Удача на «Титанике»

Наконец появляется лестница, и я поднимаюсь достаточно высоко, чтобы поставить ногу на скобу. Когда я взбираюсь на лестницу, юбка рвется, но теперь я, по крайней мере, уже не спускаюсь вниз. Я делаю перерыв, пытаясь перевести дыхание.

Затем лезу вверх, скоба за скобой, пока не ощущаю на лице ласковые лучи солнца.

Я выглядываю из люка. В сорока футах внизу у основания крана вспотевший матрос, до этого восхищавшийся «рено», стянул синюю бескозырку и уставился на пролетающую чайку. Никого больше на стапель-палубе нет. Я воображаю, что невидима, как легкий ветерок, а затем перекидываю ногу через край люка. Как можно тише я скатываюсь на сосновые доски палубы.

С громким криком в моем направлении летит чайка, и следом за ней поворачивается смотрящий на нее матрос.

Скройся, крикливая мерзавка.

Матрос для равновесия опирается рукой на основание крана, затем подходит, вытаращив воспаленные глаза.

– О-откуда вы взялись?

Я с трудом поднимаюсь на ноги, чувствуя, как в дыру в юбке залетает ветерок. Рукав моего жакета задрался по локоть. Должно быть, выгляжу я ужасно.

За спиной у матроса слоями многоярусного торта возвышается судовая надстройка, на которой стоит белобородый мужчина с гордой осанкой, и золотое шитье на рукавах его мундира сияет, как браслеты. Даже с расстояния в пятьдесят футов я легко узнаю это лицо со всех брошюр: капитан Смит, король этого плавучего дворца. Он опирается ладонями о поручни и наклоняется, вглядываясь в нашу сторону.

Я стараюсь подавить панику, которая, как шелковый платочек на штормовом ветру, грозится вот-вот вырваться на свободу.

Ноздри матроса наводят на мысли о дуле двуствольного ружья.

– Я спрашиваю, откуда вы взялись?

Как гласит одна китайская пословица, рука, наносящая удар, может его и отвести. Поправив шляпку, я изображаю один из высокомерных взглядов, которые миссис Слоан использовала при общении с нижестоящими: веки полуопущены, нос вздернут. После месяцев, проведенных в прислугах у старой перечницы, я могу изобразить миссис Слоан достовернее, чем это делала она сама.

– Из утробы матери. А вы?

Вдруг раздается короткий смешок. За моей спиной, опираясь на поручни полубака, стоит знакомая мне американка с трапа первого класса. В алых губах зажата свежая сигарета.

Глаза матроса превращаются в щелочки. Его толстый палец указывает в сторону грузовой шахты.

– Нет. Я видел, как вы вылезли из люка. Иначе почему у вас жакет порван?

– Так вы полагаете, что я вылезла оттуда? – Я громко фыркаю. – Да я по скользкой палубе не пройду, не упав. Вот, глядите, порвала жакет. – Тут я машу согнутым пальцем перед его мясистым носом. – На ваше счастье, я не сломала шею.

Дозорные, сидящие на марсе в середине фок-мачты, пялятся на нас во все глаза. Я почти уверена, что они вот-вот начнут бить в колокол в своем похожем на ванну гнезде. Но тут из двери под полубаком, стуча сапогами по палубе, появляется офицер, и я напрочь забываю о дозорных.

Петля галстука стягивает наглухо застегнутый белый воротничок, и присяжные из восьми латунных пуговиц осуждающе взирают на меня с мрачного синего сукна мундира. От одного его вида хочется сброситься с борта корабля для последнего причастия.

– Что здесь происходит?

Матрос утирает пот со лба рукавом.

– Офицер Мерри. Она вылезла из люка.

Офицер Мерри поправляет планшет на груди и грозно смотрит на меня. Кустистые брови нависают над суровым лицом, чье выражение, должно быть, следствие тяжести существования под именем Мерри[3].

Прижав руку к груди, я издаю нервный смешок, больше похожий на утиное кряканье.

– Именно это я и сделала. Сразу после того, как спрыгнула с воздушного шара.

– Кто вы? – вопрошает офицер.

Он потребует документы. Моя уловка раскроется. Начинает нервно подергиваться нога, но я переношу вес на нее, заставляя замереть.

– Мне позвать корабельного старшину? – спрашивает матрос.

– Пресвятая дева, да я все видела собственными глазами. – Из-за моей спины выплывает американка в своем обтягивающем, как вторая кожа, костюме. А я почти забыла о ней. – Бедняжка, похоже, как и я, вышла подышать свежим воздухом, а затем споткнулась и зацепилась за кромку люка. Вам повезло, что у нее неплохие рефлексы. Несчастье перед отплытием вряд ли стало бы хорошей новостью.

Я изо всех сил стараюсь не пялиться на нее.

– Мисс Харт. Как я рад вас видеть.

Офицер Мерри пытается изобразить на лице приятное удивление, что равносильно попытке замаскировать запах тухлятины, украсив мясо веточкой петрушки.

Мисс Харт принимается расхаживать туда-сюда с грацией королевской кошки.

– Должна признаться, внутреннее устройство корабля приводит меня в недоумение. Удивительно, что у вас люди пачками не падают в люки. Очевидно, ни одна женщина не приложила руку к его разработке.

Офицер Мерри не может оторвать от нее взгляд, захваченный в плен трепетанием ее роскошных ресниц. Затем прочищает горло.

– Здесь все устроено таким образом, чтобы уважаемые пассажиры, такие как вы, могли наслаждаться своими роскошными номерами, не опасаясь быть потревоженными.

Он кидает взгляд на капитанский мостик и, заметив капитана Смита, коротко отдает ему честь. Капитан кивает и отворачивается.

– И мы бы не хотели, чтобы люди заблуждались насчет того, где им следует находиться.

– И ваше решение – запутать их еще сильнее, если им все-таки довелось заблудиться, – жизнерадостно подхватила она. – Интересно.

– Вам следует отдыхать на прогулочной палубе, а не здесь, в третьем классе. Там подают шампанское. Сейчас самое время познакомиться с вашими соседями-пассажирами. На борту находятся несколько весьма важных персон.

Я напрягаю слух. Из имевшегося у миссис Слоан списка «именитых пассажиров» я узнала, что среди гостей будет мистер Альберт Энкни Стюарт, один из совладельцев цирка братьев Ринглинг. Получив от Джейми письмо, в котором сообщалось, что его экипаж будут перебрасывать на «Титанике», я поняла: это знак, что мне пора снова объединить нашу семью. Мы мечтали о «большом номере» в настоящем цирке с тех пор, как Ба показал нам афишу «Величайшего на Земле шоу П. Т. Барнума и Ко». Мы даже поставили для просмотра номер, называвшийся «Джамбо» – в честь великого циркового слона. И теперь я собираюсь показать этот номер мистеру Стюарту.

– Мать не одобряет моего курения. – Мисс Харт постукивает пальцем по мундштуку, и столбик пепла падает к ее ногам. – Но теперь я готова возвращаться в свои роскошные номера. Полагаю, вы знаете более короткий путь на палубу В. – Она берет его под руку, кивая на маленькую лесенку, ведущую на надстройку. Я не могу не заподозрить, что на самом деле она прекрасно здесь ориентируется.

– Поднять трап, – раздается где-то в отдалении крик, от которого все внутри меня вспыхивает. Я торопливо отступаю к полубаку.

Наконец-то якоря подняты.

Взгляд офицера Мерри преследует меня, тяжелый и давящий.

3

Спустившись по широкой лестнице, расположенной за полубаком, я попадаю в огромное помещение, которое уже видела из грузовой шахты. Яркий свет с открытой лестницы придает ему ощущение простора.

Милостью Божьей я оказалась на трамплине, на шаг приблизившем меня к американским берегам. Но прежде чем отправляться на поиски Джейми, мне необходима еще одна милость – уборная. Судя по ощущениям, мой мочевой пузырь старательно отбивали молотками не менее дюжины мясников.

Я снимаю свой подозрительный пиджак и оглядываюсь в поисках места, где смогу заняться насущными делами.

Слова «Общая гостиная» золотыми буквами выведены на стене. Кажется, название могли бы придумать и поинтереснее. Очевидно, ни одна женщина не приложила руку к его разработке, – раздается в моей голове полный насмешки голос мисс Харт.

Я пытаюсь вспомнить схему устройства корабля из схем, запрошенных миссис Слоан, не собиравшейся терпеть ни малейших неудобств в пути. В свое время мы тщательно изучили их, но нелегко ясно мыслить, когда что-то постоянно тебя отвлекает.

От лодочной палубы – самой верхней, где хранятся спасательные шлюпки, – палубы идут от А до G и в основном совпадают с классом, вроде того, как шерсть делят по качеству. Эта общая гостиная, место сбора третьего класса, расположена в передней части корабля, на палубе D.

Поблизости не видно ни одной уборной, и мне приходится ковылять ниже, на палубу E.

Лестница перетекает в широкий коридор, идущий от левого борта до правого. Если бы «Титаник» был рыбой, этот коридор был бы грудными плавниками, лучшей ее частью. Я присваиваю ему имя «Плавники», тут же представляя, что подобное прозвище понравилось бы мисс Харт: одновременно и запоминающееся, и практичное.

Стюарды в белых форменных кителях со стоячими воротниками и позолоченными пуговицами снуют вокруг, направляя пассажиров к их местам.

Табличка уборной возникает передо мной, как маяк в штормовую ночь, и я с радостью скрываюсь за ней.

Раковины расположены напротив семи кабинок, на каждой из которых висит табличка «Свободно». Я вешаю пиджак на ближайший крючок и торопливо отмываю руки от возможных крысиных паразитов при помощи куска мыла с эмблемой «Уайт Стар».

Когда я захлопываю за собой дверь первой кабинки, внутри вспыхивает электрический свет. Даже в третьем классе здесь все на высшем уровне. Облегчившись, я поднимаю рычаг сзади. Снова мою руки, на этот раз наслаждаясь хвойным запахом мыла.

А теперь на поиски Джейми. Если я обращусь за помощью к одному из стюардов, попросят ли они предъявить документы? Я уже успела оставить о себе неблагоприятное воспоминание у тех, кого надо было бы впечатлить.

Мой порванный пиджак, висящий на крючке, похож на дохлого барсука. Я откалываю газовый шарфик и прикрываю им лицо. Черные точки, похожие на мушки, хорошо скрадывают мои азиатские черты. Под вуалью я могу казаться кем угодно – хоть бы и королевой. Возможно, так мне будет легче передвигаться по кораблю.

Снимаю шляпку и прикалываю шарфик к ленте так, чтобы он спускался до плеч, полностью закрывая лицо. Своего рода модная маскировка, которую вполне может носить состоятельная дама в трауре. Что же до дыры в юбке, я переворачиваю предательницу так, чтобы оборванный лоскут свисал сбоку и не болтался при ходьбе.

Вернувшись в Плавники, я озираюсь в поисках стюарда. Люди – большей частью мужчины – снуют вокруг с багажом в руках в поисках своих мест.

Вспоминая план корабля, я прихожу к выводу, что каюты третьего класса на этом уровне идут по левому борту, а каюты первого и второго – по правому. Миссис Слоан не пожелала остановиться на этой палубе, палубе D, именно из-за совместного размещения разных классов, даже несмотря на то, что планировка корабля предполагала: представители высшего класса и простолюдины никогда не пересекутся. Но раз уж она собиралась путешествовать на слоне, то и место ей требовалось на холке, а не у хвоста.

– В этой части в целях вашей безопасности размещены только мужчины, – объясняет стюард молодой женщине в соломенной шляпке.

Неудивительно, что дамская комната была пуста.

– Правилами мужчинам и женщинам запрещено ходить в каюты друг к другу. Но вам наверняка понравится ваша каюта на корме. Там меньше качает и ближе к полуюту, где пассажиры третьего класса могут подышать свежим воздухом. Просто ступайте по Шотландской дороге[4]. – Он указывает на коридор, протянувшийся по всей длине корабля, как хребет у рыбы. – Это самый удобный путь с носа на корму. По дороге увидите каюты экипажа, но вам просто надо дойти до конца коридора.

Если одиноких мужчин размещают в носовой части, я на верном пути.

– Прошу прощения, сэр?

При виде моей вуали стюард удивленно выпучивает глаза.

– Да, мадам?

– Я ищу Джеймса Лака. Можете подсказать, в какой он каюте?

– Минутку… – Он ведет пальцем по списку. – E-16. Работники «Атлантической паровой компании». Тут неподалеку. – Он указывает рукой на левый борт. – Но, как я уже сказал другой леди, в носовой части могут находиться только мужчины. Я могу доставить от вас сообщение, если вы назовете свое имя.

– Эм, нет, не стоит. Найду его позже. Спасибо, стюард.

Он кивает, и я жду, что он сразу уйдет. Но он остается на месте, словно ожидая того же от меня. Прежде чем он начинает что-то подозревать, я отступаю в дамскую комнату, надеясь переждать там.

Сняв шляпку, я закалываю в пучок выбившиеся из него пряди волос. Бешено колотящееся сердце трепещет под вышитым льном блузки.

Я представляю, как Джейми отнесется к моему появлению. Он, конечно, может принять равнодушный вид, но я обниму его так крепко, что просто выжму все равнодушие до капли. Но что, если он теперь стал другим? Слишком взрослым для моих дурачеств. Что, если за прошедшие годы он обзавелся кривой, как у грифа, шеей и кучей морщин и стал брюзгой, цедящим каждое слово сквозь зубы?

Может быть, стоило предупредить его о моем появлении. Но стали бы на «Титанике» принимать телеграмму для пассажира третьего класса?

Я надеваю шляпу и поправляю вуаль. Хорошая маскировка. Возможно, достаточно хорошая для того, чтобы проскользнуть в первый класс и выяснить местонахождение багажа миссис Слоан.

Через пару минут я выглядываю из двери. Двое ребятишек, несущихся по коридору, замирают и смотрят на меня во все глаза. Я снова захлопываю дверь, пережидая, пока стихнут их восторженные визги, а затем все-таки решаюсь выйти. Быстро добираюсь до маленького трапа по левому борту. Каюта E-16 теперь от меня всего в нескольких шагах.

Мое сердце практически выпрыгивает из груди, когда я дважды стучу в дверь.

Никто не отвечает, но люди за дверью разговаривают на кантонском. Пусть для ушей европейцев он звучит резковато, но мне напоминает о полном оптимизма голосе Ба, и внутри все сжимается. Я прикладываю ухо к двери.

– Не отвечай, Тао, – ворчит кто-то. – Наверняка это снова тот стюард, похожий на скелет. Минг Лаи уже сказал ему, что нас не интересует их «тотализатор».

Последнее слово он произносит на едва понятном английском.

– Может быть, он пришел наполнить кувшин с водой, – отвечает более легкий голос, должно быть, принадлежащий Тао.

– Барабанщик уже пошел наполнить кувшин. Сядь, старый дурак, и закончи уже свою медитацию.

– Как можно медитировать, когда ты так громко сопишь над ухом?

Я снова стучу и говорю по-кантонски:

– Здравствуйте?.. Я ищу мистера Джеймса Лака.

Говорящие резко умолкают. Дверь открывается, и мужчина с заплетенной в косу бородой, свисающей как сосулька, смотрит на меня, чуть склонив набок голову. По его спине, словно старшая сестра бороды, спускается коса. А вот передняя часть головы выбрита наголо. Китайцы носят такую прическу, выказывая верность династии Цин, хотя теперь, после ее падения, некоторые избавляются от этого знака.

Любопытство на лице мужчины заставляет его выглядеть моложе, даже несмотря на множество седых волос.

– Кто ты?

Судя по легкому голосу, это, скорее всего, Тао.

– Я сестра Джейми, Валора Лак, дядюшка, – отвечаю я, используя принятое среди китайцев уважительное обращение к старшему мужчине. – Он остановился здесь?

Я заглядываю в каюту и вижу два ряда коек. Четыре вещмешка висят на крюках, и на каждом вышита китайская фамилия. К моему смятению, ни один из них не принадлежит Джейми. Его мешок я сшила собственноручно из крепкой джинсовой ткани.

Второй мужчина занимает позицию у одной из коек, пронзая меня взглядом из-под полуприкрытых век. Матросская шапочка венчает черные волосы, свисающие сальными прядями вдоль круглого лица, выражающего недовольство.

И если первый похож на воду, второй напоминает дым. Скорее всего, им лет по пятьдесят, хотя на вид можно дать и все шестьдесят.

Щадя левую ногу, ворчун хромает к нам, закрыв идущий из иллюминатора свет вместе с прохладным морским бризом. Его верхний резец слишком выпирает, словно одинокий клык. Вытертые матросские брюки залатаны на коленях.

– Джейми никогда не говорил, что у него есть сестра.

Я неверяще хмыкаю.

– Но я есть. Мы близнецы.

Приветственные крики людей внизу на причале сливаются с неистовым стуком моего сердца. Так значит, эти люди знают Джейми. Я очень близко.

Тао тянет за концы своего серо-синего шейного платка с вышитыми на нем буквами АПК. «Атлантическая паровая компания». На ворчуне точно такой же платок.

Я поднимаю вуаль, и на честном лице Тао, словно при виде редкой птички, вспыхивает интерес. Он тыкает пальцем, у которого нет кончика, и я изо всех сил пытаюсь не пялиться.

– Такие же узкие уши, как у Джейми.

– Узкие уши еще не значат, что они родственники. – Ворчун хлопает Тао по плечу. – Зачем она здесь? Наверное, хочет денег. Женщины всегда хотят денег.

– Она хорошо одета. Зачем ей нужны деньги?

– Чтобы одеваться еще лучше, само собой! У нее хитрый взгляд. Женщинам нельзя верить.

Ворчун отталкивает Тао и хватается за дверную ручку. Я морщусь от окатившего меня табачного духа.

– Но я проделала долгий путь, чтобы повидать его. Пожалуйста, скажите, он на корабле? Где я могу его найти?

– Его здесь нет.

Ворчун закрывает дверь у меня перед носом.

– Ты чуть не ударил ее, Фонг, – возмущается Тао. – Негативная энергия вернется к тебе.

Щелкает, закрываясь, замок.

Ужас тяжелым камнем ложится на сердце.

– Его нет здесь или нет на корабле?

Ответа нет.

– Пожалуйста, дядюшки, если вы его все-таки увидите, не могли бы вы сообщить ему, что его ищет сестра?

Тао пытается что-то сказать, но Фонг обрывает его резким окриком.

– Не болтай! Так она только решит задержаться здесь подольше.

Мое лицо под вуалью пылает. Фонг упоминал еще двоих – Минг Лаи и Барабанщика. Неужели один из них заменил Джейми? Если Джейми нет на «Титанике», у меня впереди очередной долгий путь.

Три резких ноты, раздавшихся откуда-то сверху, сливаются в аккорд, сотрясающий мое тело. Пол под ногами вздрагивает, сообщая о том, что корабль отчалил. Звуки труб, провожающие нас в плавание, звенят в ушах, напоминая вой стаи гончих, от которых ускользнула лиса.

4

Голову выше. Я не стану отчаиваться, пока не обыщу каждый уголок этой посудины. Начну с полуюта, где прогуливается третий класс. Может быть, Джейми решил посмотреть на отбытие судна.

Я плетусь по Шотландской дороге – рыбьему хребту, – ярко освещенному и шумному коридору, отделанному деревянными панелями. Стены, окрашенные белой эмалью, звенят от разноязычного гула, заставляя мою голову звучать в унисон. Я останавливаюсь у питьевого фонтанчика, чьи прохладные струи дарят мне короткое утешение. Затем иду дальше, едва не спотыкаясь по пути о порог двери, помеченной знаком «Водонепроницаемо».

Слева я вижу гудящие стены, украшенные надписями «Котельная шахта», с шестой по первую, теплые на ощупь. Они, должно быть, ведут в котельные на нижней палубе, где кочегары скармливают уголь топкам печей.

Справа от меня находятся спальные места экипажа, расположенные по старшинству: сначала стюарды по классам, затем техперсонал, повара, посудомойки и прочие чистильщики овощей. Дальше спальни персонала уступают место каютам пассажиров. Двери то и дело открываются и закрываются, позволяя мельком увидеть семьи, обустраивающиеся в удобных каютах с аккуратными койками, а иногда даже с раковинами и зеркалами. Меблировка выглядит значительно лучше, чем можно было ожидать в третьем классе, и идеально вписывается в уютное жилое пространство. Всему свое место.

Кроме меня.

Я замедляю шаг, глядя, как двое ребятишек прыгают с верхней койки. Их мать резко оборачивается и хватает сорванцов за уши.

– Прыгнете еще раз – и я сдам вас в кутузку!

Пройдя, судя по ощущениям, несколько миль, я наконец-то вижу последнюю лестницу и иду за толпой на запах морской свежести.

Двумя палубами выше люди снуют туда и сюда по общим залам, как пчелы в улье. В одной, курительной, висит едкий голубоватый дым. В другой, второй общей гостиной, раздается звон банджо. Джейми нет и здесь.

Морской бриз овевает мое лицо, когда я выхожу на кормовую стапель-палубу, которая на пару с носовой поддерживает надстройку. Я карабкаюсь по последнему лестничному пролету на самую дальнюю палубу, непонятно названную полуютом. И тут опять же не помешал бы женский взгляд, поскольку это слово наводит на мысли о нехватке уюта.

Словно по рисунку подковы, я огибаю палубу. Люди, укутанные в тяжелые шерстяные пальто и толстые свитера, отступают при моем приближении. Некоторые мужчины даже приподнимают шляпы. Кажется, вуаль и впрямь круто изменила отношение ко мне.

Над палубой нависает стыковочный мостик, на котором за штурвалом стоит матрос. Когда я объяснила миссис Слоан, что, если «Титаник» дает задний ход, им управляют со стыковочного мостика, она заявила, что готова поехать. Если такое огромное судно, как «Титаник», может дать задний ход, оно достаточно безопасно для нее.

Матрос, стоящий у штурвала, замечает меня, и его низкий лоб прорезают такие глубокие складки, что ими можно пилить дерево.

У меня перехватывает дыхание. Он разглядел, что у меня под вуалью? Или он прогонит меня, потому что я оказалась не на своей палубе?

Но затем он касается бескозырки, приветствуя меня, и быстрыми движениями коротких рук начинает натирать латунные инструменты.

Позади нас Саутгемптон съежился до размеров кукольного домика, и от этого вида меня бросает в дрожь. Юбкой я стираю капельки морского тумана с перил ограждения.

Прощай, Англия. Прощай, земля.

Страх ледяными иглами впивается в спину. Я впервые на корабле. Внезапно сама мысль о том, чтобы проплыть тысячи миль в стальной коробке, кажется не менее дикой, чем пролететь их на воздушном шаре. Но ведь люди постоянно так делают, правда? Кроме того, я на новейшем – и потому безопаснейшем – корабле во всей Атлантике. И у меня есть более важные поводы для беспокойства, к примеру поиски Джейми.

Я опускаюсь на одну из скамей, расставленных с носа до кормы, и пытаюсь придумать новый план.

– Они берут шиллинг за ключ от комнаты, – говорит женщина, сидящая за мной. – Это грабеж.

– Нам не нужен ключ, – отвечает ей мужчина рядом. – Что у нас воровать?

– Мантилью моей матери.

– Вот и я о том же.

Если ключи дают за плату, я могу заглядывать в каждую незапертую дверь, пока не найду Джейми. Хотя навряд ли я далеко заберусь до того, как меня объявят воришкой и упекут в кутузку, если здесь она вообще есть.

Я наклоняюсь влево, взглядом скользя по стапель-палубе и спасательным шлюпкам наверху надстройки, кольцом опоясывающих лодочную палубу. В крайнем случае можно будет спать в одной из них. Конечно, тогда мне не помешает нарастить слой жирка, который защищал бы меня от ночных холодов. Атлантика наверняка будет холодна, как сугроб, особенно когда мы доберемся до льдов Ньюфаундленда.

Голова сама собой вжимается в плечи, но я гордо поднимаю ее.

Под лодочной палубой, на палубе А, женщины в моднейших нарядах в морском стиле и мужчины в элегантных костюмах, лоснящиеся как тюлени, собираются вокруг квартета музыкантов. Вид уровнем ниже, на палубе В, где располагается второй класс, уже не такой впечатляющий. Мысленно я спускаюсь туда, где трудятся «черные» бригады, названные так из-за угля, с которым работают.

Всего десять палуб, ставших домом для двух тысяч пассажиров.

Джейми, смогу ли я вообще найти тебя?

Шмыгаю носом в шаге от того, чтобы утонуть в жалости к себе.

– На этот раз не жуль, Винк, – произносит чей-то голос с акцентом, как у Ба.

У меня перехватывает дыхание. На скамье позади меня два мальчишки-китайца и мрачно хмурящийся парень постарше сменили супружескую пару и теперь играют в карты. Говорящий сидит посередине, держа карты у самого носа. На вид ему лет одиннадцать-двенадцать. Он тощий как спичка, совсем как Джейми в его возрасте, с большой головой и хрупким телосложением.

– Я никогда не жулю, – ворчит ближайший ко мне мальчишка преувеличенно обиженным тоном завзятого жулика. Затем оглядывается на меня. Ему я дала бы около девяти или десяти лет (и совет носить одежду, из которой он не выпадает). Шапка ему явно велика и сползает на бок, а шейный платок такой драный, что больше похож на веревку висельника. Его по-детски нежные щеки то и дело сводит судорогой, отчего глаз подергивается. Очевидно, этим он и заслужил свое прозвище.

Хмурящийся парень, по возрасту недалеко ушедший от нас с Джейми, закидывает руку, гибкую как канат моста, на спинку скамьи. Мой взгляд цепляется за его кольцо. Оно, похоже, выточено из толстой ракушки и украшено резными круговыми узорами. Я видела резьбу, которую матросы делали на китовых зубах и костях, но на ракушках – ни разу.