слизней при опасности, а резко выскочили из тела. Мендель отшатнулся. Он мог поклясться, что в глазах моллюска мелькнула злость.

Исследование ДНК дало поразительные результаты. Отрезок, который контролирует активацию мастер-гена EGR3 стал поразительно активным, заставляя другие гены работать. Это прорыв! С такой скоростью деления клеток, можно регенерировать любой орган. Нужно было только сделать что-то с акселерацией роста. Конечной целью было применение метода к людям, а плодить великанов как-то не практично с точки зрения экономики.

Мендель Гениевич снова подошёл к шкафу со скользкими любимцами. Зинаида резко отползла поз защиту товарищей. «Надо же! Она помнит боль. И какая скорость движения! Нужно проверить, заживает ли ранка от щипцов». Мендель просунул голову между полок. Ранка не только зажила, поверх неё появился жёсткий нарост, наподобие мантии на спине. Новое образование венчал острый шип. «Организм сгенерировал новый орган! – восхитился Тимофеев. – Эволюция происходит прямо на глазах». Месячный запас корма на полках был уничтожен. «Ну да, белок для роста необходим. Какой же мощный у них метаболизм! Нужно ещё еды купить».

Для чистоты эксперимента Мендель Гениевич решил пройтись по ДНК-маркерам мышей. Тут случилась заминка: маркеры отличались от первоначальных, сохранённых в истории каждой мыши. Очень незначительно, но отличались. Тимофеев проверил настройки секвентатора4. Всё было нормально. Налицо были признаки мутаций у млекопитающих, правда, далеко не такие грандиозные, как у моллюсков. Врач заволновался. Он нервно открыл контейнер. К счастью, одна из чашек Петри5 с жизнеспособной пробой человеческого материала не открылась, и образец не растёкся. Когда просмотрел результаты, в голове зазвучал его же детский голосок нашёптывающий странные буквы и цифры, сложенные в неуклюжие рифмы: «Эн эл а, как эн эл о, а пе е и а бэ о, эс аш два бэ три…». Это была самая главная песенка отца. Предсказанный им набор из десятков генов, положительные мутации в которых должны увеличить продолжительность жизни человека в несколько раз. Отрицательные же приведут к быстрому старению, к протогерии6. Не мутировавших образцов не было! Или плюс, или минус. Мендель Гениевич поменял пробу. Расшифровка маркеров напомнила ему ещё один стишок из детства. Это был стишок, в котором его отец собрал названия генов старения. Учёный даже стал напевать в пол голоса: «Даф шестнадцать и даф два, кругом ходит голова. Аш эс пи шестнадцать эс, нам не страшен больше стресс…». Отец точно спрогнозировал мутации, приводящие к преждевременному старению. Теперь нужно было узнать, в каких цепочках произошли мутации.

На облагороженной и озеленённой территории перед главным зданием института шла работа по дальнейшему её озеленению и облагораживанию. Работа шла, но особо никто не работал. Откровенно бездельничать не осмеливались, просто «перекуривали». Мужчины грамотно перераспределили вес уставшего тела на воткнутые в клумбы лопаты, женщины общались возле полупустых мешков для мусора. Дело продвигалось только за счёт завзятых трудоголиков и мелкого начальства, показывающего свои лидерские способности более крупному начальству, безразлично поглядывавшему на трудовой порыв сквозь стёкла персональных кабинетов. Сотрудники лаборатории в этот день стали свидетелями чуда: их начальник, который, не то чтобы уйти раньше с работы, в выходные посещал лабораторию, и отпуск редко догуливал, посреди рабочего дня покинул институт. Он ракетой пронёсся мимо коллег и помчался домой.

Зайдя в квартиру, учёный достал с антресоли старый чемодан с отцовскими вещами. Пахнуло старым кожзаменителем и картоном. В голове пронеслись образы детства: усталое, рано постаревшее лицо матери, грустная, немного виноватая улыбка отца. Этот чемодан был постоянным поводом разногласий супругов. Причем, как старших, родителей, так и теперешней семьи Тимофеевых. Светлане он постоянно мешал, поэтому был определён как первый кандидат на помойку. Мендель хоть и не любил спорить, к отцовской памяти относился как к святыне, поэтому был непреклонен. Он закрылся в кабинете и до конца дня читал записи в старых тетрадях.