Сны о красном мире

Мара Вересень

Сны о красном мире

Часть 1. Сойл

Вместо пролога

Вечер, промозглый и сырой, с монотонным моросящим дождем, приглушающим звуки и чувства, был как раз таким, как хотелось. Вечер для темных дел, идеальное время для самоубийц, насильников, тихих психозов в убогих комнатках и блеска остро отточенного ножа из подворотни – именно так воспринимала подобные вечера добрая половина всех этих примитивно мыслящих недочеловеков, не имеющих сути.

Пора между волком и волчицей…

Порыв ветра, стряхнув влагу с редких листьев разлапистого дерева, швырнул облако водяной пыли в лицо стоящему в тени человеку в наглухо застегнутом плаще с капюшоном. Глаза были закрыты, неподвижны. Тем не менее, Он смотрел, слушал – наблюдал. И ждал, долго и терпеливо, словно отгородившись от пьющего Его Силу мира, заняв при этом единственную удобную позицию, с которой мог видеть все, что Его интересовало. Ему было много лет, Он владел многим и многое умел, и Он знал: его единственный союзник – терпение – иногда превращается в палача. Как сейчас.

А улица оставалась такой же пустой, придавленной влажным воздухом, пропитавшимся осенним ядом с запахом смерти и разложения, который щекотал ноздри, как будто хотел отвлечь, заставить думать о другом, перестать смотреть и слушать, как стонет земля, задыхаясь под тяжестью каменных коробок-домов и асфальта, как жалуются друг другу на свои болячки продрогшие деревья, как зло гудит мертвая безликая Сила в фонарном столбе с разбитым глазом, не находя выхода своей ненависти. Он тоже не находил. Пока.

Мир был похож на выверт чьего-то больного сознания, чужим и всеядным. Не обладая достаточным запасом собственной Силы, тянул ее из всего, что попадалось, жадно и нетерпеливо, спутывая следы и завязывая силовые нити в такие узлы, что не снились ни одной начинающей кружевнице в самом страшном сне. Но одну из этих нитей Он не потерял бы нигде и никогда. Ее цвет… цвета были редкостью даже в мире, почти ставшем Ему родиной. Такой след оставлял… нет, не враг, скорее не друг, поскольку личной неприязни к нему Он не испытывал. Этот не друг, несмотря на свою молодость и неопытность, был умен, изобретателен и практически равен Ему по Силе, но не уверен в себе. Последнее вполне объяснялось недостаточным количеством практики. К тому же мальчишка вряд ли до конца понимал, во что его втянули.

Фон улицы изменился. Глаза под закрытыми веками дернулись в сторону источника возмущения и вернулись в исходное положение. Фигура потеряла очертания, стала расплываться, пока не слилась с тенью. В мокром дождливом мареве раздались шаги. Торопливые. Кто-то шел – уже почти бежал – прямо по дороге. Он умело скрывал свою суть, этот юнец, но не настолько, чтобы полностью закрыться от Него. Где угодно, но только не в этом мире. Остановился. Приоткрылся – неосторожно – в сотый раз проверяя, не ошибся ли, и вдруг обернулся. Глаза впились в тень под деревом…

Пора между волком и волчицей. Еще не ночь, но уже не вечер. Самое время.

1

Город горел. Странный город, словно сошедший со страниц исторического романа о средневековой Европе, стонал и выл от страха и боли множеством голосов. Красное на красном: небо – багровый туман, улицы – алые цветы пожаров, люди – огненные блики в глазах и на лицах и кровь.

«Это всего лишь сон, просто сон, но он так пугающе реален…»

Она стояла посреди улицы, а вокруг… стоило на секунду задержать взгляд на чем-то одном, как суматошная круговерть рассыпалась на отдельные детали. Бежали прочь от огня люди, боролись… (за свою жизнь?) с остервенением диких зверей, кидаясь на других. Впрочем, за свою жизнь боролись как раз те, другие, с бледными лицами.

Совсем рядом лопнуло от жара окно. Щеку обожгло болью. Огненный язык взметнулся из оконного проема, как из раззявленной пасти, лизнул по зубам-осколкам, оставшимся торчать в раме, и жадно потянулся вверх. Дверь распахнулась, оттуда выскочил человек в тлеющей на спине рубахе, стал срывать с себя одежду и вдруг завалился на бок. Темные глаза, белое лицо, бьющая затихающими толчками кровь, короткая стрела. Кто-то налетел сзади, толкнул в сторону к груде какого-то хлама. Лопатки уперлись в стену дома, ныл от удара затылок. Жесткие пальцы впились в плечи. Мужчина, невысокий. Лицо так близко, что различить можно только отдельные черты: ссадина через весь лоб, копоть на щеках, длинный прямой нос, тоже со ссадиной – кровь еще сочится, огибая кричащий рот.

«Почему слов не разобрать?»

В ушах какой-то гул.

«Огонь, это огонь гудит».

Что-то мелькнуло. И вдруг стало тихо. Удивленно распахнувшиеся темные глаза подернулись дымкой, пальцы соскользнули с плеч. Рука сжалась на запястье и резко дернула вниз. Девушка упала на колени. Мужчина лежал лицом вверх, темные волосы разметались по брусчатке, усыпанной мелкой трухой и осколками стекла, в правом боку торчала рукоять ножа.

– Эй, – девушка дернула мужчину за руку, и его голова безвольно мотнулась, перекатившись на бок.

Расползающееся по одежде темное пятно парило. Розоватый дымок стелился по земле. Запястье мужчины, которое все еще сжимали пальцы девушки, вдруг подалось и обмякло, как тающий на солнце воск. Вскрикнув, она отдернула руку. Розоватая дымка, окутавшая уже все тело, просела и расползлась, оставив на земле лишь одежду и кожаный ремень с арбалетом.

Вернулись звуки: гул огня и крики. Девушка метнулась обратно на улицу, только там было еще страшнее – там продолжали умирать люди, просто умирать и расползаться туманом, люди с красноватыми и бледными лицами, одинаково подсвеченными огненным заревом. Она поняла, что кричит, но не слышала своего голоса. Гул нарастал, в ушах шумело, и сквозь этот шум пробивался чей-то невнятный голос, звавший ее по имени, но нещадно это имя искажавший:

– Милия… Милия… Милия…

– Милена!

Девушка вздрогнула, открыла глаза и поняла, что уснула за столом. Колпачок ручки впился в щеку – наверняка след остался, затылок ныл, плечи ломило.

– Милена Владленовна! – Это практикантка Наташа, большие серые глаза, рыжеватые волосы до плеч, романтичная особа, кумир читающих мужчин за сорок и нагловатых студентов, бегающих за багажом знаний сюда. Называет всех сотрудников по имени-отчеству, хотя определенно старше ее только заведующий и дамы из читального зала и картотеки. – Милена Владленовна, вас к телефону. – И загадочно добавила. – Приятный мужской голос.

В зал вошла Света Мельченко, ведущая за собой, как на поводке, симпатичного молодого человека со списком в руке. Она театрально закатила глаза и округлила рот, словно собиралась сказать: «О!», едва уловимо кивнув в сторону читателя. Судя по всему, восторгалась она не только величиной списка.

– К телефону? Меня? – удивилась Милена, отведя взгляд от усиленно кокетничающей Светы, встала и направилась в приемную к заведующему.

В приемной было пусто и на удивление тихо. В кабинете Павла Григорьевича тоже. Секретарша, куда-то подевалась, оставив без присмотра открытый сейф, в замке которого болталась связка ключей. Трубка лежала рядом с телефоном на стопке бланков. Милена осторожно взяла ее и приложила к уху.

– Я вас слушаю, – сказала она дыханию. Вместо ответа раздались гудки.

Девушка положила трубку и пожала плечами, но не в недоумении, а так, словно хотела сбросить ощущение пристального взгляда в спину. Было во всем этом что-то фальшивое, нереальное, как в киношном ужастике. И густая тревожная тишина. Как будто, войдя в приемную, Милена оказалась в звуконепроницаемом помещении. Но дверь-то была открыта… По ушам бритвой полоснул пронзительный женский крик. Кричала Света. Милена бросилась туда, к ней, расталкивая высыпавших в коридор работников и немногочисленных утренних посетителей.

Напарницы за столом не было, а из хранилища вместо крика доносились сдавленные рыдания. Милена нашла девушку стоящей у бокового стеллажа: белое как полотно лицо, подбородок мелко дрожит…

– Света, – Милена взяла ее за руку – пальцы, как лед. – Света, что…

Тонкая рука в бежевом свитере, рука Наташи, сжимающая сведенными судорогой пальцами зеленую брошюрку «О природе гипноза» надломленной веткой торчала из-под рухнувшей секции стеллажа отдела психологии, подбитыми птицами валялись книги, подломив крылья-страницы, по ковровой дорожке медленно расползалось темное пятно. Светка всхлипнула и мягко осела на пол, в набитые той самой ватной тишиной из приемной пробился сердитый голос Павла Григорьевича, требующего объяснить, что здесь происходит, и его хриплый шепот: «Господи Иисусе!» – когда он все это увидел.

Было уже темно. Молодой следователь Заров Олег Сергеевич (серьезное лицо, плотно сжатые губы, нескончаемый поток вопросов) подвез Милену до парка. Поблагодарив его донельзя уставшим голосом, девушка захлопнула дверцу забрызганного грязью до самых окон серо-зеленого bmW и пошла по знакомой до мелочей аллее.

Небо снова затянуло, но дождя не было, хотя в воздухе носился его запах. Голова раскалывалась и гудела от роящихся в ней обрывков фраз, вопросов, отдельных слов, сбившихся в огромный разноголосый ком. Перед глазами мелькали такие же бессвязные картинки: глаза Светы, зеленая брошюрка Рожкова, милиция в коридоре библиотеки, тело Наташи под белой простыней, мужчина в черном плаще, с которым Милена столкнулась у стола, когда бежала в хранилище, и снова брошюра про гипноз… А внутри пусто, глухо, будто ктото нажал на рубильник и все выключил. Милена казалась самой себе автоматом, размеренно шагающим по мокрому асфальту, наступающим на собственную тень, лениво сползающую куда-то вправо и путающуюся с длинными тенями деревьев, урн и редких скамеек с облупившейся краской.

На аллее было светлее, чем обычно – где-то рядом в фонари ввернули новые лампы. Это их свет рождал переплетения теней на асфальте, разбитых темными зеркалами поблескивающих луж, в которых почти ничего не отражалось. Изредка налетал ветер и холодил волосы на затылке. По лужам пробегала рябь, качая опавшие узкие листья ив и дырявые сердечки лип. Потрескивали и шумели ветки, слышались чьи-то шаги, осторожные, крадущиеся…

Испуганно вздрогнул кто-то внутри, и чувства вернулись.

Милена обернулась. Позади нее, метрах в шестидесяти, медленно двигался кто-то в плаще, похожий на размытое изображение на старой черно-белой фотографии.

Пока девушка, замерев, смотрела на нежданного попутчика, он приблизился и попал в освещенное пятно: длинный черный плащ, бледное лицо, темные провалы глаз. В вынырнувшей из кармана руке холодно сверкнуло.

Бежать…

Холодный сырой воздух обжигал гортань, оглушительно билось сердце. Ограда парка… ближе… ближе…

– О! – рыданием вырвалось у девушки, когда ее руки уперлись в мокрые прутья. – Да что же это! Как же?!

Вот асфальтовая дорожка с лужей во всю ширину, вот ее продолжение с другой стороны ограды, выхода нет…

Преследователь был близко – она спиной чувствовала взгляд. Перебросив ремешок сумочки через голову и схватившись за верх ограды, Милена, скользя подошвами на мокрых чугунных завитках, тяжело перевалилась с другой стороны. Мужчина был всего в нескольких метрах. В его вытянутой вперед руке, на длинной ладони, сверкал холодным белым огнем полумесяц.

Милена отпустила решетку и стремглав бросилась по улице, не разбирая дороги, а преследователь прошел сквозь ограду, словно ее там и не было.

В тот момент, когда девушка нырнула в проход между домами, раздался низкий гудящий звук, и в стену вонзился сноп белого пламени, ярко осветив проход и часть двора. Тугая волна горячего воздуха, вздыбив волосы на затылке, обожгла шею. Девушка взвизгнула и вбежала в свой подъезд. Очутившись в квартире, быстро заперла входную дверь, подперла стулом дверь прихожей и забилась в угол спальни, сжав в руке тяжелый медный подсвечник.

Она просидела так, не шевелясь и не издав ни звука, пока не начало светать, потом подбородок задрожал, и страх побежал по лицу водой.

Где-то за стеной оглушительно звенел телефон. Милена продралась сквозь обрывки дремоты, чувствуя, как ломит от неудобной позы все тело. Рука, державшая узорчатый подсвечник, совсем онемела. Кое-как разжав сведенные судорогой пальцы, девушка бросила его на нетронутую постель. Туда же отправился безнадежно измятый плащ. Смотреть на себя в зеркало не хотелось, но было нужно. Телефон упорствовал.

Милена сняла трубку. Соседка. Горластая тетка, бесцеремонная и шумная, она всегда все про всех знала, могла завалиться в гости со своими пирогами «на полчасика, а то у меня телевизор сломался, а там как раз следующая серия» и просидеть весь вечер, рассказывая скабрезные анекдоты и «случаи из жизни». Почти не обращая внимания на телевизор, она умудрялась комментировать происходящее на экране, попутно сватая за одного из бесчисленного множества своих племянников.

– Милка! Ты что, умерла там, что ли? Полчаса трезвоню.

– Я спала, – отозвалась девушка хриплым чужим голосом. – Что случилось, тетя Надя?

– Что случилось? Ну, дела! Это у тебя спросить надо. Тебя тут уже с час как полицейский ждет. Симпатичный! Стучал тебе, стучал, – звонок-то не работает! – весь этаж на ноги поднял. Слава богу, что ты трубку взяла, а то он уже хотел дверь ломать.

– Тетя Надя, скажите, чтоб минут через десять зашел, я оденусь сейчас.

– Хорошо, только… – соседка перешла на проникновенный шепот, – уж больно он про тебя расспрашивал.

– Ничего. Спасибо.

Милена бросила трубку и помчалась в ванную, но успела только привести в порядок волосы и поправить одежду, как в дверь постучали. Пришлось идти открывать.

– Доброе утро, Милена Владленовна, – сказал Заров, скорее по привычке, нежели действительно считал утро добрым, хотя при виде девушки следователю заметно полегчало.

– Здравствуйте. Почему так рано? Что-то случилось?

– Вы сядьте лучше, – мужчина присел на диван и кивнул на стул, которым она вчера подпирала дверь прихожей.

– Давайте, только покороче, – нервно попросила девушка, – мне на работу.

– Библиотека пока закрыта для посещения, получается, что у вас сегодня выходной. Я уже говорил с заведующим. Дело в том, что вашу коллегу, Мельшину Светлану, нашли мертвой у подъезда ее дома сегодня рано утром.

Милена уставилась на следователя, хотела что-то сказать, но не смогла, словно речь отняло.

– Вам, Милена Владленовна, никто не угрожал?

– Почему? – невпопад спросила она, втайне надеясь, что происходящее не более чем дурной сон.

Следователь пожал плечами.

– Это мы попробуем выяснить. Итак. Вам никто не угрожал? Может… кто-то шел за вами вчера вечером?

– Нет, – глухо ответила девушка, отводя взгляд. Бессонная ночь, да еще такая новость – она чувствовала, что близка к истерике.

– А у дома никого не было? Не знаете?

– Нет, – выдавила она, к горлу подкатил комок.

– Где вы были ночью?

– Спала, – едва сдерживая рыдание, ответила Милена.

– В одежде и туфлях?

– Я собиралась на работу!

– Не врите, – спокойно сказал следователь, – любой, кто посмотрит на вас, скажет, что вы почти не спали, и одежда на вас та же, что вчера, а на туфлях засохшая грязь. От кого вы так бежали, что под ноги некогда было смотреть?

Милена упрямо молчала.

– Ваша соседка, – продолжал Заров, как ни в чем не бывало, – сказала мне, что когда вчера вечером выходила на балкон снимать белье, видела высокого темноволосого мужчину в плаще. Он ходил около дома и несколько раз останавливался под вашими окнами. Кто он?

– Господи! Да не знаю я! – выкрикнула девушка и рассказала про мужчину в черном плаще, умолчав только про исчезнувшую калитку.

Спустя час, разузнав все интересующие его подробности, следователь ушел, посоветовав хорошенько выспаться, и сказал, что заедет к обеду. Но Милена не стала отдыхать. Нервы были на взводе – какой уж тут отдых? Промаявшись бездействием с полчаса, переоделась и вышла на улицу. Она прекрасно помнила гул, яркую вспышку и поток горячего воздуха, пронесшийся рядом с ней. Этот звук и свет так просто было связать с холодно блеснувшим полумесяцем в ладони незнакомца.

Смазанный отпечаток полумесяца на серой стене легко было не заметить, если бы мелькнувшее в разрыве облаков солнце не блеснуло, отразившись от зеркально гладкой поверхности отметины. Чуть смазанный абрис серпа, вдавленный в бетонную плиту на семь-восемь миллиметров примерно на уровне шеи, был такого же цвета, что и стена. Дотронувшись, девушка тут же отдернула заледеневшие пальцы. Что-то вертелось в голове, но никак не вспоминалось…

«Кофе. И подумать», – решила Милена и вернулась домой.

После обеда. Шесть с половиной часов бесконечных вопросов и посещение морга. Даже после смерти в лице Светы было что-то жуткое, словно отголосок страха, испытанного ей, все еще жил под закрытыми веками.

Из участка она вышла уставшая и дерганая, тут же стала оглядываться, но темная улица была пуста – в это время большинство горожан предпочитает сидеть дома. Моросило. Заров заметил беспокойство девушки, но ничего не сказал. Автомобиль выехал со стоянки на дорогу, мелкая водяная взвесь искрила в свете фар и оседала на стеклах. Заработали дворники, издавая неприятный на грани слышимости звук. Милена сидела на заднем сиденье, сжавшись в комок. Было зябко. Кто-то смотрел в затылок.

– Что вы искали на стене дома?

– Вы что, следили за мной?

– Только ради вашей безопасности. Я оставил у вашего дома двоих ребят. Один из них сказал, что вы осматривали стену.

– Я уже говорила. Тот человек… стрелял, я просто хотела поискать след.

– Но ведь никто из жильцов не слышал выстрела…

– Выходит, мне показалось, – огрызнулась Милена.

Больше следователь ни о чем не спрашивал. И к лучшему. Сегодня было столько вопросов, сколько Милена не слышала за всю свою жизнь, как ей казалось. Хотелось помолчать и ни о чем не думать. Происходящее никак не хотело прижиться в голове. Исчезнувший проход в парковой ограде, о котором она все-таки рассказала, выстрел, которого никто не слышал… Милена покосилась на следователя – тот невозмутимо вел машину, думая о чем-то своем. Вероятно, пытался связать воедино все кусочки происходящего. А может, просто мечтал поскорее избавиться от нервной молодой особы, каковой, возможно, представлялась ему Милена. Еще бы! Ведь его там не было!

Девушка подернула плечами. Ощущение, что кто-то пристально смотрит из темноты, не отпускало.

– На этот раз я доведу вас до самой двери, – улыбнувшись, сказал мужчина, сворачивая во двор. Свет фар вырвал из темноты покосившийся столбик деревянного грибка над затонувшей в луже песочницей. Заглушив мотор, Заров вышел и, спустя несколько мгновений, открыл Милене дверь. Девушка нырнула в дождливый сумрак. От прикосновений капель к коже стало легче.

– Там, – следователь показал на темнеющий у подъезда автомобиль, – ваша охрана. Они будут здесь до самого утра. Выспитесь, как следует, если удастся, а завтра в десять жду вас у себя. Идемте, вы совсем промокли, – и, как и обещал, довел до самой двери.

– Все будет хорошо, – сказал он, пожелал доброй ночи и ушел.

Милена не спешила открывать дверь, наслаждаясь чувством защищенности. Только когда автомобиль уехал со двора, девушка повернула ключ в замке и вошла.

Запершись, не включая света, она сбросила плащ, оставила сумочку на зеркале в прихожей и так же, в темноте, прошла в гостиную, чтобы задернуть шторы, но, к ее удивлению, окно оказалось закрытым.

Страх царапнул и внутри все сжалось в мерзкий ком – в квартире был кто-то чужой.

Милена резко повернулась, схватила со стола тяжелую стеклянную вазу с длинным узким горлышком, но сгустившаяся темнота бросилась на нее сзади, и чья-то ладонь зажала ей рот. Другая рука обхватила девушку так, что она не могла пошевелиться. Ваза выскользнула на пол. Милена извивалась всем телом, пытаясь вырваться из захвата, но руки стоящего сзади сжимались все сильнее. Она чувствовала, что вот-вот потеряет сознание, перед глазами замаячила красная пелена… туман, тянущийся к ней своими щупальцами… Шелковистая прядь волос коснулась щеки, и приглушенный голос обжег ухо:

– Все хорошо, тише. Это я, Кайл Анжей Солар, помнишь меня? Не бойся. Не кричи, уже отпускаю. Не бойся, не бойся…

Вспышка. Лавиной обрушились воспоминания: события, шорохи, звуки, обрывки фраз. Так было всегда, когда Милена отчаянно старалась что-то вспомнить. В голове что-то напрягалось, а потом – раз, и нужная информация выпрыгивала из памяти такой, словно ее туда только-только положили.

«Вы забудете. Вы должны это сделать», – это Солар, его голос, его слова. Это все Солар…

2

По темному небу лениво плыли рваные клочья облаков, задевая краями круглую и желтую, как совиный глаз, луну. Звезд видно не было. Холодный ноябрьский ветер гонял по тротуару почерневшую листву, заставляя скрипеть старые дуплистые ивы, и безжалостно бросал мелкую изморось в лицо одинокой фигурке в длинном плаще. Девушка нагнула голову и подняла воротник, чтобы хоть как-то защититься от пронизывающего ветра. Она поправила сползающую с плеча сумочку и уже в который раз задала себе все тот же вопрос: зачем она допоздна засиделась в библиотеке? Вообще-то, она не сказала бы, что ей не нравится эта работа, просто ежедневная рутина способна убить даже пламенный интерес. Девушка несколько раз чихнула и, вглядевшись в темноту, с облегчением увидела металлическую парковую ограду и калитку. На выходе из парка, она попала ногой в лужу, выругалась вполголоса – и без того промокшие ноги стали еще мокрее, хотя, в принципе, это было уже невозможно. Вздохнув, девушка пошла по пустой улице, освещенной редкими фонарями.

День был определенно неудачным.

В то утро, перед тем как проснуться, Милена видела во сне гадкий красный туман, однако с пробуждением неприятное ощущение не исчезло, а затаилось, изредка высовываясь из своего уголка, как любопытный щенок, которого принесли в новый дом. К тому же почему-то казалось, что за ней наблюдают, старательно отмечая в большой толстой тетради каждое движение, каждую мысль.

Милена быстро выбила это из головы, приняв контрастный душ. Потом, наскоро позавтракав, оделась и быстро пошла на остановку.

На автобус она не успела несмотря на то, что оставшиеся до него пятьдесят метров промчалась не хуже спринтера, перескакивая мелкие лужи. Двери закрылись перед самым носом. Оставалось только ждать следующего, благо, время еще было.

В автобусе Милена обнаружила, что забыла зонтик, а потом, подъезжая к площади, сквозь стекло, на котором дождь уже чертил тонкие косые полосы, увидела, что автобус, на который она не успела, попал в аварию.

Движение перекрыли. Те, кому было недалеко добираться, в том числе и Милена, вышли, решив, что так будет гораздо быстрее. Многие из пассажиров останавливались и с каким-то животным любопытством вглядывались в помятый, завалившийся на бок автобус и два покореженных легковых автомобиля. Стоя в мгновенно собравшейся толпе, они жадно ловили обрывки разговоров, стоны раненых, крики милиционеров и жутковатые завывания сирен, спешащих к месту аварии машин «скорой помощи» и пожарных. Люди вставали на цыпочки, вытягивали шеи, заглядывая через плечо впереди стоящих, пытались протиснуться поближе к месту происшествия.

Девушка не хотела смотреть на это. Не хотела и не могла, находясь во власти холодного оцепенения. В ее сознании навязчиво пульсировала мысль о том, что она могла оказаться среди тех несчастных, если бы не замешкалась дома, отыскивая неизвестно куда запропастившийся ключ от входной двери. Но когда дрожащие пальцы пытались раскрыть неподдающийся зонт, голова, как по чьему-то безмолвному приказу, повернулась в сторону катастрофы. Больше всего Милену поразила не сама авария, а толпа любопытных, собравшихся у жалкого ленточного заграждения, поставленного милицией. Люди напирали, их глаза впитывали происходящее. Звук чьего-то раскрывшегося рядом зонта и брызнувшие в лицо капли привели девушку в чувство. Она поняла, что и сама едва не поддалась общему настроению, и почти силой заставила себя отвернуться. А уходя, краем глаза заметила в людском столпотворении темную тень, сливающуюся с дождем. У тени было бледное пятно лица с горящими, как угли, глазами…

Придя на работу, Милена еще долго не могла успокоиться. А тут еще напарница Света, принялась расспрашивать про аварию. Получая очередной ответ, она округляла и без того похожие на голубые с серой каемкой блюдца глаза и вдохновенно выдыхала:

– Ужас! Кошмар! – А потом неизменно добавляла: – Ну и везучая же ты!

Отделаться от надоеды удалось лишь с приходом первого читателя. Получив от студента-первокурсника листок из школьной тетради со списком литературы, Милена нырнула в хранилище.

На автобус она снова опоздала и возвращаться пришлось пешком. Погода отвратная, темно. Не слишком поздно, но одной было неуютно.