Так гласят легенды. Волчья стая

– Посмотри на себя, мой дорогой Гол. Поседел, постарел. Без сил, без энергии, без денег. Три прекрасных ребенка, что спят в кроватках, укрытые одеялами и чернейшим небом. Что ты думаешь о будущем? Не хватает рук. Не хватает любви. Не хватает Мари. – Гол фыркнул и хотел было хлопнуть дверью перед носом Соры, но она крепкой рукой остановила его. – Я знаю твое имя, скорбящий Гол. Я имею над тобой власть. Не зли меня и выслушай.

– Твои слова – яд. Я не хочу иметь с тобой дел!

– Но ведь я могу вернуть тебе Мари.

Гол оторопел. Он снова замер, но его дыхание было четким и глубоким. Он смотрел прямо в глаза Соры, пытаясь понять, шутит она, издевается или же нагло врет. Но странное ощущение в сердце подсказывало ему, что лисица говорит правду. Это в ее силах. Она ведь богиня. Кто он такой, чтобы сомневаться в ее словах?

– Я предлагаю тебе пари, скорбящий Гол. Три ночи подряд, пока Ликок будет гнать луну по небу, я буду приходить к тебе и каждую ночь загадывать тебе загадку. Если ты отгадаешь все, то Мари вернется к тебе. Она будет той самой женой, которую ты так любил. Она поможет тебе, вернет в твои руки силы. Все будет, как прежде.

– А если нет? Если я хоть раз отвечу неправильно?

– Если хоть раз ответишь неправильно, я заберу у тебя детей. Каждого из них. Они станут моими, я воспитаю их. Договорились?

Сора протянула руку Голу, но тот сомневался. Он уже смотрел ей не в глаза, а на ноги. В его голове мелькали тысячи мыслей, и Гол всеми силами старался схватить хотя бы одну из них, но Сора была права. У него не осталось сил.

С отчаянием человека, потерявшего все имущество в карточной игре, Гол схватил руку Соры и крепко сжал ее. Его глаза горели, лицо обрело цвет и даже седина словно бы отступила. Гол расправил плечи и спину и теперь был выше Соры.

– Договорились, лгунья.

– Значит, до встречи завтра.

Сора шуточно поклонилась и убежала в лес, виляя хвостом.

Как и обещала богиня, она вернулась следующей ночью. Гол ждал ее, сидя на улице, прямо перед домом, поджав ноги. Он сидел с закрытыми глазами и на его лице царило умиротворение. Он словно бы вспоминал что-то приятное, словно бы заново проживал самые счастливые времена. Но как только Гол открыл глаза, на его лицо вернулась былая печаль, и под светом звезд она читалась еще четче.

– Загадывай свою загадку, лгунья. Я готов.

– Ты решил не отступать? – Сора мягко улыбнулась и с сочувствием выдохнула. – Я не хочу, чтобы ты проигрывал, Гол. Я хочу помочь.

– Так просто верни мне Мари, коли можешь!

– Нельзя. За все нужно платить. Нужно рисковать.

Гол фыркнул и опустил взгляд на землю.

– Как бы много не брала я, та становится все больше. В ней мы жизнь находим, когда голод нас съедает, но там же прячем смерть, когда она нас настигает. Что это?

– Это ведь издевка? Решила пошутить над скорбящим человеком, маленькая лгунья? – Гол поднял на нее глаза, и в них стояли слезы. Гол был зол, невероятно зол. Его мышцы напряглись, как у хищника. Он был готов к прыжку. Выдерживал паузу. Долго смотрел на Сору. Так долго, что даже богине показалось, что Гол вот-вот ее повалит на землю и сломает ей шею своими мощными руками. И все же его плечи опустились, а взгляд вернулся к серой земле. – Это яма. Мы берем из нее землю, а она все растет. Мы выкапываем морковь, выкапываем картошку, оставляя в земле ямы. И вырываем могилы, чтобы похоронить усопших.

– Ты прав, Гол. Первая ночь за тобой.

– Так просто?

– Разве уж просто? Теперь ты весь день проведешь в мыслях о том, какую же загадку я приготовила тебе на завтра?

– О, какие мы хитрые. Поставила на кон душу моей жены и жизни сыновей, пригрозила мне смертью, а теперь лишаешь меня сна? Хочешь ослабить мою волю? Но я не сломаюсь, лгунья, так и знай. Я отвечу на любую твою загадку.

– Мы проверим это завтра. А пока, доброй ночи, Гол.

Сора превратилась в лису и убежала в лес. Там, среди теней и кустов, она нашла удобное место, свернулась клубком, спрятав нос за девятью хвостами, и безмолвно молилась Лгуну, чтобы он принес спокойный сон Голу.

Следующая ночь выдалась холодной и ветреной. Гол дрожал, растирая руками свои плечи и ноги, и всматривался в тьму леса. Луна уже высоко поднялась в небе, а Соры все не было. Гол уже решил, что сегодня не встретит богиню лжи, но тут лисица вышла на лунный свет. В ту ночь на ней было не светлое платье, а короткая темно-синяя шубка с белым воротником.

– Ты сегодня поздно, – сказал Гол.

– Прихорашивалась, дорогой.

– Пока я ждал тебя, у меня отмерзли ноги и руки. Носа не чувствую!

– Но дома тебя ждет жаркая печь и одеяла. Отчего же ты не пригласишь меня внутрь? Согреемся.

– Ноги твоей не будет в моем доме, запомни это, лгунья. Загадывай уже загадку, пока я не передумал.

– Но ты ведь не передумаешь. – Сора улыбнулась и подошла вплотную к Голу. Она положила свою ладонь ему на холодную щеку и посмотрела прямо в глаза. – Или передумаешь? Ты так любил Мари. – Сора прижалась собственной щекой к Голу и шептала ему на ухо. – Но что дальше? Может, стоит отпустить? Найти кого-нибудь другого.

Гол оттолкнул Сору и даже перестал дрожать. Сейчас, холодной ночью, он походил на быка. Голова опущена, из носа валит пар, руки широко разведены.

– Еще раз попытаешься меня соблазнить, и я порву тебя на две части, – тихо и уверенно сказал Гол, и почему-то Сора была уверена, что он попытается это сделать. Конечно, не сможет, но попытается.

– Хорошо, скорбящий Гол. Тогда вот тебе вторая загадка. Я змея, которая не переставая ползет. Зимой я тверда, как камень, а летом мягка, как пух. Все время я в пути, но все время стою на месте. Кто я?

– Рыбак всегда узнает реку, – усмехнулся Гол. – А рыбы я наловил за свою жизнь очень много. Ты река.

– Верно, Гол. – Сора вновь приблизилась к мужчине. – Если ты передумал, пора остановиться. С тобой ночи становятся веселее, но я пойму, если ты решишь разорвать наш договор. Это против всех правил, тебя настигнет кара за предательство, да и мне будет худо, но я даю тебе это право.

– Ага! Чувствуешь запах поражения? Поджала хвост? Не только лгунья, но и трусиха! Ха! Нет уж, у тебя остался лишь один шанс побороть меня. Удача на моей стороне.

Сора аккуратно, но с силой наклонила голову Гола и поцеловала его в лоб.

– У тебя целый день, чтобы подумать, – сказала она и была такова.

Следующая ночь наступила преступно быстро. Сора не спешила выходить из укрытия и с облегчением заметила, что Гол опаздывает. В доме не горел свет, мужчина не вышел на улицу. Сора приняла облик человека, и в ночь полной луны на ней был одет красный теплый жилет и темная юбка до самых пят. Она осторожно вышла на свет и приблизилась к дому.

Дверь открылась и из нее неловко вывалился Гол. Он фыркнул, заметив Сору, но лисица не обратила на это внимания. Она лишь смотрела на платье, которое так аккуратно нес Гол. Мягкий мятный цвет, широкие рукава с вышивкой, золотистый пояс. Гол положил платье на землю и разгладил его, как мог, и в ночи действительно казалось, что на холодной почве лежит прекрасная девушка.

– Загадывай свою загадку, лгунья, – буркнул Гол. – Я мигом отвечу тебе и отдам это платье Мари. Она любила надевать его на праздники.

– Ты не передумал? Когда загадка будет озвучена, пути назад не будет. Ты все еще можешь проиграть.

Но Гол посмотрел на Сору так, что она сразу поняла: отступать он не намерен.

– Хорошо, – сказала лисица и опустила глаза. – Меня все жаждут, но, получая, грустят. Порой меня скрывают, как сокровище, а в гневе вываливают на стол, точно я свежая дичь. Кто я?

Гол оторопел. До этого он задумывался лишь на несколько секунд, а сейчас уже минуту молча смотрел на Сору. Лисица, напротив, не могла оторвать взгляда от прекрасного платья. Они еще немного постояли в тишине, пока Гол, наконец, не сказал:

– Ты тайна?

Сора покачала головой, и Гол грязно выругался. Они снова молчали.

– Попробуй еще раз, – сказала Сора.

– Ты власть?

Сора наконец посмотрела на Гола и горько улыбнулась. Мужчина замахал руками и схватил Сору за плечи.

– Нет, стой! Нет! Ты… Ты любовь! Да!

Сора убрала руки Гола с плеч и выдохнула.

– Ты проиграл, Гол. Теперь твои дети станут моими. Все трое. Старшие близнецы и младенец. Я заберу их.

– Ну уж нет! Ты лгунья! Я разгадал все твои загадки! Это была тайна, меня не проведешь!

– Это была правда, Гол. Ответ – правда.

– Ты не заберешь моих детей!

– Уже забрала. Они уже спят в моем лесу. Ты их больше не увидишь.

Сора развернулась, но тут ее схватил Гол. Он упал перед ней на колени и заплакал.

– Молю, богиня, сжалься надо мной! Верни мне сыновей, они все, что у меня осталось.

– Они не переживут зиму, вам не хватит еды. Даже будь жива Мари, вы бы все сгинули в этом доме до первых теплых дней. Я спасаю их.

– Прошу, Сора. В моем подвале еще есть еда, мы будем жить впроголодь, но выживем! Клянусь тебе всеми богами.

– Не ту клятву ты выбрал, Гол. Ты проиграл эту битву.

– Я не знал правил.

– Знал. Знал и не отступил. Я ведь убеждала тебя, просила передумать. – Сора подняла голову к небу. – Но ты настоял на своем. Пожинай плоды.

Сора обратилась в лису и вырвалась из хватки Гола. В два прыжка она оказалась в лесу, и мужчина побежал за ней. Он долго искал лису среди теней, но так и не нашел ее. Ни у холмов, ни в уютных норах, ни в мощных корнях деревьев. Гол вернулся к дому, когда небо едва заметно посветлело, и лег прямо у порога, даже не зайдя внутрь. Он свернулся, точно обиженный ребенок, и заснул, закрыв лицо рукой.

Гола разбудил крик. Он заставил себя открыть глаза.

На небе уже стояло солнце. Еще не полдень, но воздух успел немного прогреться.

Сон никак не отпускал Гола. В полудреме он поднялся на ноги и взялся за ручку двери. Только почувствовав холодный металл, Гол вспомнил, что произошло вчера. Вспомнил, как проиграл собственных детей. Но кто тогда кричал?

Гол резко открыл дверь, и за ней, прямо на полу, замотанный в шкуры, лежал его сын. Темненькие волосы блестели на свету, а маленькие ручки дергались в воздухе, словно младенец отбивался от комаров. Гол бросился к сыну и нежно обнял его. Он поцеловал его в лоб, в обе щеки и вновь прижал его к себе.

Из шкуры выпал листок бумаги. Гол наклонился, поднял его и прочел единственное слово, написанное синеватыми чернилами. «Выживите».

Три пути

Человек, которого весь Чундэй знал как Стального Змея, сидел на скалистом берегу в провинции Луны. Закрыв глаза, он щипал четыре струны на пипе и почти не открывая рта напевал старую колыбельную. Змей услышал ее от матери в детстве. До того, как он вырос, обрил голову и отправился служить Небесному волку. Его матери в свое время эту колыбельную напевал ее отец, а тому его отец. Несмотря на костный язык песни, на древность языка, на котором она была написана, Стальной Змей понимал, о чем поет. Он пел о том, что надо искать собственную дорогу. Что каждому уготована своя судьба, и каждый должен делать то, к чему лежит его собственная душа.

Стальной Змей убрал пипу за спину. Инструмент звонко стукнулся о длинное стальное копье, которым орудовал воин и из-за которого он получил свое имя. В желтой одежде на фоне серого камня Змей выглядел как рассветное солнце. С каждым шагом воина бусы на его шее подергивались, а в медном обруче отражались лучи светила в зените.

Наконец Змей достиг своей цели. Он шел до этого места почти две недели, оставляя на сон не больше четырех часов в день. Воин питался подножным кормом, промышлял охотой и спал на камнях да сырой земле, а все ради одного: воочию увидеть некий Храм, о котором уже год шла молва по всем провинциям.

То было небольшое сооружение, в нем Змей не видел ничего родного. Словно строили его каменщики из другой страны, куда более грубой и холодной. Ровное длинное здание из серого камня с узкими окнами и широкими дверями. Такой храм легко защищать, но красоты в нем ни на грамм. Впрочем, Змей преодолел такой путь не в поисках красоты. Говорят, этот храм основали три величайших воина из всех, что знал Чундэйэ. Будто бы они могут управлять самим мирозданием и сейчас ищут себе учеников. Когда Змей приблизился к Храму Стихий, он понял, что слухи не врали.

Три воина сражались друг с другом. Один, с седыми волосами и голым торсом, сражался шестью руками, четыре из которых были каменные. Второй, босой, дрался коротким мечом, а из его глаз и рта вырывалось пламя. Третий стоял поодаль, взмахивая руками, и управлял ветром вокруг себя.

Змей перехватил копье и бросился вперед. Вместо приветствия он напал на воина о шести руках и дважды ударил. Мастер отбил выпады незваного гостя каменными руками, а затем ударил ими. Змей заблокировал атаку, но тут огненный воин напал сверху. Короткий меч с лязгом ударился о копье и заскользил по стальному древку. Змей перехватил руку огненного воина и отбросил его в сторону, приняв защитную позу.

Воин с каменными руками кивнул третьему мастеру. Змей тут же поднялся в воздух, ветер сокрушительно ударил его в грудь, и гость Храма Стихий потерял весь воздух в легких, ударившись спиной о землю.

– Кто таков? – спросил огненный воин. Он взмахнул рукой, и пламя исчезло. Оказалось, он был совсем юным, едва ли старше шестнадцати.

– Мое имя – Стальной Змей, – ответил гость, как только голос вернулся к нему.

– Я слышал о тебе, – заметил каменный воин. Его призванные руки опали, и перед Змеем оказался крепкий, высокий воин с пучком седых волос на затылке. – И Ану Джин тоже, – он кивнул в сторону того воина, который управлял ветром. – Меня зовут Шин. Мой огненный друг – Юн. Вместе мы – основатели Храма Стихий.

– До меня тоже доходила молва о вас. И я рад, что слухи не были преувеличены.

Змей поднялся на ноги, схватил свое копье, прокрутил его за спиной и воткнул в землю. Шин одобрительно кивнул.

– Я пришел к вам, чтобы обучиться вашему стилю, – сказал Змей.

– У нас нет стилей, – возразил Юн. – Только путь.

– Путь Земли, Путь Ветра и Пусть Огня, – сказал Ану Джин. – Три великих пути, на которых воин оттачивает собственное мастерство.

– Хочешь обучиться одному из Путей? – спросил Шин.

– Зачем выбирать один, если можно изучить все? – спросил Стальной Змей.

– Путь Огня – это путь ярости, – пояснил Юн. – На нем ты должен контролировать свой гнев. Путь Воздуха же учит хитрости, терпению. Все равно, что охотник, засевший в засаде. Путь Земли помечен силой воли и стойкостью. Только самые хладнокровные могут следовать по нему. Нельзя следовать всем трем путям, всегда придется выбирать.

– Устроим ему испытание? – усмехнулся Ану Джин. – Поймем, какой Путь подходит нашему ученику больше.

– Звучит разумно, – улыбнулся Шин. – Первое испытание Храма Путей. Согласен на это, Стальной Змей? Согласен пройти наше испытание, чтобы обрести суть?

Змей кивнул. Ану Джин вышел вперед и сел на колени перед гостем. Тот последовал примеру мастера, они оба закрыли глаза и положили руки на колени. Ану Джин достал из-за пазухи трубку и, не открывая глаз, закурил ее. Воздух тут же наполнился сладковатым запахом. Ану Джин выдыхал изо рта и носа фиолетово-зеленый дым, окутывающий голову Стального Змея. Воин, пришедший к Храму, дернулся, почувствовав странный запах, но глаза не открыл.

– Не забывай дышать, – сказал Ану Джин.

Стальной Змей вдохнул полной грудью и открыл глаза. Он сидел посреди шаткого высокого моста, построенного так давно, что доски его начали гнить от застоявшейся реки, над которой он возвышался. Столбы шатались, кажется, даже от слабого ветра, а сам мост кое-где прохудился настолько, что дерево ломалось под собственным весом.

Стальной Змей поднял перед собой копье, словно собирался забить им рыбу в воде, и ткнул перед собой. Дерево выдержало удар. Хорошо. Так воин прощупывал, может ли ступать на доски. Выискивал гнилые, а когда те попадались, сбивал их. Дерево тревожило водную гладь и оставалось плавать на ней. Словно легкое предупреждение, словно осколки прошлого.

Стальной Змей перешел мост и оказался в выжженном лесу. Здесь не осталось места ни деревьям, ни кустам, ни травинкам, ничему живому. Не пели птицы, не бегали заблудшие волки. Вокруг пахло смертью, жар от почерневших стволов окутывал Змея. Огонь давно успокоился, угли погасли, но все же воин вспотел. Он убрал за спину копье и продолжил путь.

Змей петлял по выгоревшей земле около часа, задыхаясь от жары, пока не услышал крики. То кричал всадник с копьем, но не простой. Змей впервые видел такое: словно бы и не человек вовсе – пламя, принявшее людской облик да еще и с оленьими рогами. Всадник ударил ногами по бокам огненного коня. Скакун пустился прочь. Стальной Змей побежал за ним.

Долго ли, коротко ли шла погоня, но Змей успел стесать себе колено, падая на резких поворотах, а когда настиг-таки коня, тот исчез вместе со всадником.

И тогда перед Стальным Змеем, прямо из толстого ствола сгоревшего дерева, появился огромный человек с оленьими рогами. Его черное тело пылало, из глаз и рта сочилось пламя, и он, не мигая, смотрел на воина.

– Ты пришел сюда обрести ярость? – спросил исполин.

– Я пришел сюда постичь ее, – ответил Змей.

– Похвально твое стремление, и все же неудача ждет тебя. Даже я, некогда могущественный и великий бог-олень, пал перед этим всепоглощающим темным чувством. Ярость не унять, не урезонить.

– Я не ищу резона. Я ищу Путь.

– Тогда разбуди ее в себе. Разбуди в себе ярость, превосходящую мою, и только тогда твой удар причинит мне вред.

Стальной Змей крикнул, отвел на несколько секунд копье, но только для того, чтобы с прыжка вонзить его в тело великана. Но стальное оружие отскочило от почерневшей коры, словно и то было из стали.

– Это не ярость. Не истинная ярость, во всяком случае. Твоя злость слаба. Она сродни лужице после моросящего дождя. Нельзя направить лужу, только реку.

– А река начинается с ручья.

Стальной Змей ударил копьем плашмя о землю, и то завибрировало в его руках. Он закрыл глаза, вспомнил ту дорогу, которую ему пришлось пройти. Вспомнил всю несправедливость, с которой он столкнулся. Все смерти, всю горечь мира, и эти воспоминания он вложил в следующий, мощнейший удар. Стой перед ним обычный человек, он бы не выдержал выпад, но от некогда могущественного бога копье отскочило, словно было игрушечным.

– Жалкая попытка, – сказал исполин. – Ты ищешь в себе злость всего мира, но достаточно найти злость одного человека – тебя самого. Что страшит тебя? Что мешает найти собственную ярость?

Стальной Змей опустил голову. Он никогда не думал о том, что вызывает в нем ярость, и старался уйти от этого чувства. Все учителя, которых он встретил на пути, учили воина прятать эмоции. Удар не может быть точным, если глаза застилают слезы, если злость мешает целиться, если любовь заставляет руки дрожать. Стальной Змей хорошо выучил этот урок, и его удар всегда был точным. Но какой прок от точности, если его сталь недостаточно крепка, чтобы разбить обожженную кору?

Стальной Змей ударил снова. И снова его копье отскочило, словно бы перед ним стояло не обожженное дерево, а неуязвимый исполин. Но воин не унимался. Он снова и снова бил, не боясь за собственное орудие. Не боясь, что на стали появятся зарубки, что древко в конце концов лопнет и развалится.

– Ну что, человек? – спросил бог-олень. – Нет в тебе той ярости, что присуща истинным воинам? Раньше люди дрались иначе. В ход шло все: зубы, ногти. Драли волосы, кусались и толкались. Ваш народ придал битве слишком изящную форму, а меж тем истинная ярость кроется в первобытном. Скажи, ты зол по-настоящему, когда пытаешься пируэтом выбить врага из равновесия или когда пытаешься выцарапать ему глаза?

Змей не ответил. Он фыркнул, поднял копье параллельно земле и тут же уронил его. Воин закричал и бросился на бога-оленя, словно тот воплощал все зло мира. Словно именно кусок почерневшего дерева олицетворял все страхи Змея, все его неудачи и ложные надежды. И воин рвал. Он голыми руками сдирал кору, заставляя мертвое дерево плакать огненными слезами. Пламя охватило и самого Змея, из его рта и глаз сочился огонь, отбрасывая тень на бога-оленя.

Когда Змей закончил, от идола остался только пылающий пень, а вокруг валялись черные куски ствола. Бог-олень ушел и больше не донимал Змея своими речами, но от этого воину вдруг стало одиноко. Стало тоскливо.

Без огня лес посерел. Сам воздух стал серым, безжизненным. Словно Змей оказался на древнем полотне, рассказывающем о его пути, словно всякие краски покинули мир. Тогда воин поднял свое копье и побрел дальше.

Дорога перед новой встречей оказалась недолгой. Перед воином появилось пара существ, и одно сидело на другом. Два мальчика не старше двенадцати, но у одного, кто держал на плечах товарища, были неестественно длинные ноги, едва ли не два метра длиной. Второй же, сидя на своем близнеце, размахивал безумно длинными руками. Оба мальчика смотрели на Змея пустыми глазами, в которых не было ничего, кроме белка.

Но не странные руки и ноги и не пустые глаза испугали Змея. То были бусы на шее детей. Такие бусы носили воины провинции Луны, откуда родом Стальной Змей. А значит, эти чудовищные мальчики были на его родине и были там не с добрыми намерениями.

– Нам нужны твои бусы, – сказали в унисон дети. – У нас уже большая коллекция бус, но останавливаться мы не хотим!

Длинноногий топнул, и по земле пошли трещины. Длиннорукий наклонился и раздвинул расщелины так, что теперь они стали пропастями.

Стальной Змей поднял копье и приготовился.

Первым ударил длинноногий. Он выбил дух из воина, и тот отлетел в сторону сожженного леса, врезавшись спиной в одно из деревьев. Длиннорукий схватил Змея за ногу и вновь откинул его в сторону. Воин болезненно приземлился на плечо.

– Отдай нам бусы! – крикнули дети.

Змей неуверенно поднялся на ноги и едва успел отбить копьем протянутую длинную руку. На бледной коже длиннорукого появился глубокий кровавый порез, но он тут же затянулся. Тогда Змей ударил еще, еще и еще, но все раны затягивались.

Копье хлестко било по протянутым рукам ребенка, но ни одна рана так и не осталась кровоточить. Тогда Змей отпрыгнул и воспользовался секундной паузой, чтобы осмотреться.

Он мог бы заманить детей в лес, где больше деревьев, тогда они не смогли бы развернуться. Учителя часто говорили, что первое правило победного боя – сражайся на своей территории. Но до леса еще стоило добежать, а длиннорукому ничего не стоит, чтобы схватить Змея за шкирку. Нет, их надо сдерживать постоянными атаками.

И Змей атаковал.

Он крутил копье вокруг своего тела, словно то тоже было его частью. Змей зажимал древко в подмышке, перехватывал в левую руку, прокручивая его у шеи только для того, чтобы изменить угол удара. Оружие парило у тела воина, а тот словно бы не чувствовал усталости. Стальной Змей отошел на два шага, взял разгон и в прыжке ударил копьем сверху вниз, будто дубиной. Предсказуемая атака, такую легко избежать, но Змей и не стремился ранить детей. Нет, он хотел отдалиться от врага. Ему была нужна еще секунда.

Воин взглянул на пропасти в землях. Заманить бы туда детей… И пусть себе падают, пока не достигнут земного дна. Как знать, через сколько они выберутся? Змей уйдет куда подальше, а его следы успеют остыть, прежде чем длиннорукий и длинноногий поднимутся обратно.

Стальной Змей снял свои бусы. Даже издалека он видел, как сверкнули глаза детей. Воин поцеловал украшение, прижал их ко лбу, а затем к груди.

– Духи предков, простите меня, – сказал Змей и бросил бусы в одну из пропастей.

Дети в унисон закричали и вместе прыгнули вниз, стремясь поймать ценную добычу, но не заботясь о самих себе. Только когда их крик затих где-то в глубине земной коры, Змей выдохнул и успокоился.

Воин подождал с минуту, и убедившись, что дети не лезут обратно, поднял свое копье и побрел дальше. Он пересек восточную часть леса, вернувшего свой изумрудный цвет, и вышел к реке в низине, прямо у горы. Поток воды, мощный и игривый, вывел Змея к небольшой деревеньке. Таких по Чундэю разбросаны десятки, и каждая похожа на другую. Этих мест Змей не знал, а потому не знал и деревню, но он сразу понял, что жителей истребили. Не просто вывели подальше от домов, словно скот на убой, и казнили, а разорвали.

Кто-то валялся на земле с выпотрошенным животом, кто-то висел в неестественной позе на ограде. Половину тела худощавого юноши Змей нашел под ногами, а вторую на крыше одного из домов. У кого-то на лице красовались кровавые полосы, а кто-то умер по своей воле: Змей встречал воинов, которые предпочли пасть от своего меча, чем по прихоти монстра.

Мастер копья услышал шорох в одном из домов, отошел на шаг, выставив перед собой оружие, и напряг ноги. Из-за приоткрытой двери показалась морда огромного тигра, а затем и все его мощное тело. Бугры мышц танцевали под полосатой шерстью, а длинные усы дергались при каждом шаге. Тигр не боялся Змея и не проявлял агрессии, но кровь на его пасти и лапах говорила слишком красноречиво.