Поход в неизвестность

– Я рад, что Вы меня понимаете. Тем лучше.

Петр Григорьевич достал из кармана часы, бегло взглянул:

–Нам пора.

– Да. Конечно. Нужно идти.

И пролетка помчалась к пристани, оставляя за собой каменные дома родного города, до боли знакомые улицы и мостовые, аллеи и скверики, где столько было сказано двумя преданными друг другу сердцами во время нежных встреч после долгих расставаний.

А на судне погрузка шла своим чередом. Люди выполняли свою работу монотонно, подменяя время от времени друг друга и шхуна осторожно проседала на каждый дюйм все ниже и ниже в холодную соленую воду. Рядом над не смелой волной кружились чайки. Недалеко стояли в нарядных платьях пары и кормили птиц у воды крошками от хлеба. Вода накатывала к пристани и нехотя откатывалась, оставляя за собой белый шлейф от пены, такой разный, не похожий на предыдущие.

По левой стороне огромный английский военный фрегат. Оттуда доносится иностранная речь. В эту минуту там построение команды, а еще через некоторое время кто-то из моряков уже натирает палубу, другие надраивают пушки, забираются по веревочным лентам на мачты. Служба идет по должному расписанию своим чередом.

Гарпунщик Джон Маргэт родом из Англии, не пожелал оставлять судно, после того, как его выкупили из Норвегии. Годы берут свое. Теперь он выглядит значительно старше своих сорока и постоянно курит трубку. Длинные волосы, покрытые сединой, словно белой краской, спадающие ему на затылок и ниже шеи, стянуты темной лентой в небольшую косичку. По лицу по диагонали шрам, полученный при падении и ударе о палубу от хвоста акулы, в момент поднятия ее на борт. Вид его вечно угрюм. Разговаривает мало. Но работу свою любит. Тут же приходится выполнять ее же, но совершенно иную, и Джон рассчитывает, что придет время и в водах Тихого океана он вспомнит свое любимое занятие по отлову китов, он будет опять в великом почете и начнет получать солидный гонорар от капитана.

Сейчас же, предварительно взяв разрешение у него, он торопится к трапу своих земляков, чтобы передать письма своим родным и близким.

День на исходе, когда погрузка на шхуне закончилась.

Послышались новые указания от капитана:

– Боцман! Экипажу ужин и отбой. Через пять часов выходим. Кстати, что слышно о враче и о штурмане?

– Штурман уже господин капитан, на судне, у себя в каюте. Врача нового, думаю, не дождемся. Нужно время. Хотя бы несколько дней. Все слишком быстро…

– Да, с Вами соглашусь. Времени к сожалению не осталось. Пойду встречу нашего нового гостя. Да, теперь уже и не гостя.

Рубинов негромко постучал в каюту к штурману.

– Прошу войдите, – послышался оттуда незнакомый голос. В проеме двери показался более чем в меру упитанного телосложения выше среднего роста человек с седыми коротко остриженными усами и бородой лет пятидесяти. Глаза его приветливы, хотя, немного скрыты. Они никак не могут внушать искренность, не могут внушать и полного доверия, хотя в них есть что-то проницательное, умное и вместе с тем плутоватое. Улыбается он мало, но его на первый раз кажущее добродушное выражение лица не требует лишних усилий на положенный этикет. Опыт у этого человека приличный и в первую очередь именно уверенность в собственных силах привела его сюда. Но в удачу этого похода он все же сомневается, следуя своим принципам. Где начинаются невезения, там ему не место, Он все же рассчитывает найти себя в этом плавании и, при благополучном исходе предприятия получить признание и славу. Кроме всего, подвергая себя опасностям уже очень скоро, он просчитал пути отхода в случае появившихся сложностей. Его вдохновляет мысль, что маршрут будет проходить недалеко от берегов и в случае трудностей можно рассчитывать на местное население. Но, конечно, в первую очередь на себя. Большая часть гонорара ему уже выплачена согласно договора. На иных условиях его бы здесь не было. Человек он достаточно продуманный и всегда старался все предугадать и спланировать сразу на несколько ходов вперед.

–Добрый вечер, – поприветствовал его капитан, – Очень рад. Честно говоря, я начал беспокоиться только совсем недавно. Все вас заждались. Без Вас нам никак.

– Благодарю господин капитан. Польщен Вашими словами. Аркчеев Григорий Исакович, – представился штурман.

Взгляд его в эту минуту прямой. Но несколько суженые глаза по прежнему таят в себе некую скрытность и отчасти ту же лукавость. В них же неуловимые черты, которые уходят куда-то вовнутрь, в глубину души этого человека и разгадать их именно теперь невозможно. Если бы вернуть года, – двадцать, тридцать, – возможно этот занавес приоткрылся и не осталось бы к нему того недоверия, которое перерастает позже в человеческий эгоизм при стечение сложных обстоятельств.

Прямой широкий лоб говорит о способностях этого человека выходить из сложных ситуаций, логически мыслить. Это видно по всему. По его движениям, манере говорить, воспитанию, некоей аристократической неподражаемой веселости, довольно хорошо иногда замаскированной в общении и выдающей себя внезапно в каком-нибудь высказывании комического характера по отношению к окружающим. В плечах он широк и довольно крепок, что немаловажно для походной жизни.

– Мне о Вас говорили. Познакомимся ближе во время плавания. А сейчас на капитанском мостике я Вас буду ждать с картами, документами, с Вашими, быть может предложениями и пожеланиями.

Через четверть часа они уже стояли в штурманской каюте над запланированным маршрутом.

– Должен Вам сказать капитан, что сейчас не совсем удобное время для нашего плавания. Уже совсем скоро начнутся холода и не совсем было бы верно рассчитывать, что мы в запланированные ранее сроки окажемся по другую сторону России.

– Это мне известно. На подобного рода мероприятия гарантии никто не может дать. Мы выполним нашу задачу, как до нас это делали наши предшественники не менее сложных путешествий по свету. Курите?

– Да. Не откажусь… Хороший табак. Я, признаться, ценитель хороших сигар. Позвольте уточнить капитан по поводу оставшегося гонорара, соответствует ли он действительно указанной в договоре сумме.

–Почему Вы спрашиваете? Наше судно зарекомендовало себя на протяжении нескольких лет после начала плавания только с положительной стороны.

–Виноват, хотелось бы узнать вкратце о нашей команде.

–Боцман. Илья Ерофеевич Ордынцев. Издалека. Из самой Сибири. А вообще родом из Ольшанского уезда. Опыт работ в северных морях стал получать сразу после окончания мореходного училища в Ростове. Женат. По моему настоянию в прошлом году получил курс специальной подготовки в Норвегии. Там же стажировался.

Два китобойца, – Джон Маргэт и Иван Солопов. Последний попал к нам на судно всего полгода назад. Зарекомендовали оба себя с положительной стороны. Позже я Вам, при надобности, могу рассказать гораздо все подробнее, но сейчас следующий, судовой механик Позышев Аркадий Семенович. Несет службу приблизительно около года. Долго уговаривать на поступление к нам на шхуну не доводилось. Свою работу знает. Были серьезные поломки, но разбирается в судовой части и справляется с ними довольно быстро. Грамотен. Но… Малословен, я бы сказал, по своему, в некотором смысле осторожен как-то…

Капитан помолчал, затянулся сигарой и через минуту продолжил:

– Кок, – Густов Иван Андреевич. Что очень хорошо готовит не скажу. Молод . Двадцать лет. Но рвение на то имеет необыкновенное, старается во всем угодить. Я ему заказал нужную литературу. Скрупулезно отнесся и к доставке продуктов на судно. Вообще смышленый. Есть недостаток. Хромает. Когда то в детстве переломанная его нога не правильно срослась. Я ему доверяю не только в плане приготовления, а и нахожу время давать кое какие мелкие поручения.

Еще двенадцать матросов, из них старший Веретяйло Остап Акимович.

И госпожа Евгения Александровна Звягинцева.

Не смотря на свое аристократическое положение, окончила курсы медсестер и успела непродолжительное время зарекомендовать себя с положительной стороны, ухаживая за нашими ранеными на западном фронте при сражении с австрийцами. Позже оттуда отозвана при содействии ее отца, генерала в отставке. Он же, ее отец, имеет не последнее место при правительстве в окружении самого государя и обеспечение нашей шхуны всем необходимым произошло и благодаря его усилиям. Именно этим человеком из его личного бюджета были выделены немалые средства на обеспечение нашего плавания.

– Как же он позволил своей дочери уйти с нами не в менее опасное путешествие, чем война с неприятелем?

– К сожалению, в нашей жизни происходят такие переломные мгновения, что при их наступлении, в ответственный момент, люди пренебрегают родительским благословлением.

–Неужели эта женщина настолько проникнута чувством патриотизма и самопожертвования?

–Мы с Вами отвлеклись. Я Вам сказал достаточно. У Вас еще будет время поговорить с ней лично. А сейчас продолжим…

Прошло еще довольно много времени, как они вышли из рубки.

Неумолимо подходило время к отплытию. Здесь, у трапа, сырой холодный воздух окутывал собой, своей промозглостью вышедших людей, закрадываясь под легкие осенние одежды. Моросил мелкий, казалось бесконечный дождь.

Под парусиновым навесом в длинном темном дорожном пальто, в шляпе с широкими полями и наброшенной темной вуалью с еле заметными на ней черными крапинками стояла неподвижно Евгения Александровна. Сейчас она даже выглядела немного старше своих лет. Ее тонкие брови над продолговатым лицом словно пытались взлететь. На щеках от прохлады выступал слегка красноватый румянец. Несколько сложенные бантиком губы были своей женственностью, своей красотой противоположны характеру, решительному и твердому этого человека, способного пойти на подвиг в чрезвычайной ситуации во имя долга и любви.

Петра Григорьевича она знала давно, еще со времен учебы в женской гимназии в Петербурге. Тогда он здесь проходил практику. Не раз она его провожала в плавание в холодное неприветливое море, нетерпеливо ждала возвращения, но при встречах ни коим образом не показывала вида, что к нему неравнодушна, что его так безумно любит. Скорее всего, ее чувства со стороны походили не более чем на обычное увлечение девушки в ее юном возрасте.

Петр Григорьевич же мог о ней думать бесконечно долго, забравшись в гамак ночью на судне или стоя на вахте.

Однажды в плавании, около пяти лет назад, начался сильный шторм. Судно дало течь и экипаж пытался добраться к берегу на шлюпках. Повезло не всем. Корабль пошел ко дну со своей раной в правом борту. Заметили же людей на третьи сутки на холодном пустынном каменистом берегу. Тогда, чтобы привлечь к себе внимание проходящего мимо корабля, зажгли ту самую шлюпку, на которой спасались. Все были неимоверно уставшие, долгое время без пищи, воды.

Женя обо всем узнала лишь тогда, когда Павел Григорьевич попал в госпиталь.

И только тут он понял, с какой нежностью и любовью она к нему относится.

Она могла с ним соглашаться не сразу, дав ему возможность надо всем размышлять самому от начала до конца, над каждым событием, уже хоть немного значащим для них обоих. Чтобы в последующем он мог сам себе выносить приговор или похвалу. Но если он хотел ее совета, искреннего и доброго, она его давала, в исчерпывающих ответах, которые довольно часто отличались своей мудростью и последовательностью.

А повенчаться они решили только недавно, но поход во льды теперь этому воспрепятствовал. Совсем не оставалось времени. Так сложились обстоятельства. Нужно было все срочно отложить. В Муроме будет стоять шхуна всего несколько дней, возможно там, думали они, можно было бы исполнить задуманное. Хотя появлялись и сомнения на этот счет. Было бы конечно лучше, если бы рядом присутствовали родные и близкие люди. Это будет громкое событие и станет еще громче, если они вернутся обратно, завершив благополучно свой путь.

– Женя! Вы почему тут стоите? Уже довольно поздно. Вам надо отдохнуть, – промолвил подходя к девушке капитан.

– Нет Петр Григорьевич. Ваши волнения напрасны. Не стоит переживать. Я дышу свежим воздухом. И мое пребывание здесь пойдет только на пользу.

–А я, смею Вам признаться, немного продрог и хочу Вас пригласить в кают-компанию насладиться горячим чаем. У меня осталось немного времени перед отправкой судна.

В уютном сумрачном помещении тепло. Рядом суетится кок. На столике появились конфеты, вкусное печенье.

– Я все учел. Зная, что вы любительница сладкого, поэтому заказал все это в избытке.

– Я желала бы питаться наравне со всеми не имея на то особых привилегий.

–Обеспечение моей команды хорошей качественной пищей входит в мои обязанности. Вы останетесь довольны, когда мной сказанное начнет подтверждаться.

– Здесь, у берега, я уже оценила рацион предлагаемых всем блюд.

– Благодарю. В дальнейшем все останется если не на высшем уровне, то, по крайней мере не хуже. Думаю, что мы Вас несколько позже удивим и тем, что, если нам повезет, на столе появятся экзотические блюда.

Под легкое раскачивание шхуны еще около часа проходила беседа этих двух людей. Женю после дороги, беспокойного дня клонило в сон, и под убаюкивающий всплеск волны за бортом она уже скоро безмятежно спала. И снилось ей ее поместье и ее мама, очень веселая, потому, как Женя уже никуда не уезжала, и снились ей огромные качели у ее дома, на которых она с Петром Григорьевичем раскачивается все выше и выше и… Качели обрываются! И они летят вверх. Она все боится упасть, боится земли, но земли все нет под ее ногами, а есть только небо и холодные облака, а внизу до линии горизонта ничего, кроме льда и стоит на нем одинокая церковь. Звонят колокола. И вот они с Петром Григорьевичем уже внутри ее в белых нарядах. Вокруг поздравляют гости, смеются, звенят громче колокола. Евгения просыпается, в каюте холодно и темно. У вахтенного звучит гонг. За перегородкой глухие голоса. Судно отшвартовывается. Ветер надувает паруса и все вокруг уходит в темную ночь, и огоньки такого огромного приветливого, манящего своим теплом города тоже уходят в небытие.

– Когда же я теперь возвращусь обратно и насколько правильно мной было принято решение? – думает девушка. – Но ведь рядом он. И я не смогла бы поступить иначе. Но ведь если больше нет препятствий к началу путешествия, то действительно захочется совершить в своей жизни пусть маленький, но подвиг. И если бы мы остались, нас ждала бы такая же обычная серая повседневная жизнь, как у тех людей которые на берегу. И нечего было бы и вспомнить. Не осталось бы в жизни легендарного отрезка, на котором ты начал понимать, что жить безумно хорошо, на котором начал ценить не то что каждую минуту, но и каждую секунду своего пребывания на этой поистине интересной земле. Какое же было бы на суше мое предназначение? А какое здесь? Здесь осталась возможность испытать себя. Судьба моя мне предоставляет такой шанс один раз. Возможно такого случая больше не предвидится.

Так тешила себя своими мыслями Евгения, скрывая под оболочкой своих раздумий свое истинное нахождение на корабле, которое заключалось прежде всего в оберегании самого бесценного для нее человека на земле.

Она поднялась наверх и вдохнула полной грудью воздух. Ветер теребил на ней шаль, трепал из под шляпки разбросанные в стороны чудные черные локоны, глаза ее немного слезились от его неожиданных порывов и лицо очень быстро покрылось мелкими каплями из-за брызг волн у бортов.

Они беспрерывно накатывали одна за другой и при этом с силой ударялись о шхуну, которую после клонило то влево, то вправо, то вверх, то вниз. С непривычки закружилась голова.

–– Это качка. Моя слабость пройдет. Я обязательно привыкну, – шептала еле слышно она себе.

– Евгения Александровна, доброй ночи! Я сожалею, но нас не представили. Мы с Вами до сих пор не знакомы. Я, видите ли, попал на борт перед самым отплытием по рекомендации князя Васильева и госпожи Дроздовой, фавориткой государыни. Итак, – Аркчеев Григорий Исакович, штурман нашей шхуны.

– Очень приятно. Евгения Александровна Звягинцева, – и девушка протянула собеседнику руку.

– Я не сторонник всякого рода домыслов и примет, что женщина на корабле приносит только несчастья. Простите за откровенность. Но наверняка, Вы эту догму слышали и ранее. Пренеприятно звучит. Я считаю, что в нашей мужской компании, вы нам будете, как путеводная звезда, Евгения Александровна.

– Как скоро мы будем в порту Муром? Мне кажется, вы должны об этом знать.

–Мадам. Если не испортится погода и не усилится встречный ветер, уверяю Вас, очень быстро. Но не хочу преждевременно сообщать об этом. Лучше воочию наблюдать за приближением северного городка с мостика, чем рассуждать или скажем гадать, простите, на кофейной гуще. Дорога есть дорога. Всякое может быть.

– Я только слышала от Вас, что Вы не сторонник всякого рода примет. Но, возможно, я и показалась Вам любопытна не ко времени.

– Нет, нет. Я понимаю Ваше желание быстрее тронуться в путь от последнего нашего пристанища, так скажу, оттолкнуться надолго от твердыни земли…

– Простите, прохладно, я вынуждена Вас оставить.

– Всего хорошего мадам.

Евгения Александровна прошла к носу корабля. Здесь два моряка слаживали канаты. Потом один из них стал перебирать какие – то цепи. Из судового отсека доносился шум двигателя. По веревочной лестнице сверху спускался еще какой-то матрос. В общем, началась еще не полярная, но уже северная жизнь.

С погодой везло и в начале октября судно «Екатерина Великая» подходило к городу Мурому, прикрытому легкой шапкой свежевыпавшего снега. На берегу опасения Петра Григорьевича подтвердились. Со снабжением собаками и упряжками были большие затруднения. Нужно было ждать от нескольких недель до месяца. Но времени осталось настолько мало, что об этом не могло быть и речи. Поэтому на шхуну попала только часть породистых лаек, остальные же больше походили на необученных к езде и не приспособленных к суровым условиям.

Город, закиданный снегом, жил своей жизнью. Из маленьких домиков повсюду струйками поднимался теплый дымок. По укатанным дорогам проезжали лошади с санями. В кузнях стучали молотки. Гудел и небольшой заводик у пристани по ремонту корабельного оборудования, работал тут же и рыбный цех, и оттуда доносился запах копченостей. У пристани грузчики с перекупщиками ждали прихода рыболовецких траулеров.

Евгения Александровна проверяла списки и доукомплектовывала судно необходимым грузом. На борт заносились ледорубы, лопаты, дрова, уголь и через двое суток напряженной очередной подготовки все уже было готово к дальнейшему продолжению плавания. На море, на поверхности плавают небольшие кусочки льда, – вестники приближения холодов. Петр Григорьевич торопится, пока еще он не крепок. Следует продвинуться как можно дальше, используя преимущества чистой воды и быть готовым ко всему. Возможно, придется зимовать и среди ледяных просторов, ждать потепления вдали от уютных городов и поселков и освобождения от ледяного плена. Кажется, все учли. Не замеченного не осталось. Вот только с собаками… Но если будет идти все по плану, возможно все станет на свои места и не будет в них острой необходимости.

При построении команды перед отплытием не стало хватать двух человек. Матроса Гнедько Сидора и гарпунщика Ивана Солопова. Судно задержалось еще почти на сутки, но пропавшие себя так и не обнаружили.

А в час отплытия на пристани стояло десятка три провожающих.

– Самоотверженный поступок, – твердил мэр северного городка.

– Какая отвага во имя нового, во имя блага России! – вторила ему его супруга.

–Быть может у Вас будут господин капитан какие-то пожелания? – интересовался городовой.

– Спасибо дружище, нам пора! До встречи через год.

Прощайте!

– Прощайте! Удачи!.. Ура!!…Ура!… Ура..

Глава 2

И маленькое неприметное суденышко начало уходить все дальше и дальше на восток.

Уже через неделю плавания температура заметно снизилась и скоро о борт стал назойливо биться лед. Иногда его было так много, что, казалось, пройти сквозь него просто невозможно. Но он выглядел еще достаточно слабым и хрупким и от одного прикосновения корабля распадался на части.

В каютах в течение дня приподнятое настроение. Никто не унывал. Каждый выполнял поставленную задачу и твердо верил в благополучный исход плавания. Были время от времени и недомолвки, споры об покинувших в Муроме судно. Во время этих малоприятных разговоров все таки начинало чувствоваться скрытое недовольство, раздражение. Закрадывалось далеко, в глубине души, сомнение, но после беседа возвращалась в свое русло.

Прошло уже более месяца с момента выхода шхуны из Мурома и вначале суровое и холодное море уже не казалось таким страшным. Слабо светило у горизонта засыпающее солнце, от дыхания на морозном воздухе шел пар и штурман, разговаривая время от времени с капитаном не совсем точно, но сообщал сроки прихода в точки, соответствующие траверзам крупных рек или бухт, островов. И пока все шло по графику, что Петра Григорьевича и вдохновляло, и придавало хорошее настроение.

Как-то за завтраком Женя поделилась с капитаном своими соображениями:

– Петр Григорьевич, мне кажется, самое время подойти поближе к земле и, если нам подойдут условия, остановиться и перезимовать. Все таки, наверняка, там живут какие-нибудь туземцы и с ними будет проще, спокойнее и если хотите, веселее.

–Женечка. Я вам очень благодарен за Ваш совет. Я об этом тоже думал. Но мы еще слишком мало прошли. Погода нам помогает, еще есть возможность продвигаться дальше. Лед не настолько велик. Пройденное не нужно покорять дважды. Нужно торопиться. У нас есть собаки, пусть не много. Но это нам поможет добраться до большой земли довольно быстро, как мы этого только пожелаем. Конечно, когда мы станем, а это произойдет уже очень скоро, за судном команде необходимо следить. Чтобы нас не раздавило льдами, возможно придется при морозах вырубать лед вокруг бортов. Когда это доведется делать,

– это будет одно из самых ответственных мероприятий, которое необходимо исполнять вовремя и самым должным образом. Конечно, для этого не требуется присутствие всего экипажа. Не нужно думать, что здесь, на шхуне, где мы себя чувствуем вполне сносно, будет хуже, чем на берегу. Хотя я не отрицаю о возможности снарядить туда группу для проведения изучения местности и условий для благополучного переезда основного состава на зиму. Сегодня, я думаю, Вы не должны себя утруждать различного рода домыслами. Вы можете вышивать, готовить. Сейчас Вы учите команду необходимым наукам, преподаете философию, английский, французский языки, математику, что угодно. Ваше образование позволяет этим заниматься. И это здорово.

–Прошу прощения, если мои советы помешали Вашим планам.

Капитан решил отвлечь свою спутницу от необходимости продолжать беседу о наболевшем:

– Иногда нам попадается толстый лед, оторванные припаи и крупные его массивы вроде айсбергов. Вы, наверное, успели это заметить.

Женя при его разговоре смотрит в окно и о чем то размышляет:

– 

Так вот, продолжает Петр Григорьевич, – в этом случае нам приходится маневрировать, чтобы не случилось происшествия. У рулевого и дежурного матроса сейчас очень ответственное время.

Кстати, вчера один из них заметил на одном из таких ледовых островков белых медведей. И оказывается они плавают не хуже моржей! Представьте себе Евгения Александровна, пока они искали винтовку, медведь словно растворился. Нашего бы фотографа из Петербурга сюда. Эта была бы самая исключительная фотография, сделанная в этих полярных широтах. Медведь на льдине и рядом наше судно! Трудно поверить, но факт! Поистине факт!

–Петр Григорьевич, Вы правы. Но ведете сейчас себя как кадет, только что поступивший в военное училище, – Женя рассмеялась.

– Женечка, если бы Вы знали, как Вы хорошо сейчас выглядите, как Вам идет этот смех, который лечит от любых недугов. Я хочу Вам сказать, что все эти просторы, эти необозримые края, – они Ваши вместе со всей живностью. Скоро я положу к Вашим ногам меха. Много мехов. Вам будут завидовать. Вы будете купаться в славе. Вашу карету станут носить по нашему возвращению на руках и Вам не нужно будет к ней лошадей!

– Перестаньте! Все это слышать забавно и только! Я здесь из-за Вас и этим сказано все! Чтобы Вы или достигли своей цели или разочаровались в ней, как бы это прискорбно не звучало. Результат положительный важен несомненно. Важна, естественно, победа над всякого рода шепотом за нашими спинами. От него при неудачах не деться никуда. Я понимаю, что при нашем возврате, не выполнив поставленной цели, вы встретите колкие взгляды и усмешки наших соотечественников, можете лишиться должности и чинов, но мужайтесь, если хотите остаться жить, если действительно цените нашу с Вами любовь!

–Что Вы мне хотите сказать на сей раз Вашими прозрачными высказываниями?

– Только то, что стихия неуправляема с нашего маленького корабля и наше самопожертвование может уйти вслед за… за,… если хотите , вот за тем кусочком льда. Мы не знаем, что с ним будет завтра, быть может он растает, а может превратиться в огромный айсберг.