Флешбэки из Поднебесной, или Каталина гоуз нах Джонгуо

Юлия ГербАсий

Флешбэки из Поднебесной, или Каталина гоуз нах Джонгуо

Intro

Наш славный город известен тем, что здесь стоял Колчак, сидел Достоевский, лежал Навальный и навеки упокоился Летов. Но эта история совсем не про историю и не имеет никакого отношения ни к русской классической литературе, ни к новейшей политике и даже не качает нас на волнах российского андеграунда 90-х. И, тем не менее, у людей, выросших в такой эклектичной среде и впитавших в себя диоксиды, формальдегиды и бензопирен, щедро поставляемые различными замечательными промышленными предприятиями города, есть свой особый взгляд на жизнь, ироничная суровость и неиссякаемое чувство юмора, слегка приправленное черным пессимизмом и источающее ароматы атмосферных выбросов. Эта книга о молодых людях, их радостях и переживаниях, об их иностранных товарищах, о прекрасном и шокирующем Китае и немного о любви. Итак, мы начинаем…

Глава 1

Французский политес и африканская страсть

– Павловская! – услышала Катька раскатистый окрик. Оглянувшись, она заметила не самую приятную физиономию Шарабашкина, начальника международного отдела любимого универа. С Николаем Сергеевичем Шарабашкиным они частенько пересекались на каких-то шумных студенческих тусовках с приглашением иностранных студентов, где Катька как представитель студенческого актива помогала с организацией, а иногда и с переводом. И вроде бы ничего плохого от Никоса (как его между собой называли студенты) ей не перепадало, но его лоснящееся от постоянной усердной руководящей работы лицо как бы намекало, что в данный момент он ищет очередную жертву, которую нужно непременно нагрузить каким-то наиважнейшим поручением. На этот раз оно лоснилось угрожающе-радостно.

– Катюша, Павловская, тебя-то мне и нужно! – восторженно и с придыханием возопил Шарабашкин.

– Началось, – внутренне напряглась Катя, – сейчас опять начнет убалтывать поучаствовать в какой-нибудь очередной конференции или форуме. – Николай Сергеич, я сегодня занята, мне еще доклад по зарубежке на завтра готовить и конспект по философии! Ну, вы же знаете мадам Тропинкину, она мне весь мозг выест столовой ложкой со своей идеологией сциентизма, если я не подготовлюсь к семинару!

– Павловская, – радостно потирая руки, выдохнул командир международников, – да что ты, я тебя надолго не задержу, да и Вероника Андреевна – педагог, безусловно, уважаемый, просто у меня есть для тебя очень интересное предложение, от которого ты не сможешь отказаться, пойдем-пойдем, – и под локоток повлек свою жертву в кабинет.

В международном отделе как всегда было суетливо и шумно, пара лохматых китайцев в очках пытала молодую сотрудницу ломаным русским языком и всемогущим телефонным переводчиком, кто-то разговаривал по телефону, из колонок компьютера вещал унылый заикающийся голос, судя по картинке с монитора, принадлежавший стареющей даме с пышной прической, а Наталья Николаевна, тоже знакомая Катьке по предыдущим мероприятиям, на бегу кивнув вошедшим, в мыле умчалась куда-то с пачкой бумаг.

– Вот, в вебинаре параллельно участвуем, – важно показал рукой на унылую даму в мониторе Шарабашкин. – Повышаем свои компетенции в области экспорта образовательных услуг, слушаем выступления экспертов, – пояснил он, усаживаясь в свое вращающееся кресло перед монитором. – Но я тебя, собственно, зачем позвал? Нам тут из партнерского вуза прислали заманчивое письмецо: приглашают двоих наших студентов на практику на месяцок. Поедешь? Тебе будет полезно, – безапелляционно заявил Никос.

– Погодите, какая практика среди года?.. Конец октября на дворе. Занятия полным ходом. Да меня в деканате не отпустят! И вообще, что за партнерский вуз, где?.. И от меня-то что нужно? С чего вдруг-то?.. – растерянно сопротивлялась жертва незапланированной встречи.

– Практика преподавательская, в Китае, в партнерском вузе. Китайцы и стипендию дают, и расходы все покроют на дорогу и на проживание. Нужен им белый человек, русский язык студентам попреподавать. Программа у них там какая-то в рамках укрепления российско-китайской дружбы, финансирование получили под эту программу, вот теперь начинают реализацию и нас привлекают. Ну, Кать, ты давай соглашайся, а то ехать в декабре, а еще визу оформлять. У тебя же есть загранпаспорт?

– Есть, – неуверенно начала Катька, которая пару раз ездила с родителями на густо засиженные русскими туристами турецкие берега Средиземного моря и как-то не очень вдохновилась прелестями забугорья, – но я вообще не планировала, тем более в Китай, в декабре…

– Не дури, не каждый день нам так за здорово живешь стипендии дают. А с деканатом мы договоримся, тем более что с успеваемостью у тебя все в порядке, насколько я знаю. В общем, думать тебе три дня, до понедельника, а нет, так другого кандидата подберем. Но я думаю, что твой ответ будет положительным, от такой возможности глупо отказываться, – завлекательно улыбнувшись, резюмировал Шарабашкин и залихватски почесал висок.

– Чего он там чешет-то, – с недоумением подумала Катька, – три волосины в шесть рядов, и те выпали. – А вслух сказала, чтобы скорее отвязаться от назойливого международника: «Ладно, Николай Сергеич, я подумаю до понедельника, а сейчас мне надо бежать».

– Подожди еще минутку, Павловская, – неуверенно заерзал на стуле лоснящийся Никос. – Тут еще есть дело. В общем, к нам тут аспирант приезжает, должны были его встретить наши ребята, но сорвалось в последний момент. Надо помочь, ну, сама понимаешь, иностранец, впервые в нашем городе, да еще и такой колоритный… Тут же недалеко, на вокзал – и сразу же обратно, доедете на автобусе. Заведешь его быстренько в поликлинику, получите справку для заселения, потом отведешь в «восьмерку», а там его уже встретят, под белы рученьки примут и в комнату проводят, – торопливо разливался соловьем начальствующий прилипала.

«Ну, я так и знала, блин, что где Никос, там и очередная подстава», – уныло подумала Катька и уже хотела продолжать отбрехиваться, как вдруг Шарабашкин порывисто рубанул рукой по воздуху и громогласно заявил: «Идем, сейчас я договорюсь с твоей, как ты выражаешься, мадам Тропинкиной, чтобы простила тебе недоученный чего? Семитизм? Антисемитизм?»

– Сциентизм, – механически поправила Катька.

– Да все одно, – махнул рукой Никос, – Вероника Андреевна – женщина разумная и современная, должна же она понимать важность имиджевой составляющей во взаимоотношениях с иностранными студентами. Мы же должны позиционировать себя как передовой вуз с дружественной для иностранных граждан средой. Идем.

Идя по коридору к кафедре «История и философия» вслед за вождем университетской международной деятельности, Катька мстительно представила, с каким злобным клекотом обрушится на него Тропинкина, когда услышит из его уст что-то невнятное о завтрашнем семинаре по «семитизму». «Ну и ладно, пусть и его поклюет немножко, а то оба достали», – внутренне хохотнула будущая практикантка китайского университета, в настоящий момент даже в мыслях не допускавшая возможности, что из разговора с Шарабашкиным может получиться что-то серьезное.

Сидя у окна автобуса, следующего до конечной остановки «Железнодорожный вокзал», Катька постепенно отходила от состояния тотальной обалделости своего недоумевающего рассудка и испытывала явный когнитивный диссонанс. Общение Шарабашкина с Горгоной от философии мадам Тропинкиной не продлилось и нескольких минут, но за это время из-за плотно закрытой двери любопытной студентке удалось услышать и прихрюкивающее ржание с явными интонациями Никоса, и любезное щебетание философини, которое даже в таком романтичном исполнении больше напоминало хищный клекот. «Да уж, – думала Катька, – и на Тропинкину нашлась ширинка, – как-то само срифмовалось у нее в голове. – Хотя, может, конечно, и нет у них никаких там романтических или, наоборот, прагматических отношений, но как ему удалось усмирить эту злобную мегеру, которая по своей гендерной принадлежности, по мнению Катьки, находилась где-то между «М» и «Ж» и скорей подходила под определение «баба с яйцами», она понять не могла. «Неисповедимы, как говорится…», – мысленно продолжила беседу сама с собой студентка Павловская. Что именно неисповедимо, ей додумать не удалось, но ситуация от этого не стала более понятной и менее комичной. Фыркнув, она развернула распечатку, которую ей второпях сунул Никос уже перед самым выходом.

Да… Это было сильно. Даже, пожалуй, сильно колоритно для провинциального сибирского города. С листа формата А4 на нее взирало лицо, похожее на одно из тех, что показывают в американских фильмах типа «Не грози Южному централу», да и прическа, обрамляющая столь выразительный фэйс, тоже невольно приковывала взгляд, ибо хаотично торчащие в разные стороны пучки, напоминающие местами то колоски, то косички, то спутанные волосяные колбаски, явно не вписывались в привычную для сибиряков систему координат.

«Блин, ему главное не выходить в одиночку далеко за территорию кампуса, а то не ровен час, нарвется на наших местных гопников, измученных явно не нарзаном, а за этой встречей весьма вероятно может последовать международный скандал», – думала Катька. «Интересно, что у нас там с перспективами двухстороннего межгосударственного сотрудничества с Республикой Конго? Боюсь, что могут разладиться. Вот так внезапная встреча молодого аспиранта, имеющего насыщенный африканский цвет кожи, с яркими представителями местной гопоты где-нибудь на просторах глубоко сибирского города может повлечь за собой разрыв дипломатических отношений между государствами», – размышляла юная политик-любитель и тут же поймала себя на мысли, что очень витиевато выразилась на предмет определения цвета кожи прибывающего иностранца. «Н-да, действительность приучила нас к тому, что мы уже опасаемся назвать черного черным, а голубого голубым из страха подвергнуться остракизму со стороны фанатично настроенных толерастов этого мира. Цветовая гамма речи значительно потускнела в XXI веке», – пессимистично резюмировала собственные мысли Катька.

Стоя на перроне перед вагоном №12, студентка Павловская нетерпеливо всматривалась в выходящих из поезда пассажиров. Гражданин Конго Серж Муэбо Анж Макута-Коло никак не желал появляться в проеме двери, зато в поле зрения встречающих внезапно возник огромный черный чемодан, который, как казалось со стороны, своими силами пытался выбраться наружу, но почему-то поперек, в связи с чем постоянно натыкался на косяки и никак не мог оказаться на свободе. Потом сзади раздался гогот, возникла суета, и чемодан каким-то чудесным образом все-таки развернулся и, влекомый невидимой рукой, начал спускаться по лестнице на перрон. И тут Катька поняла, что эта рука была не невидимой, а абсолютно черной, а потому просто слилась с чемоданом, за которым следовал и сам владелец оного.

Представитель дружественной нам Республики Конго в реальности выглядел не менее живописно, чем в своей электронной ипостаси, распечатанной на бумаге, но немного иначе – он оказался даже на полголовы ниже Катьки, а при ее 160 см это значило, что он «ростом с сидячую собаку», как любила говорить про таких мелкодисперсных друзей ее подруга Вика Коваленко. Лицо конголезца, впервые ступившего на сибирскую землю, выглядело не таким грозным, как на фото, волосяные колбаски уже не торчали, а были спрятаны под белоснежную бандану, да и вообще он был как будто бы слегка нетрезв… Следом за Катькиным новоприобретенным подопечным из вагона выкатилась группа пьяных в дрезину красномордых солдат в аксельбантах, окруживших гигантский чемодан вместе с его хозяином. Ребята хлопали африканского гостя по спине, обнимались и на разные голоса орали: «Покедова, братан! До созвона, Серега! Мужик, уважаю!». Братан только пьяно улыбался и кивал во все стороны, пожимая одну за другой протянутые руки. Потом шумная компания закатилась обратно в поезд, и девушка, наконец, смогла подойти к своему африканскому визави.

– Hello, Serge! Welcome to our city! My name is Kate, I will be your buddy today1, – протараторила Катька на одном дыхании.

– О, Катрин, мне очень приятно, можно по-русски, – ослепительно сияя белозубой улыбкой, ответил конголезец с волшебным французским прононсом, сильно грассируя на звуке «р». – Пардон, но мы чуть-чуть бухали с дэмбеля в поезде. Они зашли со мной в Москва, в Москве… И они там были в президентский полк и едут в Барнаул. Они говорили, что когда есть дэмбель – это большой праздник, и поэтому надо бухать. А я не люблю бухать, но уважаю русские традиции, и я чуть-чуть бухал русская водка, водки, – выдохнул вместе с алкогольно-селедочными парами африканский братан дембелей, по всей видимости из уважения к традициям приобщившийся одновременно и к русскому закусону.

По дороге в студенческий городок Катька узнала, что ее новый конголезский друг – уже почти совсем русский, потому что пять лет учился в Ивановском госуниверситете, жил в общаге и постиг все прелести веселой студенческой жизни, причем с особым удовольствием он постигал прелести молодых студенток, не слишком обремененных избытком целомудренности. Но при этом, как оказалось, на родине он успел обзавестись семьей с парочкой подрастающих Сергеевичей (или Сержевичей?), которые с нетерпением ожидали его возвращения в качестве высококвалифицированного специалиста в сфере информационных технологий. Дабы охладить горячие намеки своего экзотического спутника, которые тот с упоением начал расточать в сторону своей юной buddy2, Катька поспешила сообщить ему, что у нее тоже все в личной жизни хорошо, и есть парень с самыми серьезными намерениями, так что призывные взгляды и комплименты Серж может приберечь для более подходящих объектов.

Да, парень… А с парнем как раз все было не совсем так, как она рассказала своему назойливому другу. Хотя на первый взгляд, против истины она не погрешила – парень действительно есть, да и намерения у него самые что ни на есть… Вот только хорошо ли в личной жизни? На этот счет у Катьки с некоторых пор стали появляться сомнения. И даже не сомнения, а так, какая-то внутренняя мышь слегка подгрызала ее безоблачное счастье. Вот какие претензии к Грише? Да вообще никаких, можно сказать, идеал и мечта большинства нормальных девушек – симпатичный, со спортивной фигурой и широкими плечами, неглупый, в этом году юрфак заканчивает, а значит, и работа будет денежная и престижная, не курит и не пьет, ну, разве что по праздникам чуть-чуть, внимательный, подарки дарит, да и в постели к нему претензий нет, одним словом, предел мечтаний. Но вот в своей нормальности Катька последнее время начала сомневаться – чего ей еще нужно, дурынде?.. Все-таки внутренняя мышь – не самое приятное домашнее животное, и дератизацию мозга, к сожалению, у нас не делают, хотя некоторым бы сия процедура не помешала.

– Извините, – отвлек ее от рефлексий незнакомый голос.

– А?.. – встрепенулась Катька.

К ним подошел незнакомый мужичок поддатой наружности и, неуверенно наклонившись к уху девушки, пробубнил: «А можно я, это, с ним сфоткаюсь? А то я, это, с негром никогда не фоткался». И кивнул головой в сторону африканского гостя, пыхтящего под тяжестью огромного чемодана.

– Да что вы у меня-то спрашиваете, он что, моя обезьянка что ли? Собачка? Да и вообще, – фыркнула Катька, – у него и спрашивайте.

– А он что, по-нашему понимает? – обрадовался поддатый.

– А вы спросите, увидите, – ответила девушка.

– Слушай, брат, давай сфоткаемся, а? Я есть русский, ты есть негр! Крутое фото на память, а? – канючил мужик, увязавшийся за студентами.

Предложение, как показалось юной buddy, не вызвало энтузиазма в глазах Сержа от слова «совсем». Но нудный прилипала не отставал.

– Я не хочу сфоткаться. Не сейчас. Я устал, – отнекивался несчастный конголезец.

– О, точно, говорит, – обрадовался поддатый. – Не, ну ты прикинь, как я своим мужикам в бригаде покажу, а? Прикинь? Ну, давай сфоткаемся, – не отставал он.

Пыхтящий Серж внезапно остановился.

– Хорошо. Будем сфоткаться. Потом. Сейчас – помогай чемодан в общага, общаге надо нести, – белозубо улыбнувшись, сказал он.

– Да легко, милый! Показывай, подруга, куда тащить?

Мужик радостно подхватил огроменную африканскую поклажу и не без труда поплелся за объектом своих желаний. Затащив, наконец, чемодан на вахту общежития, счастливец получил, что хотел, – несколько селфи с белозубым африканским визитером, которого поддатый по-братски облапил и нежно притянул к себе. Через несколько минут он уже слал друганам через Ватсап фотки с ослепительно улыбающимся откуда-то у него из-под мышки экзотическим персонажем.

– Алло, – торопливо выдохнула Катька в мобильник, долго бздынькавший у нее в кармане.

– Катюха, блин, ты чего не отвечаешь? – раздался в телефоне недовольный голос Вики Коваленко. – Звоню-звоню, ты где вообще? В унитазе утонула? Ураганом унесло в деревню Парашино, где еще не поставили вышку мобильной связи?

– Вича, да мне тут в универе общественное поручение дали. Вот, надо еще с ним в поликлинику сходить за справкой. Потом сдам его дежурной по общаге – и свободна, – прошелестела Катька, прикрыв трубку рукой.

– Ну и как оно, поручение? – В голосе Вики появился легкий привкус ехидства. – Брутальное? Сексуальное? Чую, Грыня скоро будет рогами за косяки цепляться, в дверь не пройдет. (Почему-то Вика Коваленко называла парня своей подруги строго на южнорусский манер, произнося фрикативное «г» нарочито угрожающе. Причина внезапно открывшейся любви к украинскому или южнорусскому говору была непонятна даже ей самой, возможно, виной всему далекие предки с Западэнщины?..)

Спутница брутального поручения взглянула на своего подопечного и фыркнула: «Вича, просто альфа-самец, потом расскажу. Так ты чего хотела? Срочное что?».

– Так, подруга, ты помнишь, что мы хотели у меня собраться, потусить? Маман укатила в командировку до понедельника, так что в субботу будет жарко! Приходите с Грыней часам к восьми, – пропела Вика. – Или ты со своим новым брутальным общественным поручением заявишься? Очень любопытно на него посмотреть.

– Остынь, с Гришкой придем. Боюсь, что мое поручение будет слишком экзотично смотреться даже на твоей мега-пати. Все, поведу его, пока, – и она поспешно нажала кнопку отбоя.

Оставалось выполнить последнее поручение Никоса на сегодня и можно будет спокойно заняться своими делами. И мыслями. Мыслей, пожалуй, было даже больше, чем дел, но это потом. Войдя в поликлинику со своим новоприобретенным приятелем, Катька напрямую направила стопы свои и конголезского сотоварища в кабинет студенческого терапевта. На счастье, страждущих перед заветной дверью уже не было, и Катька заглянула в святая святых университетских эскулапов. Врача в кабинете не оказалось, но за столом сидела суровая фельдшерица с вечно поджатыми губами, которая с остервенением что-то писала.

– Наталья Ивановна, – робко пролепетала Катька. – У нас тут студент иностранный, справку надо для заселения в общагу. Только что приехал.

Недобро подняв глаза от своего увлекательного занятия, фельдшерица хмуро уставилась на возмутительницу спокойствия. «Опять китаец что ли?» – еле выдавила она.

– Ну, почти, он из Конго приехал, – неуверенно ответила девушка.

– Дожились, – загремело из кабинета.

– В смысле, Наталья Ивановна, дожились? – растерянно пробормотала Катька.

– Уже до Конго дожились! – зычно пророкотала грозная помощница терапевта, но в глазах ее зажегся огонек интереса. – Давай его сюда, – решительно потребовала она, – он по-русски-то хоть понимает?

– Ну да, – заверила ее девушка и с этими словами втолкнула в дверь колоритного пациента.

– Тэк-с… Тэк-с… – загудела Наталья Ивановна. – Ну, Лулумба, ты по-русски-то шпрехаешь? – решительно изрекла она, устремив свои ястребиные глаза на Сержа.

Конголезец от такого радушного приема совершенно онемел, он только хлопал глазами и белозубо улыбался.

– Нет, он по-русски вообще не шпрехает, я так и думала, – резюмировала фельдшерица. – Флюра у него где? И пусть он косынку свою снимет, надо его на педикулез осмотреть, – обратилась она к Катьке.

Тем временем студентка Павловская, тоже слегка опешившая от напора грозной дамы в белом халате, почему-то заговорила с Сержем по-английски: «Would you be so kind to put your bandana off? The doctor must examine your hair3». Африканский аспирант послушно снял с головы бандану и предстал перед дамами во всей красе. М-да… От великолепия открывшейся перед ними картины даже видавшая виды Наталья Ивановна потеряла дар речи. От корней росли прекрасные густые мелкобаранистые африканские кудри, плавно переходящие в дреды, больше похожие на лохматые колбаски разной толщины, которые воинственно торчали в разные стороны. Судя по состоянию колбасок, валяли их достаточно давно, мыли, видимо, тогда же, когда валяли. На лбу его с правой стороны, почти у корней волос, красовался круглый шрам, уходящий куда-то далеко в черепную коробку.

Впрочем, не такова была Наталья Ивановна, чтобы надолго терять самообладание. Она, как акула, начала описывать круги вокруг своей чернокожей жертвы, постепенно сужая их, и, наконец, приблизившись вплотную к потрясшей ее до глубины души прическе, с некоторой опаской запустила в волосы свои когтистые пальцы. Приподняла одну колбаску, другую, взяла со стола очки, напялила на нос и продолжила сосредоточенно изучать густую растительность на экзотической голове.

– Твою мать, – эмоционально прервала тишину суровая фельдшерица.

– Что? – Испуганно вскинулась Катька. – Вши?..

– Да какие там вши, – с раздражением процедил белый халат, – там же мох! У него же мох на голове, что там вообще можно увидеть?!!

– Ну, такие у африканцев волосы, – примирительно сказала Катька. – Наталья Ивановна, ну если вы никакой живности не видите, может, так и напишете, что вшей не обнаружено? А то его без справки не заселят.

– Флюру давай, – потребовала медичка и, чуть помедлив, громко обратилась к Сержу, тыча его пальцем в лоб: «А это что у тебя? Откуда дырка?».

– Я хорошо слышу и хорошо понимаю, не надо кричать, – так же громко ответил ей конголезец. – Это не дырка, это была стрела, когда охота.

– О, шпрехает, – обрадовалась Наталья Ивановна и продолжила, с интересом повернувшись к своему посетителю. – Какая такая охота, на тебя что ли?

– Не на меня, на свинья, – вздохнул Серж. – Раньше в Конго были туристы из Франция, я помогал на охоту, но один человек не умеет стрелять, и он хотел убить свинья, но убил меня. Только немножко не убил, – улыбнувшись, ответил он.

Катька промолчала. «Врет – не врет, кто его знает, но персонаж колоритный, надо будет все-таки как-нибудь привести его к Вике», – подумала юная buddy.

Тем временем помощница эскулапа, проникшись горькой судьбой жертвы африканского сафари, села писать справку, водя пальцем по строчкам паспорта и ворча себе под нос, что, мол, напридумывали имен, которые ни произнести, ни написать невозможно.

– Ну вот, держи, – пророкотала она, протягивая своему африканскому пациенту справку и документы. – Хотя погоди, Лулумба, а ты нам Эболу случайно не привез, а?

– У меня нет Эбола! – воскликнул Серж. – Если у меня есть Эбола, уже два самолет и поезд тоже есть Эбола! Но у меня нет Эбола! И в Конго нет Эбола! Я живу в Конго – Браззавиль, а Эбола был в Конго – Киншаса, это другая страна. И еще в Сьерра-Леоне, Либерия, и в другой стране, но в Браззавиль нет Эбола! – страстно завопил несчастный конголезец. – Почему все люди спрашивают меня про Эбола? Нет у меня Эбола!!!

– Да, ладно, ладно, – извинительно прогудела Наталья Ивановна. – Это я так спросила, на всякий случай. Ну, ты давай, заходи, если что. Но лучше не болей, – добавила она и улыбнулась почти по-доброму.

«Надо же, прямо медицина с человеческим лицом, – думала Катька, провожая своего новоприобретенного друга в общежитие. – Оказывается, не так страшна Наталья Ивановна, как ее поджатые губки. А когда она в хорошем расположении духа, то вполне себе адекватная тетка».

На пороге общежития Серж таки выклянчил у своей помощницы номер телефона под предлогом, что он еще никого не знает, а ему может понадобиться помощь. Катька живо представила себе, как неприятно закаменеет лицо Гришки, если в его присутствии ей позвонит горячий конголезский парень, но телефон продиктовала принципиально, а, может, и из вредности. Она сама точно не понимала, но подсознательно нудноватые нравоучения ее парня последнее время стали ее все больше раздражать, а иногда она мысленно закатывала глаза, когда в очередной раз слышала от него какой-нибудь императив или нотацию в свой адрес. И, честно сказать, нельзя не признать, что вроде бы все высказывания Григория были верны, и с ними нужно было бы согласиться… Но отчего-то соглашаться упорно не хотелось.

– Катрин, я буду звонить! – жизнерадостно пообещал чернокожий аспирант.