В объятиях сердца

Я наконец увидел свою мать, но лишь издалека, так и не набравшись смелости подойти к ней ближе. Почему? Не знаю. Возможно, просто струсил. Возможно, потому что в последний момент осознал, что нет никакого смысла показываться женщине, для которой я ещё до моего рождения был не человеком, а билетом в беззаботную жизнь. А может, и то и другое вместе.

– Hemos llegado, señor Hart (Мы приехали, мистер Харт), – бодрый голос водителя вырывает меня из прошлого, и я обращаю взор на наш новый дом на ближайшие две недели.

Вилла большая, просторная, технологичная, со множеством панорамных окон. Дизайн представляет собой смешение карибского стиля, выраженного в натуральном дереве и камне, и простых линий с ультрасовременными элементами. Всё, как я люблю. Надеюсь, и Лине понравится.

– Gracias Sergio, ya me las apaño yo a partir de ahora. Puedes irte a casa (Спасибо, Серхио. Я сам справлюсь. Думаю, на сегодня ты свободен).

Забираю у смуглого, улыбающегося от уха до уха паренька наши чемоданы, и кивком головы указываю Лине в сторону парадных дверей.

Пару секунд неуверенно помявшись на месте, кошка всё-таки направляется ко входу, а я вслед за ней.

Она осматривается по сторонам, но не выдает никаких эмоций по поводу благоухающего цветами и тропическими кустарниками сада, журчащего фонтана и кокосовых пальм, своими размерами превышающих высоту трехэтажной виллы.

– Проходи смелее. Тебя никто не укусит. Там диких зверей нет, – тороплю я Лину, когда каждый шаг по деревянному крыльцу она совершает с особой осторожностью.

– Мне достаточно, что там будешь ты, – бурчит она себе под нос что-то, похожее на колкость, и только потом входит внутрь.

Судя по тому, что дикарка даже не пытается разглядеть интерьер более скрупулёзно, светлая современная гостиная и холл с высокими потолками впечатляют её своей красотой ещё меньше, чем сад.

Она останавливается посередине помещения и, обхватив себя руками, покорно стоит в ожидании моих дальнейших указаний.

– Ты голодна? Я – очень. С самого утра ничего не ел.

Смотрю на наручные часы – полпятого вечера.

– Холодильник должен быть полным, но нам нужно будет готовить самим.

– Самим?

Улавливаю неслабое удивление в её голосе.

– Да.

– А где домработница?

– Её нет.

– Почему?

А сейчас вновь слышится тревога.

– Потому что я не хочу видеть каждый день посторонних в доме. Мы тут будем одни. Это проблема? Разучилась жить без прислуги под боком? – Кидаю на Лину насмешливый взгляд, однако она моего настроения не разделяет.

– Я и не привыкала. Мне казалось, это ты без неё жить не можешь.

– Тебе неверно казалось. То, что у меня ежедневно нет времени на выполнение домашних дел, не означает, что я ни на что не способен.

– Получается, ты сам и унитаз драить будешь и полы подметать? Или я тебе здесь как раз для этого пригожусь? – проговаривает она, нервно теребя край своего балахона.

– Нет, Лина. Я тебе уже сказал, для чего ты здесь. Уборкой ни я, ни ты заниматься не будем. Для этого раз в несколько дней будет приходить человек из клининга. Есть ещё вопросы? – призвав себя к спокойствию, спрашиваю я.

– Есть.

– Я слушаю.

– Мне нужно идти готовить?

– Только если ты сама этого хочешь. Если нет, то это сделаю я или можем что-то заказать. Или же поехать в ресторан. Я вновь вызову Серхио, он недалеко уехал. Через минуту будет здесь и отвезёт нас в город.

– Нет, нет, не надо никого вызывать! – быстро выпаливает Лина, впервые за сегодня увеличив громкость голоса. – Я не голодна. И если ты в моих услугах сегодня не нуждаешься, то я бы хотела пойти в свою комнату.

Её торопливый голосок выцарапывает каждую произнесённую букву на моей коже, а отчётливое желание поскорее от меня отвязаться злит до помутнения.

– Хватит, Лина, – теряя терпение, мрачно цежу я сквозь зубы.

– Что хватит?

Видя, как я надвигаюсь на неё, она делает шаг назад и упирается задом в спинку дивана.

– Хватит бегать и прятаться от меня. Ты же сама сказала, что это бессмысленно. Но именно это ты опять и делаешь.

– Я не бегаю, просто хочу уйти в свою комнату. Когда я тебе понадоблюсь, ты можешь позвать, и я вернусь, чтобы…

– Чтобы что? – перебиваю её нервный лепет, опуская руки на мягкую обивку софы по обе стороны от кошки. – Чтобы предоставить свои услуги? Так?

– Д-да… Именно, – еле слышно шепчет она и полностью садится на спинку, пытаясь отстраниться от меня, но я лишь больше наклоняюсь к её лицу.

– Будь добра с этой минуты нахрен забыть это слово. Нет никаких услуг, контрактов и работы. Есть только ты, я и две недели отдыха от всего на свете. Схема до боли простая, тебе она понятна?

Я, чёрт побери, злюсь так, что голос должен был прозвучать грозно, но от её неповторимого запаха срываюсь на шёпот и слегка касаюсь носом её щеки.

Она такая вкусная, мягкая, нежная и адски горячая, что желание содрать с неё эту грёбаную тряпку превращается в острую необходимость. Я непроизвольно прижимаюсь к Лине ещё ближе, практически соединяя наши тела. Перемещаю руки с дивана на тонкую талию, сжимаю кофту в кулаках и, пока борюсь с жаждой одним махом раздеть её догола, напрочь забываю, о чём мы только что разговаривали.

По ходу, как и Лина тоже. Она так ничего и не отвечает, а только тяжело дышит и тщетно пытается защититься, прикладывая ладони к моей груди. Её кожа покрывается мелкими мурашками, когда я скольжу носом по щеке и ниже, добираясь до выступающей венки на шее.

Она настолько бешено пульсирует, что разом выдаёт надрывно стучащее сердце кошки. Оно словно мечется в клетке, так же, как и подрагивающее тело Лины в ловушке моих рук. И, наверное, мне стоило бы порадоваться таким реакциям на мою близость, да не могу – я уверен, она не от желания передо мной сейчас трепещет, а от непонятного мне страха.

– Почему ты боишься меня? – С трудом отлипнув от тонкой кожи на шее, я перевожу внимательный взгляд к её глазам, которые она тут же закрывает.

Что за чёрт?!

– Посмотри на меня и ответь: почему ты меня боишься? – Я нежно обхватываю пальцами её подбородок и с настороженностью жду, пока она выполнит мою просьбу.

Не тороплю её, даю столько времени, сколько ей необходимо, хотя даётся мне это с титаническим трудом.

Как оказывается, я ни хрена не терпеливый человек. Я привык получать всё и сразу. И потому я еле сдерживаю себя, чтобы не наплевать на своё изначальное решение не торопиться и не впиться властно в её сладкие губы, не оставив ей возможности сопротивляться.

– А разве у меня нет поводов тебя бояться? – сдавленно отвечает дикарка, затягивая меня в пучину морских глаз, где я больше не вижу ни одного беса, что кишели ещё неделю назад. Там только испуганное маленькое создание, в кристальных зрачках которого я вижу отражение её страха – себя.

– Поводы злиться, ненавидеть, обижаться на меня есть, но для боязни не нахожу ни одного. Тем более для такого сильного страха, какой я в тебе вызываю. Ты на меня смотришь так, будто ждешь, что я прибью тебя в любой момент.

– А разве ты не способен на это?

Её вопрос без грамма сарказма поражает меня не на шутку.

– А ты считаешь, что способен? – Детально изучаю её лицо, пытаясь найти в нём ответ.

А ответ, похоже, и сама Лина не знает или же вновь не хочет выдавать мне честную реакцию, что озадачивает меня ещё сильнее.

Я, конечно, много неверных поступков по отношению к ней совершил, однако и подумать не мог, что она в самом деле допускает в мыслях возможность, что я могу её убить.

– А теперь послушай меня внимательно и запомни раз и навсегда. – Я беру её лицо в свои ладони, не позволяя опять отвести от меня взгляд. – Тебе больше не нужно бояться меня. Я не причиню тебе вред. И уж тем более не убью. Так что вытрави всю эту дурь из своей головы прямо сейчас. Я не сделаю ничего, что может хоть как-то навредить или причинить тебе боль. Больше никогда, – четко проговорив каждый слог, я прижимаюсь ко лбу дикарки своим, вбирая в себя её запах вместе с судорожным выдохом.

– Ты уже это делаешь, – сипло выдают её манящие губы. Я провожу по ним большим пальцем от одного уголка до другого.

– Что я делаю?

– Ты уже причиняешь. – Она сильно сжимает веки, словно пытается представить, что находится где угодно, но только не здесь.

– Как? – чужим голосом спрашиваю я, борясь с обуревающим меня гневом на самого себя.

– Говоря мне все эти слова. И трогая так, как ты это делаешь. К чему вся эта фальшивая нежность опять? Я знаю всю её наизусть. Выучила за месяцы заточения. Так же, как и то, что следует после.

– Нет, Лин. В этот раз всё иначе… Я…

– Прекрати, Адам! Хватит! Сколько можно?! – Она резко накрывает мои ладони своими, желая отцепить мои руки от своего лица. – Ты с первого раза не понял, что я тебе никогда не поверю? Ведь это чревато удручающими последствия для меня. Не понял, что я просто хочу поскорее тебе надоесть, чтобы ты отпустил меня? Не понял, что я дышать с тобой рядом нормально не могу? Я задыхаюсь в твоём присутствии. Поэтому либо трахай меня сейчас, как тебе хочется, либо позволь уйти к себе в комнату. Довольно меня бессмысленно мучить. Я и так давно безоговорочно тебе сдалась. Больше мне тебе предложить нечего, – выпаливает она.

И клянусь, теперь я тот, кто готов закрыть намертво глаза и заткнуть уши, лишь бы не видеть отчаянья в её зрачках, не слышать слов, слетевших с её языка с такой непоколебимостью.

Я задыхаюсь в твоём присутствии…

А я надышаться тобой не могу. Но тебе плевать теперь. И в этом лишь моя вина. Ничья больше.

Цепляясь за эти слова, я собираюсь с силами и отступаю от неё. Словно кусок плоти от себя отрываю, оставляя его с ней.

Лина же вновь выдыхает, но на сей раз с очевидным облегчением, что незримым импульсом бьёт по мне, вынуждая сделать ещё пару шагов назад.

– Так я могу идти? – спустя минуту тягостного молчания уточняет дикарка.

– Можешь, но не в комнату.

– А куда?

– Пойдем, я покажу тебе кое-что. – Кивком головы приказываю ей следовать за мной, но кошка предсказуемо остается стоять на месте, с беспокойством ожидая пояснений.

– Не переживай. Я оставлю тебя в одиночестве. Своё общество навязывать не буду. Просто, думаю, сидеть в комнате – не лучший вариант для тебя. Тем более если ты страдаешь от нехватки кислорода. Свежий воздух тебе сейчас нужен, как никогда, разве я не прав? – Вопросительно сканирую её растерянное лицо, но совсем недолго.

В этот раз Лина больше не тратит ни сил, ни времени на вопросы, а потупив взор в пол, молчаливо соглашается следовать за мной.

Мы выходим из гостиной, минуем столовую, предназначенную как минимум для десятерых человек, и совсем скоро оказываемся у выхода на террасу.

Честно, я ничего не ожидаю, когда раздвигаю в стороны двери, открывающие роскошный вид на бассейн «инфинити» и побережье Карибского моря. Вновь пытаться хоть как-то впечатлить Лину сегодня не было в моих планах, однако сам того не осознавая, я это сделал. Причём настолько, что Лина застывает на пороге и округляет глаза, загипнотизированно глядя на вечернее море, точно на настоящее чудо света.

Её взгляд мгновенно светлеет, приобретая лазурный цвет воды, а губы приоткрываются в восхищении.

– Нравится? – задаю я наитупейший вопрос, ведь тут без слов очевидно – Лина в восторге!

– Мне можно туда? – с чётко слышимой надеждой спрашивает она, не отводя взора от морского пейзажа.

– Не можно, а нужно. И тебе не надо просить у меня разрешения. Гуляй, где хочешь. Этот пляж наш. Никто тебе не помешает.

Не успеваю я договорить, как кошка более уверенным и быстрым шагом направляется к ступеням, ведущим к белоснежному пляжу.

Я следую за ней, как долбаный хвостик, но не спускаюсь, а остаюсь стоять наверху на террасе, чтобы дать ей побыть одной. Как она того хочет. Но отказывать себе в удовольствии наблюдать за ней я не собираюсь.

Добравшись до последней ступени, Лина тормозит и, перед тем как спуститься полностью, скидывает с себя ботинки.

Шаг – и вот её ноги зарываются в песок, и она просто стоит на месте некоторое время, пристально глядя себе под ноги. Что она там с интересом разглядывает, мне остаётся только гадать. И однозначно когда-нибудь потом. Сейчас моя способность здраво мыслить напрочь улетучивается, потому что Лина наконец сбрасывает с себя злосчастную кофту, а вслед за ней и джинсы.

И оставшись в одном полупрозрачном кружевном белье, она, будто позабыв обо всём мире, плюхается животом на песок и словно купаться в нём начинает. Переворачивается с бока на бок, на спину и обратно на живот. Водит руками по нагретым за день песчинкам, пропускает их сквозь пальцы, обволакивая себя ими с головы до ног.

Ну точно кошка, дорвавшаяся до свободы и яркого солнца, которому подставляет своё блаженное улыбающееся лицо.

И эта её первая за весь сегодняшний день улыбка вместе с поведением озорного ребёнка не только заставляют меня улыбаться, как придурка, но и немного смягчают едкий осадок в груди после нашего неприятного разговора.

Я хочу всегда видеть её именно такой – лёгкой, непринуждённой, не думающей о плохом и радующейся таким мелочам, как прибрежный песок. И если первое время придётся подглядывать только издалека, то я готов пойти на это. Не знаю, правда, где найду столько терпения и выдержки, но мне нужно это как-то осилить. Нельзя напирать на неё как бульдозер и уж тем более опять к чему-то принуждать.

Полежав в песке минут десять и извалявшись в нём как тесто в муке, Лина наконец вспоминает о самом главном – море.

Ловко вскакивает, неуклюже бежит по песку, пару раз чуть не падая, и со всего разбега влетает в воду, тут же встречаясь с пенистой волной. А затем с ещё одной, ещё и ещё. И продолжает прыгать как зайчик следующие полчаса, не зная ни меры, ни усталости.

А я всё это время неотрывно любуюсь ею, словно завороженный. Точно так же, как Николина смотрела на море – с восхищением, благоговеньем и искренней радостью. И уверен, я бы так смотрел на неё до самого заката, пока не пришлось бы идти вытаскивать её из воды, обламывая весь кайф, если бы рабочий звонок из Нью-Йорка не отвлёк меня.

Ничего серьёзного. Обычный вопрос одного из руководителей, которого почему-то не осведомили о моём отъезде. Но этих пяти роковых минут оказалось достаточно, чтобы, вернув всё внимание к морю, не увидеть больше плескающуюся в нём кошку.

Её нет. Ни в воде, в которую я будто за секунду телепортируюсь с террасы. Ни на пляже. Ни вдоль всей береговой линии, что по обе стороны упирается в скалы.

Куда она делась?!

Сбежала? Вернулась в дом?

Но ни того ни другого она совершить не могла, не миновав меня на террасе, а она этого точно не делала. Да и куда ей бежать в чужой стране? Некуда! Она не могла убежать! Не могла!

Однако именно об этом я заклинаю Вселенную, наотрез отказываясь принимать другой вариант, который я даже вслух произносить не собираюсь, пока зову Лину, истошно крича и борясь с налетающими на меня волнами, а она всё не отзывается и не отзывается. Ныряю под воду и нигде её не нахожу. Весь мексиканский береговой патруль на уши поднимаю, приказывая им хоть всё дно Карибского моря обыскать, а спустя час, два, три… никаких хороших новостей от них так и не получаю.

Глава 13

Николина

– Стив, ну где ты?! Поторопись! Ники уже готова! – кричит мама, справляясь с застёжкой на моём шлеме. 

– Уже бегу!

– Ты уже десять минут бежишь! Мы сейчас без тебя начнём пробовать!

– А вот и нет! Я уже здесь! – Папа с сияющей улыбкой на губах выбегает к нам из дома, держа в руках фотоаппарат. – И если бы ты не перекладывала вечно мои вещи, я бы гораздо раньше нашёл его.

Мама закатывает глаза и улыбается в ответ. 

– Если бы ты не разбрасывал их, где ни попадя, ничего перекладывать не пришлось бы. 

– О чём ты, Юна? Я всегда всё кладу на свои места.

– Ну да, конечно. Тогда в следующий раз я твою камеру так и оставлю валяться в куче грязного белья. А лучше – постираю со всей одеждой. Вот тогда ты точно её найдешь в целости и сохранности.

– Ой, всё! Хватит бурчать! – добродушно отрезает папа, целуя маму в висок. 

– И теперь ещё я та, кто бурчит?

– Мне можно. – Он щёлкает маму по носу и опускается на корточки передо мной. – Ну что, звёздочка моя, ты готова к первой поездке на двухколёсном велосипеде? 

Я отрицательно покачиваю головой, даже несмотря на то что уже давно мечтаю стать взрослой. А со старым велосипедом с дополнительными колёсами я такой точно не стану. Мне нужно избавиться от него и наконец пересесть на новый. 

Да только я смотрю сейчас на папин подарок и на дорогу, по которой мне нужно будет пробовать ехать, и мне так страшно становится, что аж плакать хочется. 

– А почему нет, милая? – спрашивает мама, обняв меня сзади.

В её руках тепло и безопасно, но страх всё равно не покидает меня. 

– Мне страшно.

– А чего ты боишься?

– Я боюсь, что упаду.

Тёплая мужская ладонь тут же касается моей щеки. Я на миг прикрываю глаза и вдыхаю сладкий запах, исходящий от папиных пальцев. Они пахнут шоколадными печеньками, которые мы недавно вместе ели. Вкусные были. Надеюсь, мама ещё раз их испечёт. 

– Ты не упадёшь. Это просто невозможно! Мы же с мамой будем рядом и не допустим этого, – не прекращая улыбаться, заверяет папа.

– А я всё равно боюсь. – С досадой скрещиваю руки на груди.

– Ники, послушай меня, нельзя поддаваться страху и останавливаться перед желаемым. Так Джеймсы не поступают. 

– Но если я упаду, мне будет больно.

– Возможно, и будет. А, может, и нет. Ты никогда не узнаешь, если не рискнёшь и не попробуешь. А ты же так хотела это сделать! Неужели ты спасуешь перед самым стартом? Не верю! Ты всё та же моя смелая дочь или тебя подменили, пока я был на работе? – Папа недоверчиво хмурит брови.

– Ты что? Конечно, я твоя! Никто меня не подменял! 

– Ну не знаю, не знаю, – слышу мамин протяжный выдох возле своей щеки. – Наша храбрая Николина ничего не боится. Куда ты её спрятала? Мы сейчас с папой пойдём искать, а когда найдём, посмотрим, как круто наша девочка будет кататься! – Она порывается встать, но я хватаю её за руку, останавливая. 

– Нет! Я ваша девочка! И я ничего не боюсь! 

– Разве? Ты же только что…

– Нет! Я не боюсь! Всё прошло! – быстро приободряюсь, наполняясь желанием доказать родителям, что я не трусиха. 

– Точно? Уверена? Мы можем просто загнать велосипед в гараж и вернуться домой, – предлагает папа и берётся за руль моего нового транспорта.

– Не трогай, папа! Если я сказала, что поеду, значит поеду! – Шустро запрыгиваю на сидение и всем своим видом показываю, что настроена серьёзно. 

Они с мамой улыбаясь переглядываются и нашёптывают друг другу что-то о том, что я вся пошла в папу. 

Не понимаю, что мама имеет под этим в виду, да и неважно. Я переключаю всё своё внимание на дорогу. Крепко сжимаю руль руками, проверяю рычаг тормоза и, вспоминая все наставления папы, толкаюсь с места и надавливаю на педали. 

Мне по-прежнему страшно, сердце бьётся так сильно, как билось в первый день в садике, но подбадривающие голоса родителей, бегущих по обе стороны от меня, придают уверенности. 

Я начинаю крутить педали быстрее, пытаясь удержать равновесие, и когда чувствую, что велосипед едет стабильно, кричу им, чтобы отпустили меня.

– Точно готова? – переспрашивает папа, всё ещё удерживая руку под моим сидением.

– Да! Я смогу сама! У меня получится! 

– Конечно, получится! Я в тебе даже не сомневался! Ничего не бойся! Если что – я рядом! – кричит мне в спину папа, придавая своим обещанием ещё больше сил и смелости. 

Я разгоняюсь и наперегонки с ветром совершаю несколько десятков кругов по дорожке в нашем большом саду за домом, наслаждаясь скоростью, пением птиц и непрекращающимися возгласами мамы и папы.

А всё оказалось не так страшно и трудно, каким казалось на первый взгляд! Главное было сесть и начать! А сейчас меня уже не остановить! Правда, спустя ещё десяток кругов родители зовут меня к себе, и я на всех парах несусь к ним обратно.

– Вы это видели?! Видели?! Я сама всё это время ездила! Сама! Я сделала это! – верещу, приближаясь к ним.

– Видели, Ники! Ты самый крутой ездок из всех нам известных, но только притормозить не забудь! – напоминает мама, когда мне до них остаётся всего несколько метров.

А я бы и хотела затормозить, да только от неописуемого восторга забываю, куда именно нужно нажимать. 

Начинаю визжать уже не только от радости, но и от страха перед грядущим падением. Плотно закрываю глаза и готовлюсь к болезненному падению наземь, однако вместо этого почему-то взлетаю вверх, отчего все органы внутри замирают, как от катания на каруселях.

– Я же сказал, что не позволю тебе упасть, – шепчет папа мне на ухо, крепко сжимая в объятиях.

Открываю глаза и понимаю, что он в последний момент схватил меня за ворот куртки и сорвал с падающего велосипеда, что укатился прямо в кусты. 

– Всё в порядке, милая? – Мама подбегает к нам, бегло осматривает меня на предмет повреждений, а когда не находит, целует в щёку. – Ты не испугалась?

– Испугалась? – Расплываюсь в улыбке, не желая приходить в себя от переизбытка эмоций. – Да я не могу дождаться, когда ещё раз так полетаю! – радостно заявляю я и улыбаюсь ещё ярче, видя, как родители начинают смеяться.

– Да она у нас не ездок, Юна, а самый настоящий лётчик! – констатирует папа, чмокая меня в шлем.

– Смелый летчик? – Я вздёргиваю подбородок вверх.

– Самый смелый. 

– Тогда давай ещё раз так же?! 

Папа опять смеётся, а мама на сей раз хмурится. 

– Летчик мой, а давай на сегодня хватит? Думаю, для первого раза и одного полёта было достаточно. 

– Мам, но это же было так здорово! Ты видела, как папа меня поймал? Получилось круче, чем на аттракционах!

– Видела. И даже засняла! Поэтому предпочту такие опасные трюки в вашем исполнении смотреть на видео, а не вживую. 

– Но ма-а-ам, – скулю я, отчаянно желая повторить веселье. 

– Ники, маму надо слушать, – встревает папа, опуская меня на землю. – Особенно, если она обещает накормить нас сейчас чем-то очень вкусным. – Он подмигивает ей, и ворчливая (как я её всегда называю) складочка между её бровей мигом разглаживается. 

– Конечно, обещаю. Так что бегом в дом, мыть руки и на кухню. – Она помогает мне снять с головы шлем и подталкивает в сторону дома.

– А печеньки тоже будут? – слегка расстроившись, уточняю я, входя внутрь. 

– Когда это мы обходились без печенек? – усмехается мама и уходит на кухню, а мы вместе с папой направляемся в ванную.

Умываем лицо и руки, смеемся и обсуждаем наше следующее катание на велосипеде, планируя его провести без присутствия мамы, чтобы лишний раз её не волновать. А минут через десять входим на кухню, где я как всегда ожидаю увидеть накрытый стол с вкуснотищей, которую приготовила мама, и её, улыбающуюся в ожидании начала ужина. Но вместо ежевечерней картины я вижу нечто, что вмиг охватывает каждую клеточку тела стальными оковами ужаса. 

Стол полностью забит, но не вкусными блюдами, а стеклянными бутылками, стаканами, пеплом и окурками сигарет. А мама не стоит по-своему обычаю в фартуке и не улыбается, глядя на меня и папу. Она вообще на нас не смотрит. Её невменяемый взор направлен на незнакомого мне пьяного мужчину, который разливает по рюмкам какую-то прозрачную жидкость. 

– Мама, кто это? – едва выдавливаю я из себя слова и хватаюсь за рукав папиной рубашки. Прижимаюсь к нему ближе и начинаю дрожать в ожидании ответа от мамы. 

Но она не отвечает. И до сих пор полностью игнорирует наше присутствие. Но даже не это окутывает все внутренности леденящим холодом, а то, что внешность мамы начинает стремительно меняться, будто она стареет в ускоренном темпе. 

За считанные секунды блестящие светлые волосы тускнеют, редеют, местами меняя цвет с пшеничного на седой. Кожа на лице бледнеет, становится сухой и утрачивает свежесть, а под стеклянными синими глазами появляются морщинки и мешки. 

– Мама, что с тобой? – я пытаюсь закричать, но на деле получается лишь сипло простонать.