Из серии жизнь людей глазами животных. Городские легенды

И это я еще ничего не сказала о балетной труппе Большого драматического театра маленького городка. Это я к тому, что Лёша в своих пристрастиях в жизни был далеко не одинок.

Провинциальная толерантность – продукт постоянно бродящий, как молодое вино. К ней надо привыкнуть. Именно привыкнуть. Не она к вам, а вы к ней. Открытость человеческой натуры в провинции как восхищает, так и обескураживает своей природной сущностью и откровенностью. Как говорится, в лоб такое можно про себя услышать, что доселе и знал вовсе.

Это я к тому, что Алексей Лемешев был натурой морально и эмоционально закаленной в боях с человеческим мировоззрением об общественном мироустройстве. Как должно быть, он знал, просто жил, как хотел. И поверьте мне, провинциалке от кончиков волос до порепанных пяток: далось это ему, мягко сказать, трудно.

Свое уважение, как и место под солнцем, он застолбил не только талантом актера трагикомедии, но и мышцами в тренажёрке. А мышцы с конца лихих девяностых у нас в городке пока еще в цене, и не малой.

Приготовьтесь к тому, что описание фуршета не будет состоять из перечисления блюд и напитков. Этим сейчас удивить, как и поразить, невозможно, да и глупо. Нет того, чего бы наши меценаты не ели и чем бы не угощали. Большая наивность полагать, что гурманство присуще лишь столичным мира сего. Большая наивность.

Что не сделаешь и сколько не заплатишь, чтобы перещеголять, перепрыгнуть, переплатить, но…

Но прослыть круче!

Так что тема продуктов, думаю, будет затронута бочком и вскользь.

Великое не терпит суеты, как и жизнь не хлебом единым.

Своеобразность театральной постановки на тугом кожаном ремешке тянула за собой разношерстность фуршетной публики.

Зоопарк в человеческих лицах и, как ни странно, в одной, общей клетке.

В наше время такое случается редко. Социальные группы и их подгруппы предпочитают держаться вместе и не пересекать границы прайдов. Но мы с вами в театре. А это означает лишь одно: что ничего не означает и уж тем более не гарантирует.

Столы были накрыты в буфете для зрителей. Белые накрахмаленные скатерти ниспадали мягкими волнами на пол. Тропические фрукты обжигали своими яркими красками и глаза, и стены. Изрядно подпитую толпу, как на весах правосудия, уравновешивали трезвые официанты. Их было так много, что рябило в глазах. Так что основной принцип обслуживания, оставаться незаметным, не работал. На их подносах так быстро заканчивался алкоголь, что им приходилось не просто ходить, а практически бегать, уворачиваясь от подпитой эмоциональной творческой интеллигенции. Не тайна, что актеры любят фуршеты после премьеры, и особенно бесплатные. Не тайна, что коньяк в артистической богеме – не зеленый змий, а лекарство для души. Не тайна, что большая театральная семья, труппа, оттого и большая, что настоящая семья. Кто с кем, непонятно. Все между собой бывшие, а значит, в скором времени и будущие.

Интриги – основа жизни театра. И где, как не за кулисами, они рождаются? Так то, что мы видим на сцене, частенько не тянет даже на 10 баллов из 100 их собственных страстей.

И чтобы хотя бы попытаться понять, кто кого и за что вам всё это, надо просто тихо сесть в уголок и наблюдать.

Что и сделали Раиса с Иннокентием…

Начнем с того, что бо́льшая часть актеров была еще в костюмах. А это строго воспрещалось. Но, по желанию автора и для остроты ощущений его почитателей, дирекция театра пошла на уступки и разрешила желающим остаться при параде. На что Зинаида Павловна, пожизненный костюмер театра, возражала всеми артрозными суставами: как на ногах, так и на руках. Она громко, невзирая на пикантные обстоятельства, чертыхалась, вспоминала прежние времена молитвами и народным фольклором – нынешнее правление богемы. Она дрожала, как Кощей над златом, над каждой пуговичкой и блесткой. Оттого ее трезвое недовольство было и видимо, и слышимо со всех сторон, хоть саму ее и не было видно. Будучи женщиной маленькой и темпераментной, она, как Шапокляк из истории про Чебурашку, зудела над ушами тех, кто поленился переодеться «в чистое» и действовал ей тем самым на нервы. А следовательно, и всем остальным.

Надо отдать должное ее напористости. Публика постепенно возвращалась в реальную жизнь: и количеством выпитого, и внешним видом.

Как ни крути, но в театрах главный не тот, кто директор, а тот, кто главный!

Кто вкладывает в процесс не только душу и деньги, а еще свой труд. И зачастую ненормированный.

Надо сказать на полном серьезе, что Зинаиду Павловну побаивались даже сам Вельмонт и неугомонный главреж Житько.

Точно?

Точно.

К ней приезжали советоваться из других театров, казачьих хоров и танцевальных коллективов. Ей не было равных в вопросе истории народного костюма и театрального платья вообще. Старые книги по истории костюма, как в библиотеке, стояли на полках в ее мастерской. И дотрагиваться до них могли лишь приближенные к ее душе люди. А таких практически не было. Даже сыну она запрещала это делать.

Фанатик своего дела.

Словом, ее уважали за это и слушались.

Вельмонт разрешил.

Зинаида Павловна запретила.

И все переоделись.

Так кто директор?

Театр…

– Голубушка моя, матушка, вы бы сняли платье. Уж вам-то негоже щеголять средь пьяниц в театральном. Сами не заметите, как заляпаете, – по-матерински прильнув к самому уху Элеоноры, чтобы никто не услышал, шептала Зинаида Павловна.

На матушку, конечно, Элеонора не тянула. Ни по возрасту, ни по виду. Просто между ними так сложилось изначально. Всегда на «Вы» и нарочито уважительно. Со стороны казалось, что им обеим нравится эта игра в отношениях. Зинаида Павловна скучала по старым традициям и «другим», несовременным людям. А Элеонора всегда скучала по театру – как в отношениях серьезных, так и по мелочам.

– Милая Зинаида Павловна. Прошу прощения. Я сию же минуту переоденусь, дабы труд ваших золотых пальчиков не был омрачен моей бестактностью и неуважением к нему.

Они обе приятно улыбнулись друг другу, и, не успев прийти, Элеонора вновь покинула сей бал страстей, оставив Вельмонта на съедение беснующегося авторско-актерского коллектива.

О, какого коллектива!

Поэзия и вся проза отдыхали, вкушая всю глубину и самобытность сей богемы.

Запланированный классический фуршет стоя быстро перерос в сидячую пьяно-сытую забастовку. Стулья, табуретки, кресла из гримерных и оркестровой ямы заняли свои места согласно купленным билетам. Ближе к автору располагались главреж, Вельмонт и, естественно, Белла со своими подругами – фрейлинами. Фрейлин разбавляли в шахматном порядке истинные ценители поэта, а с ним и охоты на дикого кабана, местная элита, включая самого мэра города.

Куда ж без него…

В подобных праздниках уже и не важно, что было в начале сюжета. Зато всегда не покидает чувство, при взгляде на всё это торжество, что публика собралась не ради великого творения, чтобы оплакать муки его рождения, а исключительно ради того, чтобы крепко поздравить друг друга с его кончиной.

Между всеми то здесь, то там шныряли и зажимались балетные.

И кто их разберет всуе, какого пола они были. А если вспомнить сам спектакль, то и различий в костюмах практически не было.

Хоровые, сняв костюмы, оставили на головах испанские украшения в виде красных цветов в головах раскрепощённых женщин и картузов на вспотевших затылках мужчин. Что вызывало у присутствующих гомерический смех, когда они в едином патриотическом порыве начинали всем хором петь, танцевать и устраивать казачьи забавы. Хорошо подвыпившие гости, меценаты и спонсоры, без устали перебивая друг друга, бренчали своим «оружием» и трофеями. «Оружием» в фигуральном смысле.

Рыбаки поймут.

Это когда ограниченные возможностями руки и абсолютно безграничная фантазия описывают в воздухе фантастические фигуры прошлогодней охоты. И не где-нибудь. А в самой Африке. А чучело трофейного слона они не привезли домой исключительно из-за того, что потолки низкие.

И это в театре…

В храме чистой души, пусть и лицедейской…

– Что-то и есть не хочется, – мяукнула Раиса. – Даже затошнило.

И она всем своим лохматым тельцем прижалась с Иннокентию.

– Только бы танцевать не пошел… – причитал он. – Только бы не пошел танцевать…

– А то что? – полюбопытствовала Раиса.

– Они нас убьют. А из шкур чучела сделают… – почти застонал пёсик. – Кто нас спасет?

– И Элеонора, как назло, ушла… – прошептала Раиса.

– А ты видела сегодня Коку? – поинтересовался Иннокентий. – Я что-то его сегодня не слышу. Его ведь когда не видно, то слышно отлично.

Раиса вытянула шею, округлила глаза и уставилась в дальний угол над барной стойкой.

Клетка была пуста.

И лишь одно желтое попугайское перышко жалобно болталось на пустых качелях…

– Иннокентий, даже и не знаю, как тебе это сказать, но… – Раиса вскочила на все четыре лапы и заорала, как полоумная: – Убили!!!

Услышав такое, Иннокентий жалобно заскулил и полез на шею хозяина. Алексей, до этого момента, никому не мешавший, тихо потягивающий через соломинку мохито, отпрыгнул в сторону, от чего Раиса упала на пол и заорала еще громче.

– Убивают!!! Убивают!!! Убивают!!!

Она орала не переставая, заглушая собой и Рики Мартина, и ошалевшую от праздника толпу танцующих под него канкан.

– Кеша, что с тобой? – шептал Алексей пёсику на ухо, пытаясь успокоить. – Раиса, ползи сюда, затопчут…

Иннокентий от страха изо всех сил пытался залезть под воротник его свитера. Но, цепляясь бантом за пуговицы, безнадежно повисал в воздухе, барахтая лапками. Раиса металась под столами, ногами, платьями и руками, пытающимися ее поймать.

– Нет, не дамся! Не дамся живой! – вопила она. – Иннокентий, беги!..

Иннокентий пытался, но бант надежно держал его крепенькое тельце на хлипкой пуговице.

– Кока… – скулил он. – Бедный Кока…

И, как всегда бывает, в момент, когда разворачивается драма, а драма в этот момент разворачивалась на полу, ее никто не замечал. Кроме Раисы, Кеши и Алексея.

Народ веселился. А я бы сказала, уже бесновался. Не замечая в одночасье одичавшей персидской кошки, метавшейся под ногами в истерике. И визжавшего пёсика на груди великана-красавца Алексея. Народ плавно переходил с канкана на патриотическую кадриль. Разбившись на пары и под руководством местного хореографа Рубана Ильи Станиславовича (кстати, заслуженного артиста), на свет они рождали такое, что лучше бы оно не рождалось вовсе.

Но не мне судить.

Рисунок танца был прост и до любопытного понятен всем.

Что требовалось, так это поменяться дамами в центре круга, а потом довольными разойтись по углам. Под ручку, улыбаясь, притоптывая, причмокивая, прижимая…

Описать то, что называлось кадрилью, можно…

Но с большой натяжкой…

Как бы то ни было…

Смеялись все…

И вот в этот самый момент, когда парочки сгруппировались в центре и начался делёж барышнями, кто-то наступил Раисе на хвост.

Всё, что произошло далее, описать трудно.

Но я постараюсь.

– Убивают!!! – завопила Раиса и с лёту вцепилась всеми когтями и зубами мэру города в лодыжку.

Его нога была ближе всех. А разбираться, кто совершил сие дерзкое преступление – наступил на ее хвост, времени не было.

Дикий вопль мэра оторвал пуговицу, на которой висел Иннокентий, и шваркнул пёсика об пол. Ошарашенный Алексей бросился спасать Кешу, но с грохотом упал, потянув за собой официанта. Алексея странным, анекдотическим образом уронил на пол прыгающий на одной ноге мэр с озверевшей кошкой на другой. Повалил на пол и сам же на него сверху упал.

Иннокентий забился под стул и стал истошно выть. Алексей пополз к нему, но туша мэра не давала сдвинуться с места.

Публика оцепенела, но на мгновение…

А потом взорвалась!

Кто хихикал…

Кто просил льда.

Кто требовал виски.

Кто продолжал танцевать, ничего не замечая вокруг.

– Убивают!!! – заорал Иннокентий, и слёзы безысходности ручьем потекли из его глаз.

Его и его огромный жёлтый бант поднял с пола и на вытянутой руке, как знамя, нёс перед собой Брынза-Покусанный. Его огромная и упитанная ладонь скрывала внутри себя почти всего Иннокентия. Из нее торчали лишь наполовину бант и на четверть сам Кеша.

– Кеша, родной, кусай его! Кусай! – заорала Раиса. – Я спасу тебя, милый!

И, бросив ногу мэра, Раиса впилась всем своим сердцем и душой, а вместе с ними и всеми когтями и зубами, в пах охотника.

Иннокентий не умел кусать людей. Но оказалось, что жизнь свою он любил очень и страстно.

Маленькой пираньей мертвой хваткой Иннокентий впился в большой палец спасителя. И как ни стряхивал его Покусанный, всё было тщетно.

– Дервысь крепфе, Кефа! – поддерживала его Раиса. – Я с товой!!!

Спаситель, широко раздвинув ноги, рычал, как загнанный в ловушку кабан. А на голове его гордо, свободолюбивым орлом, восседал волнистый попугайчик Кока!!!

Финита ля комедия…

Кажется, так надо говорить, когда такое зрелище в жизни привидится?

Освободившись от притязаний мэра на свободу движений, Алексей схватил измученного пёсика и крепко прижал к груди. Маленькое сердечко билось так громко и часто, что вот-вот могло выпрыгнуть наружу. Одной рукой прижимая Кешу, он попытался снять с поэта-лирика Раису, но не тут-то было.

Надо было не знать Раису, чтобы надеяться на простое разрешение пикантной ситуации.

Виновник творческого момента, а также его зачинщик, не дышал, в прямом смысле этого слова. Белла была переполнена чувством тревоги. Творческая интеллигенция и официанты хихикали, а друзья поэта и мэра тупо молчали. Себе дороже было выказывать хоть какие-то эмоции. Кто знает, что их всех ждет завтра…

И только главреж ржал, как потерпевший. Он чуть не подавился от смеха и слёз. Видно, накипело у бедняги за всё время совместной работы.

И в тот самый момент, когда эмоциональное напряжение начало зашкаливать по всем показателям, раздался грохот… нет, звон битого стекла.

– БАЦ!!!

– Какая она красивая… – простонал Брынза. – Кто такая? Почему не знаю? Блин, и когда же эту суку снимут с моей ширинки?!

В двери стояла Элеонора…

Заходя в зал, она нечаянно зацепила локотком вазу, до краев наполненную водой и чайными розами.

От чайных роз просто задыхалось всё помещение. Они были везде. На столах, на окнах, на тарелках…

Белла их обожала…

А Элеонора обожала бордовые…

Почти черные…

Среди разбросанных по полу чайных роз она стояла гипсовой статуей в черном атласе. Платье закрывало всё, что можно было закрыть от глаз человеческих. Шею, ноги, руки… Оттого смотреть на нее хотелось бесконечно. Фигура переливалась всеми цветами радуги. Изгибы казались тоньше. Выпуклости – круче. Оттенки – ярче.

Театр.

Иллюзия во всём.

И ни капли вранья и лжи.

Всё правда!!!

Зал замер.

Гибкая и стройная, как пантера, она одним прыжком преодолела пространство и бережно сняла Раису с поэта.

Покусанный не сводил с нее глаз. Впервые в жизни одетая женщина доставляла его душе столь беспокойное удовольствие.

– Кто вы, моя спасительница? – простонал Брынза.

Элеонора опешила. А вместе с ней опешили все. Даже главреж Житько замолк в одночасье.

– Наверное, бестия задела старые волчьи раны… – кто-то тихо констатировал в толпе, указывая жирным пальцем на Раису. – Повело нашего Покусанного в сторону.

Не обращая на толпу внимания, Брынза галантно протянул Элеоноре руку:

– Разрешите сопроводить вас к столику.

Откуда в этом доморощенном поэте-живодёре оказалось столько гусарства, никто не знал. Но хлынуло оно из него водопадом комплиментов, заливая Элеонорины ножки.

А Элеонора, надо отдать ей должное, сказочно ему в этом подыгрывала. И кто тут разберет, что за игра была между ними.

Театр…

А Элеонора актриса.

Потерянную в чувствах Беллу быстро успокоили и приютили в хорошие, добрые и надежные руки сотоварищи и единомышленники главного героя фуршета. И со стороны было заметно, что подобная рокировка чувств ее полностью устраивала.

Продолжая удивляться хитростям Элеоноры, Вельмонт сидел поодаль в мягком кресле и ухмылялся в коротко остриженные усики. Потягивая коньяк, он с пристрастием рассматривал каждое ее движение. Движение рук и ног, губ, бровей, глаз…

Так появиться в финале спектакля могла только она. Птица высокого актерского полета. И не важно, какую роль она играет. Публика всегда будет у ее ног. И только у ее ног.

И не будь той драки, что устроили всеми любимые Раиса и Иннокентий, ваза всё равно разбилась бы вовремя.

Элеонора покидала фуршет в сопровождении Брынзы, но только до такси. В одной руке она держала переноску с шипящей на всех Раисой. В другой – черные розы. Их доставили прямым рейсом из Парижу.

В каждой шутке…

Вспоминайте…

Только малая толика шутки…

А найти в провинции черные розы в полночь намного труднее, чем слетать за ними в Париж.

Вслед им смотрел Вельмонт и по-прежнему ухмылялся в коротко остриженные усики. На его плече по-орлиному гордо восседал желтый волнистый попугайчик Кока.

– Всё из-за тебя, желтый волосатый червяк… – буркнула ему на прощание Раиса.

Кока что-то прочирикал в ответ, но Раиса его уже не слышала.

Кое-кто еще оставался. Кое-кто только начинал, отправляясь в сауну. Кое-кого уже давно не было видно.

Какой длинный был прожит день!.. Сколько эмоций пришлось перелопатить внутри своего сердца!.. А сколько новых впечатлений появилось внутри тоже сердца… И как быть, если размеры сердца не изменились?..

– Давай спать, девочка, – и Элеонора погладила Раису по спинке. – Завтра расскажешь мне во всех красках, что произошло и за что ты хотела растерзать… Байрона…

Театр…

Глава третья. Приятное знакомство

– Утро туманное… Утро седое…

Элеонора варила кофе в маленькой медной турке и манерно напевала себе под нос старинный романс.

– Нивы печальные… Снегом покрытые… – вторила ей Раиса.

Раиса не любила романсы, а оттого с огромным удовольствием передразнивала свою хозяйку.

– Что за чушь? – возмущалась Раиса. – И так весь дом в паутине от картин и прошлогодних страданий. Устала драть уже это старое кресло. Когда уже купим что-нибудь новенькое? Из одной помойки антиквариата в другую. Эдак и самих скоро на помойку жизни выбросят.

– Успокойся, Раиса. И перестань драть это несчастное кресло. Его еще мой дед покупал. И если бы ты знала, сколько оно стоит, то тебе стало бы стыдно.

– Щас. Еще чего. Мне всего два года. А в такой обстановке я чувствую себя столетней. Я еще детей своих не нянчила, а уже к смерти готовлюсь.

– Раиса, перестань, кому сказала… – и оторвав Раису от кресла, Элеонора продолжала: – Первая встреча… Последняя встреча…

– Да в такой обстановочке более ничего в голову и не лезет. Сама одна средь пыли веков. И меня за собой тащит в небытие.

– Раиса, вон с подоконника! Не вздумай есть алоэ.

– Да кому нужен твой алоэ? Чай не петрушка. Хоть на солнышке посидеть… Свет белый увидеть. Косточки погреть. Пообижаться немного. На жизнь. На тебя, дуру талантливую. На Иннокентия, без него скучно…

– Вспомнишь и лица… Давно позабытые… – томно вытягивала Элеонора. – Вспомнишь и лица… Давно позабытые…

– Ну совсем уж тоска какая-то с самого утра. И рада бы вспомнить, да некого… – бурчала себе под нос Раиса. – Разве что вчерашний фуршет. Вот уж где повеселились так повеселились. И как там мой Иннокентий? Не удушился ли бантом? А Кока каков? Чуть не поумирали за него, а он жив оказался. Даже обидно как-то. Не самостоятельно.

Что означает «не самостоятельно», Раиса не знала. Ей просто нравилось это выражение. Вот нравилось – и всё. Она вставляла его везде, где надо и не надо. И, ко всеобщему удивлению, оно везде было к месту.

Раздался звонок телефона.

– Соскучиться не успели, а уже лица, давно позабытые, тут как тут, – не удержалась от сарказма Раиса. – Что-то раненько. Случилось что?

И действительно.

Так рано Элеоноре после премьеры звонить было не принято.

На часах было всего-навсего 9:00.

И у кого хватило на это смелости?!

– Самоубийца… – прошипела Раиса. – День обещает быть не томным.

– Да, – жеманно ответила Элеонора. – Слушаю вас.

Раиса спрыгнула с подоконника и быстро запрыгнула на кухонный стол.

– Ну что вы.. Конечно помню. Нет… Не рано. Всё утро на них любуюсь.

Раиса подошла настолько близко к Элеоноре, что часть персидских длинных волос ее хвоста чуть не заткнули актрисе рот.

– Тьфу, отстань… Ой, простите, это не вам. Это Раиса вам привет передает.

При этих словах Элеонора хитро подмигнула кошке. А кошка нежно ткнула ее своим носиком.

– Вы запомнили ее? На всю жизнь? Приветик ей? Посмотреть куда? – и Элеонора перевела глаза на журнальный столик, где стоял компьютер. – Весь город?.. Страна?.. Зарубежье?..

Раиса, заподозрив самое страшное, на всякий случай спряталась под столом. И притихла.

Вообще-то она любила Элеонорин компьютер. А что? Теплый, яркий, музыка опять же…

Но только не в этот раз. Ее седьмое чувство выживания подсказывало ей, что от звонящего ничего хорошего ждать не стоило. Так как нетрудно было догадаться, кто звонил в такую рань.

Кто запомнил ее, безобидную и ласковую кошку. на всю жизнь настолько, что передавал приветы.

– Спасибо, что хоть стихи свои читать не стал… – прошипела Раиса и съёжилась от предвкушения надвигающегося чуда.

– Какой кошмар!.. – застонала Элеонора и отодвинулась от экрана. – Какой ужас!..

– Что там? Что там? Покажи… – мяукнула Раиса. Она выбежала из-под стола и вспорхнула к компьютеру, прямо на клавиатуру. – Какая прелесть!!! Какой эпатаж!!! – засмеялась кошка и стала тереться мордочкой об экран. – Прямо сразу его зауважала. Давай всем друзьям разошлем. Похвастаемся.

– Какой позор… Как я выйду на улицу?.. – причитала Элеонора, закрыв от позора почему-то ротик, а не глаза. – Как я буду смотреть в глаза людям?

– Каким людям? – переспросила ее Раиса. – Этим театральным гениям, что сделали тебя нянькой? Мать, опомнись!

И она в порыве нежности укусила Элеонору за локоток.

– Ай! Больно! Раиса, ты чего?

– Я чего? – и Раиса прикусила ее еще раз, но нежнее. – Да мы наконец-таки проснулись знаменитыми! Посмотри, сколько лайков! Глупая ты женщина, Элеонора. Глупая, хоть и красивая.

Раиса в знак прощения стала тереться о локоток хозяйки всей своей лохматой спинкой и мурчать.

– Какой кошмар!.. Какой ужас!.. – повторяла, как заговоренная, Элеонора. Но уже не так громко, слёзно и истерично.

– Какая я красивая, пушистая и смелая, – мурчала Раиса себе под нос, время от времени вглядываясь в экран всей своей вечно недовольной мордашкой. – Просто чудо, как хороша.

– Какая я толстая… Какая я старая… – причитала Элеонора. – Как нехорошо я уложила волосы… И фу… Какая пьяная эта Белла…

«Ну, слава Богу, отлегло… – подумала Раиса и всем тельцем прижалась к хозяйке. – Возвращается к жизни».

Это верно. Что тут скажешь? Да ничего говорить и не нужно. Сколько бы лет женщине не было, главное, чтобы другая выглядела хуже. И не важно, как хуже. Просто хуже – и всё. Платье не то. Макияж не тот. Настроение и задний фон. Манеры, возможности, перспективы…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.