Рыцари былого и грядущего. III том

– Так же как «пресвитер Иоанн» – миф, вечно пребывающий в настоящим

– Ты прав, «Пресвитер Иоанн» – миф, обладающий таким уровнем духовной плотности, что по сравнению с ним наша заурядная реальность кажется почти не существующей. При анализе исторического прошлого мы должны отказаться от примитивного деления на «правду» и «вымысел», потому что миф не подходит ни под одну из этих двух категорий. Могучие мифы есть факты созидающие реальность, активно действующие не только в духовном, но и в материальном мире. Меня всегда смешили попытки вычленения исторической основы мифа. Есть, к примеру, исследователи, которые готовы в лепёшку расшибиться, проясняя облик реально-исторического короля Артура и очень озабоченные поисками его настоящей могилы. Но «настоящий» Артур был вполне заурядным родоплеменным вождём бриттов, и он ничем для нас не интересен, его исторический облик не может оказать на нас никакого влияния. Чем же будет так интересна его могила, если таковая обнаружится? Ведь там окажется похороненным не тот Артур, которого мы знаем. Известный нам король Артур мифологичен, он воплощает один из самых высоких идеалов человечества. Чего же добиваются «историки»? Разрушения мифа? То есть разрушения идеала? Ну, во-первых, это очень низменная, ничтожная задача, а, во-вторых, она всё равно им не по силам.

– Да, полковник, я думал о том же, когда читал «историка» Льва Гумилёва – «В поисках вымышленного царства». Уж так ему хотелось доказать, что легенда о пресвитере Иоанне имеет своим источником монгольские степи. А зачем? Чтобы доказать, что это царство – вымышленное, никогда не существовавшее? Ведь кочевники в XII веке были лишены даже начал государственности, то есть если бы мы хотели вообразить себе что-нибудь максимально непохожее на царство пресвитера Иоанна, то надо было бы вспомнить именно о кочевых племенах, не только не знавших государства, но и к христианству прикоснувшихся лишь слегка и как-то боком. В итоге все труды Гумилёва оказываются направлены на разрушение мифа, то есть на разрушение великого идеала, воплощённого в мифе о пресвитере Иоанне. А что же созидательного в его «историческом» исследовании? Что он обрёл «в поисках вымышленного царства»? Вряд ли он сумел таким образом хотя бы удовлетворить свою монголофилию, потому что монголы, став невольной причиной европейской ошибки, ни чуть от этого не начали выглядеть привлекательнее. Воистину, труды по разрушению мифа – низменное занятие.

– Ещё более низменным выглядит остроумнейший, блестящий роман Умберто Эко «Баудолино». Миф о пресвитере Иоанне представлен здесь, как пошлая выдумка патологического вруна. Всё сводится к тому, что какой-то дурак наврал с три короба, а другие дураки поверили. Меня всегда это удивляло: неужели такие развитые люди, как Гумилёв и Эко не чувствовали, что прикасаются к сфере возвышенного идеала? Они разоблачают исторические недоразумения, смеются над враньём одних и доверчивостью других, но тем самым они не приводят ни к какой правде, а просто лишают идеал его и впрямь очень зыбкой материальной основы, совершая разрушительную работу нигилистов, формируя у обывателей уверенность в том, что всё связанное с высокими идеалами – враньё от слова и до слова.

– Кажется, нет ни одной серьёзной, основательной книги, которая была бы посвящена мифу о пресвитере Иоанне. Были только попытки наложить средневековые заблуждения на историческую действительность, но это совершенно не о том. Никто не исследовал собственно миф, то есть сверхплотную духовную реальность, которая оказывала огромное влияние на реальность материальную. Не хотели бы вы, полковник, написать такую книгу?

– Я буду раздражать тебя до тех пор, пока ты будешь называть меня полковником. «Аквариум» – это миф, а я всё-таки живой человек.

– Вы безусловно правы, дорогой Георгий Владимирович. Впрочем, как Морунген, вы тоже – миф.

– Мой предок – миф, но мало носить ту же фамилию, чтобы иметь к этому мифу хотя бы малейшее отношение. Итак, пресвитер Иоанн… Попробую сделать предварительные наброски к той книге, которую ты рекомендуешь мне написать. Истоки этого мифа, на мой взгляд, надо искать в Евангелии от Иоанна:

«Пётр же, обратившись, видит идущего за ним ученика, которого любил Иисус… Его увидев, Петр говорит Иисусу: Господи! А он что? Иисус говорит ему: если Я хочу, чтобы он пребывал, пока приду, что тебе до того? Ты иди за Мною. И пронеслось это слово между братьями, что ученик тот не умрет. Но Иисус не сказал ему, что не умрет, но: если Я хочу, чтобы он пребывал, пока приду, что тебе до того?»

Архиепископ Аверкий по этому поводу пишет: «об Иоанне же Господь произнес слова, которые дали повод думать, что он не умрет, а будет жить до самого второго пришествия Христова. Сам евангелист, однако, такое мнение опровергает, подчеркивая, что речь Господа была условная». Вполне понятно желание владыки Аверкия остудить горячие головы и предостеречь от понимания этого фрагмента, как пророчества о том, что апостол Иоанн не вкусит смерти. А то у наших бывает: им только намекни на вероятность чего-либо, как у них тут же появляется уверенность, что иначе и быть не может. Если спокойно прочитать этот фрагмент Евангелия, то станет понятно, что нет тут ни какого пророчества о том, что Иоанн не умрет, и опровергать собственно не чего. Господь лишь призывает Петра не увлекаться размышлениями о том, что его напрямую не касается.

– Тогда в каком отношении нам интересен этот фрагмент?

– О, его внутренний потенциал достоин более внимательного рассмотрения. Ведь Господь напрямую допускает, что апостол Иоанн не умрет, Он говорит об этом, как о вполне возможном сценарии, подчеркивая, что для Бога возможно всё, в том числе и это. То есть мы всё же имеем дело с фактом. Факт в том, что такая вероятность существует, а это уже очень не мало. Вот что пишет блаженный Феофилакт: «.. Если Я хочу, чтобы он пребыл, то есть жил до кончины мира и тогда соделался мучеником за Меня. Отселе и говорят, что он жив, а будет умерщвлен Антихристом, когда вместе с Илией станет проповедовать Христа… Если указывают гроб его, что до того? Он вошел в него живой».

– То есть получается, что так и не известно, умер апостол Иоанн или нет?

– Вот именно. Факт заключается в том, что о смерти апостола Иоанна нет ни каких достоверных сведений. Согласись, что в сочетании с вероятностью, которую обозначил Господь, это уже весьма и весьма не мало. А сюда ещё приходится прибавить некоторые факты, указывающие на исключительность апостола Иоанна. Во-первых, он единственный из апостолов не умер мученической смертью, это бесспорный факт независимо от того, умер ли он естественной смертью в глубокой старости, или этого до сих пор не произошло. Во-вторых, ему единственному из всех людей дано было зреть картины конца мира, отраженные им в Апокалипсисе. Он единственный из апостолов стоял у креста Господня, именно ему Господь поручил заботу о Своей Матери. Именно ему было дано завершить четвероевангелие, досказав всё недосказанное.

– Что же из всего этого следует?

– Следует весьма высокая вероятность того, что апостол Иоанн до сих пор не умер и пребывает в сокрытии на земле. Следует так же то, что не мы первые исследовали этот вопрос и допустили такую вероятность. А еще следует со всей неизбежностью то, что апостола Иоанна искали, не могли не искать, особенно в эпоху мечтательного средневековья.

– Как вы думаете, нашли?

– А, может быть, мы с тобой найдем? Представим себе, что мы намерены найти апостола – пресвитера Иоанна. Куда он мог направить свои стопы? Иудея разорена, греческий мир так прозрачен, что в нем не спрячешься, латинский мир – тоже. Идти на «самый восточный восток»? Но его апостольская миссия уже завершена, не может же он быть апостолом до самого второго пришествия, молодые и сильные понесут свет Христов в дальние страны, да ведь и не скроешься, проповедуя, а он жаждет сокрытия. Как иудей-христианин может скрыться среди язычников, не ведающих ни Закона, ни Благодати? Древнему старцу невольно приходилось выбирать между странами, в которых он значит слишком много, и странами, в которых он не значит равным счетом ничего. В первых – не скрыться, во вторых – не выжить. Итак, во всей Ойкумене был тогда только один вариант, не относящейся ни к первой, ни ко второй группе – Эфиопия. Во-первых, это единственная в мире, кроме Иудеи, страна, где знают и чтут Закон. Во-вторых, это одна из немногих стран, где раньше других просияла Благодать. В-третьих, это максимально близко к Иудее, то есть к его Родине, к мировому сакральному центру. В-четвертых, эта страна очень изолирована, недоступна, здесь такие горы, в которых целую армию можно разместить, никто и не заметит. Если задуматься, то у апостола Иоанна не было других вариантов, кроме Эфиопии.

–А вы забыли ещё одно обстоятельство. Эфиопии, согласно пророчествам, суждено сыграть свою роль в развязке мировой истории. Известно, что Антихрист победит царей египетского, ливийского и эфиопского. Об этом лучше, чем кому-либо другому, было известно апостолу Иоанну, тайновидцу кончины мира. И если ему не дано познать смерти до последних времен, то ведь его долгая жизнь на что-то направлена, имеет свою цель, он должен сыграть свою роль в последних судьбах мира, а последний акт мировой истории будет разыгран здесь, в Эфиопии. Мы знаем, что являют собой современный Египет и Ливия и понимаем, что это не те страны, где мог бы укрыться апостол Иоанн. Только, пребывая в Эфиопии, апостол находится там, где ему надлежит быть, исходя из окончательной цели своей жизни.

– Да, именно так, всё сходится на Эфиопии. И не может быть, чтобы мы первые это поняли.

– Но переплетался ли когда-нибудь миф о пресвитере Иоанне с чаяниями некоторых христиан, что апостол Иоанн по-прежнему на земле?

– Мне не известен ни один текст, в котором бы имена апостола и пресвитера слились в одно. Это достойно удивления, ведь множество параллелей между ними буквально лежат на поверхности. Взять хотя бы невероятное долголетие пресвитера Иоанна. Тебе не кажется, что я нашёл ему объяснение? Попытки локализовать как апостола, так и пресвитера со всей неизбежностью приводят в Эфиопию. Но дело даже не в этом и не в совпадении имен. Дело в том, что апостол Иоанн, если он жив, становится для христиан центральной мистической фигурой. Эту же роль играет пресвитер Иоанн. Юлиус Эвола пишет: «Царство пресвитера Иоанна – не что иное, как средневековое название высшего сакрального центра». Вот об этом и речь. Пресвитер, царь-священник, являет собой центр притяжения самых возвышенных мистических устремлений христианского мира. Что ни говори, а в пространстве мифа фигуры апостола и пресвитера накладываются, впрочем подробней об этом пришлось бы говорить отдельно.

– А вас не смущает, что апостол, будь он жив, вряд ли стал бы царем?

– Мы, Андрюша, исследуем миф, а не исторические хроники. Если некая фигура была наделена высшим достоинством, эти представления вполне могли трансформироваться в образ царя. И Христа называют царем, хотя в буквальном смысле он не царствовал, при этом было достаточно людей, которым хотелось понимать царское достоинство Христа буквально. И то, что пресвитер Иоанн, могучий император, был одновременно священником, тоже факт не имеющий аналогов в христианском мире. Но это миф. Люди наделяли великих святых достоинством царским, а великих царей достоинством священства. Истоки мифа о пресвитере Иоанне неразрывно связаны с благочестивыми упованиями на то, что апостол Иоанн не умер, и представления эти надо рассматривать в комплексе.

– А мы можем каким-либо образом увязать эти представления с древней историей Эфиопии?

– Мы можем их увязать с мифической историей Эфиопии, при этом надо уточнить, что до XIV века Эфиопия другой истории не имела. На озере Тана, на одном из островов, есть монастырь, основатель которого, абуна Йоханес (отец Иоанн), отправился в Иерусалим и привёз оттуда ключи, Священное писание и ритуальный посох. Основание монастыря легендарно и произошло во времена неопределённые. И вот через некоторое столь же неопределённое время прилетел из Иерусалима на облаке монах Иоанн. Он сказал людям: «Если вы поверите мне, то получите всё, что захотите, абсолютно всё». Люди говорили про него: «Он был, как Иисус». Может быть они имели ввиду то, что монах Иоанн, как Иисус, ходил по водам? Для острова посреди обширного озера это было бы весьма актуальным. А люди в то время приносили жертвы великому дракону, который обитал в озере. Монах Иоанн сказал: «Я убью дракона, если вы пойдёте за мной, если поверите в моего Бога». И он прикончил озёрное чудовище ритуальным посохом абуны Йоханеса. С тех пор люди в том островном монастыре молятся монаху Иоанну.

– Не вполне понятно, абуна Йоханес и монах Иоанн – это два разные лица?

– Эти чрезвычайно зыбкие образы то двоятся, то сливаются в один. Пространство мифа, как правило, не выдерживает слишком большого сходства между персонажами и проявляет в этом случае склонность их объединять. При этом монах Иоанн и абуна Йоханес сливаются не только друг с другом…

– …Но и с пресвитером Иоанном, и с апостолом Иоанном.

– В первую очередь – с апостолом. Если мы искали его «эфиопский след», то можно считать, что нашли. Его появление чудесно, он прилетел в Эфиопию на облаке, и не откуда-нибудь, а из Иерусалима, он победил великого дракона, то есть язычество, процветавшее в тех краях, хотя там уже были христиане. Весьма похоже на то, что этот прекрасный миф оказал влияние на сформировавшееся позднее представления о пресвитере Иоанне.

– Но появившиеся в Европе в XII веке «послания пресвитера Иоанна», кажется, имели толчком успехи монголов на востоке?

– А вот и нет. И ничего подобного. Началом «истории пресвитера Иоанна» принято считать запись Оттона Фрейзингентского, сделанную под 1145 годом: «Некий Иоанн, царь и священник народа, живущего по ту сторону Персии и Армении, на крайнем Востоке и исповедующего христианство, хотя и несторианского толка…». Эта запись, похоже, действительно имеет толчком громкие победы монголов над мусульманами, и упоминание несторианства приводит к этой мысли, но дело в том, что история пресвитера Иоанна началась раньше, а именно в 1122 году.

В этом году в Риме произошло удивительное событие, сюда прибыл «патриарх Индийский Иоанн». Понятно, что посольство было не из Индии в нашем значении этого слова, но откуда? Современный историк пишет: «Вполне возможно, это были эфиопы, но никаких документальных сведений, подтверждающих это предположение, нет». Это верно, доказательств того, что «патриарх Иоанн» прибыл из Эфиопии нет, но и вариантов нет. Посольство очевидным образом носило характер религиозный, так что из монгольских степей оно никак не могло прибыть – дикие племена, часть которых к тому времени приняла христианство в несториаском варианте, были тогда менее всего озабочены религиозными вопросами. О Риме они вряд ли даже слышали и снарядить туда посольство, да ещё во главе с «патриархом», не могли, а если бы такое и случилось, то горстку вонючих кочевников вряд ли кто-то в Европе принял бы за посланников великого царства. Итак, совершенно очевидны два факта: первый – посольство прибыло из христианского государства. Второй – об этом государстве в Европе не имели ни малейшего представления, потому что назвали его Индией, как назвали бы любую другую неведомую землю. А неизвестное в Европе христианское государство было на тот момент только одно – Эфиопия.

– Удивительно, конечно, что послов попросту не спросили, откуда они прибыли.

– А, может быть, надо было попросить их на карте показать свою страну? Не было тогда реальных карт, и никакие объяснения патриарха Иоанна, откуда он прибыл, попросту не могли быть понятны. Информация об этом визите начала мифологизироваться раньше, чем визит завершился. Рассказывали, что патриарх Иоанн после года странствий достиг Византии, где провёл некоторое время и повстречался с римскими послами. Он умолял последних, чтобы они отвезли его в Рим, что и было исполнено. О своём царстве он сообщил достаточно подробностей: столичный город Индийского царства – Ульна. Посреди города струятся прозрачные воды реки Фисон, одной из райских рек. Ульна, Фисон – всё же понятно, достаточно на карту посмотреть.

– Да и без карты любой дурак знает, что земной рай находится где-то в районе истоков Нила, то есть примерно в Эфиопии

Морунген и Сиверцев рассмеялись дружно и от души, очутившись в пространстве мифа, оба они совершенно позабыли о своих земным противоречиях. Наконец, Морунген продолжил:

– Ты не настолько не прав. Поднимаясь по течению райских рек, мы со всей неизбежностью попадём в Эфиопию. Это было эфиопское посольство, нет сомнений. И вот тогда-то в одном из описаний этого посольства впервые были написаны эти два слова: «пресвитер Иоанн». Так автор назвал патриарха Иоанна, то ли описавшись, то ли не будучи уверенным в патриаршем достоинстве посла, но не сомневаясь в его священном сане.

– Но не легендарно ли это посольство?

– Нет, отнюдь. Одо, аббат монастыря св. Ремигия в Реймсе, рассказывает о приёме папой Калликстом II индийского патриарха под 5 мая 1122 года – всё очень точно. Легендарно лишь описание посольства, например, рассказ о чудесах, происходящих от мощей апостола Фомы, просветителя Индии.

Итак, Эфиопия послужила источником мифа о пресвитере Иоанне, который на тот момент ещё не успел стать царём, и, как это свойственно Эфиопии, замкнулась в себе, исчезла из вида, больше никаких посольств не отправляя. И вот тогда-то заявили о себе, условно говоря, монголы, а точнее – самые разнообразные племена из тех краев.

В 1009 году приняли крещение от несторианских проповедников кераиты – самый крупный и культурный народ из монголоязычных народов центральный Азии. Численность взрослых кераитов составляла 200 тысяч человек. Примерно в то же время приняли христианство тюркоязычные онгуты. Христиане были даже среди киданей. Конечно, Европу никогда бы не заинтересовали все эти степные религиозные перипетии, но тут начались крупные военные успехи степняков в борьбе с сельджуками, которые для крестоносцев так же были главными противниками. В 1141 году Елюй Даши нанёс сельджукам страшное поражение. Этот герой степи не был христианином, но в его войске было достаточно христиан, и даже его наследник получил христианское имя Илия.

Тем временем Эфиопия не подавала никаких признаков жизни, и Европа охотно поверила в то, что великое христианское Царство находится на восток от Персии. И вот уже в 1145 году Оттон Фрейзингентский пишет: «Не так много лет назад некий царь и священник Иоанн, который за Персией и Арменией обитал на крайнем востоке и вместе со своим народом был христианином, но несторианином, пошёл войной на братьев царей персидских и мидийских. Пресвитер Иоанн сумел обратить персов в бегство. После этой победы пресвитер Иоанн выступил в военный поход на помощь Иерусалимской Церкви, но не нашёл судов, чтобы переправить войско. Утверждают, что трое волхвов, о которых рассказывается в Евангелии, были из его рода, и он правит теми же самыми народами. Загоревшись примером своих предков, которые прибыли поклониться Христу в колыбели, он собирался отправиться в Иерусалим».

– Спасибо любезному Оттону, сам я ни за что не догадался бы, что Чингис-хан был потомком царей-волхвов.

– Действительно, смешно было искать древних звездочётов, носителей высшей мудрости в диких степях, но вполне понятно, почему в сообщении Оттона появился след царей-волхвов. Озвученный им миф имел в основе два события: эфиопское посольство 1121 года и победа Елюй Даши 1141 года. Ни о первом, ни о втором он не имел ни малейшего представления, сразу же мифологизировав тему, но след волхвов тянется всё же от посольства патриарха Иоанна, поскольку «герой степи» точно не давал никакого повода для таких смелых предположений.

– Кажется, вплетение монголов в тему «пресвитера Иоанна» сразу же способствовало снижению образа. Ведь Оттон пишет отнюдь не о мистическом царстве, куда стремится христианская душа, он мечтает лишь о военной помощи, о вещах вполне практических и приземлённых, а «волхвы» в его сообщении выглядят не более, чем приправой.

– Это так, но Оттон дал толчёк, и вскоре уже легенда о пресвитере взмыла до высот заоблачных. Под 1165 годом монах Альбрик из монастыря Трёх источников записал в своей «Хронике»: «В это время пресвитер Иоанн, правитель индийцев, направил свои полные удивительных и чудесных вещей послания королям христианского мира, в первую очередь константинопольскому императору Мануилу и римскому императору Фридриху».

– О, эти послания пресвитера Иоанна… Алмазная сказка, изумрудная поэма, рубиновая утопия. Шахерезада может отдыхать.

– А ты не смейся. Ты будь посерьёзнее. Я, например, смотрю на послание пресвитера Иоанна, как на подлинные документы, то есть как на документы, очень достоверно, точно и подробно отражающие характер христианского сознания XII века. Понятно, конечно, что никакой пресвитер Иоанн эти послания не посылал, а были они придуманы неким европейцем, о котором ничего не известно. Но этот человек не врал, он мечтал. Он рассказал чистую правду о своей душе и о душах современников. Послания эти раскрывают внутренний духовный мир средневековья куда достовернее, чем исторические хроники. Скажи мне, о чём ты мечтаешь, и я скажу, кто ты. И вот о чём мечтали европейские христиане XII века:

«Я, пресвитер Иоанн, сила и доблесть Божия и Господа нашего Иисуса Христа, царь царствующих и повелитель повелевающих. Никто из царствующих на этой земле не сравнится со мной богатством, доблестью и силой. Я правоверный христианин, и повсюду, где распространяется власть наша, мы защищаем неимущих христиан».

Как им хотелось, чтобы существовал на земле такой великий государь, могущество которого было бы обращено на защиту христиан. Пресвитер Иоанн предстаёт здесь как бы правителем всего неведомого европейцам мира, и европейская душа выражает надежду на то, что тот неведомый им мир сильнее и благороднее, чем Европа, ослабшая от мелочных междоусобий. А пресвитер Иоанн давно достиг единства:

«72 царя являются моими подданными, 72 области служат нам, и лишь немногие из них христиане, в каждой правит свой царь».

Вот как оказывается должна быть устроена правильная христианская империя! Там большинство подданных – не христиане, и никто не пытается насильно обратить их в свою веру, никто не ставит задачу истребить иноверцев, они должны лишь признавать власть христианского императора и быть лишёнными возможности угрожать христианству. Это и есть тот идеал, к которому стремились крестоносцы и о котором мы сегодня имеем столь искажённое представление. Впрочем, двор пресвитера Иоанна чисто христианский:

«Во время каждой трапезы прислуживают нам поочерёдно 7 королей, 62 герцога и 365 графов. По правую руку от нас вкушают 12 архиепископов, по левую – 20 епископов. 365 аббатов служат в нашей часовне».

Как видишь, тут нет имамов и шаманов. И войско пресвитера Иоанна чисто христианское:

«Когда мы отправляемся на войну, то повелеваем нести впереди нас вместо знамён 13 больших и высоких крестов, изготовленных из серебра и драгоценных камней. Когда же мы просто передвигаемся верхом, перед нашим величеством несут деревянный крест, не украшенный ни золотом, ни драгоценными камнями».

Обрати внимание: с сияющими драгоценными крестами пресвитер Иоанн наступает на врагов, чтобы сразу же впечатлить их земным могуществом христианского императора, чтобы они, духовно слепые, хотя бы глазами видели блистающую славу имени Христова. Но, находясь среди своих подданных, пресвитер Иоанн довольствуется простым деревянным крестом, который символизирует духовную простоту и скромность повелителя повелителей. В царстве пресвитера полно драгоценных камней, но не они, а деревянный крест символизирует его величие, потому что это царство сияет не столько алмазами, сколько добродетелями:

«Среди нас никто не лжёт и лгать не может, ибо, как только начинает лгать, тут же умирает, поскольку почитается за умершего и не вспоминают о нём. Все мы следуем истине и любим друг друга. Ни один порок у нас не правит».

– Очень интересно отношение автора послания ко лжи. Очевидно, что он всей душой отвергает ложь и презирает лжецов, полагая их людьми, которые в нормальном обществе должны подвергаться «социальной смерти». А ведь и сам автор, выдумавший это послание, вроде бы врёт. Но теперь я понял вас, Георгий Владимирович. Автору и в голову не приходит, что составленное им за пресвитера Иоанна послание – ложь, потому что в этом послании по его глубокому убеждению – высшая правда. Автор убеждён, что царство пресвитера Иоанна существует уже потому, что где-то на земле должны же восторжествовать христианские идеалы, а поскольку это царство существует, то никаким иным оно и не может быть, как только содержащим все существующие на земле добродетели. Ну добавил автор послания некоторые детали, в правдивости которых, конечно, не мог быть уверен, но это лишь для красоты, а красота – для убедительности, в основе же послания – высшая правда.