Тиатара

Лариса Кириллина

Тиатара

Тиатара: знакомство

Планета, на которой я оказалась, когда-то вообще не имела названия, а была обозначена на космических картах скучной комбинацией букв и цифр – впрочем, как и ее звезда, оранжевый карлик. Люди вообще не надеялись тут побывать, потому что даже сейчас попасть с Земли на Тиатару невозможно без новейших инопланетных технологий. Благодаря собратьям по разуму из Межгалактического альянса человечество вырвалось в глубокий космос, и постепенно появилась потребность дать отдаленным галактикам и светилам внятные имена. Это делалось вовсе не ради романтики. Ведь в пространстве, где действует только радиосвязь, а принимать решения нужно быстро, обозначения типа «ASDF-519» прозвучат не вполне вразумительно. Легче произнести одно короткое имя.

Солнце здешней системы – Айни. Инопланетяне добрались сюда раньше землян, поэтому назвали окрестные небесные тела, как им заблагорассудилось. К счастью, названия оказались короткими и легко воспроизводимыми на большинстве звуковых языков. Проблемы иногда возникают лишь с Тиатарой. Некоторые существа варьируют произношение («Циатара», «Чьатава», «Тъатала»), но в окрестных звездных системах нет объектов со сходными именами, так что путаницы не возникает. А в навигационные программы по-прежнему вводятся цифры. Компьютеру все равно.

В системе Айни четыре планеты. Две из них, Кална и Дунна, слишком близко к звезде, и на них запредельно высокие температуры. Они, естественно, необитаемы. Еще одна планета, Сулета, наоборот, находится за Тиатарой, почти на краю системы Айни, и там холодно, сумрачно, а атмосфера слишком разреженная. Однако на Сулете, покрытой толстыми льдами, обнаружена органическая жизнь в виде бактерий и примитивных, но невероятно выносливых миниатюрных существ типа земных тихоходок. На Сулете действует научная станция, где работают представители тех миров, которые не нуждаются в кислороде и в солнечном свете. Возможно, со временем на Сулете возникнет жилая колония. Вопрос упирается в средства. Исследования финансируются Межгалактическим научным советом, а колонии – теми, кто напрямую в них заинтересован.

Как правило, ни один из разумных миров не может позволить себе содержать собственную колонию на таком огромном расстоянии от метрополии. Пример Земли и ее поселений на Луне и на Марсе тут не годится – Луна, считай, просто рядом, да и Марс, в общем, недалеко. И то сколько возникло проблем на первых этапах. Сейчас-то уже марсиане выделились в особую расу, отличную от землян. И большинство из них на Земле никогда не бывало, да и не рвётся туда. Марс был преобразован под нужды людей, однако условия там совершенно другие, и с непривычки всё кажется еще более неуютным и странным, чем на орбитальной космической станции. Впрочем, я находилась на Марсе недолго, транзитом, мы ждали рейса на Энцелад, и за пределы карантинной зоны нас не выпускали. Из иллюминаторов станции не просматривалось ничего интересного, пейзажи показались мне мрачными, тусклыми и однообразными. Самим марсианам их родина, как известно, нравится. Она воспета художниками и поэтами. Арпадан, где я училась в школе и где остались мои родители и друзья, кое-чем похож на Марс, только он, в отличие от красноватого Марса, серебристо-черный с подпалинами.

Тиатара – планета земного типа. Она лишь немного объемнее и массивнее Земли. Сила тяжести несколько отличается, но к этому нетрудно привыкнуть. Сутки длятся почти двадцать шесть земных часов, год – триста тридцать восемь суток. Атмосфера пригодна для дыхания без скафандра. И воды здесь вдосталь, хотя Тиатару не сравнишь ни с Землей, ни с океанической Намму. Тиатара – планета рек, озер и огромных болот. Моря тоже есть, но некоторые из них – сезонные. Появляются, когда влаги вокруг в избытке, и сильно мелеют, когда наступает долгая засуха. Ученые спорят, можно ли считать здешние моря частями рассредоточенного океана. Скорее всего, планета пока еще формируется, и в будущем не исключены радикальные изменения.

Природные катаклизмы зависят не только от смен времен года и перепадов температур, но, прежде всего, от движения лун. У Тиатары их две, Тинда и Сатинда.

Тинда вращается по более близкой орбите, Сатинда – по дальней. Поскольку периоды обращения у них разные, чаще всего они появляются на небе порознь. Тинда выглядит розоватой или серебристо-серой, Сатинда – почти багровой, в зависимости от угла освещения. Однако время от времени они синхронизируются, и Тиатара реагирует довольно активно. Ливни, сильные грозы, электромагнитные или песчаные бури. К счастью, танцы двух лун с последующими выплесками энергии бывают недолгими. Метеорологи предупреждают о них заранее, и в этот период полеты запрещены, а занятия происходят дистанционно.

Привнесенная цивилизация сосредоточена в обитаемой зоне, границы которой законодательно утверждены Межгалактическим альянсом. Природа незаселенной части планеты остается девственной и заповедной; наблюдение за нею ведется только с воздуха, без вмешательства в естественные процессы.

Из космоса Тиатара кажется покрытой беспорядочными заплатками разных цветов. Почти вся растительность здесь красного, синеватого и серебристо-серого цвета. Лишь сугубо водные растения бывают тёмно-зелёными. Вода тоже не голубая, а где-то серая, где-то желтоватая от ила и взвеси, где-то красновато-коричневая, где-то почти черная. И лишь при определенных условиях освещенности она кажется синей или лиловой.

Наверное, для тех, кто прибыл прямо с Земли, это выглядит непривычно. Но я-то после нескольких лет, проведенных под куполом на Арпадане, радуюсь многоцветию здешней флоры.

Фауна здесь неразумная и преимущественно хищная. Меня сразу предупредили, чтобы я не вздумала в одиночку гулять где захочется. Лучше взять с собой проводника или опытного… хотела уже написать, «человека», но люди тут в меньшинстве. Скажем, любого, кто успел освоиться на Тиатаре. Для первокурсников Колледжа космолингвистики устраивают ознакомительные экскурсии; я на таких уже побывала, и мне пока что достаточно.

Местность может выглядеть соблазнительно безопасной: мирный красноватый лужок у прозрачной янтарной воды, кусты мараджики с багряными листьями и синими ягодами, нежный свист летающих ящерок, серебряный шелест шестикрылых стрекоз, плеск полосатых рыбешек на мелководье… Но под травкой – зыбучая трясина, у стрекоз очень мощные челюсти и ядовитый укус, в тростниках запросто обнаруживается местный шестиногий крокодил, баадар – такой же тупой и обычно голодный, как его земные собратья, а рыбешки сродни амазонским пираньям и в несколько минут обглодают тебя до скелета, если ты не панцирный и не чешуйчатый, а теплокровный и тонкокожий. Красиво свистящие крылатые ящерицы, джайки, тоже очень зубасты, и, хотя на крупную дичь не охотятся, укусить могут сильно – не со зла, скорей от испуга.

По берегам болотистых водоемов встречаются кварры – крупные нелетучие птицы с огромными клювами, живущие возле болот. Клювом, впрочем, они могут долбануть очень сильно, но сами не нападают. Их пища – водяные змеи, моллюски, всякие ракообразные. Другая разновидность птиц, похожих скорее на птеродактилей – аваххи, эти как раз хищники, промышляющие как живой добычей (обычно рыбой), так и падалью (тогда могут сожрать и баадара). В сумерках на охоту вылетают уйшу – рукокрылые грызуны, они питаются насекомыми, роящимися над стоячей водой; в городах эту нечисть повывели во избежание эпидемий.

Мирным нравом отличаются земноводные зверушки, живущие небольшими стадами – варати. Их даже разводят на фермах ради шкурок и мяса, а в сельской местности держат как домашних животных. Но в шкурках варати такое количество паразитов, что к диким особям лучше не приближаться и не прикасаться.

Как ни странно, вполне безобидны суурды – существа вроде броненосцев, панцири которых снабжены устрашающими шипами. Шипы служат только для самозащиты. Если к суурду не приставать, то сам он не нападет, поскольку ест траву, грибы и коренья, и плохо видит уже в двух шагах. Я сперва приняла пару суурдов, неспешно передвигавшихся по багровой лужайке, за садовых роботов, косящих газон. Одногруппники долго потешались над такой аналогией.

Ох, я же всегда говорила, что биология – ну совсем не моё.

Некоторые знакомые из числа землян иногда сетовали: бедная девочка, выросла среди металла и пластика, вечно под куполом или в скафандре, уже давно и не помнит, что такое бегать босиком по песочку и травке, загорать на солнышке, плавать в море… А я совершенно не ощущаю, будто мне прямо так уж необходимы все эти радости. Смутно помню и море на Юкатане (я была маленькая, а волны большие, да и акулы там вовсе не редкость), и палящее солнце, от которого мне приходилось прятаться, чтобы не сгореть. Травка?.. Однажды в раннем детстве я побегала по газону на подмосковной даче у бабушки Юлии Анатольевны. Поранила ногу об остроконечный сухой остаток стебля, не поддавшийся газонокосилке. Кровища, слёзы, доктор, бинт… Отличное развлечение. Нет уж, мне как-то привычнее цивилизованный быт. Пусть тесновато, зато никаких неприятных сюрпризов. А Тиатару я буду осваивать постепенно.

Пара слов о себе

Наверное, я когда-нибудь обнародую мои дневники. Раз так, то нужно, пожалуй, представиться.

Я – Юла. Так меня называют родные, друзья и знакомые. Мне нравится это прозвище. Но вообще-то Юла – это еще и сокращение от моего полного имени, Юлия Лаура. Фамилия тоже двойная: Цветанова-Флорес.

Мой папа, Антон Васильевич Цветанов – консул Земли на межгалактической станции Арпадан. Мама, Лаура Флорес Цветанова, работает там же начальником внутренней таможни (есть и внешняя, при космопорте). Уже после моего отлета с Арпадана у них родился сын, мой братик Виктор. Я его еще не видела, но очень надеюсь увидеть, хотя это, признаться, проблематично.

Родители должны были очень сильно меня любить, чтобы отпустить так рано в свободное плавание, из которого я, вероятно, никогда больше к ним не вернусь. Я тоже люблю моих папу и маму, скучаю по ним и мысленно постоянно с ними беседую. Они замечательные! Однако они понимают, что выбор профессии – это крайне серьезно и важно.

Не имей я четких понятий о том, чем хожу заниматься, я бы, скорее всего, осталась на Арпадане. Для космобиологов и медиков там вообще раздолье, и если специализироваться в этой области, то лучшего места не сыщешь на сотни парсек вокруг. Институт Арпадана, Институт космобиологии, Институт Намму, Медицинский центр, Биостанция с Дикой зоной… Тем, кто дружит с техникой, тоже отлично: при космопорте есть курсы на уровне колледжа, там готовят и пилотов, и инженеров, и электронщиков, и ремонтников. Мой приятель и, признаться, предмет моих давних мечтаний, юный барон Карл-Макс Ризеншнайдер цу Нойбург фон Волькенштайн, решил пойти на эти курсы. Квалификация пилота у него уже есть, однако диплом инженера тоже не помешает. Аристократы – они не только снобы, но часто еще и перфекционисты.

Мой конек – языки. И уже в школе учителя в один голос твердили, что мне самое место – в Колледже космолингвистики.

Тиатарский Колледж космолингвистики, конечно, не единственный во Вселенной. На Земле в университетах тоже есть отделения, где обучают этой специальности. Однако там нет ничего подобного здешней системе, основанной на богатейшей практике. Всё-таки инопланетные существа не представлены на Земле так разнообразно, как на Тиатаре. Да и самим инопланетянам Земля не особенно интересна. Всё, что им нужно знать про неё, они уже знают. Добираться до Солнечной системы из других уголков Млечного Пути, и тем более из соседних галактик, очень трудно. Если собратья по разуму и прилетают на Землю, то по важным делам, и контактируют с ними лишь немногие уполномоченные сотрудники глобальных и космических организаций. Для такого общения достаточно знания космолингвы, а владеть языками разных миров совершенно не нужно. Поэтому космолингвистика у землян имеет своеобразный характер – я бы сказала, академически-провинциальный, хотя со стороны первокурсницы такое суждение, конечно же, наглость.

Слово «космолингвистика» я впервые услышала еще в детстве, на станции «Энцелад-Эврика». Оно мне страшно понравилось, как и другое красивое слово – астрофизика. Но ученые-астрофизики на станции работали, а космолингвисты – нет, и никто из взрослых не мог мне толком растолковать, в чем суть этой профессии.

Космолингвист – тот, кто умеет говорить на искусственном языке, космолингве? Нет, хотя совершенное знание космолингвы автоматически предполагается. Или космолингвист – тот, кто владеет несколькими инопланетными языками? Тоже нет. Для таких специалистов существует старинное понятие полиглот. Способность усваивать языки бывает врожденной. У меня она есть. Я понятия не имела, что я полиглот, когда с раннего детства легко переключалась с языка на язык, не путая их между собой. Русский, испанский, юкатекский, английский, немецкий – а потом уже просто без остановок: разговорный китайский, португальский, латынь, древнегреческий, итальянский, французский… На Арпадане я выучила японский и турецкий, поскольку моим одноклассником оказался Ясухиро, японец, а соседкой и приятельницей – турчанка Фатима. Из инопланетных языков в мою коллекцию на «Энцеладе-Эврика» добавились таукитянсий и аисянский (на очень поверхностном уровне), а на Арпадане – сиггуанский, алечуанский, кучуканский и угунудукский. С сиггу мы часто общались на Арпадане по разным поводам, хотя близкой дружбы не вышло, так уж сложилось. Зато угунудукцы Угуко и его мама госпожа Игуники, похожие на огромных муравьедов, очень мне нравились. Но всё это отнюдь не делало меня космолингвистом.

Обитатели Арпадана настолько привыкли общаться через лингвочипы, что даже не задумывались о том, как эти устройства работают, мгновенно преобразуя любой язык в космолингву и воспроизводя звуковую речь в почти натуральном виде, только с механическими интонациями и порой смешноватой лексикой. На Земле, как рассказывали мне родители, тоже использовались похожие электронные переводчики, и никто не видел в них никакого чуда. Правда, в эти устройства почти никогда не встраивались инопланетные языки, кроме космолингвы, но ведь на Земле полно своих языков, которые по причудливости фонетики и грамматики стоят многих инопланетных. Про графику я вообще молчу. До сих пор самая безобидная кириллица почему-то вызывает ступор у людей, владеющих несколькими романскими и германскими языками. А уж красивые алфавиты вроде арабского и грузинского многим кажутся совершенно непостижимыми. Думаю, это просто от нежелания вникнуть. Космолингвисты приходят от них в экстаз, чем заковыристей графика, тем для них увлекательнее.

Зачем нужны живые космолингвисты, я отчасти поняла, когда потребовалось расшифровать отрывочные слова подводных обитателей Намму, не очень отчетливо записанные лингвочипом отважного Вилли Сантини-Рунге – первого, кто сумел вызвать их на контакт. Обычный лингвочип – это просто умный прибор. В него вложена информация огромного объема, но того, чего в нем нет, сам он осмыслить не может. Исключения крайне редки, и они могут касаться лишь языков, в какой-то мере аналогичных тем, что уже зафиксированы и внесены в программные файлы. Но тогда нужен лингвочип с искусственным интеллектом, а такие встречаются не на каждом шагу, ведь они намного дороже обычных. И за искусственным интеллектом, способным быстро обработать и структурировать огромный объём информации, скрывается работа космолингвистов.

Знание множества языков, по возможности совершенно разных, для космолингвиста практически обязательно. При этом изъясняться на них совершенно свободно не требуется. Нужно чувствовать дух и склад языка, понимать, что такое язык как система, как он связан с мышлением, где проходит граница между буквальным, но неправильным переводом и не буквальным, но верным по смыслу, каковы в каждом случае нормы использования той или иной лексики в зависимости от ситуации, как точнее воспроизвести чужеродную данному языку инопланетную фонетику, и так далее. То есть, помимо лингвистических и филологических знаний, от космолингвиста ожидается осведомленность об истории, культуре и этике разных миров и разных эпох. Поскольку на космолингве ведутся разговоры не только на общие темы, нужно знать лексику и терминологию практически всех наук, а также номенклатуру минералов, флоры и фауны всевозможных планет. Фонетический слух тоже важен, и здесь подспорьем может быть абсолютный слух музыкантов или способность к звукоподражанию голосом.

С переводами поэтических текстов лингвочип справляется хуже всего. А для некоторых культур они чрезвычайно значимы, поскольку их священные книги состоят из стихов, и любое искажение смысла может быть воспринято как чудовищное святотатство. Значит, без живого разума космолингвиста здесь тоже не обойтись.

Наконец, поскольку итоговым результатом работы космолингвиста становится собственно лингвочип с соответствующими программами, космолингвист должен быть квалифицированным программистом. Конечно, в центрах космолингвистики, где составляются программы и производятся лингвочипы, трудятся и собственно программисты, но они отвечают лишь за качество конечного продукта – отсутствие брака, сбоев, глюков и прочих неприятностей. На Тиатаре всё работает в комплексе: Колледж готовит специалистов, Институт космолингвистики занимается исследованиями вновь открытых языков и составление программ для лингвочипов, а промышленный комплекс производит матрицы и девайсы, поставляемые далеко за пределы системы Айни.

Соседи

По сравнению с Арпаданом, где землян довольно много, на Тиатаре преобладают представители других космических рас, о которых я до прилета сюда и не слышала.

Здешнюю цивилизацию создали выходцы с погибшей планеты Уйлоа и привезенные ими на Тиатару уроженцы планеты Тагма. Как это вышло, я расскажу потом. Пока же замечу, что они очень разные, спутать нельзя. Уйлоанцы – высокие, гибкие, с серо-зеленоватой слегка чешуйчатой кожей. Волос у них нет, но на макушке чешуя становится более плотной и темной по цвету – у кого-то коричневой или зелено-болотной, у кого-то тускло-серой, и издали кажется, будто у них короткие стрижки или шапочки на голове. Помимо двух нижних глаз, которые больше по размеру, чем человеческие, имеется еще и третий; я думаю, он нужен для видения в полумраке или в воде, а при ярком свете нередко бывает закрыт. В первое время я невольно вздрагивала, когда собеседник вдруг раскрывал третий глаз. Впечатление, признаться, не слишком приятное. Но я постараюсь привыкнуть.

Поскольку жара и солнце уйлоанцам не по нутру, они носят просторные одеяния и стараются проводить дневные часы в помещениях. Женщины, выходя под открытое небо, надевают изящные легкие шляпки из соломки и синтетических кружев либо используют защитные зонтики. Мужчины могут накинуть на голову капюшон, если пекло совсем уж невыносимое.

Тагманцы, наоборот, обожают солнечный свет. Они приземистые, мускулистые, крепко сбитые, у них темная кожа красноватых оттенков, глаза – коричнево-желтые, волосы жесткие и короткие, как колючки на кактусе. Сзади у них имеется небольшой толстый хвост – вероятно, рудиментарный; его скрывают пышные юбки, которые носят как женщины, так и мужчины, только у женщин они разноцветные и украшены этническими орнаментами.

Земляне прибыли сюда позже, но тоже считаются законными жителями Тиатары, хотя их намного меньше, чем тагманцев и уйлоанцев.

Остальные – гости из разных миров, прилетающие сюда учиться или работать.

Новеньким помогают освоиться не только опекуны, назначаемые несовершеннолетним, но и тьюторы – волонтеры из числа старшекурсников.

Моим тьютором оказался светящийся гуманоид с Виссеваны, которого я сразу же мысленно прозвала «Фонариком», поскольку его настоящее имя Фаррануихх Веррендарр. Виссевана – планета в соседней звездной системе, она тоже землеподобная, только климат там специфический: очень влажный, с почти постоянными грозами и сумрачным небом. Наверное, потому автохтонное население Виссеваны обзавелось светоцветовой сигнальной системой общения. Помимо умения светиться в темноте или в сумраке, им свойственно изменять цвет кожи в зависимости от испытываемых эмоций.

Фонарик провел меня по всем нужным инстанциям и заведениям. Регистрация и получение удостоверения и эмблемы колледжа в разных вариантах (от кулона до чипа), подключение к сети колледжа и к сети Тиатары, открытие счета в коксах (космических кредитных системах) и выдача части стипендии в местной валюте (здешние деньги называются риндами и сильсилями), краткая экскурсия в инфоцентр, столовую (студентов кормят бесплатно, а нуждающимся в особом питании выдают паек, но можно купить еду в магазине или заказать деликатесы за свой счет), медицинский центр, рекреационно-спортивный центр, учебно-административное здание – и, наконец, в жилые кварталы кампуса.

Архитектура на Тиатаре мало напоминает земную, тут царит беспечное разнообразие форм. О симметрии никто не заботится. Высотных зданий не строят – их дорого содержать и обслуживать. Два-три этажа в крайнем случае. К тому же не всем удобно пользоваться лестницами и лифтами. Кое-где вместо лестниц витые пандусы, и это сделано вовсе не для инвалидов. Некоторым существам привычно жить в комнатах, пользоваться мебелью и спать в постели. А другим подавай прохладный грот, или мелкий водоем, или башню с широким окном, в которое удобно влететь или вылететь. На здоровье! Есть даже капсульные помещения со специальной температурой и особым составом воздуха. Уж не знаю, насколько нужно быть фанатом космолингвистики, чтобы провести несколько лет в замкнутой камере, не выходя на поверхность. Разумеется, подобных чудиков очень мало, и учатся они дистанционно, не появляясь в общих аудиториях. Спрашивается, зачем тогда вообще сюда прилетать? Но межпланетная связь – очень медленная и дорогая, полноценно учиться таким образом невозможно.

Со мною живут в основном гуманоиды. Первая, с кем я познакомилась – второкурсница Саттун, представительница кремниевой расы тактаи с планеты Шерот. Она вся коричнево-фиолетовая, с очень узкими глазами и ртом. Не желая смущать других гуманоидов, особенно землян, Саттун носит комбинезон, хотя в одежде совсем не нуждается – ей не бывает ни жарко, ни холодно. На Арпадане тактаи, как и сиггу, работают в космопорте – они могут дышать арпаданским воздухом, а к низким температурам не чувствительны. Саттун собирается специализироваться на техническом переводе, необходимом для обслуживания космолетов из разных цивилизаций. Но для этого нужно сначала пройти общий курс космолингвистики.

Другая моя соседка – Эйджонг, гуманоид с Диоссы. Она похожа на древние земные изображения чертей – темношерстная, рогатая, хвостатая, красноглазая, с копытами на ногах. Ну, такие у них на Диоссе условия, что эта форма оказалась оптимальной для выживания. На самом деле у нее наверху не рога, а рецепторы вроде антенн, только натуральные, и очень чувствительные. На Диоссе адский климат, в воздухе постоянно висит какая-то взвесь, и «рога» служат прежде всего для ориентации в пространстве и обнаружения себе подобных. Хвост – дополнительная конечность, тоже не лишняя. Если руки заняты, то держаться за что-нибудь или друг за друга во время очередной бури можно хвостом. А копыта на самом деле не совсем копыта, это сильно ороговевшая кожа, приспособленная для ходьбы по раскаленным пескам, колючкам и острым камням.

Эйджонг очень милая, и мы, наверное, будем дружить. Саттун не столь жизнерадостна и общительна, но тактаи всегда такие – технари и прагматики, зато очень надежные коллеги и отличные профессионалы, неподвластные ни фантазиям, ни сантиментам.

Три наших комнаты, Саттун, Эйджонг и моя, выходят в общий холл, где приятно собраться с друзьями, поболтать или позаниматься всем вместе. А с четвертой стороны, рядом с лифтом и пандусом – помещение самой необычной нашей соседки. Ее зовут Ийяйя, она с планеты, которая на наших картах до сих пор числится под буквенно-числовым кодом МЮ-618, а на самом деле называется Айайоуйэюйоа. По слогам запомнить нетрудно, особенно если вникнуть в значение: «Прекраснейший из миров». Ийяйя напоминает морской огурец, или голотурию, только ростом с ребенка лет семи-восьми. Передвигается она при помощи нижних щупалец, растущих вокруг пружинистой подошвы с присосками. Мебель ей не нужна, но необходим неглубокий бассейн с водой, в котором она и спит, и ест, и работает. Верхние щупальца служат для мелких манипуляций, и ими она прекрасно управляется с кнопками, джойстиками, пультами и пишущими предметами.

Разумеется, при распределении соседей в общежитии учитывают вкусы каждого. Вряд ли рядом со мной оказалось бы существо, для которого лучший деликатес – это чуть подтухшая рыба (в анкете для поступивших каждый указывает, какие бытовые привычки кажутся для него неприемлемыми). Ийяйя питается, как я выяснила, планктоном и водорослями, и тиатарские ей вполне подходят. В ее помещении свой микроклимат, но нас это не беспокоит, у нее вместо двери сенсорный шлюз. А когда ей хочется пообщаться, она выползает на своих ножках-присосках в холл. Подолгу оставаться без воды ей трудно, но часок вполне может вытерпеть. Если накрыть ее влажной простынкой, то и больше. На обычные занятия она не ходит, но примерно раз в три дня ее вывозят в общий бассейн, где собираются представители водолюбивых народов. Ийяйя здесь третий год, новички – только я и Эйджонг.