Историческая психология: прошлое, настоящее, будущее

Традиционная позиция определения менталитета как «национального характера» представлена в работе Т. И. Артемьевой. Обращаясь к идеям русского революционера-демократа XIX в. Н. А. Добролюбова, автор выделяет психологические характеристики русского народа (его чувства, эмоциональный настрой и поведение) и факторы, повлиявшие на их формирование. В свою очередь, в статье О. Б. Леонтьевой представлен анализ взглядов русских марксистов начала XX в. на «психику общественного человека» (его значимые психологические характеристики, особенности сознания, поведения и др.), которые разрабатывались с целью формирования человека нового общественного строя.

Нужно отметить, что базовые черты менталитета, составляющие его ядро, отличаются стабильностью и, несмотря на социальные изменения в обществе, остаются постоянными (Кольцова, Журавлев, 2017). Но в эпохи кардинальных преобразований, таких как войны, революции и т. п., на них оказывается значительное давление, что может привести к изменениям в периферийном слое менталитета. Примером такого глобального воздействия являются события 1917 г. – Октябрьская революция и создание нового государства, – повлекшие за собой значительные преобразования всех устоев русской жизни. Одним из результатов этих преобразований стала задача формирования личности «советского человека». Анализу данного понятия и решению вопроса о том, удалось ли осуществить подобный эксперимент, посвящена статья В. В. Константинова и Р. В. Осина.

Менталитет обуславливает традиционные для конкретной общности формы поведения и сознания, восприятия и отношения к окружающей действительности, к которым можно отнести праздники. В этой связи интерес вызывает статья М. И. Воловиковой о значении праздника в русской культуре. Именно он, как считает автор, выступает необходимой составляющей в формировании духовно-нравственной компоненты ментальности русского человека. Через праздник (подготовку к нему, само празднование и попразднество) проявляется мировидение людей различных эпох, отражая ценностные ориентации и идеалы народа.

К современным методам исследования ментальности больших социальных групп обращается Е. В. Бакшутова. Анализируя тексты онлайн-дискуссий виртуальных групп в соцсетях, она показывает два разных типа исторического сознания, два менталитета, две коммуникативные стратегии, и делает прогноз их возможного взаимодействия.

Реконструкции ментальных характеристик отдельных групповых субъектов в исторической ретроспективе посвящены сразу несколько статей данного раздела. Ю. Д. Гавронова исследует культурные, социальные, политические детерминации психологической адаптации русских военнослужащих, участников Белого движения за рубежом. В работе Т. В. Калининой и Э. Г. Патрикеевой анализируются психологические особенности отношений в патриархальной русской семье, социализации девочек и подготовки их к будущей семейной жизни. В статье К. В. Кабановой исследуется трансформация брачных отношений в России на рубеже XIX и XX столетий в ракурсе психологической безопасности личности. При помощи метода историко-герменевтического анализа Т. Е. Титовец реконструирует идеалы «образованности» и «воспитанности» в менталитете славянских народов. С позиции психолого-педагогического подхода, разработанного В. А. Сониным, Л. В. Разина анализирует профессиональный менталитет учителя, подводя читателя к выводу о наличии взаимосвязи между профессиональными и национальными компонентами ментальности личности.

В целом, все проведенные исследования расширяют представления о российском менталитете и являются отправной точкой для дальнейшего изучения этого интересного феномена.

Третий раздел сборника открывается статьей Н. В. Борисовой, в которой подчеркивается актуальность изучения и осмысления психологических механизмов ценностных трансформаций, в результате которых происходит смена мировоззрения в различные исторические эпохи. Это обуславливает необходимость разработки в исторической психологии духовно-нравственных проблем, связанную с духовным кризисом в современном обществе. На примере изучения стилей в живописи и сопровождающих их изменений в ментальности и картине мира человека показана зависимость исторических и психологических феноменов.

В статье С. А. Гильманова представлен анализ чувственного, рационального и смыслового в процессе коэволюции психики и музыки, выделены основные стадии и содержательные характеристики этого процесса: первая, докатегориальная, характеризующаяся осознанием конструкции музыкальных явлений, вторая – появление концепта искусства как явления культуры, третья, интеграционная – выделение социальных практик, в которых участвует музыка.

В работе В. И. Екинцева исследуется невербальная коммуникация в филогенезе и онтогенезе, делается акцент на необходимости использования трансспективного анализа в психолого-историческом исследовании невербальной коммуникации человека, демонстрируется ее значение для формирования представлений человека о себе и мире, идентификации себя и в целом сознания, отмечаются различия между формами невербальной коммуникации в историческом контексте.

Л. Н. Горюновой проводится психолого-историческая реконструкция личностно-деятельностных оснований славянской традиции с позиции цивилизационного подхода. Под традицией понимается «система практической деятельности, воспроизводимая и транслируемая из поколения в поколение». Рассматривается взаимосвязь образа действия, личности, традиции и цивилизации. Показаны различия в психологической структуре деятельности в восточном и западном типах цивилизации.

В статье И. Н. Дворниковой проанализированы особенности исследований ритуала в зарубежной и отечественной психологической науке. Автором ритуал представлен с позиции культурно-исторической теории как психологическое средство регуляции поведения людей в группе.

В рамках психоисторического исследования М. М. Дробышевой проводится сравнительный анализ творчества двух художников: Винсента Ван Гога и Давида Бурлюка. Показано, что уникальный художественный стиль и личность Ван Гога оказали влияние на развитие творчества Бурлюка и всего мирового художественного искусства. В статье Н. Ю. Стоюхиной представлена реконструкция социально-психологических особенностей советской эпохи через призму автобиографического романа писателя Н. Кочина, где историческое время представлено опосредованно через систему представлений и отношений автора. На важность подобных исследований указывали Б. Г. Ананьев. Б. М. Теплов, И. В. Страхов, Л. С. Выготский, В. А. Кольцова и др., так как художественная литература и в целом продукты художественного творчества выступают богатейшим источником знаний о психике человека (Кольцова, 2008).

В четвертом разделе сборника представлены кросскультурные исследования в русле исторической психологии. Они открываются анализом становления и развития культурно-исторической парадигмы в психологии в целом (И. А. Юров). В рамках изучения феномена толпы дан теоретический анализ особенностей его проявления в различные исторические периоды и в разных культурах (Л. Г. Почебут). Проведена психолого-историческая реконструкция революционной картины мира у различных культурных типов (Россия и Латинская Америка), представлен психолого-биографический анализ личности революционера (на примере Л. А. Тихомирова и Э. Че Гевары) (А. Г. Сулейманян). Предлагается новый взгляд на рост психометрического интеллекта в XX в.: анализируется динамика инновационной активности в контексте проблематики эффекта Флинна (А. А. Григорьев). Исследуется история денежного обращения с позиции появления новых форм денег как результата решения творческих задач (И. Р. Федоркова).

Пятый раздел открывается исследованием истории изучения проблем российского сознания в отечественной психологии конца XX – начала XXI в. (Г. В. Акопов, Л. С. Акопян). В ходе сравнительного анализа содержания конференций, посвященных данной проблематике и проводимых в г. Самара, авторы делают вывод о том, что именно они послужили отправной точкой введения понятия менталитет (ментальность) в научный дискурс и таким образом способствовали «комплексированию научных проблем сознания и ментальности» в психолого-исторических исследованиях. Эти конференции помогали развитию новых направлений в российской психологии – исторической психологии, менталистики и полименталистики, экономической психологии, – в свою очередь обогатив и содержание самой психологии сознания.

Далее в этом разделе представлены конкретные эмпирические исследования по проблемам исторического сознания, касающимся особенностей становления, сохранения и осмысления исторического опыта в индивидуальном и групповом сознании. Это психолингвистический анализ динамики языковых средств концептов «душа» и «дух» в русском индивидуальном и коллективном сознании в период 1800–2015 гг., проведенный на текстах, входящих в Национальный корпус русского языка (Л. В. Куликов); изучение представлений современных россиян о празднике, отраженных в их языковом сознании, и их сравнение с представлениями позднесоветского периода, выполненное с помощью метода сравнения ассоциативно-вербальных полей слова «праздник» (А. М. Борисова); это работа, посвященная анализу интереса современных интернет-пользователей к личности и деятельности Петра I и его реформам, демонстрирующая актуальность изучения сознания больших социальных групп на историческом материале с привлечением современных информационно-коммуникационных технологий (А. Л. Журавлев, Д. А. Китова); наконец, это поисковое исследование особенностей восприятия темпоральной стороны безопасности в русских народных пословицах и поговорках, проведенное с использованием метода многомерного шкалирования и экспертной оценки (Т. М. Краснянская, В. Г. Тылец). Подобные работы интересны, перспективны и набирают силу в социогуманитарных науках в настоящее время. Они подтверждают возможность соединения в психолого-исторических исследованиях идиографических и номотетических методов, что позволяет снять вопрос о достоверности полученных результатов в данной области знания.

Завершая обзор исследований, представленных в настоящем сборнике, можно констатировать, что историческая психология является активно функционирующей отраслью современной психологической науки. Перспективы ее дальнейшего развития видятся в углублении методологической рефлексии, в разработке методического инструментария и расширении междисциплинарных связей как внутри самой психологии, так и в рамках взаимодействия с другими социогуманитарными науками. Это позволит ей решать важнейшие задачи, стоящие перед современным обществом, и эффективнее реализовывать мировоззренческую, методологическую и прогностическую функции.

Литература

Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания. СПб.: Питер, 2001.

Головей Л. А., Журавлев А. Л., Тарабрина Н. В. Б. Г. Ананьев и междисциплинарные исследования в психологии (к 100-летию со дня рождения) // Психологический журнал. 2017. Т. 38. № 5. С. 108–117.

Гуревич А. Я. Исторический синтез и школа «Анналов». М.: Индрик, 1993.

Дильтей В. Описательная психология. СПб.: Алетейя, 1996.

Журавлев А. Л., Ушаков Д. В., Юревич А. В. Менталитет, общество и психосоциальный человек (ответ участникам дискуссии) // Психологический журнал. 2017. Т. 38. № 1. С. 107–112.

Историогенез и современное состояние российского менталитета / Отв. ред. А. В. Кольцова, Е. В. Харитонова. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2015.

Историогенез и современное состояние российского менталитета: Вып. 2 / Отв. ред. А. Л. Журавлев, А. В. Кольцова, Е. Н. Холондович. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2016.

Историческая психология: предмет, структура и методы: Учеб. пособ. / Под ред. А. А. Королёва. М.: Изд-во МосГУ, 2004.

История и психология / Под ред. Б. Ф. Поршнева, Л. И. Анцыферовой. М.: Наука, 1971.

Кольцова В. А. Историческая психология как комплексная отрасль знания: теоретико-эмпирический анализ // Психологический журнал. 2011. Т. 32. № 3. С. 85–95.

Кольцова В. А. История психологии: Проблемы методологии. М.: Издво «Институт психологии РАН», 2008.

Кольцова В. А., Журавлев А. Л. Сущностные характеристики и факторы формирования российского менталитета // Психологический журнал. 2017. Т. 38. № 3. С. 5–17.

Королёв А. А., Журавлев А. Л., Кольцова В. А. История и психология: неумолчный диалог: Учеб. пособ. / Под ред. А. А. Королёва. М.: Изд-во МосГУ, 2011.

Личность и бытие: субъектный подход: Материалы научной конференции / Отв. ред. А. Л. Журавлев, В. В. Знаков, З. И. Рябикина. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2008.

Методология комплексного человекознания и современная психология / Отв. ред. А. Л. Журавлев, В. А. Кольцова. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2008.

Сметанина О. М. Проблема психологии народов в творчестве Вильгельма Вундта: Дис. … канд. психол. наук. Нижний Новгород, 1999.

Субъектный подход в психологии / Под ред. А. Л. Журавлева, В. В. Знакова, З. И. Рябикиной, Е. А. Сергиенко. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2009.

Февр Л. Бои за историю. М.: Наука, 1991.

Шкуратов В. А. Историческая психология. М.: Смысл, 1997.

Раздел 1. Методологические проблемы исторической психологии

Историческая психология в системе социогуманитарных наук

Е. В. Харитонова

doi: 10.38098/thry.2020.25.72.002

Интерес к исторической психологии в нашей стране имеет неравномерный характер: периоды подъема и увеличения публикаций чередуются с периодами заметного снижения числа работ в данной области. Эти колебания можно объяснять разными причинами. Например, некоторые полагают, что в такие исторические периоды, когда общество (народ, нация, государство) находится на подъеме, уверенно смотрит вперед, увлечено созиданием нового и не ориентируется на прошлые достижения («Мы наш, мы новый мир построим»), количество исследований в области исторической психологии заметно снижается. И наоборот: когда общество переживает непростые времена, кризис, периоды преобразований, оно начинает чаще вспоминать прошлое, в какой-то степени идеализировать его, использовать прошлые достижения и, если это возможно, возрождать его отдельные элементы. В таком случае, можно предположить, что историческая психология помогает обратиться к прошлому, его урокам и становится наиболее актуальной в непростые периоды жизни общества.

Полагаем, что без изучения и переосмысления прошлого, без анализа исторического опыта затрудняется понимание настоящего и особо сложным представляется прогнозирование будущего. «Исторические катастрофы и переломы, которые достигают особенной остроты в известные моменты всемирной истории, всегда располагали к размышлениям в области философии истории, к попыткам осмыслить исторический процесс, построить ту или иную философию истории»; «все указывает на то, что в человеческой истории есть периодическое возвращение тех же моментов, не в том смысле, чтобы они могли по существу повторяться, потому что ничто исторически индивидуальное не повторяется, но в том, что есть формальное сходство, которое помогает постигнуть эпоху, сопоставив ее с эпохой предшествующей» (Бердяев, 1969, с. 7, 215).

Историческая психология: источники становления и предшествующие влияния

Историческая психология – относительно новая область знания, оформившаяся в мировой науке в качестве самостоятельной дисциплины в 1940-е годы, на стыке психологии с широким кругом социогуманитарных наук – историей, социологией, культурологией и др. Впервые сам термин был предложен французским психологом И. Мейерсоном в 1948 г. Он упомянул такое словосочетание в своей книге, получившей название «Психологические функции и произведения», и предложил его для обозначения специальной научной дисциплины, направленной на изучение психики человека в конкретно-исторических условиях, на исследование изменений психического склада личности в процессе социального развития.

Однако исследования в области исторической психологии начались еще задолго до введения такого обозначения. Упомянем, например, работу В. Вундта «Психология народов. Исследование закона развития языка, мифов и обычаев», 10 томов которой, опубликованные в 1900–1920-х годах, справедливо относят к предметной области исторической психологии. В это же время в Германии М. Лацарус и Г. Штейнталь проводили свои исследования «духа народа», которые также могут быть отнесены к истокам исторической психологии. В 1859 г. они основали журнал «Психология народов и языкознание», в котором публиковались статьи, посвященные проблеме исторического влияния на формирование народной психологии посредством языка, религии, мифа, обычаев и т. п.

Еще одно направление, осуществившее синтез истории и психологии и лежавшее в основе исторической психологии, сложилось в европейской науке благодаря французским историкам школы «Анналов», представленной в 1929 г. Марком Блоком и Люсьеном Февром. М. Блок изучал ментальность людей прошлого и считал, что в конечном итоге определяющим фактором человеческих поступков в истории является психология. Эти идеи были продолжены в психолого-исторических исследованиях Ж. Вернана, М. Детьена, П. Франкастеля, Р. Мандру, Ж. Ле Гоффа, Ж. Дюби, которыми были осуществлены реконструкции мировоззрения, индивидуального и коллективного сознания людей различных эпох, выявлено своеобразие их личностей, чувств, ментальности.

Л. Февр призывал к интеграции усилий историков и психологов: «Не менее очевидно и то, что зарождение подлинной исторической психологии станет возможным благодаря заранее ясно оговоренному сотрудничеству историков и психологов. Психологов, направляемых историками. Историками, которые, будучи должниками психологов, должны взять на себя заботу об организации их труда. Совместного труда, яснее говоря – труда коллективного» (Февр, 1991, с. 107).

В США в предметном поле исторической психологии проводились исследования сразу по нескольким направлениям научного знания: социально-культурной антропологии, кросскультурной психологии и психоистории. С начала XX в. в Америке набирают популярность исследования, посвященные происхождению и функционированию человека в контексте культуры – в рамках социально-культурной антропологии. Основные идеи и логика данного направления созвучны работам Вундта, Лацаруса, Штейнталя: для того, чтобы познать психологические особенности человека из любого общества, необходимо изучать его культуру, а именно язык, традиции, обычаи. Так, Ф. Боас изучал культуру и языки индейцев, живущих в Северной Америке, Р. Бенедикт описала их представления о духах-оберегах. Широко известна и ее работа «Хризантема и меч», выполненная по заказу Службы военной информации США в 1944–1946 гг. и направленная на изучение японской культуры, особенностей японского национального характера в современном понимании. М. Мид описала особенности социализации детей и подростков на Самоа, и т. д. Общим для всех этих исследований стало выявление различных аспектов инкультурации, социализации личности в зависимости от культуры, национальных особенностей. Любые поступки и действия личности в данном контексте рассматривались как элементы культуры, усвоенной через определенные модели мышления и нормы; затем подобные проявления стали считать стандартизированным поведением в обществе.

Более поздние исследования в области кросскультурной психологии также опираются на «Психологию народов» В. Вундта и работы американского исследователя В. Риверса, который возглавил экспедицию психологов и антропологов, изучавших связь между культурой и основными психологическими процессами в Южно-Тихоокеанской зоне. Однако подлинный расцвет кросскультурной психологии начинается только в 1960-е годы. Основной темой становится изучение черт сходства и различия в мышлении и поведении людей разных культур и создание всеобъемлющей универсальной психологии (Г. Триандис, Д. У. Берри, У. Д. Лоннер, Д. Брунер, Г. Яхода, Г. Мюррей, Г. Виткин и др.).

Психоистория также относится к направлениям научного знания, которые проводят свои исследования в междисциплинарной сфере. Первая работа по психоистории вышла в 1958 г.: это труд Э. Г. Эриксона «Молодой Лютер. Психоаналитическое историческое исследование» (Эриксон, 1996). Используя психоанализ, автор делает попытку объяснить «тип душевной организации» и индивидуальные кризисы молодого монаха, которые протекают на фоне исторических кризисов, их взаимосвязь и взаимовлияние. Таким образом, методологической основой психоистории является психоаналитическая теория З. Фрейда и ее развитие в неофрейдизме. Она используется при анализе исторической личности, выявляя ведущие мотивы (как сознательные, так и бессознательные), которые определяют ее поведение и деятельность. Ведущий представитель данного направления Ллойд де Моз полагает, что психоистория является наукой о моделях исторической мотивации при использовании для этой цели психоаналитических методов. Однако, на наш взгляд, представители психоистории (Л. де Моз, Д. Крен, Д. Плэтт, Г. Лоутон и др.) не являются в полной мере историческими психологами, так как их подход к объяснению взаимосвязи психологии и истории ограничен одним методом и потому не позволяет выявлять весь спектр детерминации поведения, мышления, деятельности, состояний как отдельного человека, так и какой-либо социальной группы в тот или иной исторический период.

В этом смысле в отечественных исследованиях, которые являются источниками становления исторической психологии в России, рассматривался самый широкий диапазон влияний и на общество, и на человека. Например, большой вклад в развитие исторической психологии в России внесла деятельность Русского географического общества, основанного в 1845 г. Помимо изучения географии России, она была направлена на создание и реализацию обширной этнографической программы, опубликованной и разосланной по всей Российской Империи в 7000 экземплярах для сбора сведений о ее населении по шести разделам: описание внешней наружности, описание языка, о домашнем быте, об умственных и нравственных способностях, об образовании, о народных преданиях, традициях и памятниках. Анализ собранных материалов и их описание осуществили Н. И. Надеждин, В. И. Даль, К. Д. Кавелин, А. И. Пискарев, А. Д. Башмаков и Н. А. Мордвинов, далее был выпущен специальный сборник материалов. С опорой на полученные сведения были опубликованы следующие издания: «Народные русские сказки» А. Н. Афанасьева, «Пословицы русского народа» В. И. Даля, «Песни, собранные П. В. Киреевским», «Великорусские загадки» И. А. Худякова. Данные материалы, на наш взгляд, в недостаточной степени используются в психологии при описании русского и российского менталитета, хотя содержат в себе неисчерпаемый потенциал для психолого-исторической реконструкции психологических особенностей мышления, мотивации, поведения, ценностных ориентаций, системы отношений и других проявлений на уровне личности и группы.

Не в полной мере оценен вклад в развитие исторической психологии культурно-исторических исследований русского историка А. С. Лаппо-Данилевского. Особенно это касается его работ «История русской общественной мысли и культуры XVII–XVIII вв.», «История политических идей в России в XVIII в. в связи с общим ходом развития ее культуры и политики» (Лаппо-Данилевский, 1990, 2005). Основная идея, представленная в этих трудах, посвящена раскрытию предположения о том, что развитие общества первично по отношению к развитию государства. По мнению авторов, «просвещенное» государство должно способствовать формированию личности русского человека. Подобные идеи отражены и в работе М. О. Кояловича «История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям», опубликованной в 1884 году (Коялович, 2011). Безусловно, что при изучении особенностей русского и российского менталитета (см., например: Историогенез…, 2016, 2019; Кольцова, Журавлев, 2017; и др.) обращение к исследованиям этих авторов является необходимым условием достоверности и содержательной наполненности выдвигаемых теоретических построений.

В русле отечественной науки значимость воздействия культуры на развитие личности в психологическом аспекте обосновал в своей культурно-исторической психологии Л. С. Выготский, эмпирическое подтверждение этих идей своего учителя продолжил А. Р. Лурия. В 1961 г. Б. Ф. Поршневым, выступившим с докладом «Состояние пограничных проблем биологических и общественно-исторических наук», был поставлен вопрос о междисциплинарных исследованиях в области социальной и исторической психологии (Поршнев, 1962). Он организовал семинар по исторической психологии при Институте всеобщей истории АН СССР, а в 1966 г. вышла его книга «Социальная психология и история» (Поршнев, 1966). В ней в наиболее полном виде была представлена разработанная Поршневым социально-психологическая концепция, в которой обосновывалась трактовка исторических событий и в целом исторического процесса как последовательной смены фаз «суггестия – контрсуггестия – контрконтрсуггестия».